Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 295 (всего у книги 329 страниц)
– Помню, родная, помню, – он перемещается за спину, начинает массировать её плечи. – Но представление оборвётся. Резко так, неинтересно.
Чуть подумав, она смещает пальцы чуть в сторону по панели, от чёрного прямоугольника маленького пульта. К уже бесполезным рычагам управления динамиками, к ещё каким-то кнопкам.
Арсень.
Лишить его всего, что дорого. Вытянуть душу ржавыми крючьями, а потом наблюдать, как медленно загнивают вспоротые ошмётки. А десерт (язык проходится по пересохшим губам) – это убить его самого, медленно, ласково, чтобы прочуял каждую частичку вливаемой в него смерти. Что может быть прекраснее смерти?
– Согреть тебе чаю, солнышко? – осведомляется Трикстер, убирая руки с её плеч.
Она кивает и возвращается к экранам.
Джеймс на грани. Не пропустить ни секунды страданий.
– Так его даже мне спасать не хочется. Нужно больше личной заинтересованности. Фото не такое красивое, как ты делаешь, Пёрышко, но уж не обессудь. Лично выбирал с камер, три часа потратил, чтобы наш красавец хорошо вышел. И распечатывал на принтере, да, – прокомментировал динамик, передававший события из гостиной. – Прилепишь к манекену. Приём.
Что ответил Перо, уже не слышно. Шуршание рации. Джек сжал зубы. Он ненавидел Трикстера настолько, что должен был начать уже лопаться. Да вот как-то всё не начинал.
Джим в перерывах между спазмами ошейника уже не разговаривал. Только дышал. Его пару раз вырвало, потом просто тянуло. Дженни катала по полу бутылку со сладкой водой и говорила, говорила… Джек старался слушать. Никогда не думал, каково будет – потерять брата.
Сейчас думал. Когда Джим хрипел и бил ногами по полу. Тогда Дженни повышала голос, чтобы перекрыть шум, стук, хрипы и свист, и только вот так, цепляясь слухом за её слова, можно было не свихнуться.
– Держись, младшенький, чего скис? – неожиданно прямо обратился к нему динамик. – Перышко доставил пациента на кухню и уже разложил на столе. Но увы и ах, сам реанимацию сделать не сможет. Спеши на помощь, герой.
Джек подскочил с места. На пороге смазано – зелёные глаза Дженни.
– Не оставляй Джима одного, пожалуйста.
Она кивнула. Джек побежал на кухню.
Когда он туда ввалился, горел свет. Тускло, но лампа светила над столом.
Это что лампочка в двадцать ватт
А такие вообще остались? И зачем Трикстер её вкрутил?
Перо он увидел на полу. Арсень сидел, сгорбившись, согнув колени и уложив на них руки. В правой рация.
На столе под лампой лежал труп. Точнее, сначала так показалось, пока глаза не различили слабый стык швов на пластмассе. Кукла, манекен. Но она была в одежде Джима всё в крови, даже в ботинках. Рядом лежало фото. Вроде бы лицо брата.
Печать некачественная. Да.
– Ещё больше личного погружения! – зашуршала рация в руке Пера. – В два раза больше личной драмы! Арсень, представь, что ты – Арсень, а манекен – Джим. Умирающий. Чтобы сходство было полным, Джек сейчас нам прикрепит фото к кукле. Правда, Джек?
Перо поднимает голову. Белый.
Белый.
Джек берёт фото. С него скатывается и мелькает красным кнопка. Падает.
Приходится шарить её на полу под столом. И руки трясутся. Кое-как находит, крепит ко лбу манекена. Вдавливает кнопку в пластик.
– Арсень, всё готово. Полюбуйся. Приём.
Джек подходит к Перу, садится рядом.
– На меня сможешь?.. А, чёрт…
Взваливает его на себя и тянет вверх. В один момент кажется – завалятся оба, и конец. Но нет. Перо упирается ногами в пол. Встаёт.
Они ковыляют к столу.
– Ну как, заработала фантазия? Разогнали кровь по венам, адреналин подскочил? Только что на наших глазах родился новый Джим. Правда, сколько ему осталось жить, зависит от вас. Приём.
Джек смотрит на жалкую пародию под лампой. В немецком есть такое слово ещё… Что-то вроде тени, злого близнеца.
Доппельгангер. Да, так
– Я тебе твои шуточки в глотку обратно засуну, приём.
Арсень хрипло хмыкает рядом. Кивает, что можно отпустить.
– Мне кажется, как живой вышел. Ну разве не прелесть. А вот о другом Файрвуде таких слов скоро сказать будет нельзя. Умирает, да. Задыхается. Погодите, где мой платочек… Ох, боже… Да. Я же не железный. Перо! Пусть Джек подежурит у вашего творения, а то вдруг оживёт и сбежит. А ты иди в зимний сад.
– Арсень…
– Нормально. – Всхрипывает смешком. Шепчет, едва размыкая белые губы. – У дверей там… эскорт мой видел. Призраки ещё. Как король, бля. Пошёл.
Он выходит с кухни, шатаясь. У открытых дверей его под руки хватают свои. Помогут.
Зато теперь неясно, что с Джимом. Оказалось, лучше сидеть рядом – знать.
Не думать. Не умер он.
Нет.
Дженни с ним.
Она бы прибежала
Сказала бы
И слух сразу напрягается предательски, улавливая все шаги, чтобы ни одни из них не приблизились к кухне. Джеку чудятся фантомные, лёгкие, по коридору. И он закрывает глаза.
Только не Дженни
Только не она
Но шагов вообще нет. Джек ждёт.
– В большой деревянной кадке ключ. Джек-то уже точно заметил, что в ошейнике есть паз. Ну так вот ключик оттуда. Поспешите – ещё успеете. Приём.
Ключ правда был в кадке.
Арсений не помнил, какими правдами и неправдами его достал.
Выудил, ронял два раза, пальцы не держали.
Металл скользил в крови. На бинты налипала земля.
– Ну что, Пёрышко, сразу к Файрвуду? Освободим нашего страдальца. Если ещё, разумеется, не поздно. Ключик-то, поди, вставишь сам. Приём.
Сил говорить нет.
Зато в голове заедает:
Ещё день ещё два свою ношу нести
– Что, на второй? – тихо интересуется Рой у уха.
– Опять брехня, – спокойно возражает с другой стороны Джим-подпольщик. – Он не мог так просто отдать ключ.
И не ждать… ниоткуда
Подмоги
– А мож, скучно стало! Ты у нас что, спец в маньячной логике?
Ещё день ещё два
– Спец сейчас сидит и умирает, – отрезал Нортон. – Если ключ запускает не ту команду в ошейнике, он труп за считанные секунды.
По дорогам брести*
– Перо! – окликает Рой. И тут же: – сука, бля, это я щас у него спрошу, у полудохлого – получается, всю ответственность с себя переложим, что ли? Короче, Нортон, ты против ключа?
Чё там дальше
В песне
Арсений плечом ощутил лёгкое качание. Кивок.
– Ладно. Так, крыса эта, которая макака, мы ей не верим. Не пойдём ключом открывать, всё, я тоже голосую против. Арсень, слышал? Обратно к Джеку тебя щас. Если с ключом что не то, это… мы решили.
– Правильно сделали! – рявкнул Джек, помогая затащить Арсеня в кухню, в любимое кресло Дженни. – Там два паза для ключей, чёрт знает, какой из них деактиватор!
– Ну всё тогда, правильно, – успокаивающе забормотал Рой. – Если надо, мы за дверью.
– Какие непослушные, – вставил своё Трикстер. – Выметайтесь, приём.
Джек едва не зарычал. Потеряли ещё полчаса.
– Играем дальше. Насчёт ключа: я ещё припомню этим красавцам моё испорченное представление. А вы чего расселись? Человек умирает! Приём.
