Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 304 (всего у книги 329 страниц)
– Ты – недальновидный вспыльчивый человек, который даже не пытается смоделировать предполагаемую реакцию на такое важное сообщение. – Джим кивает. – И если подобное повторится, то одним вылитым на себя глинтвейном ты не отделаешься. Теперь просмотри сумку, я мог что-то забыть или не учесть.
Он скептически пожимает плечами.
– Только в моём случае угроза шуточная, – подтягивая к себе сумку.
– Зато я не упоминал святого Фолла всуе.
Джим усаживается на диван.
– Ты забыл хотя бы дохленький фотоаппарат, – Джек, проинспектировав сумку, рухнул в кресло. – Учитывая, что со своим он не расстался... даже тогда. Солёные огурцы – не смертельно, мы их уже закупили, Софи даже проконсультировала, какой именно фирмы брать. Ну и... – Он пошарил в кармане и выудил нечто ярко-фиолетовое и лупоглазое. Нажал, дождался пронзительного, противнейшего писка и довольно ухмыльнулся. Недавней злости как не бывало. – Мы говорим о Пере. Потому – резиновый осьминог для ванной.
– Не забыл я про фотоаппарат. Но решил, что мы собираем сумку на первые пару дней, в которые он фотографировать точно не сможет. Фотоаппаратуру можно будет довезти и позже. – Джим покрутил рукой в воздухе. – Разница между нашими подходами в том, что ты будто собираешь сумку гостинцев, а я ориентируюсь на практическую надобность первых пары дней.
– Правильно, а надо объединить то и другое. Ты вообще на компромиссы способен? – Джек ловко закинул осьминога в раскрытую сумку. Возвёл глаза к потолку. Смотрел явно на омелу.
– Ты говоришь так, будто я демонстративно выбрасываю из сумки осьминога и корнишоны.
Джим тихо вздохнул. Было обидно. Ждёшь человека, любишь. Друзья об этом знают. И вот, любимый скоро возвращается, и оказывается, что встречу подготовили практически без твоего участия. И даже оповестили об этом в последние дни. Какая бы ни была мотивация.
Младший вывел его из раздумий, подпрыгнув в кресле и хлопнув перед собой в ладоши.
– Так, хорош киснуть. У нас одна ночь на то, чтобы придумать Перу адекватный подарок на день рождения, потому что потом будет некогда. Так что я за глинтвейн, потом засядем за мозговой штурм.
Джим проводил его, порывисто вынесшегося из комнаты вместе с подхваченными пакетами, долгим взглядом.
Комментарий к В ожидании снега
* традиционные для Англии растения, служащие украшением на Рождество. Всё остальное Джек приплёл уже сам.
**"термин" из эзотерики. Мир и его законы такие, как есть, потому что люди в древности для удобства приняли договор о том, как нужно воспринимать тот или иной предмет. Грубо говоря, кошка является кошкой и имеет форму кошки только потому, что наши ушедшие в тьму тысячелетий предки так договорились между собой, а в данной интерпретации омела защищает только потому, что когда-то люди решили считать её мощным оберегом и поверили в это:)
========== Безвременье ==========
I can only do so much
And of course it's never enough… ©
Около десяти вечера вчера прошёл ливень, и всю влажную, тёплую ночь нещадно парило. Отсырело всё, что могло. В комнатах на втором этаже, куда перебрались, руководствуясь картой Энди, обитатели, слышались негромкие тревожные голоса.
Джим, лёгший спать пораньше, к часу ночи уже проснулся и послал Джека за всем необходимым для операции. В том числе за Лайзой как за ассистенткой. Она тогда лежала на кровати в детской, боясь пошевелиться – влажная одежда мерзко липла к телу, – скорчившись и поджав ноги, и думала о Джоне Фолле, когда-то ночевавшем тут со своим братом. Иногда она почти задрёмывала, и видела двух мальчишек, увлечённо собирающих железную дорогу на полу – тоннель, пути, мост, несколько вагончиков, – силуэты детей были полупрозрачны, как и игрушки; но она так и не поняла, сон это или настоящее видение прошлого, о которых рассказывал Арсень.
Иногда силуэты наливались багрянцем, подсвеченным огоньком коптящей свечи, и таяли в полумраке, оставляя только неясные красноватые блики в тёмных углах. Каждый раз это случалось всё быстрее, словно киноплёнку с чьим-то хорошим воспоминанием покадрово разъедало кислотой.
Лайза крепко зажмуривалась, а, открыв глаза, видела уже другую комнату.
Игрушек не было – их запихнули в углы, на пол накидали матрасов.
