Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 329 страниц)
– Нет, ты была полностью права. И не стоит переживать из-за этого, не твоя вина, что я…
– Джим! – она схватила его руку, лежавшую на её волосах, и прижала к щеке. – Неправда! Ты – самый лучший! Ты добрый, ты умный, ты честный! И… очень красивый… – Она снова опустила глаза.
– Марго, – он заставил её приподнять лицо. Говорить, глядя в глаза, было легче. К тому же, ему предстояло её убеждать, а это лучше делать со зрительным контактом. – Прости меня. Возможно, я попросту не имею… того, что тебе нужно. Я не дам тебе ничего, кроме новых разочарований.
Ни тебе...
Ни одной девушке.
И вряд ли найду… не девушку. Слишком мала вероятность.
Чёрт… – не вовремя вспомнилось, – поцелуй Арсеня…
Сколько ещё я буду о нём думать?!
– Я всё равно постараюсь, – Маргарет поджала губы. – Я буду ждать. И когда-нибудь ты меня полюбишь.
Убедить её так и не удалось. В который раз Джим убеждался, что между двадцатью и тридцатью годами лежит слишком большая пропасть непонимания. То, что разделяющая их пропасть непонимания многое берёт и из разницы полов, он понял попозже, но это нисколько не облегчило задачу убеждения.
Под конец разговора Маргарет, окончательно укрепившись в идее завоевать Джима, покинула гостиную.
Можно было приступать к реакции с желатином. К тому же, вчерашний осадок всё ещё ждал его внимания: с утра было много больных, не было времени на лабораторию.
Мысли о работе в его сознании, воспалённом постоянными размышлениями о своей природе, попросту не пробивались. Он давал задания членам фракции, лечил и перевязывал, один раз даже выгнал Алису: она, под прикрытием псевдожелания снова работать медсестрой, попыталась стащить его записную книжку. Когда док поймал её за руку, Алиса разразилась проклятиями и обвинениями. Пришлось силой выставить её за дверь, хотя Джим был категорически против применения силы против женщин.
А относить ли к женщинам сумасшедших фурий?
– Джим, – прямо перед ужином к нему наведалась Лайза. Приятно было видеть рядом адекватного человека, к тому же работа с лабораторией на сегодня была закончена. – Насчёт фотографии.
– Да, конечно, – Джим вытирал руки. Перчаток не было, приходилось после каждого взаимодействия с веществами промывать руки в рядом стоящем тазике. Хоть какая-то альтернатива.
– Помнишь, мы думали, что разорвать её мог Кукловод, а не подпольщики, из своих побуждений? Ну так вот, если принять это за аксиому. Она очень странно разорвана. – Рыжая последовательница села на диван. Подумав, Джим сел рядом. У этой девушки часто возникали здравые идеи. – Смотри, если бы человек хотел вырвать из фото неприятного ему человека, как это часто бывает…
– Он бы оторвал только его, – Джим понял идею и заулыбался. – Даже если тот был бы в середине.
– Да.
Но почему мужчины?!
Рос в нормальной семье.
Мама, папа. Брат.
Друзья были.
Друг.
Девочек сторонился.
Нормальный парень.
– А если бы их и было несколько, отрывал бы блоками, – Джим откинулся на спинку. Глаза прикрывать не стал, хоть и хотелось – после работы с реактивами их всегда щипало. Но казалось, стоит ему погрузиться во тьму невидения, как мысли, которые и без того одолевали его целый день, станут громче, слышнее, заполонят собой весь мир…
Станут миром.
Хотя, эстетика мужского тела всегда…
– Захоти он уничтожить фото, разорвал бы на более мелкие кусочки и не стал бы подбрасывать нам клочки с подсказками, – продолжала размышлять Лайза.
Да и девушек никогда не понимал…
– Или попросту сжёг, – поддакнул Файрвуд, потирая виски. Последовательница уставилась на него с состраданием.
– Совсем плохо?
– Да…
Знала б ты, как права…
– Тебе вредно столько возиться с лабораторией. И так устаёшь.
– Зато почти получил витамины.
Чёрт, парни…
Может, ошибка?
Может, не так?
– Иди отдыхать. Я про фото завтра расскажу.
Не отдыхать…
Может, я ошибся…
Может, это только следствие того поцелуя…
Теорема нуждается в доказательстве…
Лучше – опровержении…
– Спасибо за беспокойство. – Он встал. Попытался улыбнуться. По реакции понял, что от проницательной девушки не укрылось его взвинченное состояние. Но, нужно отдать ей должное, она не стала над ним ворковать, как начала бы та же Дженни. Или Марго. Улыбнулась в ответ.
– Ты – наш лидер. Кто тебя заменит?
– Алиса. – Эта усмешка далась без труда.
Но Лайза только покачала головой.
– Не хотела бы, Джим.
Монеты упорно не находились. Арсений излазил все комнаты на первом этаже, даже пару раз без особой надежды прошёл ванную. Куча повторных паззлов, из проводов он теперь мог делать гирлянды или плести сети, по выбору, а сумка просто ломилась от разного гипотетически нужного хлама.
– Джек, блин… вечное пойди туда – не знаю куда… – ворчал он себе под нос, шоркая подошвами кроссовок о половичок в ванной: Дженни недавно за обедом убедительно просила всех не топтать там пыльной обувью.
Последнее прохождение одарило его парой свечных огарков, мотком лески… и – о слава великому маньяку, – извлечённой из-под дальнего пыльного подшкафового угла тяжелой монетой с изображением ангела. Ангел был в лучших традициях художников возрождения – то есть, на лишнюю одежду, худобу и отсутствие мускулатуры явно не жаловался. Арсений хмыкнул.
Джек, а Джек, на кой тебе картинки с голыми ангелами, а?
Монета была благополучно отправлена в карман. Завершив испытание, Арсений вышел в коридор, откинул ребром ладони со лба мокрые пряди.
Хватит на сегодня… Обойдётся одной монеткой. Пойду обрадую. Или стоп… что-то я ещё забыл… Забыл что-то… Джек же говорил… Не то найти, не то…
Через четыре секунды он уже нёсся по второму этажу к детской. Комната новая, до сих пор Кукловод не упоминал, что он может туда ходить, но, нарочито медленно потянув на себя дверную ручку, комментариев маньяка он не дождался.
Оглядываться не имело смысла, предметы для поиска всё равно были незнакомые. Посему он решительно вошёл в полутёмное помещение, захлопнул дверь. В сумраке заколоченных окон проступали силуэты мебели и кучи наполняющего здесь любую комнату хлама. На них бесформенными тёмными выростами застыли, вроде, игрушки. Цифры 2:40 на дверном таймере казались неправдоподобно яркими. Арсений вытащил фонарик, дёрнул из кармашка лист со списком предметов. Душевно выругался: лист был пуст. Под пальцами только проступило несколько букв.
Позади кто-то тихо и вежливо кашлянул. Арсений резко развернулся, выбрасывая перед собой руку с фонариком; яркий, почти белый луч выхватил из полумрака сидящую на верхнем ярусе кровати женщину в тёмной одежде. Она торопливо закрылась от света. Пришлось отвести фонарик.
– Здравствуйте, – заговорила незнакомка вежливо и совершенно спокойно, как будто в неё тут каждую минуту тычут фонариками, – прошу прощения. Я вела себя слишком тихо, и вы не заметили меня. Но…
– Я тебя… вас,* – быстро оправился подпольщик, – за часть меблировки принял. Извиняюсь. Я Арсений.
Женщина легко скользнула на пол со своего второго яруса, потянулась за кровать. Вспыхнул свет, и Арсению пришлось на несколько секунд заслонился рукой. Таинственная обитательница сумрачной комнаты мягко взяла из его пальцев лист со списком. Он, всё ещё часто моргая, прищурился на незнакомку. Та окинула его внимательным взглядом тёмных, почти чёрных, с поволокой глаз.
– Однако я прошу вас впредь тщательней осматривать комнату перед тем, как захлопывать дверь. Я помогу с испытанием на первый раз.
В следующую минуту Арсений тихо обалдевал от происходящего: незнакомка стремительной гибкой тенью перемещалась по комнате, проскальзывала мимо ловушек, отыскивая нужные предметы. На некоторые указывала ему, другие доставала сама. Она не прыгала, как большинство проходильщиков, под полками, не совершала лишних панических рывков. Напротив, каждое её движение было плавным продолжением предыдущего.
– Плюшевый медведь, – она указала тонким пальцем в угол комнаты, за кресло, вырвав его из пристального созерцания. – Прошу вас, все вопросы потом. У нас осталось двадцать секунд.
Арсений достал медведя, заглянул в список через её плечо, мимолётно ощутив тонкий пряный запах тяжелых чёрных волос.
– А это «п-р-ь»… Портфель, кажется.
Прежде чем женщина успела обернуться, он уже доставал старый портфель коричневой кожи из-под тумбочки. За пять секунд до конца испытания Арсений водрузил его на стол к остальным вещам. Таймер погас. Дверь раскрылась.
– Вы достаточно хорошо проходите испытания, – заговорила черноглазая всё в той же вежливой манере, замерев посреди комнаты и сплетя тонкие пальцы опущенных рук в замок. – Было приятно наблюдать за вами.
В тёмном взгляде промелькнуло что-то вроде… усмешки. Кажется, его пристальное внимание от неё не укрылось. Или вправду только кажется?
– Прощу прощения, я до сих пор не представилась. Тэн Накамура. Приятно познакомиться с вами, Арсений.
Она произнесла его имя почти правильно. По здешним меркам это было чудом.
– Мне тоже, Тэн. – Он подхватил со стола свою проходильную сумку. – Благодарю за помощь.
Он был уже у лестницы, предвкушая новый набросок, когда его остановило знакомое щёлканье динамиков.
– Не так быстро, Арсень. Ты ещё не освоил новую комнату. Или понадеешься, что в следующий раз кто-то снова сделает всё за тебя?.. Восемь прохождений, минимум. И на сей раз постарайся не так походить на черепаху.
Слова маньяка прямо-таки капали сарказмом сквозь динамики. Арсений пожал плечами и послушно развернулся обратно. Пройти испытание рядом с восточной дивой ещё раз было только в удовольствие, а тут и повод нашёлся.
Но, когда он вошёл в детскую, Тэн там уже не было. Более того, её как будто вообще тут не было, даже свет оказался снова выключен. Только в воздухе ещё ощущался едва уловимый аромат каких-то экзотических пряностей.
Спустя час еле живой Арсений спускался в подвал с изрезанными руками (шипы на этой двери были куда злее, чем в комнатах на первом этаже), зато счастливый и улыбающийся до ушей. Из сумки торчала толстая папка качественной рисовальной бумаги – плотной, мягкой, со слегка шершавой фактурой. Когда нашёл на пятое прохождение комнаты, не смог удержаться – минуту трогал великолепного качества листы и едва не прозевал испытание.
Воодушевившись, излазил всю комнату вдоль и поперёк и в придачу к папке отыскал огромную, на сто двадцать штук, упаковку цветных карандашей довольно известной чешской фирмы. В довершение радости на двенадцатый проход комнаты выудил из-под кровати пыльный набор для черчения.
Когда он завалился, пошатываясь, в подвал, ему навстречу поднялся Джек. На шее подпольщика висела связка проводов, из кармана торчала отвёртка.
– Маньяк тут полдня практиковался в иронии, работать мешал, – сообщил раздражённо. – Всё говорил, что я тебе уступаю самые интересные открытия дома. Достал так…
– Женщина, – Арсений ухватился за стенку. Кое-как нашарил в самом маленьком кармашке сумки пару капсул гемостимулина, заглотил. Встретил нетерпеливый взгляд подпольщика. – В детской. Восточной внешности, вежливая, как… В общем, очень. А ещё… – он ухмыльнулся через силу, – двигается так, что мозги на стенку вышибает. И, между прочим, она сказала, что я классно прохожу испытания…
Джек вдруг решительно подтолкнул его в спину.
– Хорош тут качаться, – сказал грубовато, пинком толкая к нему ближайший ящик, – проходильщик года. Сядь.
Арсений с облегчением плюхнулся на ящик. Подпольщик сунул ему бутылку воды и половину сухаря.
– Да не умираю я, – буркнул Арсений, но в сухарь всё-таки вгрызся. Пластик бутылки был весь в отпечатках масла. Сразу видно, чьи пальцы лапали… то есть, кого угодно из обитателей подвала.
– Вот свалишься – будешь знать. – Джек принялся тщательно вытирать руки куском и без того грязной ткани.
– А это мне говорит мистер осторожность, – отмахнулся Арсений, переводя дух. Головокружение отступило, видно, пилюли начали действовать. Он искоса окинул подпольщика внимательным взглядом. Лохматый, небрежно-мятый, самоуверенный как чёрт. – Давно гирей не прилетало, что ли?
– Молчи, везунчик. Твоим кроссовкам скоро юбилей справлять будем – десять ловушек точно пережили. – Он отбросил тряпку и сел рядом на антикварную скамейку. – Значит, говоришь, азиатка? Нужно будет поболтать с ней при случае. Если она так оценивает испытания, возможно, у нас будет новая подпольщица… Ох ты блин, транзистор! Я ж его полдня вчера искал!
