Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 88 (всего у книги 329 страниц)
– У меня две минуты, потом надо к Джеку. Там чёрт знает что творится.
– Интересно, кто тому виной, Перо, – холодно процедил Файрвуд, закрывая кран.
– Это не шутки, и я не вру. Просто послушай.
Джим развернулся к нему – губы плотно сжаты, глаза непроницаемо-тёмные.
– Мы догуливаем последние дни. – Арсений перестал подпирать спиной дверь и тоже выпрямился. – Джон мне сказал сам – он уступает тело Кукловоду.
Проняло
Джим судорожно втянул в себя воздух. Руки, до этого сложенные на груди, упали вниз.
Кажется, даже немного побледнел. Не разберёшь – и так бледный до ужаса.
– Это очень, очень плохо, – проговорил последователь очень тихо и чётко. – Он сказал, почему?
– Да, – Арсений, нахмурившись, привалился обратно к дверному косяку. – Сказал, Кукловод «более достоин» занимать тело, потому он отходит в сторону. Предупредил, что нас ожидают не лучшие времена. Думаю, это у него такая интеллигентная альтернатива выражению «вам пиздец, ребятки».
– Это ты очень хорошо сказал… Нам – полный пиздец.
Джим подошёл к Арсению и привалился к стене, плечом к плечу.
– Мне пора, док. – Арсений попинал боковину левого кроссовка носком правого и обернулся на него. – Собрание нашей с Джеком мини-фракции. Вечером постараюсь слинять к тебе, но обещать ничего не могу.
– Насколько я знаю Джека, ты ко мне ещё долго не «слиняешь» – Джим опустил голову и посторонился. – Расскажешь мне потом, как всё на самом деле было?
– Я рассказал почти всю правду, – Арсений отлепился от стенки и уже взялся за дверную ручку. – А так – у меня выбора нет. Жди после одиннадцати.
Не оборачиваясь, он выскользнул из ванной. Коридор, по счастью, был пуст.
Испытания проходить Джим ему строго-настрого запретил, поэтому с вечера Арсений рисовал наброски будущей картины. Идея пришла ему ещё в гостях у маньяка. Когда он, скорчившись от боли, лежал на диване, свесив с края подушки горящие огнём руки. Ждал, пока подействует обезболивающее, вколотое Кукловодом напрямую в кровавую кашу его ладоней, и вдруг в полубреду подумал, что если выберется, до сбора бомбы и свободы останется всего ничего. Они выйдут из особняка и разойдутся в разные стороны. Останутся одни воспоминания. Это неплохо, конечно, но хотелось что-то подарить. Не на память, нет, вещи ради вещей он никогда не признавал. Просто что-то, что выражало бы его отношение.
Тогда-то в свихивающемся от боли сознании и нарисовалась мысль – написать для Дженни тот самый пахнущий солнцем пряный хмель, только уже в цвете. Чтобы и солнце, и зелёные колючие листья, и светло-зелёные шишки, а не то жалкое подобие, накаляканное на её двери синей тушью.
Благодаря Кукловоду у него имелся приличный запас масляных красок, холста и бумаги. Теперь вот в углу на стуле стоит натянутый и загрунтованный холст, просыхая, сбоку, на полу и кровати, разложены приблизительные наброски композиции, в другом углу, на своём ящике, шебуршит среди деталей задумавший что-то Джек…
Отвлёкся я.
Опущенная в воду кисточка приятно булькнула, с лёгким звоном задела край стеклянной банки.
Подпольщик постучал ей о банку, сбивая лишние капли, помотал головой и вернулся к размытию этюда, выполненного акварельными карандашами. Они хорошо позволяли прикинуть соотношение цветов в будущей картине. Кисть прошлась по зелёным штрихам, отчёркнутым густой тёмной тенью, сливая границы.
Или хватит
– Сколько там уже? – Он зевнул, отложил альбом и потянулся. Крыс оторвался от ковыряния в очередном притащенном откуда-то старом приборе и глянул на наручные часы.
– Половина одиннадцатого.
– Твою налево, – Арсений недовольно выдохнул и хлопнул себя по лбу. – Мне ж Джим сказал явиться вечером. Хочет меня прогнать на парочке психологических тестов – вроде как на предмет адекватности.
– Боится, что ты мозгами у маньяка поехал? – крыс хмыкнул. – И на сколько это затянется?
– Знаешь, твой брат – человек обстоятельный, – зам с тяжким вздохом поднялся с кровати. – Понятия не имею. Ну а вдруг выяснится, что я неадекватный псих, и со мной в одной комнате находиться нельзя?
– Ладно, вали уже, – Джек отмахнулся от него плоскогубцами.
– Только не вздумай свою эту сигнализацию опять настроить, – предупредил Арсений уже в дверях. – И если соберёшься дрыхнуть – делай это не на всю кровать.
Судя по шебуршанию и тихой ругани, его не слушали.
Арсений только головой покачал. Кажется, теперь маленькая чердачная комната больше не принадлежала ему одному.
Джим даже не думал ждать Перо всея особняка. Он хорошо знал характер своего младшего брата и достаточно адекватно оценивал сложившуюся ситуацию, чтобы понимать – если Джек Арсеня сейчас от себя отпустит, то только в туалет и ненадолго.
Поэтому последователь читал. Загнал поглубже желание увидеть Арсеня, пусть даже ненадолго, решительно пресекал мысли о руках и горячем члене подпольщика.
Последнее удавалось особенно плохо ровно с того момента, как они соприкоснулись плечами в ванной.
Совсем не удавалось, если быть точнее. Ни Фрейд, ни Юнг с их обворожительными концепциями не желали втискиваться в голову, плясали только буквами перед глазами. Концепция либидо, концепция мортидо – чушь.
Джим откинулся на спинку стула.
Сделал глубокий вдох.
А стоило зажмуриться, как перед глазами вставали картинки содержания, мягко говоря, фривольного. Это не очень нравилось самому Джиму, но крайне нравилось определённой части его тела.
Стоит. Как часовой. Голову вытягивает.
Закусив губу, док осторожно прикоснулся к твёрдому бугорку в области паха.
Ну ещё бы
– В гроб меня загонишь, охальник, – Джим со вздохом отложил книгу. Рука сама собой потянулась к пуговице на поясе. – Тридцать лет, всё как… ох… – Ладонь крепко обхватила ствол, поэтому договорить получилось только шёпотом, – подросток…
Член был не против, дескать, называй меня, как угодно, только рукой двигай.
Увлёкшись процессом, Джим не услышал ни шагов в коридоре, ни скрипа открываемой двери.
– А… Это самое… мне, может, выйти? – насмешливо поинтересовались от двери.
Джим приоткрыл глаза, бросил взгляд на зашедшего Арсеня и слегка покачал головой.
– Ни в коем… случае...
– А я был приятно удивлён…
Арсений, тяжело дыша, отвалился от Джима и плюхнулся рядом. Помолчал секунду и начал безудержно смеяться.
– Чем?
– Тем… – новый приступ смеха, – как… фу ты господи… как ты меня встретил. А вот… вот если бы… если б не я зашёл?
– Не ты б зашёл, не ты б и вышел, – логично заключил Джим и повернулся на бок, лицом к всё ещё хохочущему подпольщику. – Но вообще, мне тоже понравилось.
– А уж как мне… да. – Арсень внезапно перестал смеяться и хитро прищурился. – А ты вот в курсе, что в это время я у тебя должен проходить тесты на психическую адекватность после встречи с маньяком?.. Такие скучные, нудные и длинные, что я страшно не хотел на них идти.
– Могу приготовить, – Джим пожал плечом, разглядывая лежащего рядом сквозь полуопущенные веки. Свободная – на которую он не опирался – рука легла на грудь подпольщика и начала медленно поглаживать. – Но я отчего-то уверен, что тебе это без надобности. Ты полностью адекватен.
– Вот-вот! Я сама адекватность… – Арсень смотрел куда-то ему за спину. Потянулся вдруг, нависнув, протянул через него руку. Секунду спустя на кровать между ними плюхнулся тяжёлый матерчатый футляр чёрного цвета. – И сейчас сама адекватность сделает то, что у него по жизни получается лучше всего… – на свет из футляра появился массивный корпус фотоаппарата. Арсень в два щелчка пристегнул к корпусу объектив, огладил верхнюю панель, нажал на пару кнопок. То, с какой почти любовной нежностью двигались пальцы подпольщика, выдавало его привязанность к этой вещи. Впрочем, уже через мгновение он резко сел, вскинул фотоаппарат к лицу, снял заглушку с объектива и сильно прищурил левый глаз. Пальцы в это время выполняли магический танец с кнопками настроек, настраивали резкость по кольцу на объективе.
– Боги, Джим, я и не думал… В видоискатель ты ещё офигеннее, – яростно выдохнул подпольщик, опуская тяжеленный агрегат. Взгляд у него был полубезумный. – Не хочешь мне спозировать на пару кадров?
– Говори, что делать. – Джим ловил взглядом каждое движение Арсеня. Резкие сменялись любовно-плавными, и сколько силы было в каждом… – Позировать я вряд ли умею.
Я как влюблённый мальчишка
– Но, предупреждаю, скоро я опять начну возбуждаться.
Подпольщик только ухмыльнулся, поднимаясь. Медленно обошёл вокруг кровати, впиваясь взглядом в свою модель. Фотоаппарат он держал правой рукой у плеча, наизготовку, пальцами левой мягко обхватив объектив.
– Ещё лучше, – выдохнул, остановившись справа-сбоку и взглядом будто выглаживая будущий кадр. Заговорил быстро, с придыханием, – прямо сейчас. Можешь творить, что вздумается. Сходи с ума, думай обо мне, забудь про объектив. Меня тут нет. Всё, как до моего прихода, я только в твоих мыслях.
Если направленный на него стеклянный глаз объектива и смущал, то только до того момента, как рука легла на пах. А после – только горячая, удушливая пелена желания, щёлканье фотоаппарата и жаркий шёпот Арсеня, доносящийся как будто отовсюду. Подпольщик фотографировал его во всех мыслимых и немыслимых ракурсах, мерцал светлым пятном в сумраке комнаты, периодически двигал лампу, что, удивительно, но не мешало.
Как он и сказал – его тут нет. Он только в мыслях.
И Джим думал о нём, воспроизводил в сознании самые горячие сцены – были они или не были, представлял руки не на фотоаппарате – на себе. И без того напряжённые нервы подстёгивал каждый щелчок затвора.
А потом Арсень отложил фотоаппарат и набросился на Джима так, как будто мечтал об этом весь последний год.
Когда они смогли друг от друга оторваться, док думал, что всё – сейчас только под одеяло и спать. Сил не оставалось даже на то, чтобы поискать одежду. Ну хотя бы трусы.
– Надо, – тяжело выдохнул Арсень рядом. Приподнялся на локтях, откинул с лица спутанные волосы. – Я сюда вообще-то пришёл рассказывать о своей жизни в обиталище маньяка… и не знаю, когда мы ещё сможем поговорить.
– Тогда ты немного отклонился… от цели. – Джим вздохнул, собирая оставшиеся силы, поднялся на руках и сел.
Зад, как самый пострадавший, тут же запротестовал.
– Для начала – я понял, зачем нам подбрасывались дневники, причём… два дневника, – подпольщик тоже сел. Наверное, чтобы не было соблазна отключиться. Придвинулся ближе и заговорил в полголоса: – Кукловод хотел, чтобы мы сравнили его с Джоном и сказали, что он лучше. Как ребёнок, знаешь… Вроде – смотри, вот он не достоин, а я же лучше его, лучше… Понимаешь? Он старался доказать, что достоин быть живым больше, чем Джон Фолл. Доказать нам, своим «коллекционным» марионеткам.
– Значит, мы для него много значим. Хотя бы как зрители… – Последователь осторожно поёрзал на месте. Вроде, всё нормально. Значит, завтра ходить сможет.
– Да, и это заметно, – Арсень с силой потёр переносицу. – Боюсь… Джим, я стал его совершенно особой марионеткой. Так сказать, вершиной коллекции. Не знаю… что тебя больше всего интересует? Если рассказывать всё, никакой ночи не хватит, а мне ещё возвращаться.
– Ну да, ты и так… задержался. – Джим нахмурился. Ситуация осложнялась тем, что он и сам не особенно понимал, что ищет. Сказать что-то конкретное было бы тычком пальцем в небо. – Давай сначала. Зачем ты ему понадобился?
– Дорисовать портрет. Я его начал уже давно, Кукловод учил меня через динамики. Он рисует, судя по инструкциям, великолепно рисует сам или, по крайней мере, разбирается в вопросе. Однажды ночью, не выдержав, явился ко мне. Позировал, в благодарность исполосовал ножом и накачал транквилизатором. Ты это должен хорошо помнить. А неделю назад забрал снова, утащил полудохлого из библиотеки к себе. Устал ждать, пока я выкажу желание продолжить работу. Я не соврал за обедом, всю эту неделю я действительно рисовал. Его и Джона, по переменке. На портрете они оба.
Джим, слушая, кивал. Это вполне вписывалось в его концепцию о желании второй личности стать материальной, что облегчало задачу по придумыванию разговорных стимулов.
– Хорошо, значит, ты сидел, рисовал… вы разговаривали?
– Редко. Иногда он рассказывал, как вы тут без меня. Ему нравилось наблюдать за реакцией, только что не облизывался. Так было три раза. Чаще же он меня трогал, как слепец или потерявшийся в темноте... – Арсень усмехнулся. – Каждый день, если точнее.
Джим, до этого упорно пытавшийся слушать и осмысливать, сдался, вздохнул и съехал в горизонтальное положение, под скомканное одеяло.
– Не могу собраться с мыслями, засыпаю, – пояснил Арсеню. – Так что иди, наверное. Если вспомнишь что-то интересное – дай мне знать.