Внизу спал, растянувшись на матрасе, Зак. Взмокшие пряди светлых волос прилипли ко лбу, рот раскрыт. Иногда он вздрагивал во сне, сжимал пальцы забинтованных ладоней. Чуть дальше, обхватив себя руками, сидела Дженни. Ей не спалось, хотя Нортон уже давно спокойно спал на спине, ровно дыша и откинув в сторону руку – словно бы сохраняя для Джен местечко возле себя поуютнее.
Один раз она повернулась к Лайзе, видимо, заметила, что та не спит, и спросила, указывая куда-то в пространство:
– Ты их тоже видишь, да? Арсень же сказал…
Лайза посмотрела на двух призрачных детей, тающих во мраке. Видела ли Джен то же самое? Спрашивать было… жутко. Лайза просто кивнула, и она опустила голову, будто они только что признались друг другу в чём-то постыдном.
Поэтому стало даже легче, когда в коридоре послышались шаги. Нортон тут же проснулся и приподнял голову, но в дверь просунулась лохматая голова Джека, подсвеченная фонариком.
– Лайза, ты Джиму нужна, ассистировать. Воду кипятить я уже поставил.
Дженни тут же обернулась.
– Я могу что-то сделать?
– Тряпки бы не помешали, если есть.
Сказав это, голова Джека исчезла, послышались быстрые шаги по коридору, и Лайза, преодолевая омерзение, пошевелилась в коконе из влажной одежды и слезла с кровати.
В комнату Пера собрали все фонарики, какие ещё оставались рабочими, Дженни, пришедшая следом, зажгла несколько свечных огарков и принесла пару действительно чистых полотенец. Лайза знала, каково стирать теперь – в ледяной воде, обмылками хозяйственного мыла. Видела раз, как после стирки Нортон дышал на её скрюченные, покрасневшие пальчики, отогревая. Сама Лайза обычно засовывала руки в рукава, как в муфту, и старалась согреть пальцы о предплечья.
Только бы продержаться, – подумала вдруг, натягивая перчатки и длинными щипцами доставая из таза с горячей водой на одно из расстеленных полотенец прокипячённые инструменты. Они влажно, металлически поблёскивали в полутьме. – Выйти отсюда и забыть. Как страшный сон.
Только мы отсюда не выйдем.
– Джим, готов? – спросила, обернувшись через плечо.
Файрвуд уже сидел в перчатках – Дженни помогла надеть, она же тщательно собрала его волосы в хвост. На вопрос кивнул и скомандовал коротко:
– Ножницы.
Джим оперировал несчастные ладони Арсеня около получаса. Лайза, чтобы не волноваться в перерывах между подачей инструментов, про себя ругала чёртову антисанитарию. Конечно, они всё необходимое прокипятили, но уверенности в том, что такой асептики достаточно… С тем же успехом можно было сказать, что они тут живут, как в раю.
Потом, уже убравшись и уговорив Джима перед приёмом остальных отдохнуть хотя бы минут пять, присела рядом. Долго смотрела на отражение огонька свечи в боку стеклянной банки.
– Раньше как-то стеснялась у тебя поинтересоваться, – заговорила тихо, чтобы не напугать ушедшего в свои мысли Файрвуда. – Каково это – резать и зашивать дорогих тебе людей? Отличается чем-то?
– Отличается. Но это очень плохо.
Джим после операции будто постарел ещё сильнее. Стали глубже тени под глазами, проявились резко носогубные складки.
– Оперировать того, кто тебе дорог, вообще не рекомендуется. Хирург должен быть спокоен.
– Извини, что спросила.
– Ты думаешь, об этом неприятно говорить? – Он не поднимает глаза, но слегка улыбается.
– Не знаю. – Лайза пожала плечами. – Лучше уж извиниться. Последняя вещь в этом доме, которую я хотела бы сделать – обидеть тебя.
– Представляешь, сколько крови на моих руках? – Джим поднимает перед собой обе кисти. Смотрит на них. — Такое ощущение, что не смывается. Хирурги не должны давать клятву Гиппократа, их профессия в том, чтобы вредить. Мы режем людей и делаем это делом своей жизни. Нас не должен обижать закономерный интерес нормальных людей. Мы в крови, наши халаты в крови, наши скальпели...
Последнее скатывается в малопонятное бормотание.
– Ты режешь, потому что иначе никак. Когда придумают, как лечить так, чтобы не резать – вот тогда и надо будет убиваться на тему рук в крови.
Лайза поднялась с кровати, поглядывая на него с тревогой.
– Пять минут прошли. Может, мне пойти сказать Дженни, чтобы приводила людей по одному? А то если сейчас спуститься и объявить «доктор принимает», народ ломанётся сюда как стадо слонов.
Джим молчит несколько страшных секунд, не сводя взгляда с рук. Потом — кивает.
– Да, хорошая идея. Я пока приготовлю медикаменты.
