Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 136 (всего у книги 329 страниц)
Всхлипывания начинают стихать через несколько минут. Невозможно рыдать часами, элементарно психологически истощаешься.
Всё тише, тише. И вздрагивает девушка уже реже намного, разве что плечи совсем опустились, выдавая полное обессиливание, и голова опущена. Спутанные волосы лицо закрыли, но Дженни их не убирает – сложила руки на коленях, и сидит неподвижно.
– Перо, – обращение непривычное, но Джиму приходится. Называть по имени он пока не в состоянии. – Рассказывай.
Арсень не отвёл от него взгляд. А лучше бы...
– Ещё до взрыва я, Джек и Джен установили систему слежения в доме. Форс помогал. У него свои цели, мы хотели, – он взглядом указал на Дженни, – выследить Кукловода. Система начинала пахать, только когда наш маньяк попадал в фокус объектива. И вот сегодня мы решили проверить результаты записей. Честно… – он споткнулся, кажется, не очень хотел говорить дальше, – я думал, Райан удаляет те записи, которые представляют угрозу раскрытия. Я не знаю, почему он не удалил ту, где мы с Джоном всю грёбаную ночь с двенадцатого на тринадцатое просидели у камина в библиотеке, мило беседуя о тонких материях. В общем, на этой записи не узнать его было сложно. И да, о том, что мы находили дневники, я тоже сказал. Правда, без подробностей.
Дженни тихонько всхлипнула, кажется, подтверждая слова Арсеня.
Джим в последний раз потрепал её по головке и мягко надавил на плечи.
– Ложись, Джен. – Девушка не сопротивлялась. Джим вообще не поручился бы, что она сейчас воспринимает происходящее. – Перо, свободен. Я с ней посижу. Ей сейчас нужно поспать.
– Тогда пошёл дежурить. – Арсень поднялся и направился к выходу. Там, правда, обернулся.
– Если собрался называть меня Пером, делай это хоть не на людях, что ли, – сказал безо всякой злобы и раздражения. – А то скинут тебе баллов гуманизма со счёта. – Он как-то совершенно по-дурацки шмыгнул носом. – Короче, если понадоблюсь, я в соседней комнате на посту. Бывай, док.
Он приставил руку козырьком ко лбу, как военные отдают честь – взгляд был безумный. Потом вышел и тихо прикрыл за собой дверь.
Шаги, в двух метрах хлопнула соседняя. Всё стихло.
Не смогу по имени звать
До послезавтра как минимум
Джим укрыл девушку одеялом. Спать с ней на одной кровати он не собирался, но и оставить одну не мог.
Сейчас Дженни как никогда нуждалась в присутствии кого-то рядом.
А это значит – книга, лампа, и вся ночь в глубоких и познавательных изысканиях.
Кра-со-та.
– Арсень, чего там вообще происходит? – недовольно поинтересовался Джек, едва Арсений прикрыл дверь комнаты. – Носятся все чего-то, рыдают… массовая истерика?
– Ну, как тебе сказать… Давай озвучу краткий список, – Арсений подтащил стул поближе к кровати Джека и оседлал его, уперев подбородок в резную спинку. Комнату освещала только лампа на тумбочке, и Арсений мысленно этому порадовался – не хватало сейчас стерильного верхнего света. – Рой помог мне с пультом, я открыл люк, ведущий в новую комнату, эту комнату мне подарил Кукловод, так как доступ туда есть только у меня и Форса, потом мы расстались с твоим братом, а потом до кучи Дженни проверила нашу систему слежения и вспомнила своего ненаглядного Джона Фолла, который вроде как великий маньяк всея особняка, и, соответственно, едва не затопила дом слезами… А, да, чуть не забыл. Во дворе народ запускает фонарики с желаниями. Ну вот, вроде всё перечислил.
Джек сидел молча, нахмурившись.
– Расстались? – переспросил недоумённо.
Арсений только отмахнулся. С этим всё было ясно. И точно, Джек, не услышав опровержения, расплылся в улыбке.
– Блин, да это же круто! Ты наконец-то перестанешь мешать ему жить нормальной жизнью, Перо! Что, узнал брат о твоих делишках, да? Да ё-моё…
Он откинулся на подушку, продолжая лыбиться.
– Самая классная новость за последние десять дней! Ну ладно… – повернул голову в сторону Арсения, – что там с новой комнатой?
– Пыль, здоровенная кровать, – Арсений прижался к спинке щекой, уставившись в пятно света от лампы на стене, – пахнет засушенными лилиями, испытательные предметы мелкие и валяются где попало. С завтрашнего дня начну собирать паззл.