Джек зло хмыкает. Теперь-то чего бояться. Джим, может, уже умер, Арсень при смерти. А если выживет, с такими руками…
Инвалид, как и ты. Пальцы шевелиться не будут, скорей всего.
Джек мотнул головой. Забрал из белых пальцев Пера рацию. Она липкая. В крови.
– Я думал когда-то, Кукловод – псих. Но ты – шиза недосягаемого уровня. Приём.
В крошечном динамике смех.
– О, мне приятно. Очень приятно, Джек Файрвуд. Но к делу, время тикает. Арсень! Не спать на дежурстве! Принимаем пациента. Никак? Джек, уколы делать умеешь? Там в боковом ящичке ампула и шприц. Немножко кофеинчика Перу не помешает, приём.
Джек теряется разве что на секунду. Но если есть хотя бы ничтожный шанс, что брат жив…
Он проходит к шкафу и дёргает ящичек на себя.
Арсень не позволяет ему сделать укол. Только набрать шприц. Потом указывает на полотенце. Джек перехватывает, помогает затянуть на плече. Перо сжимает-разжимает кулак, страшно представить, насколько это больно. На сгибе локтя вздуваются вены. Тогда он втыкает шприц и кое-как вводит раствор.
– Стимулирующий препарат. Сердечко забилось чаще? Приём.
– Заткнись, приём, – цедит Джек. «Приём» выскальзывает машинально.
Арсень ещё минут пять сидит неподвижно, затем поднимается. Похож на мертвеца. Джек хватает его за запястье, находит пульс. Жилка слабо, но панически быстро бьётся в подушечки пальцев.
– Джим, будь он здесь, сказал бы вам, что при потере крови учащается пульс. Сердечку не хватает литража для перекачки, вот и стучит как бешеное. А кофеин ещё сильнее задирает частоту сокращений. Пёрышко, ты бомбочка сейчас. Только вместо гранаты сердце. Справишься до разрыва? Приём.
– Э-э-э, чувак, – Перо, глядя в одну точку, тянет в ухмылке губы. – Нихрена не понимаешь в людях. Это у меня от любви пульс шкалит. Вишь, какая красота лежит на столе. При-и-и-иём.
– Тогда за работу. Спасайте уже пациента, пока не преставился. Приём.
Джек обходит стол. Перо расплывчатым силуэтом.
Вдыхает глубже.
– Пульс нитевидный, мы его теряем! ПРИЁМ!!!
– Да! – радостно орёт Трикстер с другой стороны. – Приём!
– Сегодня был чертовски хороший день, чтобы испортить его ещё одной смертью! – собственный противоестественно бодрый голос эхом отдаётся в ушах. Напротив взгляд Пера. Такой же безумный. – Только не в мою смену, Перо! Реанимация!
– Вас понял, – он резко дёргает манекен выше, разводит в стороны полы пальто, свитера на замке и рубашки. – Приём.
– Да, да! Кучу кубиков ему, внутривенно, внутримышечно, перорально! Миллион кубиков! Одни сплошные кубики! Приём!
Джек кладёт ладони на грудь манекена, одну на другую.
– Начинаю непрямой массаж сердца. Сегодня я никому не выпишу пропуск на тот свет! Арсень! Приём!
Он почти орёт.
Перо набирает воздуха в грудь – слышно, вдохом – и припадает к лицу манекена, имитируя искусственное дыхание.
Раз-два-три-четыре
Ещё раз. И ещё. Арсень попадает с ним в ритм, как положено. Изрезанные ладони болят. Пластмасса похрустывает под давлением. Внутри пустота.
А рация молчит. Помехи и тишина.
Джек зажмуривается и закусывает губу, когда боль в ладонях делается нестерпимой.
Хруст. Что-то врезается в ладонь.
Он широко распахивает веки.
Пластмасса треснула и провалилась, образовав дыру.
– Время смерти, – хрипит рация. – Сейчас. Вскрытие показало, что пациент умер от сумасшествия.