За полтора часа Файрвуд успел осмотреть всех обитателей, включая Майкла, который так и не начал разговаривать, а так же провести ещё две небольших операции – вскрыл нарыв на ладони у Энди (держался тот с потрясающим хладнокровием), и вычистить рану у самой Лайзы. Вычистил, зашил, наложил повязку и сказал, что теперь заживёт быстро. Это если не считать кучи осмотренных и обработанных ладоней и мелких ран от ловушек.
Почти все, оказавшись в комнате, тут же начинали трещать без умолку, что видят разную ерунду в коридорах и комнатах – вроде каких-то угольков, катящихся по полу, или странных отсветов на стенках. По рассказам выходило, что видят-то не первый день, просто раньше говорить боялись и думали, что с ума сошли. А оказалось-то, что все видят – ну так и почему бы не рассказать теперь?
Джим, когда из комнаты вышла очередная желавшая поделиться наблюдениями – Нэт – заметил, что люди не верят пока в свою смерть, и это хорошо. Логика в этом была. Ну да, пока людей волнует, что о них подумают другие, они точно зациклены не на скорой гибели.
Следующая, Энн, подняла истерику из-за того, что ей повсюду мерещились «огоньки камеры». Сначала Лайза не поняла, о чём она, но Джим догадался: красные угольки походили для крошки Энн на мигающие алые диоды работающих камер.
Майкла разговорить не удалось. Он только отрицательно качал головой в ответ на любые вопросы и в глаза не смотрел. Джим сказал, что возможностей для терапии тут нет.
Фил, которого привел, поддерживая, Рой, вообще не проронил ни слова. Только кивнул после осмотра. Зрение к нему не возвращалось, а когда подпольщика увели, Джим сказал что-то насчёт глубинного отмирания тканей, но Лайза, борющаяся с дурнотой из-за духоты, не поняла больше половины.
Последним Джим осмотрел Джека, но крыс чувствовал себя вполне сносно, ни на что не жаловался, а на вопрос о красных огоньках ответил, что уже сутки наблюдает их в гадательной чаше во всей красе, поэтому им надо поискать нечто покруче, чтобы суметь его удивить.
Потом Джим поел – совсем немного, через силу, и снова прилёг задремать. Больше было похоже, что кое-как дождался конца «смены». Выглядел больным, часто притрагивался к горлу, где красовался багрово-синюшным синяк от удушения. Лайза даже предлагала ему перевязать бинтом, но Джим – показалось ли? – почти в панике отказался.
В доме было душно. Дышать тяжело, будто в парнике. Джек уступил ей свою раскладушку.
Лайза смотрела, как он наливает воду в чашку, с которой раньше ходила Тэн.
– Зачем тебе?
– Это-то? – Крыс ткнул пальцем в чашу. – Это мой телевизор. Правда, изображение глючит, а ловит только адский канал. Хочешь посмотреть?
Она отрицательно мотнула головой, и Джек ушёл, забрав чашку.
Сон не шёл. Пришлось лежать и смотреть в потолок. Джим хрипел во сне, но не сильно. В два из-за приоткрытой двери послышался сдавленный вопль. Лайза соскочила с раскладушки, выбежала из комнаты, тщательно закрыв за собой двери, чтобы Джима не разбудили звуки.
Вправо от лестницы, через коридор, чернела распахнутая дверь жилой комнаты. На полу в тощем свечном свете стояла на коленях Энн, даже в полутьме бледная от ужаса, но всхлипывала и кричала не она. Девушку обнимала за плечи Оливия, прижимая к себе в инстинктивном жесте защиты, как могла бы мать, а на кровати, сжавшись комком, обхватив себя руками, раскачивался Майк.
– Он…он сказал… за…за клеить ей рот… она так кри-крич-чала от б-боли… За-заклеить и отойти… т-ты-ам был скотч… и тряпки… Я взял…
Это он о Кэт
Лайза остановилась в дверном проёме. Сердце будто ледяным гвоздём проткнули. Она стояла, уцепившись в косяк, и задыхалась, потому что чёртова воздуха не хватало, не хватало звуков, слов, сил, ничего, чтобы как-то вытолкнуть боль из себя, хотя бы часть её.
– С-сыказал… ударит её то-о-оком…
Майкл почти выл, раскачиваясь на мятых покрывалах, мотал белокурой головой.
– Й-йесли я… буду держать… У-убьёт током… Й-а… й-аа отошёл… И каж…дый раз… как па-а-дходил… он… её бил… током! Током!
На последних словах он сорвал голос почти до визга.
Энн беззвучно плакала, глядя на него широко распахнутыми глазами.
Трикстер его поймал, – тихий голос внутри. – Тут никто ничего бы не смог сделать.