– Интересное? Пожалуй. – Подпольщик зашуршал рядом, упаковывая фотоаппарат обратно в суму-чехол. – Я тебе напишу письмецо и передам завтра. Идёт?
– Вполне. Как передашь?
– Оставлю здесь, в шкатулке. Только заранее предупреждаю – я далеко не мастер эпистолярного жанра.
Джим кивнул – разговаривать дальше особенной охоты не было. К тому же, он так хорошо пригрелся под одеялом, что всё равно вряд ли смог бы сосредоточиться на беседе. Он наблюдал, прикрыв глаза, как Арсень скачет по комнате на одной ноге, надевая джинсы, как шуршит в поисках толстовки – если Джиму не изменяла память, ей досталось больше всего. По ней сначала душевно потоптались два целующихся мужика, а потом и вовсе под кровать запихнули. Чтоб непотребства не смотрела, наверное.
И, когда одетый и непричёсанный как Джеку объяснит Арсень вышел, притворив дверь, Джим тут же закрыл глаза.
В этот раз у него очень хорошо получилось перед сном не думать.
========== 19 декабря ==========
Арсений развалился на кровати, постукивая карандашом по губам. Только что он выяснил, что любая попытка написать связный текст оборачивалась двумя-тремя кривыми словами и кучей рисунков.
Он перевернулся на живот, встряхнул лист, вглядываясь в собственные каракули. Вспоминать было ещё сложнее из-за боли – первые два дня она сводила с ума.
Давай начнём сначала
Рука сама потянулась набросать сгорбившегося на краешке дивана Кукловода.
Стоп. Так опять ничего не выйдет.
Когда я проснулся…
Сквозь стёкла падал мутный серый свет. Может, дело было к вечеру, или просто пасмурный день. Он лежал с запрокинутой головой – так и пришёл в себя, так и открыл глаза. В горле пересохло. Приоткрытые губы тоже высохли, языком ощущались острые чешуйки лопнувшей затвердевшей кожи. Боль в ладонях адская.
– Проснулся, – прошептали рядом. Арсений приподнял голову. Мутная картинка становилась чётче, словно что-то внутри него постепенно наводило резкость на изображение. Маньяк был рядом, сидел, ссутулившись. В полумраке комнаты особенно был заметен блеск его тёмных глаз. А позади него, из глубокой тени, проступал клубами туман. Он тянулся из сумрачных углов, стелился по полу, вытягивался в причудливые фигуры, тут же опадающие. На мгновение, не больше, из него проступали очертания людей. Раньше Арсений их никогда не видел, он знал – с потрясающей памятью на лица.
– Проснулся… – повторил маньяк тихо. Наклонился, взял что-то с пола. Туман тянул к нему призрачные руки. Изящные, тонкие, запястья тонут в кружевных манжетах. Арсений снова закрыл глаза.
Кукловод неловко что-то протолкнул под его шею. На горле сомкнулась холодная кожаная полоса. Маньяк дёрнул, затягивая ремешок.
– Ты же не попробуешь снять? – спросил слегка дрожащим голосом. – И не пытайся, Перо. Ты знаешь…
– Как же больно, – выдохнул подпольщик, не слушая, и снова отключился.
Второй раз он очнулся от удара тока. Сидя. Серый мир расплывался в ничто.
Кукловод дал ему немного воды (большая часть пролилась), потом уложил на колени деревянную доску с листом бумаги.
– Сейчас, Перо, – сказал ласково. Длинные пальцы, слегка дрожа, коснулись шеи. Там, где ошейник. Скользнули с него на кожу, но рука тут же отдёрнулась. Кукловод исчез из поля зрения. Зато появилась она – хрупкая красавица с тонкими запястьями, тонущими в кружевах.
Арсений, захрипев, слегка обернул голову к ней. Из-под полуоткрытых век её силуэт размывался и казался написанным голубой акварелью на мокром листе.
– Не надо так смотреть… – попросил он еле слышно и сделал попытку улыбнуться. – Господи, Софи, я опять влип.
Темнота.
– А и впрямь показалось, что Софи… Ну даю, – нахмурившись, Арсений остановил взгляд на забытом «письме». Подумал и заштриховал фон позади фигуры тоненькой девушки. – Если только призрак… Или галлюцинация.
– Чего ты там опять бурчишь? – поинтересовался только что вернувшийся Джек.
– А?.. Да так, ничего.
– Всё, нашёл несколько недостающих деталей, – крыс плюхнулся на кровать. – Сухаря нет?
– Блин, да я как в общаге, – хмыкнув, Перо полез в закрома сундука, где и впрямь была припрятана пара сухарей. – Давай ещё сюда, перевяжу.
– Да ладно…
