Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 127 (всего у книги 329 страниц)
– Я хочу того же, чего и ты, – Билл сверкнул на него глазами. Арсений мрачно ухмыльнулся, ощутив странное удовлетворение от того, что сумел вывести его из себя. – Выбраться из этого дома. Новая комната может быть слабым звеном, если Кукловод так долго не спешил её открывать. Но до сих пор никаких ключей найдено не было. Ни подсказки, ни самой вшивой зацепки. На двери этой комнаты даже замочной скважины нет.
Арсений молча сверлил его взглядом.
Давай. Теперь Перо ещё и открывает новые запечатанные комнаты, которые не смогли открыть три с гаком десятка человек. Что ещё попросишь, может, выпросить у Кукловода всеобщую амнистию?
– Кукловод тебе по одному ему известной причине благоволит, – следователь как будто прочитал его мысли. – И если вспомнить о двадцать четвёртых паззлах, тайниках и ключах от замков на входной двери, а потом элементарно прикинуть факты, становится ясно, что ключ к комнате – ты. Война не за новую комнату, война за тебя, Перо. И лучше, если её выиграет Подполье.
– Ага, вот мы и подобрались к сути, – Арсений, уперев локти в колени, наклонился вперёд. – Только я не хочу быть костью, за которую вы цапаетесь. Мне это всё осточертело.
– Арсень, ты, кажется, не понял…
Это стало последней каплей. От бешенства на секунду даже в глазах потемнело, только усилием воли он заставил себя усидеть на стуле.
– Да мне посрать, – выдал хрипло, с ненавистью глядя на невозмутимого подпольщика. – Решили играть в крутых заговорщиков – вперёд, но без меня. Грызитесь, плюйтесь друг в друга, что угодно, но меня – не впутывать! С меня хватило взрыва, того, что Джек едва не умер, а Джим чуть не свихнулся! С меня хватило слёз Дженни, когда сам думал, что сдохну!.. А вы даже тогда… не поняли что надо не цапаться… а выбираться из дома… Хоть один из вас пытался найти выход, пока я бегал по испытаниям за инструментами, а? Хоть один?! Нет! Вы грызлись друг с другом и так, изредка, делали вид, что вам не похер на то, что Джек умирает! Хватит с меня этого, хватит, понял?! За своих я теперь кого угодно урою, клянусь, а вы…
Он осёкся. Понял вдруг, что давно уже не сидит, а вскочил со стула и орёт так, что голос вот-вот сорвётся.
Кажется, Билла всё-таки проняло. Он нахмурился, медленно поднялся на ноги, не отводя взгляда от тяжело дышащего Арсения. А ему, не до конца пришедшему в себя, этот взгляд напомнил взгляд древнего Воина, бродящего меж камней в прихожей.
– Если одумаешься, условия остаются в силе, – сказал уже у дверей, прежде чем выйти. – И ты ошибаешься. Мне было не плевать на то, что случилось с тобой и Файрвудами.
Он плотно прикрыл за собой дверь.
Арсений, слегка дрожа, медленно опустился обратно на стул и обхватил голову забинтованными ладонями.
Когда вечером Джим вернулся в комнату, Арсений лежал на стульях и свистел через соломинку. На его появление только глаза перевёл с потолка – убедиться, что пришёл не кто-нибудь левый. Убедившись, вытащил трубочку из зубов и сел.
– Джим, у меня к тебе вопросец будет, – сказал в спину доку – тот, скинув халат на спинку кровати и поставив сумку на тумбочку, уже проверял состояние брата. Всегда с этого начинал свой приход в комнату. – Ко мне тут днём заходил Билл…
– Ко мне он тоже подходил. – Джим вытащил стетоскоп. – Спрашивал, можно ли навещать Джека. Про тебя спросил.
– Угу, угу… вот после этого, видимо, припёрся сюда, – Арсений умостил щиколотку левой ноги на колене правой, ухватившись пальцами за ступню, и уставился на спину Джима, – конечно же, чтобы навестить нас, и попутно давай читать мне лекцию на тему, почему в его картине мира я подпольщик. И упомянул, в числе прочего, так, сущая фигня, что ты ушёл из фракции, чтобы защитить меня и Джека, а теперь тебе угрожает разъярённая Алиса. Всего-то дел, сущие пустяки.
– Да, примерно так и обстоит ситуация. – Джим спокойно кивнул, даже не оборачиваясь. – Я так и думал, что он по этому поводу решил тебя навестить, но и соврать, что нельзя, не мог.
– Нормально, – Арсений, обалдев от услышанного, с кривой усмешкой поднялся со стула, слегка развёл руками. – То есть, сказать мне это сам ты никак не мог, а вместо этого заслал агитационного дедана перфорировать мне мозг?