Джек опускает рвущие болью руки. Арсень медленно приподнимается над столом. Локтями упирается, иначе бы не встал.
– Пациент умер на столе. Похоже, вас лишат лицензии. Хороните скорее, пока никто не узнал, приём.
Джек смотрит на пластиковую куклу, распластавшуюся по столу.
– Но похороните по-человечески, а то мало того что убили, так ещё и прикопаете в кустах. Знаю я вас, коновалов. В столе корзинка с реквизитом. Вперёд.
Джек как во сне проходит к столу. Открывает ящик. Внутри корзинка с чем-то красным.
Он вытаскивает. Бумажные цветочки. Две свечки. И простынь.
– Скорей, пока кровь не залила операционный стол! Приём.
Вдвоём они заворачивают манекен. Перо дышит как-то рывками. Будто из воздуха выдирает клочья.
Джек подхватывает замотанную куклу на руки. Арсень тащит мятые цветы, рацию и зажжённые свечи. Они проходят своей дикой процессией мимо замерших в коридоре подпольщиков. Мерцают фонарики. В кладовой Джек берёт лопату.
Во дворе густеют сумерки. Почти сутки назад Джима утащили.
Джек бережно укладывает куклу на траву. Пусть не брат. Может, он уже свихивается. Но надо похоронить как человека…
Трава в росе. Сыро. Он копает яму. Перо втыкает свечки в рыхлую землю. Капает парафин. Арсень осторожно укладывает манекен в яму, принимается спинывать землю кроссовкой, помогая закапывать. Дышит рвано, со всхрипами.
Когда готов низкий холмик, кладёт сверху букет. Опускается на колени, в траву, складывая перед собой ладони. Джек делает так же. На всякий случай.
– Покойся с миром.
Ветер шумит.
Затушил свечки.
Трава мокрая. Джек смотрит на рацию.
– Ваш Джим на грани смерти. А вы в курсе, что только что закопали единственную надежду на его спасение? Джек, внутри манекена ключ. Айда осквернять могилу, приём!
Теперь Джек смотрит на рацию с ужасом. Хрипящий Арсень тоже. Скорей всего.
Он первым срывается с места, тянется к лопате. Приходится выхватывать из рук. Могила неглубокая, но руки болят, и земля…
Перо падает на рыхлый холм и разгребает землю пальцами, этими своими… Джек пытается его отпихнуть, потом плюёт на всё и тоже начинает рыть. Они нашаривают завёрнутый манекен, выдирая его из-под комьев земли. Стаскивают рывком простынь. Перо бьёт его лопатой. Пластик хрустит.
– Ещё бей!
Горло рвёт своим же хриплым криком.
Арсень бьёт. Отбрасывает лопату. Они запускают руки, шарят внутри полости, дыра щетинится осколками пластика.
– Да что… да… есть! Есть!..
Арсень соскакивает с земли, весь грязный, вскидывает ключ вверх, на нём болтаются обрывки скотча. Перо кидается в дом.
Джек бросает рацию.
Не помнит, как они до второго этажа, до комнаты, вопль Дженни, что-то ещё и рыжее пятно на месте головы Лайзы.
Джим не живой.
Висит в верёвках. Из-под неровного зеленого воротника – резина от противогаза – багровая кожа.
– Пробуй ключ к обоим пазам! – Джек сипит, вцепляясь в дверной косяк. – К одному пойдёт…
Арсень прижимает к себе обмякшего верёвках сине-багрового Джима, руками шарит где-то у него за спиной.
Что-то негромко щёлкает. Ошейник летит в сторону.
Арсень хватает с пола брошенный Биллом канцелярский нож и начинает пилить верёвки. К нему кидается Лайза, потом Дженни. Джек оглядывается, нигде никакого ножа.
Перо суёт нож рыжей, а сам, запрокинув Джима на спинку стула, вдыхает глубже, припадая к синюшным губам. Как до этого к манекену.