– Ну да… блин, реально… Хорошо, что с пультом сработало. Я вроде где-то слышал, сегодня вспомнил вечером, что операционно зрение можно восстановить. Так что если мы быстро из особняка выберемся…
– Выберемся. Осталось три комнаты, и одну из них я уже открыл. Так что выберемся.
– Ну так а я о чём? Если…
Арсений его больше не слушал. По-прежнему внутри будто льдом всё стянуло, и этот холод был куда поганей холода Сида. Он закрыл глаза. Ровная головная боль мешала думать – выше всяких ожиданий. Пустая голова без мыслей.
Снаружи, по коридору, снова шумно прокатилась вернувшаяся из внутреннего двора толпа – кажется, намереваясь продолжить отмечать в гостиной.
– Перо, блин!.. – вывел его из ступора недовольный голос Джека. – Там вода осталась?
– А… – Арсений неловко пошевелился на стуле, поднялся. – Да, осталась.
Громыхнул графином, переливая в стакан, едва не разлил половину. Запустил в стакан трубочку и подал крысу.
– Всегда говорил, что у тебя руки из задницы, – довольно констатировал Джек, принимая стакан. Пощупал верх, убедился, что трубочка на месте, и зашвыркал водой.
Арсений спал на стуле. Всё тело затекло, он ощущал это даже сквозь сон. Тихо тикали часы на тумбочке, отмеряя время – в час он проснётся, как по расписанию, потому что у Джека где-то в час пятнадцать начнётся приступ кашля. Надо будет поить его таблетками, стучать по спине, держать, чтобы не свалился с кровати, и держать тазик для сплёвывания отходящей мокроты. Приступы потихоньку слабели, частотность тоже падала, но внимание со стороны всё ещё было нужно. Обычно они с Джимом ходили ночью отслеживать эти приступы посменно…
На плечо легла чья-то рука.
– А?.. что? Джим, я не сплю…
– Тихо, – шикнули над ухом. Голос не Джима, другой. Джек глубоко дышит во сне, всё в порядке. Арсений помотал головой, сбрасывая сонливость, и первым делом кинул взгляд на часы. В тусклом свете лампы слабо серебрящиеся стрелки показывали 11:28. До полуночи ещё больше получаса.
Да закончится этот грёбаный день или нет
– Перо, – позвали холодно. Арсений обернулся и узрел перед собой уходящую в туманную тьму потолка фигуру Форса. Хвостатый явно был зол. Впрочем, это ничем не отличалось от его обычного состояния.
– Чего тебе? – спросил Перо, снова упирая подбородок в спинку стула.
Райан молча сунул ему исписанный листок.
– Найдёшь всё, что здесь есть. Приступишь с завтрашнего дня.
– Так точно, товарищ начальник, – хмыкнул Арсений, не глядя забирая лист. – Я порву всех и вся, начиная со своей жопы, но найду для тебя всё, что пожелаешь.
– На твоём месте я бы поменьше трепал языком.
– Вообще-то, я серьёзно. Можешь кидать списками всё, что надо, я найду, – спокойно пояснил Арсений. – Я ж Перо, мне это как два пальца… ну, там дальше ясно.
Судя по молчанию, Форс более не собирался удостаивать его своим божественным вниманием. Но Арсений ошибся.
– Напряги извилины и вспомни: ты вечером не видел в районе чердака никого, кто мог бы поставить глушилку? – осведомился резко.
– Чего?.. – Арсений так ошалел, что даже повернул голову. – Нахрен кому-то ставить туда глушилки? Или стоп…
В голове, как из другой реальности, мелькнуло воспоминание: он тянет на себя дверь чердака, а в него врезается…
– Алиса, – сказал уверенно. – Она сегодня в районе восьмого часа паслась на чердаке. Я ещё подумал, зачем ей крыса… А это же те самые подвальные крысы с глушилками.
Форс на секунду прищурился, затем резко развернулся и вышел. Арсений тупо уставился ему вслед.
На кой приходил
Может теперь проблемы из-за того что Дженни узнала Фолла
Ну да, он же накосячил с удалением записей
Но глушилка тут при чём тогда
А на кой Алисе ставить глушилку?
Я бы понял ещё, если б это сделал тот тип, который в особняк пролез…
В слабом свете лампы он кое-как прочитал список.
дрель
снотворное
жесть листовая
колючая проволока
гвозди
шурупы
доски (2 шт)
Арсений сложил список вдвое и сунул в карман. Думать о причинно-следственных моментах такого внезапного интереса Форса к гвоздям и колючей проволоке было интересно только первые две секунды.
Хвала святому маньяку. На поиск уйдёт весь день точно.
Он тихо поднялся со стула. Визит хвостатого ничуть не потревожил сон Джека. Арсений даже смутно понадеялся, что сегодня приступа не будет, и крыс поспит спокойно.