– Интересно, каким образом я мог бы заслать Билла тебя… перфорировать? – Джим, наконец, удостоил его взглядом. Очень ироничным, надо сказать: бровь поднята, губы чуть улыбаются. Хоть иллюстрацию в учебник ироничности делай.
– А ты не уводи тему, – Арсений на секунду скривился. – Джим, правда, почему не сказал сразу? Мы ж всё-таки… не чужие уже.
– Я объясню. – Док кивнул, отвернулся и продолжил обследование. – Во-первых, эта ситуация не имеет значения. Всего лишь логический исход происходящего. Любой, кто пользуется мозгом хотя бы через раз… или воспринимает хоть что-то кроме своего фанатизма, уже давно понял, что я в последователях не останусь. Более того, я уже давно не там, оставалось только это проговорить. Я и проговорил. Я достаточно ясно объяснил?
– Блин, ты объяснил всё, кроме того, что я спрашивал, – Арсений, устав с ним перепираться, упал обратно на стул.
Джим кивнул ещё раз.
– Значит, перехожу ко второму пункту. Ты, Арсень, не в том состоянии, чтоб лезть в политику и геройствовать направо и налево. А если ситуация ещё немного накалится, геройствовать тебя потянет. И тогда я пойду в подвал, позаимствую у Билла цепь – там есть, я видел, – и прикую тебя к кровати. Будешь сидеть до японской пасхи. Я не собирался ничего тебе говорить. Во-первых, потому что ситуация не стоит внимания, а во-вторых, потому что сиди и болей. Теперь я ответил?
– Ага, предельно чётко и по существу, – зло хмыкнул Арсений, сверля взглядом его спину. Он бы предпочёл смотреть не на спину, а на задницу этого чёртова вежливого садиста, так удачно обтянутую новыми джинсами, но ситуация как-то не располагала. Совсем. – Джим, мне тут смутно кажется, ты меня за ребёнка принимаешь. А если так, у нас будут большие проблемы.
Док аккуратно отложил стетоскоп – прослушивал пульс. Повернулся. Скрестил руки на груди. Нехорошо прищурился.
– Ты не ребёнок, Арсень, и я это понимаю, несмотря на то, что ведёшь себя иногда как в кризис трёхлетнего возраста. Ты взрослый, адекватный человек. И как взрослый, адекватный человек, ты должен попытаться понять, что тебе эта вся ситуация сейчас никуда не сдалась. И её обсуждение не имеет смысла.
– Боюсь, ты ошибаешься. – Арсений, выдохнув, наклонился вперёд, приложив к переносице указательные пальцы сложенных ладоней. – Ну да ладно, я уже понял, что зря раскочегарился, но щас попробую объяснить. Билл, а с ним, скорей всего, и Алиса, решили, что я – ключ от новой комнаты Кукловода, открыть которую каждому из них нужно раньше другого ну просто позарез. – Он слегка выпрямился, уперев локти в колени и взглянув на дока. – И теперь Билл благополучно использовал эту твою ситуацию с фракциями и Алисой, чтобы на меня давить. Дескать, куда денусь, пойду и сделаю всё как надо, а он взамен обеспечит твою безопасность. Алиса запросто может воспользоваться тем же аргументом, что ты ходишь под гильотиной. Я не хочу сказать, что ты такой весь беспомощный и за себя постоять не сможешь, но пойми правильно… Когда Билл всё это рассказал, я просто психанул, из себя вышел, наорал на него, и вроде как он отлип. А если бы подкатила Алиса, начинала распевать, что тебе грозит… В общем, думаю, ты уже и без меня сообразил. Вот так бы вступил к ней во фракцию, даже не услышав твоей версии событий. Понимаешь теперь, почему я тебя тут допытываю?
Джим прикрыл глаза, сел на край кровати Джека.
– Ну ты даёшь… У меня просто слов нет.
– У меня есть, и много. – Арсений устало вздохнул. – Да я, блин, параноиком заделался после того, как на тебя у дивана насмотрелся! Может, ты такой офигенский, что после всего можешь держаться, а я… кажись, сдал. Теперь всё кажется… а, – он отмахнулся, – в общем, забыли. Я не собираюсь работать на фракции, думаю, ты уже понял. Но Джим, ты бы лучше рассказывал о всякой творящейся фигне, о’кей? Геройствовать я теперь вряд ли буду… с такими-то руками, так что из-под надзора и опеки не убегу.
– Если б ты рос рядом с Джеком, выработал бы удивительный иммунитет к душевным потрясениям.
Джим подошёл, присел рядом на корточки и внимательно всмотрелся в глаза подпольщика.