– Й… есть! – сдавлено кричит Лайза. Тянет верёвку, та застревает в ножках стула. За тот же канат цепляется Дженни, вдвоём они выдёргивают петлю и поспешно, мешая друг другу и Арсеню, укладывают Джима на пол.
– Начинаю непрямой массаж… сердца… – голос у рыжей срывается. Ладошки ложатся на грудь брата. – Арсень…
Всё повторяется. Всё так же.
Всё.
Только через минуту Джим начинает кашлять и открывает глаза.
Джек падает рядом на колени, хватает за плечо. Не знает, что делать. Лайза широко раскрытыми глазами смотрит на Джима. По бледным щекам в веснушках текут слёзы. Дженни закрылась ладошками.
– Х… хххипоксия…
Джек не сразу понял, что это брат. Хрипит безбожно. После нескольких рваных вдохов:
– Остановка сердса вследствие… мать вашу… – закашливается, – ххислородной недостаточности… Необратимых последствий… не знаю… Клетки мозга…
– Если ты сейчас не заткнёшься, я точно решу, что они пострадали! – Джек стискивает зубы.
– Молчи, Джим, просто… – Дженни отнимает ладони от лица. Щёки у неё тоже мокрые. И ресницы. – Береги силы.
Динамик молчит.
Арсень тоже молчит. Сидит, согнувшись пополам и положив руки на пол. В крови и земле.
– Всё хорошо, – хрипит, когда Джим окликает его по имени. – Спи.
Лайза вытирает рукавом лицо. Носом шмыгает, громко. Поднимается через силу.
– Пойду… позову наших, чтоб перетащили…
– Сразу всех дееспособных зови, – мрачно окликает её Джек, глядя на Перо. – Арсень сам не доберётся.
========== Зеркало (6 - 9 июня) ==========
В этот раз Трикстеру было действительно страшно. Элис хотела смерти Джима, ей было даже обещано. А этот негодяй взял и выжил. Совсем непонятно как, Трикстер сделал всё, чтобы его душило как можно дольше.
Сейчас, в то драгоценное мгновение между тем, как она узнала о его «воскрешении» и непосредственно реакцией, Трикстер судорожно соображал, чем можно компенсировать свою вину.
Не успел.
Вскочив из-за экранов, Элис, с силой стиснув ткань его свитера (ногтями полоснула по груди), пригнула к себе. Он видел её бешеные глаза, звериный оскал.
– Как это произошло? Как произошло, а?!
– Моя вина.
Он закрыл глаза и вжал голову в плечи. Она имела право казнить: он не справился со своей задачей. Не развлёк госпожу и не выполнил её желание.
Но чёрт возьми как выжил Файрвуд, уже две минуты не подававший признаков жизни?!
Как?..
– Понятно, что твоя!!!
Завопив это, она отбросила его в сторону обеденного стола. Заломила руки, обхватила голову, чуть сгорбилась, и – резко, как пружина, выпрямившись, метнула вслед ему компьютерный стул.
– Выжил Файрвуд!!! – Снова криком в его сторону. Сжала кулаки. – Выжил, а?! Ты, никчёмный слабак!!!
Он кое-как поднялся на одно колено и сжался, держа голову склонённой.
Где я просчитался?! Перо измотан, младший Файрвуд деморализован…
Подпольщики. Те самые, что не дали Перу пойти и замкнуть ошейник нужным ключом
Я думал Перо отчаялся и кинется «спасать» Файрвуда ключом
После этого ошейник бы раздавил ему горло
– Я никчёмный слабак, – повторил едва слышно. Хотелось подползти к ней и целовать край платья, пока не смилостивится. Но так, в гневе, она тоже была прекрасна. Как огненный вихрь. Как богиня ярости.
Богиня снова швыряет в него то, что попадается под руку. На этот раз – кружку горячего чая. Она врезается в плечо, чай выливается, обжигает…
Она тяжело дышит. Такое ощущение, что бурлящему в ней гневу просто невозможно выйти в нужном размере. Откидывает со лба волосы.
