Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 284 (всего у книги 329 страниц)
– Так… не интересно, – повторяют губы следом за Трикстером. – То есть… я могу собрать детали и спасти учеников… Или собрать ленты…
– И спасти тех, кто остался в доме. Выбор прост, и за твою шутку я тебе даже подсказку дам: ленты есть здесь, в гостиной, библиотеке и жилых комнатах на первом этаже.
– Так ты уже знаешь, что я выберу, – Перо на всякий случай оперся ладонью о тумбу. Голова кружилась.
– А иначе бы подсказал, в каких комнатах искать детали, – хохотнул маньяк. – Иди уже с глаз долой, Пёрышко, времени мало. А я пока объявлю нашим марионеткам о твоём решении. А то уже минут пять ждут бедолаги, того и гляди, в обморок начнут от страха валиться.
Кукловод, насколько это возможно на имеющемся оборудовании, тестирует системы видеонаблюдения. И так понятно, что Джон ему тут оставил, мягко говоря, непочатый край работы. То, что власть сменилась, и бразды теперь у Обезьяны, Кукловода не особенно волнует. Самую малость. Лишь в плане сузившихся возможностей.
А вот Элис уничтожить хочется. Это желание маячит целью, как раньше – учение о свободе. Мегера видна на мониторах, вьётся вокруг Тигрицы (чем японка ей не угодила?), Райана. Она счастлива, хохочет, запрокидывая голову, каждый раз, как кто-то содрогается на импровизированном электрическом стуле. И Кукловод ненавидит её люто, сумасшедше, до мелькания кровавых пятен в глазах.
Дракона током ударило считанные разы. Тэн бьёт частенько.
Что за глупый принцип – оставлять шанс на выживание ошибающемуся?
Сзади Файрвуд-старший координирует деятельность разрозненных марионеточных единиц. Он раздражает, но очень фоново – сущая мелочь по сравнению со сжигающей грудную клетку ненавистью к давней сумасшедшей «подруге».
Райан отвечает. На этот раз – верно. Он никогда не мечтал стать другим человеком. Кукловоду хотелось бы, чтобы ученики выжили, особенно Форс – он очень полезный союзник. Тэн же больше была нужна Джону. Кукловоду она просто нравится.
– Вот вы сидите и не знаете, – скрипит динамик радостным голосом Трикстера. Этот раздражает чуть меньше остальных. В конце концов, он лишь инструмент Элис. Хороший и преданный инструмент, в отличие от Пера. – Там, в особняке, ваша судьба решается. Если Перо-Пёрышко не соберёт ленточек столько, сколько мне нужно, будут умирать люди. Я не вру. А если он не соберёт детали для микрофона, погибнут эти двое. Я предупреждал, что сегодня Траурный праздник Правды. Кто-то да умрёт, да. А сейчас я дам Пёрышку выбор, кого спасать. Ждите.
Динамики отключается, остаётся тот, что передаёт голос Элис и ответы учеников.
Позади нестройный шум. В нём можно различить лопотание Энн, кашель Билла. Но всё это, включая сам шум – достаточно тихое. Их мало. И те, кто выжил, должны понимать, что от пересудов ничего не изменится. А ещё они слишком привыкли к тому, что их убивают.
Так проходит минут пять, после чего опять шуршание.
– Он выбрал спасти вас, куклы. Так что нашим двум птичкам рассчитывать не на что, – с притворным сожалением в голосе продолжает Трикстер. – Ну ничего. Воспримите это достойно. Сейчас малыш Джек ищет детали для микрофона, пытается выиграть время, а Арсень спасает ваши жизни. Всё как обычно.
На плечо ложится ладонь и тут же сжимает.
Голос Джима:
– Мы можем что-нибудь сделать?
– Руки убери, Файрвуд, – спокойно. И, когда хватка исчезает, продолжить, – я вот умирать в любом случае не собираюсь. Перо тоже будет жить. А вы можете хоть сейчас испустить дух.
Джим исчезает. Отходит в угол, или ещё что. Неинтересно.
– Райан, в тюрьме ты фантазировал о женщинах? – из динамиков выхрипывает воркование Элис.
– Да.
Тело японки не содрогается от пропускаемого заряда. Удивительно – два верных ответа подряд. У Райана температура, детектор лжи должно здорово глючить. И Тэн доставалось уже столько электричества, что от её прямой посадки не осталось и следа – наклонена вперёд, свисающие волосы закрывают лицо, пальцы не держатся за верёвки.
Сколько ещё она продержится?
– Исами, – Элис обнимает её сзади. Пальцы скользят по свободным складкам платья, нож взрезает ткань, возможно, задевая кожу. – Красавица ты восточная… Ты осознаёшь, насколько привлекательна?
Тихим шипением:
– Да…
– Придётся тебе одному искать, – закруглился Арсений.
Джек прятал за спину руки в окровавленных бинтах. Одному потолку известно, сколько он уже прошёл испытаний.
Перо тоже завёл руки за спину.
– Значит, опять издевается. Ленточки… Ищи, Арсень, это важнее. Джима надо отсюда вытаскивать, Зака… Дженни. Да и нам с тобой тут лучше не застревать, пока в окончательных психов не превратились.
– Ну, с этим ты припозднился, на мой взгляд… – поддержал светскую часть беседы Арсений. – В подвале дверь сломали, там Обезьян ничего прятать не стал бы. Кухня, прихожая, детская, спальня… Кинотеатр. Жилые комнаты, второй этаж.
Крыс поправил на плече сползающий ремень сумки. Перо понимал, чего он медлит: боль в руках адская. Оттягивает минуту, две, сколько угодно, несчастные тридцать секунд до того, как шипы опять вопьются в ладонь.
– В подвале почти ничего нет, в комнатах тоже. Вытаскали. Ты сам-то справишься?
– Попробую побыстрей, да к тебе на помощь. Я уже девять штук нашёл.
Джек кивнул и пошёл вперёд, к кинотеатру, старательно светя себе под ноги фонариком.
Кого мы обманываем, – подумал Перо ему вслед.
Голова как чугун, в висках долбит кровь. Шумит. Под горлом колет остриё лезвия.
Усилие. Всё расплывается, но красное пятно от платья суки Элис мельтешит перед глазами. Грёбаное Зеркало, психнутая маньячка. С ножом.
Смеётся.
На неё даже злиться бессмысленно. Отродье проклятия.
Раньше было проще. Ненависть к Мэтту. Попытки выбраться. Логично.
Нож колоть перестаёт, значит, будет вопрос Тигру. Не касаться ножом того, кого может ударить током – верная позиция.
– Тэн, милая, – голос как через толстую ватную пелену, – ты когда-нибудь хотела убить Райана?
– Нет.
Разряда нет. Тигр странная. Ни разу не пожелать смерти. Он пару раз в первом акте думал её убить – когда на троих не хватало еды или медикаментов, а она валялась в забытьи с температурой.
– Скучно, – Элис снова переходит к нему.
Левый бок болит. Давит. Свистит в лёгком. Наверно, оно превратилось в кашу. Давно пора, сколько можно болеть. Приходится скособочиться в путах. Так больнее, но дышать проще.
Нож скользит под подбородок, и надо давить кашель, чтобы остриё не впоролось в глотку.
– С тобой, проще, Умник… – Ухо ощущает её горячее дыхание. Потом мочки касается её язык, очень коротко. – Ты-то всегда холоден и разумен. Если нужно – планируешь, не нужно – не тратишь силы на обдумывание. Я у тебя другое спрошу. Ты когда-нибудь хотел убить без необходимости? Просто… для души?
– Нет, – выплёвывается вместе с кашлем.
И короткий вскрик Исами.
Уже не первый.
Не помню
В голове шумит всё сильней. Комната дрожит. Как воздух над асфальтовой дорогой в адское июльское пекло. Он почти видит её – уходящую вдаль, бледно-серую под прямыми полуденными лучами. И сухую траву. Больно в боку. Трава шуршит. Деревья далеко.
Элис усмехается в ухо, водит остриём по горлу. Сначала непонятно, только потом: пишет «да».
– Она так долго не протянет, Умник, – мурлычет в ухо. – Ты бы хоть удовольствие мне растянул – отвечал через раз неправильно.
Отходит.
Шорох.
– Совсем измучалась, красавица… – и голос её мурлыкающе-шуршащий. – Исами, если бы тебе, молодому прокурору, дали выбор, попадать или нет в особняк – ты бы выбрала попадать?
– Никто бы не выбрал такого, – голос у неё тихий, говорит через силу. Плохо. – Нет.
– Думаешь? А ты, Райан? – Под горло снова упирается холодящий кончик ножа.
– Да.
Тишина. Элис хмыкает.
Раскалённая дорога. Шуршит трава, сознание плывёт. Небо белёсое и выцветшее.
Совсем плохо
Исами
Тигр
Собственные пальцы в крови. Скорей всего, своей. А, нет. Это мелькает красное платье.
Вопросы. Часть он не слышит.
– Ты хотел бы вернуться в детство?
– Нет…
Дорога бесконечна. В какой-то момент он падает на обочину. Камни горячие, галька. Ни одной машины. Только печёт солнце. Он помнит. Особняк учителя. Свобода от тупоголового общества. Борьба за жизнь. Вкус жизни на языке.
Год и открытые двери.
Выживание, банда. С него – техническое обеспечение, на сами дела он не ходил. Просто получал свою долю за работу.
Бессмысленность. И всё ярче мысль вернуться в особняк. В качестве пленника, помощника Кукловода, кого угодно. Он может по приказу учителя добывать новых марионеток. Может предложить, как улучшить охранные и следящие системы дома. Ему есть что сказать Кукловоду.
Люди вокруг тупы, по большей части; свобода для них просто слово, а за свои слова они отвечать не привыкли. Как и бороться за свою жизнь.
Его место в особняке. Только раздобыть денег и найти Тигрицу. Она тоже должна хотеть вернутся, если он в ней не ошибся.
Очередное дело.
Драка за добычу. Не поделили. Если бы только Грязный не был пьян. Когда пьяный, он терял здравомыслие. Слово за слово…
Он был быстрее, но Грязный прятал нож.
Рюкзак был брошен через полмили, когда боль сделалась невыносимой. В карманах оставались какие-то деньги. Наверно. Он зажимал бок свёрнутой майкой. Кусок ткани пропитался кровью, она липла под пальцами.
– Тэн, тебе нравилось выносить обвинительные приговоры?
– Да.
Обочина. Солнце. Чёртово солнце. Вроде автомобиль мимо. Шорох шин, чьи-то негромкие голоса. Тащат… Куда?
– Ты помнишь лица своих сокамерников?
– Нет.
Ошибка.
– Ты бы помог тогда, зимой, Файрвуду с Джеком, если бы наша красотка не попросила?
– Нет.
Снова ошибка.
Тихий вскрик. Или это он сам. Подвывает от боли.
Я думал что расплатился
Громыхает железо, под голову подсовывают подушку. Оттягивают веко. Мелькает что-то светлое. Сильный запах лекарств и бензина.
– В сознании. Реакция есть.
Звук рвущейся ткани, что-то кусает за палец. Райан дёргается. Пытается убрать руку.
Хлопает деверь.
– Давление сто на семьдесят… явная тахикардия… – дрожащий девичий голосок. – Торпидная фаза… Вы меня слышите? Мистер…
– За… заткнись, – удаётся выдавить. И тут же хватануть воздух.
– Тогда бы он на нас не реагировал или реагировал заторможенно. Реакции на раздражители следуют незамедлительно, зрачки не расширены, а пульс был бы нитевидный, – второй голос спокойный, на грубость ему плевать. Просит какую-то неудобоваримую хрень с не-пойми-каким названием и вату. При касании к ране больно. Боль взрывается, как граната, и лежать спокойно практически невыносимо. – Выраженной бледности нет, кожа не сухая. Но шок может наступить. Кровопотеря большая.
– Что, Файрвуд, опять шпана какая-нибудь? – третий голос на удивление веселый. За ним следует звук заводящегося автомобиля. Дёргает с места. – В последнее полтора года житья нет, на окраинах постоянно какие-то бандитские разборки. Не пойму, что вообще местные констебли делают.
– В карты играют и смотрят канал для домохозяек, – снова спокойный. – Проникающее в живот, судя по объёму кровотечения, сосуды задели, – быстро, но без волнения. Так, констатацией факта. – Зажимал… грязной тряпкой. Связывайся, чтоб готовились к операции.
– Так уже. Как красавца этого увидел… Ну хоть не вспороли, как того, в пятницу, а? А то стажёрка наша побелела как стенка свежепокрашенная. Думал всё, за ведром бежать придётся.
Девчушка сопит.
– Я…
– Колин, не задирай её, – отрезает спокойный.
Весёлый хмыкает, но больше не мешает. Машину слегка трясёт на выбоинах в асфальте.
Боль всё сильнее. Сдавливает. Теперь пахнет бинтом, ещё ему зачем-то сгибают колени.
Спокойный приказывает девушке говорить с «больным». Отвлекают от боли, ясно. Но слушать её…
– Тебе приходилось упекать за решётку того, кого ты считала невиновным? – как сквозь вату, доносится голос Элис.
– Нет.
Разряда тока нет. Райан усилием поднимает голову, выныривая из воспоминания. Элис щекочет Исами ножом под горлом, но смотрит на него. Больно. Шевелиться больно. Как тогда.
– Райан, – фурия растягивает в улыбке губы, – в тюрьме мужики частенько трахают мужиков. Их можно понять, больше-то некого. Ты мужиков там трахал?
Умнее она ничего выдумать не могла.
– Да.
Элис фыркает и смеётся. Но не подходит, продолжает смотреть, стоя рядом с Тигрицей. Слегка колет её остриём в щёку.
– Ты хочешь переспать с Райаном?
– Да, – без тени стеснения.
Элис бьёт её по лицу рукоятью ножа. Раз, другой. Хлещет до крови.
– Маленькая шлюшка…
Вверху тихо зашипели динамики. Здесь они явно были в куда лучшем состоянии.
– Наше Пёрышко сделало выбор, – раздаётся голос Трисктера. – Спасать вас, птички, он не будет, сам сказал. Могу запись включить.
Тишина. Тяжело дышит маньячка.
– Вижу, что и так верите. Элис, малышка, развлекайся дальше, прости, что оторвал.
К ней он обращается почти с нежностью. Воротит. Да нет, просто мутит. Шипение обрывается. Перо всё сделал правильно. По законам военного времени выбор меньшего зла оптимален. Совсем без зла не получится.
Холод. Холод и дорога. На этот раз туман. Чёртова Англия с её туманами. Из тумана выплывает чей-то силуэт, и снова – резкий свет в глаза.
– Реакция зрачков есть. Меня слышишь?
Пару раз моргнув, Райан различает лицо мужчины. Лет тридцать, усталый, если не сказать – замученный. Под глазами тени. Не спал, что ли, несколько дней?
– Операция прошла хорошо. Сейчас начнёшь отходить от наркоза.
За доктором – потолок. Слабое освещение. Запах какой-то… больница.
– При тебе документов не было, – врач садится на стул у кровати. – Пока мы полиции не сообщали, но это только пока. Сам понимаешь, отчётность.
То ли это было сразу, то ли этот разговор состоялся после. Доктор Файрвуд появлялся часто: наблюдал его в послеоперационный период. Один раз – Райан точно помнил, вечером в субботу, поздно уже, пришёл изрядно датый. Вроде бы, в свой выходной, проведать подопечного.
– О тебе уже знают, – сказал он тогда, тяжело опустившись рядом с койкой на стул. – А я соврал, что ты ещё… что осложнения. Назначу дату выписки на несколько дней позже, а завтра… можешь валить на все четыре, только тихо. За побег преступника ничего… Ха! Ты мне отчего-то нравишься. Беги из этой Йоркской дыры. До города шесть миль. Впрочем… твоё дело, куда идти.
И взгляд его в этот момент запомнился. Так смотрят люди, смертельно уставшие от жизни.
Слабый стон Исами. Он опять что-то ответил? И опять неправильно.
Голова тяжёлая. Тошно, в мыслях бред. Не собрать воедино два слова. Кашель давит и распирает грудь. В мозгах прокручивается строчка из какой-то песни. Раз за разом, до тошноты, только одна строчка. Ломит веки, взглядом ни на чём не удаётся остановиться.
– Исами, тебе кто дороже, Пёрышко или Райан?
– Оба… – задыхающийся шёпот. – Оба дороги.
– Правда?
– Да.
Разряда нет.
– Райан, тебе больше по нутру Джон, чем Кукловод?
– Не… знаю.
Исами уже не вскрикивает. Издаёт странный звук. Вроде мычания.
Элис лениво бьёт его по щеке рукояткой ножа. Тигра она хлестала до крови, а тут играется.
– Исами, – вкрадчиво, – о чём ты думаешь, когда мастурбируешь? Подробно.
– Ночь… возвращения в особняк… Перед вторым актом. Учитель пустил нас… Я думала… Всё было не так. Только мысли…
Он помнил. Дерьмовая была ночка. Ночь... шёл дождь. Октябрь.
Они добрались до Вичбриджа на автобусе в девятом часу вечера и долго шли пешком. Холод, ветер, темень. Долго околачивались вокруг поместья, где не горело ни одно окно. Перо промокла насквозь в тоненькой курточке, пришлось отдать свой плащ. К полуночи Кукловод пустил их в прихожую. В доме воняло плесенью. Учитель сказал, на кухне есть еда, и плита рабочая. Пока Тигрица разбиралась с кулинарией, он нашёл чистые вещи на чердаке. Они переоделись, быстро опустошили кастрюлю с нехитрым супом, какой ей удалось сварить, после чего заняли комнату на первом этаже рядом с кухней. Оттуда и до ванной недалеко, вода в доступе. Сначала он хотел дождаться полуночи и сделать вылазку на кухню за оставшейся едой. Доброта Кукловода была понятием относительным. Тигрица устроилась на кровати в одеяле, он – на стуле рядом. И сам не заметил, как отключился. Она, оказывается, думала не о добыче продуктов.
Исами тяжело дышит, свесив вниз растрёпанные волосы. Раньше были ниже задницы, теперь длиной до лопаток, потому до пола не достают. В мысли опять впихивается толстый душный бред.
Он постучался в тёмную дверь. Сверху был навес и ещё два грязных этажа. Окраина Лондона, Ист-энд. Насколько он смог разузнать, Исами к прокурорской деятельности не вернулась. Жила на какие-то сбережения, скопленные до Первого Акта.
Открыли почти сразу. Из-за двери упала полоса слабого света, напахнуло сильно какой-то ароматической смесью, свечным нагаром и железом. Так же пахло от покрывала, в которое была укутана открывшая.
– Я ищу Исами Накамуру.
Женщина скинула плащ. Нет,Тигрица. Она была ниже, чем он помнил. Неправильно помнил, выходит. В тёмных глазах отражался свет фонаря.
– Пройдёшь?
– Некогда. Я возвращаюсь в особняк. Есть желание вернуться к Учителю?
– А Обезьяна?