– Хорошо. Я буду рассказывать. Если тебе так важно – буду. Но ведь это и правда не имеет значения. Мне кажется, для меня уже ничего не имеет значения, только то, что в этой комнате происходит.
– Ну а мне ещё как-то не пофиг, что там с тобой, во внешнем мире, – Арсений ткнул пальцем на приоткрытую дверь. – И кстати, насчёт внешнего мира. Мне сколько ещё изображать из себя умирающего? Я во внутренний двор хочу, носиться. Натура бегать требует.
– С утра по полчаса вполне можно. Если без этих твоих трюков с участием рук.
– Да не, просто бегать, – Арсений положил перебинтованную ладонь на голову Джиму. Попытался погладить негнущимися распухшими пальцами, но в итоге слегка поскрёб где-то по верхним прядям. Более того, из-за толщины бинтов на его ладони рука с вяло шевелящимися пальцами казалась нелепой каракатицей, которая хочет ползти, да ножки до земли не достают. – Блин, попытка провалилась, – констатировал задумчиво, убирая руку. – Но если чё, я старался.
– Я это учту. – Джим поднялся. – Ну, давай, вечерняя смена повязки, и… ты ужинал?
========== 5 февраля ==========
После завтрака Джим перематывал навернувшегося со стремянки подпольщика, когда в гостиную занёсся Арсень.
– Джим! – он еле затормозил, схватившись за дверной косяк. Джим и так остро реагировал на его любое неосторожное движение руками, и уже было хотел отчитать, но ему не дали. – Джим, Джек!!! В себя пришёл!!!
Джек лежал в своей комнате, такой же неподвижный, с закрытыми глазами. Джим было решил, что Арсеню показалось, что Джек веком дёрнул, или ещё чего. Так бывает – рефлексы мышц, судорожные сокращения.
Но Джек разомкнул губы.
Закрыл, пожевал ими немного.
– Дж… жим…
Выход из комы мышцы не двигались восстановление две недели минимум – вихрем пронеслось в голове последователя.
– Арсень. Моя тумбочка, коробка от Кукловода.
Кивнув, подпольщик вынесся из комнаты.
Джим сел на стул возле кровати, провёл пальцами по лбу брата, на самой границе волос.
Лысый, только щетина слегка отросла.
Побрили почти сразу после взрыва. Для диагностики. Позже уже, после операции, Дженни придумала надеть на него тонкую лыжную шапку, чтобы голова не мёрзла.
Сам – худой, кожа да кости, цвет кожи почти восковый.
Несмотря на то, что всё говорило в пользу его выживания, Джим не мог до конца быть уверенным. А теперь – точно. Теперь точно всё страшное позади.
А через несколько минут у дверей этой комнаты опять соберётся толпа. Их можно понять, но и запускать нельзя ни в коем случае.
– Ж… жим… – снова, еле слышное, и Файрвуд обращается в слух. – Не… не вижу…
– Так ты глаза-то открой.
По губам дока сама собой расплывается счастливая улыбка.
Веки Джека дёргаются. Медленно ползут вверх, и сердце Джима проваливается в ледяную пропасть.
Роговица глаз мутная.
В комнату заносится Арсень. Плюхает на колени Джима коробку, стоит в ожидании инструкций – а Джим не может выдавить ни слова.
– Ж… Джим… – голос брата громче, отчаянней, – не… не вижу. Не… вижу. Не вижу.. Это… нормально, Джим?
Успокоить его удалось не сразу. Джек повторял, что не видит, несколько раз закрывал-открывал веки, а Джим не знал, что и говорить. Можно было соврать, сказать, что в его состоянии зрение восстановится не сразу, но смысла в таком вранье не было. Всё равно рано или поздно пришлось бы говорить правду, и тогда брат точно его возненавидел бы – за то, что подарил надежду, а после вырвал с кусками кровоточащего нутра.
Пришлось говорить правду. Когда Джек успокоился – лежал тихо, молча, только глаза закрывал и открывал.
– Джек… – слова давались трудно. – Тебе обожгло глазное дно. Взрывом. Ты же смотрел на него, да?
Арсень стоял рядом, и Джим судорожно сжимал его запястье. Руку нельзя, а так хоть немного легче.
Страшно говорить такое брату. И сказать больше некому – Джек другим не поверит.
Джек молчит. Страшно, тяжело молчит.
– Док, а это… поправимо? – Арсень не выдерживает.
Джиму остаётся пожать плечами.
– Я же не окулист. Даже не глазной хирург. Я… я знаю, что ожоги имеют свойство проходить. Это всё.
Содержимое коробки шуршит, Джим запускает в него руку. Джеку нужно сделать уколы, да и молчание… невозможно больше находиться в этой тишине. Хоть что-то делать.
Стеклянно блестит вынутая ампулка с B6. Шелестит вскрываемая упаковка шприца.
Скрипит подтаскиваемый Арсенем стул. Подпольщик ставит его рядом со стулом Джима и садится.
– Джек, тебе сейчас нельзя много бодрствовать, – голос дрожит, – я поставлю тебе уколы и спи, хорошо?
Джек послушно закрывает веки.
========== 9 февраля ==========
Джек полулежит на двух подушках, уставившись в потолок невидящим взглядом. Арсений вообще не понимает, как можно с таким упорством смотреть в потолок, не видя его, и молчать. Пять минут, пятнадцать, полчаса…
Арсений со вздохом поднимается – он сидел за столом и рисовал в свете притащенной настольной лампы, – проходит к стулу у кровати и плюхается на него.
– Тебе ничего не надо?
– Нет.
И снова молчит и пялится в потолок. Минута, две…
– Если что надо…
– Ничего, сказал же.
– Да ла-а-адно, – тянет Арсений, кинув тоскливый взгляд на руки Джека – примерно сложены на одеяле, одна ладошкой на другой. От этого почему-то особенно паршиво. – Между прочим, мне тут Джим дал втык, что плохо о тебе забочусь. А какого хрена, спрашивается? Во-первых, он отобрал мою соломинку, – Перо протянул руку, щёлкнув ногтями по торчащей из стакана с компотом трубочки. Соломина и впрямь перекочевала к Джеку, которому тяжело было держать что-то в трясущихся слабых руках. Арсений так и поил его – придерживал стакан, а крыс тянул отвар через трубочку. – А во-вторых, мне надо тренироваться во внутреннем дворе, не целый ж день сидеть на заднице…
– Вот и вали.
– Не понял?
– Тебе же надо? – деланно спокойным тоном поясняет Файрвуд. – Вали.
– Эй, да я ж просто так сказал! – Арсений хлопнул ладонью по одеялу. – Ты представь, что со мной Джим сделает, если тебя без присмотра оставлю! Так что ты уж пожалуйста не выгоняй, а то головы мне не сносить. И вообще, повелитель трубочки, я бы тебе…
– Арсень, заткнись.
– Ладно. – Арсений поправил на нём сползшее одеяло. И вот вроде не шевелится особо, как одеяло постоянно сползает? – А чё, задрыхать будешь?
– Нет. Просто заткнись. И свали.
– Как хочешь.
Арсений вернулся к столу и наброскам. Рассеянно почеркал карандашом на уголке листа. Пальцы слушались уже намного лучше, но линии всё равно выходили нечёткими. К тому же, его постоянно преследовало желание рисовать разную сюрреалистическую тарабарщину. То Кукловода, который топчет свою тень на полу; то Исами в облике богини Севера, с маской на одной половине лица, шествующую по главной особнячной лестнице с мечом в тонкой руке (а вокруг клубится непонятная мутная дрянь); то просто тень, распластавшуюся на стене позади человека (верхнюю часть лица не видно, голова запрокинута, рот раскрыт, искорёжен в немом вопле), эта тень вроде плоская, но прямо из стены вырастает рука, проходящая сквозь жертву и держащая в пальцах выдранное из неё сердце.
Блин, если Джим увидит, загоняет по тестам на психическую ликвидность
Надо нормальное чего нарисовать
Тумбочку бинты Табурета голую девку?
Алису
Ага, тогда Джим точно запишет тебя в безнадёжные психи
– Может, перестанешь шуршать? – хрипло интересуется Джек.
Арсений, с карандашом в руке, оборачивается.
– Ну нихрена у тебя слух! А если я отсюда что-то тихим шёпотом скажу, услышишь?
Джек ругается сквозь зубы и отворачивается.
– Задолбал шуршать, – со злостью.
– Ага… А может, мне ещё не дышать?
– Попробуй ради разнообразия. Может, перестанешь делать то, что бесит других.
Арсений откладывает карандаш, снова перебирается на стул у кровати.
– Слушай, я понимаю, тебе сейчас хреново. Но это ж не значит, что надо становиться таким сварливым козлом.
Файрвуд ничего не отвечает. По-прежнему лежит, повернув голову к стене.
– Вчера вот на Джима наехал, – продолжил Арсений, распаляясь, – говорить ничего не хочешь…
– Да потому что достали. Вы. Оба. – Шипит тихо и как-то не по-джековски зло. – Носитесь тут... Заняться больше нечем.
– Это нам нечем заняться? Вообще-то…
– Задрали со своей заботой… – Джек его явно не слушал, зато повернулся лицом.– Строите из себя… будто всё знаете…
– Да ничего мы…