Прошёл к столу, включил настольную лампу. Резкий жёлтый свет упал на стопку рисунков. Арсений вытащил из-под неё чистый лист, плюхнулся на табурет. В руку сам собой – черный, рядом – подборка коричневатых, охристых, серых, голубых и синих карандашей. Резкими росчерками на бумаге серая стена, неровная каменная кладка, линии перил, навес, кусты, разросшиеся до того, что сухие листья (желтовато-охристые, коричневатые мазки) уже виднеются из-за крыши, голубовато-серым, с чёрными отчерками тени, крыльцо-ступеньки, чёрно-серебристые витушки чугунных перил. Быстро, почти с закрытыми глазами, паутиной линий фигура в длинном тёмном пальто, волнистые волосы, прикрывающие уши – ослабла резинка, пряди выбились и ветром – им же, этим же ветром-объяснением замёрзшие руки придерживают воротник, стягивают от холода, пальцы – линии – сжаты, напряжены, а в чертах лица покой. Прикрыты веки, чуть улыбаются губы, нет этой резкой складки между бровей – карандаш едва не срывается похоже чёрт меня похоже слишком похоже и на ступеньках под тяжелыми чёрными ботинками – сорванные ветром сухие листья…
И ещё – линии зримее, резче, отчётливей, тени, мечущиеся, ветром, согнутые им ветки, сорванная листва – всё явственней, реальнее, почти осязаемо, выпивая карандаши до стирания грифеля и шарканья сточенного дерева о рельеф бумаги…
Мягкий грифель ломается на очередном мазке. Арсений отбрасывает карандаш – он падает на перепутанные – в разные стороны заточкой – остальные, издавая глухой стук, с таким, наверно, сталкиваются высохшие кости. Пальцы впиваются в волосы, зубы сжимаются до скрежета, горло перехватывает жутким спазмом.
А что я люблю в прошлой жизни, память?
Он не знал. Может, он любил Софи, может, теперь любил память о ней. Может быть. Но думал тогда, когда хотел набухаться под Рождество, что даже если они выберутся из особняка, ему придётся метаться между Джимом и ней. Думал – и на сердце было так паршиво, что дальше некуда. Потом – взрыв, Сид… слепота Джека.
Мир расплывался. Он становился цветовыми пятнами, как фотография с плохо настроенной резкостью.
То, что до особняка, потихоньку стиралось. Реальной оставалась только память о Софи. Это она вытащила его из бесконечной череды попоек и шатания по улицам. Вытащила, помогла познакомиться с нужными людьми, чтобы найти стартовую работу по способностям. Она была его музой год, ни одну, даже самую профессиональную модель, ему не нравилось фотографировать настолько, как Софи.
Он любовался ей, посвящал лучшие фотографии… и понимал, что нужен уставшей от постоянных мимолётных связей аристократке не меньше, чем она ему. Она нашла в нём необходимый покой, надёжность. Он в ней – вдохновение и особую мягкую, чарующую ауру, присущую только сильным и глубоко страстным женщинам. От одного её присутствия кружило голову, а руки тянулись за фотоаппаратом. Софи только загадочно, с едва уловимой насмешливостью улыбалась в ответ... знала, что творит с ним. И знала, что будет после.
А теперь
Что теперь
Я помню фотографии, значит, дни, когда я их сделал и помню её в эти дни
Нашу неделю в горах
Я помню как она рисовала свет в мастерской её руки
Помню как несло крышу когда она раздевалась
Я помню как она приходила поздно уставшая забиралась в туфлях и одежде на кровать и прижималась ко мне
Как иногда курила
Я запах её духов помню
Я помню, как она просила меня позвонить
Я помню что она хотела купить синий зонтик
Блять
И всё. Если подумать, из ярких воспоминаний осталось не так много или не так мало. Софи была частью того мира, который он неосознанно держал у себя в голове про запас. Когда это мир, мир особняка, вдруг оборвётся – неважно, по какой причине, будет тот, другой. И он вернётся… он ведь открыл восьмую комнату. Теперь это реально.
Вернусь куда зачем к ней?
Если ждёт
Она мне нужна
Великий потолок
А мне внешний мир нужен без
Джим я ж без тебя загнусь
Он осознаёт мысль и издаёт сдавленный грустный смешок.
Ну да, ты без него загнёшься. В прямом смысле. Кому ты нахрен нужен тебя каждый раз лечить и перематывать?
А ты ему нужен в реальном мире? Там, за стенами ты ему нужен будешь, герой? А может и впрямь в тебе из способностей – только с чувством, толком и расстановкой трахать всех, кто хоть мало-мальски понравился… Но это в другую сторону, ты тогда не свою профессию выбрал.
