Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 157 (всего у книги 329 страниц)
– Ну подумаешь, были в тайнике кроссовки, – возмутился Перо, – и только для меня одного, единственного и неповторимого. Ну так ты посмотри, на что мои похожи, – он указал вниз, на свои ноги. В последние дни его кроссовки и правда начали напоминать нечто на тему абстракционизма. – Так что всё честно.
– Ой ли, – рыжая прищурилась. – Ты же рисуешь?
– Да, – нехотя признал Арсений. Девушка, словно получив подтверждение, кивнула и уже собиралась заговорить, но он перебил, пока подпольщица не опомнилась:
– И насчёт фотографий – не думай, что отвертелась. Все наши будут, даже Дженни с Нэн. Она тоже под подпольщицу косить собирается. Так что либо соглашайся, либо так вытащим…
– Заходи, – Дженни отозвалась сразу же, стоило постучать.
Она была в комнате одна. От беспорядка, когда девушка взялась проходить испытания до обескрова, и следа не осталось. На кровати стоял поднос с чайником, двумя чашками и оставшимися от четырнадцатого шоколадными конфетами.
Арсений было подтащил табуретку, но Джен похлопала по кровати рядом с собой. Подпольщик плюхнулся по другую сторону подноса, и девушка принялась разливать чай.
– Очень хорошо, что ты всё-таки пришёл, – она слегка улыбнулась. – Как тебе собрание?
– Оно… ну… в общем, мне сложно такое понять, – признался Арсений, глядя, как золотится тусклый свет в её волосах. – Я как-то не привык говорить о своих проблемах. Но если людям стало от таких рассказываний легче, то хорошо же.
– Да, – Дженни покивала, подавая ему чашку. – Мне кажется, всё не зря было. Многим и правда легче стало. Просто когда не говоришь о том, от чего тебе страшно и больно, потом ещё хуже становится.
Арсений отхлебнул чая. То ли спонсором их маленьких вечерних посиделок был Джим-подпольщик, то ли Дженни научилась заваривать чай не хуже их кулинарного гения.
– Говорю, Джен, не знаю, – он поверх чашки блуждал взглядом по комнате. Увидел свою картину, с хмелем. – Меня Леонард не пугает.
– Ну так ты же Перо, – сказала она задумчиво, поглаживая пальчиками бока своей чашки. – Никому ничего о себе не говоришь, зато тебе как-то просто всё рассказывать. Там, на вечере… Видел, как на тебя смотрели, когда ты говорил про Сид? Кажется, люди думают, что если ты не боишься, им тоже бояться нечего.
Арсений только пожал плечами. Сам он так не думал, но и расстраивать Дженни не хотелось. Он-то во время своего рассказа истолковал молчание и вытаращенные глаза обитателей как полное недоверие к своим словам.
– Зато Энди отжёг с этим своим «регламентом на явление призраков в доме»…
Дженни хихикнула, покивав, потом зажала нос и произнесла гнусаво, подражая профессору:
– «Это совершенное отсутствие какой бы то ни было культуры поведения…»
Арсений последовал её примеру:
– «…и полное безразличие к чужому личному пространству…»
– А как твои поиски предметов, кстати? – спросил, когда они отсмеялись. Отчасти, чтобы сбить девушку с «призрачной» темы.
– А, эти… – Дженни покачала головой. Забралась на кровать, поджав ноги. – Арсень, я пробовала. Собирала их, показывала камерам, рассказывала Джону о нашем с ним детстве, о самых лучших моментах. Как мы играли, я, он и Сэм, как переписывались на уроках в школе, как он… впервые подарил мне розу. Много чего. Правда, я могла попасть на этого страшного Кукловода… мне кажется, что Джон отозвался бы. Хоть раз… А потом Кукловоду, кажется, я очень надоела, и он подкинул мне записку.
Она отставила нетронутую чашку на поднос, подтянула к себе с тумбочки шкатулку. Вытащила из неё смятый листочек бумаги. Кое-где, как понял Арсений, на него попала вода, и бумага покоробилась.
– Вот, – Дженни протянула ему листочек. – Можешь прочитать.
– Угу… «Доченька, я верю, что ты жива. Не смотря ни на что, я буду верить в это. Ты всегда была умной девочкой, Дженни, солнышко. Ты давно уже взрослая, и, если ты решила уйти, значит, это было правильное решение. Прости меня. Мама». – Арсений дочитал, зажевав конфету, протянул записку обратно Дженни. Она взяла листочек, разорвала пополам, смяла и отложила маленький бумажный комок на тумбочку.
– Арсень, я… – Дженни ковыряла ногтем рисунок на покрывале, – понимаешь… оказалось, что мама могла поверить в то, что я выросла, только после моего исчезновения… Я никому не рассказывала, но… не вечно же молчать? Я это так хорошо поняла сегодня в гостиной… Помнишь, я говорила, что потеряла память после аварии? Так вот, Джон десять лет провёл в тюрьме, а я была заключена в собственном доме. Память никак не восстанавливалась, врачи говорили, что я должна как можно больше отдыхать… Мама не пускала меня в школу, даже на улицу лишний раз. Мне запрещалось смотреть телевизор, можно было только читать – изредка мама приносила книги… Я была послушной девочкой, и сидела дома месяц, год, два. Не знаю, в какой момент это перестало быть предписанием врача и стало маминым желанием. Мне рассказывали, что на улице страшные машины, злые люди, всё такое ужасное, что обязательно мне повредит. Конечно, мама боялась, что кто-нибудь расскажет мне о Фоллах, о том, что случилось… Все ведь считали и считают Джона виновным в смерти его семьи… Она думала, меня это убьёт. – Дженни перевела взгляд на хмель.
Арсений тоже посмотрел на картину. В тусклом свете краски казались мутными, и листья хмеля были словно в пыли.
– Я тоже считаю, что беречь человека от правды глупо, – сказал он наконец, когда они вдоволь намолчались.
– Да, – девушка кивнула. – Потому я так обрадовалась, когда очнулась в этом доме. Нет, страшно тоже было, немного, в самом начале… Но только пока не поняла, где нахожусь. И тут же выяснилось, что я могу помогать здесь людям, могу… хоть что-то делать, чтобы они почувствовали себя лучше. Ты не представляешь, как на меня смотрели в прошлом году, когда я предложила провести здесь первый праздник, – Дженни вдруг улыбнулась. – Это было на пасху. Сначала все решили, что я с ума сошла, праздник в доме маньяка… А уж Джек как ругался! Он же только в феврале попал в дом…
– Могу себе представить, – Арсений, глядя на неё, тоже улыбнулся.
Но это как же должно было быть плохо, чтобы дом маньяка сказкой показался…
– А потом мне помогать начали. Мы украсили гостиную, чем смогли, а Джон… подкинул нам ветки. Просто срезанные берёзовые ветки с почками. И сказал тогда... как же это... «стремясь к свободе, надо не забывать и о жизни». И как я тогда не узнала его голос, удивительно… – она покачала головой. – Мы поставили ветки в вазы с водой, в тепле они быстро распустились. Вечером мы сидели в гостиной у камина, тогда нас было всего пятнадцать. Просто сидели, пили чай, говорили… Было так хорошо, а многие впервые со своего попадания в дом улыбались.
Она провела рукой по покрывалу. Улыбка померкла.
– Знаешь, мне так больно стало, когда я нашла этот дурацкий листочек… Сразу так вспомнился дом, занавески на окнах, мой старенький компьютер, книги… Словно я не выходила оттуда, словно я всё ещё взаперти… Наверно, ты правильно говорил, Арсень, и Джим тоже… Кукловод и впрямь маньяк, раз знал, что подкидывать. А Алиса всё говорила про уроки Учителя, с самого начала. Кажется, и мне он дал… Урок.
Она странно, совсем не как привычная Дженни, усмехнулась. Это новое выражение на её лице Арсений настолько не ожидал увидеть, что чуть не пролил на себя чай.
– Алиса чушь порет, – сказал уверенно. – Какой ещё урок-то?
– Что мне самой надо бороться за свою свободу, – ответила Дженни. – Он напомнил о моей неволе, хотел, чтобы я отступилась, оставила Джона. А я не оставлю! Здесь не мой дом, и я не собираюсь слушать чужие указы, что мне делать. Маньяк или не маньяк, но… – она с решительным видом повернулась к Перу, сжала кулачки. – Жаль, что Кукловод не выкрал меня много, много раньше! Может, я уже бы помогла чем-то Джону!
Арсений отставил на поднос наполовину опустевшую чашку.
– Джен, а что ты конкретно-то делать будешь?
– Не знаю пока, – девушка встряхнула головой. – Правда… Знаешь, ходят слухи, Билл расследует прошлое дома… Он же следователь, очень-очень опытный… Я пока не знаю, возможно это или нет, но что если… попробовать узнать, кто настоящий убийца?
– В общем-то, это идея, – согласился Арсений, подумав. – Если Кукловод появился из-за того, что Джон чувствовал себя виноватым… А если найти настоящего преступника…
– Да, – Дженни с воодушевлением кивнула и взялась за свой остывший чай. – Только вот я не знаю, как подступиться с этим к Биллу. Придётся ведь всё рассказать – и о Кукловоде, и о прошлом Джона…
Арсений невольно оглянулся на камеру. Мигает. Дженни тоже заметила, куда он смотрит, и чуть поджала губы.
– Правда, не знаю, выйдет ли из этого что-то, – медленно произнёс Арсений, поворачивая голову обратно. – Да и ты можешь пострадать, если пойдёшь против Кукловода. Он маньяк, Джен, и очень страшный. Я, конечно, спрошу у Билла… но особо рассчитывать не стоит.
Он поймал её взгляд и едва заметно кивнул, надеясь, что она поймёт. Дженни мимолётно улыбнулась, тут же опустив голову.
– Может быть, ты и прав, Арсень… Наверно, я просто не подумала…
Они перевели разговор на будущую фотосессию и то, что относительно скоро как раз пасха, и надо бы что-то такое придумать, особенное; в одиннадцатом часу, когда идей, по большей части невыполнимых, набрался порядочный ворох, и Дженни начала неудержимо зевать, Арсений попрощался. Напоследок Дженни всучила ему оставшиеся конфеты и попросила приносить ей ленты, если будут находиться во время прохождения испытаний.
Арсений заскочил в свою комнату, но всё было спокойно: мягко светила прикроватная лампа, Джек спал, зарывшись в одеяло, Нэн забралась в открытую тумбочку и свернулась клубочком между полотенцем и комком чистых носков. Отсчитывал тихим тиканьем секунды пристроенный в коробке с таблетками деактивированный будильник, по углам привычно клубились неясные тени. В одной из них Арсению почудился силуэт Леонарда, и Перо невольно подумал, слышал ли призрак сегодняшнее собрание в гостиной.
Подпольщик не удержался – присел на край кровати, скинул свои разваливающиеся кроссовки, вытащил из сумки обнову и с удовольствием натянул. Был, конечно, минус – не расшнуровывая, их пока не напялишь, – но зато они новые и не должны пропускать воду. Арсений затянул чёрные шнурки. Серебристые полосы по боку кроссовок были лишней художественной деталью, конечно, но вполне простительной.
Оставив сумку и вещи, он пошёл искать Джима – попросить о разговоре с глазу на глаз, пожелать спокойной ночи или просто убедиться, что док спит. Но его не было в гостиной, кухне, библиотеке, в коридорах, во дворе и в своей комнате. Файрвуд обнаружился в комнате Алисы, точнее, в комнате Джека, которую теперь занимала больная ворона. Арсений, как только залетел, сразу же выпалил:
– Джим, а я тебя искал… О.
Он только сейчас заметил, что с ним сидел Ланс. Как понял Арсений, он дежурил у постели больной ночью. Перо обменялся с ним приветствиями – беловолосый даже нерешительно улыбнулся в ответ на его поднятую ладонь. Алиса на него внимания не обратила, она бредила, по крайней мере, малоразборчивое бормотание сложно было назвать как-то ещё.
Джим менял бинты. Он не обернулся и не прервал работы.
– Я освобожусь через пять минут.
– Ага, я тогда… в коридоре подожду.
Арсений вышел обратно и прикрыл дверь. Минут через семь услышал, как Джим даёт Лансу последние наставления – какие таблетки давать, в каком случае звать его. Зашуршала сумка, потом – шаги к двери.
Едва получилось дождаться, пока Файрвуд выйдет и закроет за собой дверь. Арсений подошёл к нему, обхватил левой рукой за плечи, пальцы правой запустил в волосы и коротко поцеловал. Между ними была сумка – Джим не успел закинуть её на плечо, так и держал за верхние края. В этой самой сумке через ткань неудобно упирался в рёбра какой-то бутылёк, скорей всего, перекиси. Арсению было бы плевать на всю перекись в мире, но отстраниться всё-таки пришлось. Иначе он рисковал к чертям забыть о деле.
– Ты для этого меня искал? – слегка насмешливо поинтересовался Джим, перехватывая сумку за ремень. В тёмных, чуть прищуренных глазах странно отражался свет тусклых коридорных ламп. Почти как свет луны в чёрной воде озера.
– Ну… не совсем. Это была импровизация. – Арсений со вздохом наклонился к уху последователя. – Мне надо с тобой поговорить насчёт Дженни и Фолла, и желательно… перепиской. Не для камер тема. Заодно расскажу… о портрете Кукловода… и кое-что о диссоциации. Но нам так надо будет много времени, а сейчас уже поздно. Короче, назначай явку.
Джим слегка склонил голову набок, явно что-то просчитывая. Потом кивнул.
– Значит, слушай… я не веду фракцию, и в целом фракционной белибердой не занимаюсь. Уже хорошо, да? – по губам проскользнула еле заметная улыбка. – Основной наплыв пациентов – с утра. Плюс вечером, перед сном – обход. В остальное время можешь меня тревожить.
– Тогда давай завтра… после твоего обхода. – Арсений посмотрел на него почти страдальчески. – Раньше я просто не вылезу. Кстати, я теперь в Подполье… и есть ещё одна тема… Но лучше всё завтра.
Он кинул взгляд на своё запястье – из-под задравшегося рукава толстовки виднелся слабо серебрящийся браслет часов.
– Часов в девять вечера подойду. И да… тебе часы вернуть?
– Мне хватает настольных.
Пальцы дока невесомо скользнули по серебрящемуся браслету, после взлетели к лицу Арсения.
Покачав головой, Джим убрал руку.
– Иди. Сбиваешь с рабочего настроя.
Арсений перехватил его запястье.
– А у тебя ещё дела? – поинтересовался невинным тоном, прекрасно понимая, что копает сам себе яму – завтра не выспится страшно. – Сейчас семь минут двенадцатого.
Изогнутая бровь в ответ, но в глазах Джима уже заплясали чёртики.
– Тогда пожалуй ко мне, на одноместную неудобную кровать.
Ловкие пальцы Файрвуда прошлись по его паху, и док, развернувшись, направился в свою комнату.
– Чертяка, – тихо пробормотал Арсений, с ухмылкой глядя ему в спину.
========== 22 февраля ==========
Джим не выспался, что не странно после бурно проведённой ночи.
Хотя заснули не позже двух. После шикарного времяпрепровождения прижались друг к другу, как можно плотнее, Джим ещё думал – полежат, и, чтоб удобнее было, заснут не в обнимку. Но нет, отрубились прямо так.
В итоге – проснулся в шесть, от того, что затекла шея, а Арсень вовсю старается высвободить из-под него руку. Посмотрел, как подпольщик напяливает кроссовки – новые, кстати, – удивился, и снова заснул.
Часом позже, стоя перед зеркалом в ванной, рассматривал пару свежих засосов на шее, помянул Арсеня недобрым словом. После не без удовольствия вспомнил, что и сам в долгу не остался.
Чуть не забыл почистить зубы, предаваясь воспоминаниям.
Одеваясь в дневное, свитер застегнул по-монашески. Не то что бы стеснялся взглядов, просто это – его. И делиться не хотелось.
Завтрак, обход, визит к Алисе. Женщина всё ещё была донельзя слаба. Но, как сказал Ланселот, соревнующийся с доком по невыспанности, ночью почти не бредила. Да и температура – в дозволимых рамках держалась.
Сама последовательница, хоть и не спала, не проронила ни слова. На вопросы отвечала кивками или качаниями головы.
Джим почти решил, что она обиделась на его отказ.
Но характерно ли это для неё?
Утро прошло относительно спокойно. Ни вывихов, ни переломов. Поток пациентов медленно но верно спадал. Но не успел Джим этому даже обрадоваться, как ему – перед самым обедом – подпольщики притащили очередного героя фракции.
Девятнадцать мальчишке. Джим, пока проверял реакцию, про себя негодовал.
Девятнадцать. Это он у притащивших выспросил. Организм не сформировался. Но натура подпольщика, конечно, критериев рацио не признаёт, ему нужно проходить испытания, пока от обескрова не свалишься. Этот хотя бы не в бессознательном состоянии прибыл – глаза приоткрыты, двигаются.
– За пальцем следи, – Джим, придерживая его подбородок, приблизил к носу парня подушечку. – Следи. Внимательно. – Поводил пальцем взад-вперед, потом вправо-влево. – Хорошо. Адекватен. Глотай.
Отработанным движением просунул между губ пилюлю гемостимулина, потом ещё одну. Заставил запить.
На лице парнишки отразилось страдание.
Джим покачал головой. Отослал одного из притащивших за сладким чаем, сам сел рядом с больным.
– Ну, говори имя.
– Майкл. – Тихо. – Луин.
И глаза отвёл. Теперь он очень старательно на Джима не смотрел.
– Геройствуешь по завету Джека?
Ладони мальчика напомнили Джиму то светлое особнячное прошлое, когда его жизнь была обременена заботой только о брате. Тогда примерно таким состоянием конечностей был славен как раз он, да ещё Арсень позже. Только у Арсеня ситуация потом много усугубилась.
Ответа не было. Можно было назвать поведение Майкла старательным игнорированием, только человека, обрабатывающего фарш на месте твоих ладоней, игнорировать сложно. Шипеть иногда надо, ойкать.
Дело ваше…
Ватка, проходя капли выступившей сукровицы, исходила розоватой пеной.
Девятнадцать, а такой лось.