Разве что парень мог убить её быстро, – возразил другой голос, тише и вкрадчивей. – Нарушить приказ Трикстера не подходить, и маньяк убил бы Кэт разрядом.
Быстро, понимаешь? Она бы не мучилась. Твоя девочка бы не мучилась так, её бы не разрывало изнутри.
Оливия заметила её и взглядом указала на трясущегося парня.
– Успокоительного нет, – деревянными губами ответила Лайза, развернулась и ушла обратно, к Джиму.
Внизу вскоре всё стихло.
К трём утра в дверь неслышно проскользнула Дженни с горячим чаем на подносе, разбудила Джима. Они о чём-то очень тихо разговаривали, думая, что Лайза спит. Джен трогала запястье бездыханного Пера. Потом девушка обняла Файрвуда, на пару секунд всего, забрала опустевшие чашки и вышла прочь – так же неслышно. Джим снова лёг спать.
Мы ищем себе дела. Чтобы не думать о смерти. О том, что мы все обречены.
Мысль, казалось, сгустком дыма зависла посреди комнаты. Уходить не желала.
Лайза снова вспоминала Кэт и игрушки, которые та с такой любовью чинила. Она не думала о смерти, пока чинила игрушки. Это было хорошо. Лучше бы она умерла быстро, от сработавшей ловушки в доме, как Эрика или Маргарет. Мучиться столько часов, подвешенной между потолком и полом… Через дверь было слышно её крики, но глухо. Когда замок разблокировался, и они забежали в кухню, Кэт была уже мёртвой, лежала на полу в луже тёмной крови. Наверно, подвешивание спровоцировало выкидыш, но так как она была перевёрнута вниз головой… А потом уже, мёртвую, Трикстер её выпустил из цепей, вот кровь и вытекла.
Лайза тихо заплакала в темноте, уткнувшись в подушку. На Майкла она злилась, ненавидела его, бессильно, до привкуса кислой горечи во рту. Желала ему такой же долгой и мучительной смерти.
А что он мог сделать против Трикстера? Ну что? Двадцать лет, шесть с половиной футов роста и умишко как у подростка
Как этот мальчишка мог сообразить, что Кэт проще убить сразу?!
– Мэтт… Стабле… – невнятно и едва слышно прошептала сквозь закушенные костяшки. – Я тебя наживую кастрирую, сукин ты…
Всхлипнула чуть громче, испугалась, что может разбудить Джима, и насильно заставила себя перестать истерить.
Осторожно высморкалась в грязное полотенце, выпила тёплой воды, стоящей в кружке на стуле, и даже ненадолго задремала, сквозь дрёму слыша тихий свист собственного дыхания: воздух тяжело проходил через разбухшую во время плача слизистую носа. Проснулась от этого же – воздуха не хватало.
Вскоре за окном, между плах, засерело – начало светать, и Лайза села на раскладушке. Джим не спал; сидел на кровати, скрестив ноги, лицом к окошку.
– Чаю принести?
Она закашлялась после своей же реплики. Файрвуд кивнул.
– Да, можно.
По его тону сразу становился ясен ответ и на следующий вопрос: Арсень в себя не пришёл.
И Джима лучше было сейчас не трогать.
Лайза ушла с Заком кипятить воду. Судя по виду подростка, он тоже не спал большую часть ночи. Утро, наступившее окончательно, облегчения не принесло. Солнца не было, в особняке сумрак. Дождь не начинался. Чёртова серость просто висела над особняком – и всё.
Лайза вынесла во двор котелок с водой и потащила к костру. Зак за ней волочил охапку дров.
Трава и кусты были покрыты густой испариной росы. В сером освещении капли блестели металлическим и напоминали разлитую ртуть. У ворот возился со своими зверями Энди, но на него проще было не обращать внимания.
А ещё – на могилы в дальнем конце двора. Не смотреть. Не думать.
Костровище под кроной дуба от ливня почти не пострадало: ночью у костра жгли какую-то банку с ветками Нэт и Рой, потому угли под слоем намокшей золы остыть не должны были.
Мало того, что душно, так духота эта тяжелая. Грязная одежда липнет тканью к влажной коже, пряди волос – к шее.
– К вечеру кто-нибудь точно свихнётся, если так и не будет дождя… – пробормотала Лайза сквозь зубы. – И этот кто-то буду я.
Зак свалил дрова возле костровища, присел рядом и принялся за розжиг костра.
Она стояла рядом, глядя в землю.
– Драный маньяк! – выпалила вдруг в сердцах и врезала кулаком о кору дуба. Тут же пожалела и стала дуть на костяшки. Зато внутри вроде как полегчало.
– Избиением дерева типа что-то изменишь, – вяло поддел её Закери, чиркая спичкой.
– Ладно. Разгорается?
Он мотнул головой:
