Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 278 (всего у книги 329 страниц)
Девушка, за смертью которой Арсений постоянно наблюдал, когда застрял в Сиде после взрыва, была альпинисткой. И её звали Элис. Элисса, Элиза, как точно, они не нашли. Можно только догадываться, до какого отчаяния дошёл хвостатый, раз притащил на роль Пера женщину. Красивая, с сильным характером, подпольщица, она нашла семь ключей. А найденная Исами повязка, которой девушка во время испытаний перехватывала светлые кудрявые волосы, проецировала очень яркое воспоминание: ночь, подвал, и Джек прижимает к стене Перо. Они целуются.
На Джека было жалко смотреть. Новые предметы погружали их глубже в историю девушки. Дружба с Нэт и Дженни. Вражда с Алисой, доходящая до драк. Тёплые отношения с Закери – как у сестры с братом. И через всё это красной нитью – она и Джек. Держащиеся за руки, целующиеся в тёмных коридорах, растрёпанные с утра, проходящие вместе испытания, переглядывающиеся за обедом или подстраивающие пакость Алисе. Рваная перчатка даже рассказала троице о том, как Джек, альпинистка и Джим сидели вечером в библиотеке. Пили чай с очередным кулинарным шедевром Дженни. Разговаривали. Девушка сидела на подушке в ногах у Джека, расположившегося в кресле, и подзуживала старшего Файрвуда на тему овсянки.
Элис решила во что бы то ни стало прокопать путь на свободу для себя и Файрвуда (пара сломанных лазеров). Подбадривала его в тусклые осенние дни, когда надежды выбраться из дома не оставалось (игрушка и почему-то вязаные носки). Выкладывалась по полной, проходила испытания и выполняла задания Кукловода (сумка, бинты, перекись)… пока в гостиной в режиме «тайник» не напоролась на ловушку. И даже простреленная, продолжала ползти, оставляя за собой расплывающуюся кровавую дорожку.
Понятно, что при всём при этом отпускать Элис должен был её возлюбленный.
Джек завороженно смотрел, как в очередной раз она ползёт, умирающая, по полу. Протягивает руку куда-то вверх, к камерам. Одними губами шепчет: «Кукловод». Бедолага мрачнел с каждым просмотренным разом. Чтобы оторвать его, пришлось ощутимо дёрнуть за руку. И всё равно – глаза отводит, губы сжал.
– Джек, это нужно сделать. – Сжать его плечо.
– А может, не так уж и нужно? – вот теперь глаза поднял. Почти сумасшедшие. – Арсень… да что тебе, пусть будет.
– Она мёртвая, понимаешь ты? Она тут постоянно умирает.
Джек, психуя, вырывает руку и отворачивается.
– Я… даже подумать не мог. В голове не помещается. А тут… я любил её, оказывается, она меня любила. В этом самом чёртовом особняке. Не… не смогу, Арсень. Давай, раз отпускать, то без меня уж.
– Джек, нас она не услышит, – твёрдо произнесла Исами. В вечном синем полумраке Сида её глаза опять казались провалами тьмы, ресницы и передние пряди волос покрылись инеем. – Арсения она и вовсе не знает, а я для неё была всего лишь обитательницей особняка наравне с остальными. Мы даже не общались.
– С первым тоже не общались. С бухгалтером, с вором не общались.
Джек упрямо не смотрит на то, как исчезает белокурый призрак. Мерцает, подёргивается изображение, и – снова испытание в режиме тайник, а Элис носится от предмета к предмету, случайно задевает леску…
Убеждать нет времени. Они остывают, теряют силы. Пока Файрвуд мнётся на месте, весь из себя страдающий и решительный, Арсений резко толкает его к девушке – она как раз упала на ковёр, ещё не осознав боли.
На спину Арсения ложится ладонь Исами.
– Ему сейчас будет тяжело, брат. Отвернись, оставь это ему.
Нынешний Перо кивает, отходит к тающему контуру дуба. На холме шуршит трава, и в стылом воздухе звенит призрак беззвучной песни, которую когда-то играла здесь Филида. Арсений останавливается под прозрачной листвой дуба и смотрит с холма вниз, на тёмную воду озера.
– Почему её не нашли? – прошелестела Исами. – Ранение было в живот, это даёт какое-то время. Джеймс смог бы помочь…
– Она пошла на испытание одна, среди ночи, – Арсений уже думал об этом. Ещё в первый раз, когда вернулся из Сида. – Надеялась на свою удачу, как и я. Получила пулю. От боли не сообразила, что надо не продолжать испытание, а звать на помощь. Может, болевой шок*, или как там ещё это называется. Через несколько минут потеряла сознание, а в себя уже не пришла. Особняк в той реальности мог проспать до утра, не зная, что Перо умирает в гостиной. Со мной могло быть так же…
– Но Джон поднял тревогу. Я помню. – Исами коснулась его руки. Сид обратил прикосновение в касание северного ветра. – Для неё он такого не сделал. Ты хотел бы променять свою жизнь на жизнь этой девушки?
Арсений обернулся. Привидение и привидение. Или вампир. Зато здесь она была откровенней, чем в реальности.
– Да какая разница, чего я хочу? Джеку от этого всё равно легче не будет.
Сзади – торопливый, панический говор Файрвуда.
– Элис… Элис, я… – Сухое, ломкое шуршание инея, будто он старается что-то сделать. – Элис, всё хорошо будет… тебя Джим зашьёт, а…
Пауза. Удивительно долгая, звенящая, а потом Джек снова начинает говорить, почти взахлёб.
– А я бомбу собрал, Кукловод не знает. Мы дверь взорвём.
– Выбе… решь… ся? – Не голос, не шёпот – дуновение.
У Джека срывается голос.
– Я… да, да. Да, мы выберемся, да. Сдадим маньяка полиции. Уже скоро, Элис, уже… уже сегодня.
– Вы… бе…
Он снова что-то говорит. Иногда неразборчиво, заикаясь, повторяясь по сотне раз. Говорит долго, неостановимо. Кажется, даже уже не думает, что именно, просто что приходит в голову. Говорит о том, как они выйдут, как он увезёт её во Францию. Как будут вместе ходить в походы.
Когда он замолкает, ещё некоторое время сидит, не двигаясь. Тишина, похрустывание инея. Арсений и Тэн не разворачиваются. Потом – рука на плече и охрипший голос Файрвуда.
– Ты, Перо, сволочь. Но я тебе даже морду бить не буду.
– Правильно, ты уже пробовал и знаешь, что не помогает, – Арсений оборачивается к дрожащему Файрвуду. – Вернёшься к Джиму?
Джек смотрит куда-то в сторону. Шмыгает, вытирая нос рукавом (не потому что физиологически нужно, Сид же; скорее по привычке) и мотает головой.
– Не, фигня какая-то. Я с вами.
Арсений не стал признаваться, что периодически у него плывёт сознание. На следующем Пере – выносливом скинхеде средних лет, он уже периодически ощущал себя не стоящим посреди подвала, а медленно погружающимся во тьму сквозь воды чёрного озера. Приходилось сосредотачиваться просто чтобы не упускать информацию.
Курт Болдуин, подпольщик. Борец за традиционные ценности. Трогательно ухаживал за по уши влюблённой в главу противоположной фракции Маргарет. Умер, ударившись головой об обитый железом угол ящика в подвале. Повздорил с Нэт из-за того, что она, встречаясь с Ланселотом, спит с Роем. Рой вступился, драка, не рассчитал силу. В общем, убивать его Ричардсон явно не хотел. Итог – печален.
Мозгование давалось тяжело. Решили, что для Пера №7 освобождением станет «торжество правды», где Нэт посылает Роя на все четыре, верна Ланселоту. Джек, посопев, предложил её переход в последователи, но потом сам же признал, что это как-то слишком.
После того, как они переписали воспоминания Курта о конфликте, он освободился. Это был самый простой случай.
Следующую петлю пришлось распутывать Исами. Подросток четырнадцати лет, ни имени, ни фамилии, только прозвище – Мангуст. За быстроту реакции его так прозвали в подполье. Увёртывался ото всех ловушек, а уж если что стаскивал с кухни, так поймать его не могла даже Дженни.
С Заком они были верными друзьями, а в дом он попал и вовсе случайно: как «поведала» старая игрушка йо-йо, которую Мангуст любил запускать, сидя у камина, он был из Вичбриджа. Поспорил со школьными приятелями, что залезет в «страшный дом на холме». Сначала трусил. Месяц ходил вокруг да около, а однажды вечером собрался с духом и залез. На свою голову.
– Отец бросил их с матерью, – поведала Исами, поглаживая кончиками пальцев шнурок от кроссовки. Он был связан из двух разномастных. – Мальчик очень любил мать. Здесь, в особняке, сильнее всего его мучило осознание, что мама осталась дома одна, без помощи.
Любил. Об этом рассказал чудом сохранившийся в Сиде надкусанный бутерброд – видать, Мангуст с Заком сидели у камина ночью, жевали стащенную с кухни еду и рассказывали друг другу о своих семьях. Так, чтобы никто из взрослых не услышал, потому что ныть – это плохо, а для подпольщика – непростительно.
Шкатулка игрушечных мышей-ворон проецировала обрывочные воспоминания: Кукловод практически каждую ночь посылал новому Перу записки с заданиями. Никто не знал, а говорить об этом Мангусту запрещалось. Маньяк не давал ему спать, заваливая требованиями проходить комнаты и собирать паззлы.
Арсений нашёл под кроватью своей их моей комок окровавленных бинтов, запиханных в шкатулку для подарков – пацану часто приходилось менять повязки, чтобы никто не заметил израненных в кашу рук, и прятать «компромат».
Джим тоже не заметил. Да и никто. А когда спохватились, было уже поздно. И не потому, что прописанный постельный режим и хорошее питание (Дженни лично носила Мангусту обеды и следила, чтоб тот ел) не работали. Кукловод успел сломать мальчишку. Как только он более-менее поправился, ночью ему пришла новая записка с требованием пройти библиотеку восемь раз в разных режимах.
Мангуст молча собрался, закинул на плечо сумку. Арсений с удивлением узнал в экономичных и деловитых движениях мальчишки собственные – роется в сундуке в поисках лазеров и запасных батареек для фонариков, прикрепляет запасной фонарик к сумке на случай зеркального режима, проверяет наличие бинтов и то, крепко ли держатся на руках нынешние повязки. Он мог стать Пером.
Будь у него чуть больше крови, а у Кукловода – меньше жестокости.
Пройдя все ночные испытания, едва держащийся на ногах подросток не пошёл к себе отсыпаться. Точнее, в комнату он завернул – собрал в картонную коробку все фонарики, батарейки, лазеры, бинты и гемостимулин в шкатулке. Туда же положил йо-йо и складной ножик – очевидно, главные свои сокровища. На картонном боку криво, негнущимися пальцами написал «Для Зака, другим не трогать» и поставил коробку на видное место.
Дальше он с одним фонариком пробрался в гостиную, долго шарился в ящике лабораторного стола. Наконец, нашёл упаковку каких-то таблеток – Сид не запомнил название. Да и мальчишку оно вряд ли волновало.
Умирал он несколько часов в одной из дальних жилых комнат, захлёбываясь рвотой. Знай заранее, что будет, точно предпочёл бы задеть одну из огнестрельных ловушек.
Последним воспоминанием отключающегося сознания было – Кукловод холодно произносит откуда-то с потолка: «ты не справился, Перо». Это стало эпитафией.
– Попытается сказать, что всё будет хорошо – не проканает, – Джек смотрел, как мучается в корчах погибающий в тысячный раз призрак. – Наша маньячная сука ему все внутренности выела.
– Согласен, – тихо признал Арсений. Для него это было слишком, чтобы простить Кукловоду.
Исами казалась спокойней, но она в Первом Акте и не такого насмотрелась.
– Я попробую его перехватить, а вы пока отдыхайте.
Тэн поймала Мангуста на пути к комнате. Выступила из темноты дверного проёма, ведущего в детскую. В руках у неё была свеча.
– Не поможете мне, Перо? Прошу вас. Я никак не могу найти пакетик заварки, хотя точно уверена, что он в комнате. Завтра Дженни планировала провести большую церемонию, не хотелось бы, чтобы всё сорвалось из-за пропажи чая.
Мангуст остановился. Как бы плохо ему ни было, но умирать было страшно. А тут – повод потянуть время.
– А ты… вы точно его здесь видели? – он почесал нос основанием ладони (Арсений прекрасно представлял, как больно это было бы делать скрюченными пальцами), опустил свой фонарик и прошёл в комнату. Тэн посторонилась.
– Да, он лежал в коробке вместе с другими предметами, необходимыми для церемонии. Потому я ума не приложу, куда мог пропасть.
…Исами его напоила чаем с печеньем и околдовала – сказками, якобы в благодарность за помощь в поисках. Тихим, певучим голосом рассказывала она истории о дальних странах и героях, побеждавших врагов хитростью и отвагой. О сказочном гордом Драконе, в одиночестве обитающем в неприступном подводном Дворце, о целителе Яо-Ване, единственно сумевшим получить у него рецепт чудодейственного лекарства и после отдавшем его людям, и о безобразной шкодливой Обезьяне, выпившей по случайности эликсир бессмертия и умудрившейся вывести из себя даже богов – уничтожить её они ведь были не в силах. Но Обезьяну победил спокойствием и мудростью Будда, заточив в скалу. Она говорила и о Тигре, что охраняет сны и ворота Запада, за которыми растёт волшебное дерево с тёмно-зелёными листьями, а на корявые ветви его садится отдыхать после дневного пути по небосводу солнце; тихо потрескивал фитилёк свечи, в особняке завывали тоскливо сквозняки. Огонёк дрожал, изредка почти гас. Его со всех сторон обступала глубокая тьма, похожая на… воду.
– Исами, скорей, – попросил Арсений.
Тэн кивнула и пригласила своего гостя сесть на нижний ярус – там было удобнее, а когда у Мангуста от чая и тихого ласкового голоса начали закрываться глаза, укрыла его пледом. Села рядом, гладя короткие взъерошенные волосы.
– Спи, Перо. Завтра будет новый день, – приговаривала тихо, перебирая короткие пряди. – Спи.
Когда призрак растаял, а вместе с ним и видение освещённой неровным огоньком свечи детской, Исами ещё долго сидела неподвижно, с закрытыми глазами.
– Вытаскивай нас, быстрей, – еле слышно попросил Джек. Арсений, ощущая, как рассыпается картинка мира, схватил его за руку, второй впился в плечо неподвижной Исами.
Тёмная вода озера затягивала, будто на дне открылся гигантский слив.
Может ещё кого-то удастся туда спихнуть
Вверх всплыло облачко пепла. Темнота заглатывал их троих быстрей, чем он мог плыть. Две жизни – слишком тяжёлая ноша. Он мог вытащить кого-то одного. Или подтолкнуть к поверхности двоих.
За секунду умирающий мозг там, в реальности, перебрал все варианты – они возникали вспышками в этой сумеречной водяной зоне, медленно сменяющейся мглой отпустить себя всё рухнет отпустить Джека Джим не простит выпустить Исами
Сестру
Решить он не успел. Резкой болью – горячей и мокрой – хлестнуло по лицу. Он пришёл в себя в душной, провонявшей можжевельником и потом комнате, где его тут же (и явно не в первый раз) хлестнул по лицу горячим мокрым полотенцем доктор Файрвуд.
И ему оставалось только сказать спасибо.
Все трое сидели в пледах и пили чай. Джек с убитым видом смотрел на дно чашки. Минут десять уже. Исами дрожала, Арсений ел сахар. Тошнило, зато голова переставала кружиться.
На заднем плане Джим грел воду для нового чая.
– Арсень, нарисуй мне её, – хрипло подал голос Джек. Смотрел он по-прежнему в чашку. – Ты ж что угодно нарисовать можешь.
Перо спорить не стал.
– Нарисую. Мне не сложно.
Снова молчание.
– Я могу узнать, в чём дело? – Джим переводит взгляд с младшего на Арсения и обратно.
– Я об этом не могу, – ответил Перо.
– Да ладно. – Джек по-прежнему говорил в чашку. – Рассказывай.
Пришлось кратко излагать всю историю с девушкой у камина. Джим слушал, кивал. Дослушав, вернулся к чайнику – тот как раз закипел. Долил в протянутые кружки.
– Мы прожили много жизней. – Выдал, наконец, поставив чайник на пол.
Тишина. Тэн тихо попросила сахару, Арсений поделился.
– Тоска, – констатировал со вздохом. – Джим, садись четвёртым в нашу депрессующую кучку. Будешь греть мне один бок.
Перехватив свою кружку, док присаживается рядом. Плечо к плечу. Он-то после Сида почти отогрелся.
– Ну, по крайней мере, теперь я знаю, что у меня может быть друг, – выдал глубокомысленно, прежде чем зашвыркать чаем.
А я не знаю, что делать с запиской Фолла
Арсений осознал, что едва не ляпнул этого вслух, и помотал головой.
Сегодня, дети, мы узнали много нового и поучительного.
Он под пледом пожал пальцы Джима, правда, тут же выпустил.
– Ладно, визуализируем свою тоску, – объявил, со вздохом подтягивая к себе сумку. – Рисую по заказу, только сегодня.
Джек понимал, что это глупо. Но рисунок, который Арсень набросал минут за семь, жёг карман, а внутри царил раздрай похлеще, чем когда полтора года назад понял, что собственный брат загнал в ловушку к маньяку. Это-то всё ж не смертельно. А так…
И горько, и паршиво, и охота надраться спиртом, как раньше. Но спирт весь на счету у братишки, пить на голодный желудок чревато, а о том, что пережил, не с другими разговаривать, явно. Исами как пришибленная после той ночной сказки для подростка, Арсень после Сида еле живой.
Вот и осталось одно-единственное средство. Да и всё равно давно хотел.
Ступеньки скрипят под подошвами кедов. Скрипят половицы, скрипит дверь, в этом чёртовом доме скрипит всё. На кухне скрипит дверцами шкафчиков Фолл: Дженни с утра вспомнила, что где-то припрятала пакетик изюма. Ищет, значит. Даже без испытания.
Джек проходит к нему прямиком, стараясь не вспоминать умирающую на ковре девушку. Иначе ведь убить можно, а тогда всех шибанёт взорвавшимся проклятием.
Джон, видимо, не только услышав шаги – а не услышать было сложно, но и проинтерпретировав как целенаправленные, прервал поиски, вылез из очередного шкафчика и обернулся к нему. Вид выражает вежливое любопытство.
Джек особо не миндальничает. Размахивается. Впечатывает кулак в ненавистную маньячную физиономию, с силой, с удовольствием… с облегчением.