Джек перегнулся через ящик, попытался ухватить что-то в узком промежутке между коробками. Судя по тому, что через несколько секунд оттуда донеслась тихая ругань, транзистор упорно не хватался.
– Да она тебя парой фраз уделает. Ходячий этикет, – Арсений выпрямился на ящике, пристально глядя, как подпольщик исполняет импровизированные потягушки, а точнее, как при этом задирается всё выше край его майки. Думал он вовсе не о Тэн.
– Вежливость подпольщику не помеха, – отмахнулся Джек, очень вовремя усаживаясь на место и оглядывая пыльную находку. Арсений поспешно отвёл взгляд.
– Хотя, – протянул Файрвуд тут же, приподнимая деталь на свет, – это скорее к брату. Но ценные кадры мы без боя не отдаем… – он задумался на секунду. – А что там с монетами?..
Через десять минут, хмурый и злой, Арсений плёлся в прихожую. Неугомонный подвальный деятель сказал, что вроде бы видел там когда-то в позапрошлом, что ли месяце большую старую монету.
Помирать буду, и то за паяльниками отправит. Я это к чему… должна же быть моральная компенсация.
Кроме альбомных набросков…
Он вспомнил парочку вчерашних, из середины альбома. Чем дальше в лес, тем выше рейтинг просмотра. Скоро перевалит за двадцать один, и ему самому собственные рисунки смотреть будет нельзя.
Арсений себя знал. В прошлом, если его с той же силой тянуло кого-то фотографировать…
Нет, зараза, одними рисунками я довольствоваться не согласен.
Захлопывая за собой дверь в прихожую, он всё-таки постарался выкинуть из головы все мысли о подпольщике. А то ещё, чего доброго, испытание продуть можно.
Комната Арсеня напоминала пристанище работника типографии в голодный год. Обычно в такие годы работникам выдавали зарплату продукцией.
У Арсеня была довольно неплохая зарплата по таким меркам. Исчирканная бумага на кровати, на полу, про стол и тумбочку говорить не приходится: на последней шатко пристроилась кипа чистых белых листов, грозя разлететься от малейшего прикосновения. Как Арсень умудрялся брать оттуда бумагу и не разваливать всю конструкцию, было загадкой.
Из праздного любопытства, Джим приподнял край скомканного посередине кровати одеяла. Так и есть, пара листов спряталась и тут.
Хозяина дома не было.
Док присел на кровать.
Не сиделось.
От тишины и нечего делать в голову лезли, лезли и лезли заполошные мысли о себе – любимом и потенциально не менее любимом мужском окружении. Он вспоминал, как реагировал на полураздетых парней на уроках физкультуры, как не любил мыться в том самом общем душе не один, как мучительно давил в себе желание спуститься со второго яруса кровати и поглядеть, когда ночью слышал снизу шуршание одеяла и тихое постанывание соседа. Особенно после их… взаимной мастурбации. Теперь, с высоты прожитых лет, было понятно, что сваливать это всё на гормоны и возраст было глупо.
Конечно, и то, и то, место имели. Но явно не основное.
Не было же такого у других.
С другой стороны, больным извращенцем он себя не ощущал. Попытался для интереса, ещё утром, и не вышло. Джим прекрасно знал, что его либидо не распространяется ни на кого, кроме живых существ того же вида и примерно того же возраста. Ни одной из ему известных «филий». А такого термина, как гомофилия, он не знал.
Просто было очень странно ощущать себя не тем, кем хотел на протяжении всей сознательной жизни. Ни добрым мужем, ни примерным семьянином. Ему даже счастливо влюбиться не светило – не тот возраст. Отсутствие кандидатур тоже…
От нечего делать и нежелания думать он поперебирал рисунки. Наброски обитателей, пары природных объектов, мрачного особняка (скорее всего, их), ещё каких-то людей, которых он не знал. Резкие, с вылетающими за пределы контуров штрихами, или цельные и законченные. Разные.
Мысли всё равно лезли.
Джим отложил рисунки. В Подполье рабочий день ненормирован, неизвестно, когда ждать хозяина жилища.
В последний раз провёл рукой по наброску своего брата. Живой, яркий, вечно активный. Док даже немного завидовал.
Встал.
Уже в дверном проёме на него налетел сам пресловутый хозяин. Взвинченный, взлохмаченный, почему-то пахнущий горелым.