Он прижимается лбом к столу. Закрывает глаза. И почти с облегчением слышит, как за его спиной Джек начинает кашлять.
Дженни спит. Веки покраснели и припухли, но дыхание спокойное, затруднено только немного.
Всё же она долго плакала.
А Джим сидит рядом: рука на плече девушки, вторая опирается на кровать. Голова опущена.
Только стоило успокоиться за работой над реактивами, и тут это. Слёзы Дженни, к стыду сказать, произвели на него не такое впечатление, как визит Арсеня. И док, как мальчишка, старался всё время, пока тот в комнате, не смотреть, не обращаться к нему.
Глупо. Глупо до безобразия, но как быть, если смелости не хватает вести себя как обычно? Хочется сбежать от разговоров, от контактов, от всего, что причиняет боль.
Рука скользит по одеялу, огибая плечо девушки, и переползает на её спину.
И что мне делать, Арсень?
Без тебя – тошно.
Как засыпать один буду?
У каждого есть прошлое. У Джека, Дженни, у самого Джима есть. И – какая разница, кто или что было в этом самом прошлом? Ну встречался Арсень с женщиной, пожалуйста, сколько угодно.
Но ты же вернуться к ней хочешь, сам сказал.
Что мне делать, Арсень, когда ты к ней вернёшься?
Дженни тихо вздыхает. Во сне, почти неслышно, но так грустно, что у Джима самого что-то обрывается внутри. Он осторожно гладит её по спутанным, смутно золотящимся в тусклом освещении, волосам.
Под рукой – шелковистые девичьи волосы.
Когда-то Джим мечтал о такой девушке. Серьёзная, умная и ответственная. При этом добрая и терпеливая. А Дженни сверх того – умница, какой свет не видывал, удивительно сильная девушка.
А теперь – только страшный белобрысый дылда и нужен. Проблемный, как брат же, да почти на добрый десяток лет младше.
Да, нужен. Что бы ни произошло, нужен до зубовного скрежета. Вот сейчас бы выйти на минуту, заглянуть к брату, разнести обоих за то, что не спят, и пригрозить овсянкой. Будто ничего не было.
Что мне делать, Арсень? – вопрос звучит спокойно, почти обыденно. Это не риторически, Джиму и вправду нужен ответ. – Я же знаю, что поступаю глупо. Но страшно, понимаешь? Страшно мне.
Не ревность, не гордость – страх. Вся жизнь – сплошные неудачи на любовном фронте. Как теперь заставить себя поверить, приблизиться к человеку, который-хочет-вернуться?
Не смогу
И сейчас-то с ума схожу
Вот выйдем через год
Через два
Он уйдёт
Что буду делать?
Что мне сейчас делать?
Ответа нет. И внутри он не находится, и Джим сидит, поглаживает Дженни по волосам и прокручивает в голове одни и те же фразы – а они от постоянного повторения затираются, теряют смысл, становятся мешаниной букв.
Что мне делать, Арсень?
Что-мне-делать?
========== 15 - 16 февраля ==========
Дженни проснулась ночью. Ещё и трёх не было, когда она проснулась – Джим, измученный мыслями, только успел задремать, сидя на стуле. Скорее всего, её организм, испытавший такой стресс, просто не смог спать дальше.
Девочке тяжело пришлось.
Стоило ей зашевелиться, как Джим тут же поднял уроненную на грудь голову. Быстро – скорее рефлекторно, нежели осознанно, – пересел к ней и приложил ладонь к голове.
– Как себя чувствуешь?
Девушка сонно захлопала глазами. Протёрла их ладошкой, после чего уже смогла смотреть, не моргая каждую секунду.
– Я… – неуверенно начала, осматриваясь, – лучше, кажется.
– Я рад.
Джим убрал ладонь. Дженни, осторожно оперевшись на локти, села на кровати. Одеяло – холодно всё же – подтянула почти под подбородок.
– Сердишься? На нас, в смысле, – осторожно поинтересовался Файрвуд.
– Сержусь. – Девушка тряхнула спутанными волосами. – Но не это сейчас… Джим, я хочу знать. Всё знать, без всяких умалчиваний.
– Джен…
– Я имею право, в конце концов, – взвизгнула она нервно и закуталась в одеяло поплотнее. Теперь над тканевым коконом только зелёные глаза и сверкали. – С ума сойти! Тут Дж… он тут, а вы…
Джим примирительно выставил вперёд ладони. Сам же в это время лихорадочно соображал, как поступать так, чтобы не взволновать и без того взволнованную девчушку ещё сильнее.
Чёрт…
Не демагог я…
Не справлюсь один…
