Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 306 (всего у книги 329 страниц)
– Он свернул бы Лайзе шею и не поморщился. И мы бы оставили в живых психа и позволили умереть ассистентке доктора, – ровно и размеренно заговорил подпольщик. – Фил сошёл с ума. Любой, кто берёт заложника с целью какой-то для себя выгоды, идёт на торг. Он собирался свернуть девчонке шею просто из жажды убивать.
– Вы сами парочка психов. Супружеская пара маньяков, мать вашу, Уоллис… от тебя не ждал, – бормочет Рой. И, громче: – Сазерленд, ты живая там? Не придушенная?
– Н… нет…
По лестнице застучали легкие шаги.
Лайза подняла голову.
Дженни, подобрав подол длинной юбки, присела рядом, обняла её.
– Уйдём отсюда? – спросила, заглядывая в лицо.
Лайза видела её беспокойство, усталость, измученность… Только одного тут не было – смятения. Дженни не сомневалась ни в чём.
– Н-ничего не…
Лайза поняла, что договорить она не в силах, схватилась за плечи Джен и позорно разревелась, всхлипывая, шмыгая, рвано хватая воздух между приступами рыданий, сдавливающих горло.
На голову легла лёгкая ладошка, принимаясь поглаживать.
Арсений видит грязное зеркало, об которое чуть позже бьётся головой. Он видит пыльную комнату, в которой воздух уже и не воздух, а диффузное с пылью образование. Перо видит, как ему втыкают между пальцев кисти – чтобы не вываливались из самих пальцев, разрывая плотные перемычки кожи, вгоняя черенки между пястных костей, и отправляют рисовать. Кровь из разорванных перепонок тёплая, липкая, живая, заливает кисточки, и голос за кадром сообщает, что так проще – не надо искать краску. Ему чудится, как он облизывает холодную поверхность зеркала, силясь повторить контур застывшего отражения. За языком на зеркале остаются размазанные полупрозрачные разводы.
Ему снятся душные объятия постели, где он просыпается, ищет в толстом промокшем от пота одеяле кого-то, не находит и просыпается ещё раз, в темноте. Ощупывает её, просыпается. В комнате с серым светом, где на стене выступает его готовая картина. Но виновато время перед рассветом, фигуры мутны, ничего не разглядишь.
Как она выглядит? Как?
Он подходит ближе, щурится, вглядывается, тщетно, наконец, распластывается по стене, ощупывая её, будто плоскость способна сообщить изображение пальцам, по ней шарящим.
Эфемерно
Как тень
Как свет
Не существует
– Ты должна быть здесь, – шепчет он исступлённо, извиваясь и прижимаясь к холодной поверхности. Щека ощущает на себе мельчайшие изъяны грунтовки, крошечные выступы. Запах масла. – Должна быть здесь, я должен тебя видеть…
Но стену затягивает серым, всё это проваливается в черноту, в которой проступает старое пыльное зеркало…
Медленно реальность сужалась до этой комнаты, откуда Джиму выходить было нежелательно. Она, нижняя с запасами эзотерической литературы, и ось мира – кровать с лежащим на ней трупом любимого человека. По совместительству – с единственной надеждой когда-либо выбраться отсюда.
Вот, значит, она – ось мира. Центр солнечной системы. Вокруг, планетами – сам Джим, младший, Юпитер-Кукловод с раздутым газообразным самомнением. И всегда было так. Всегда Джим сидел у кровати холодного Арсения. Трогал руку в бесплодных попытках высчитать пульс. Пытался занять резиновое время, читая зубодробительные оккультные тексты. Давил в себе отзвуки взбесившегося Зеркала. Рассматривал старый, служащий теперь для самозащиты, скальпель. Тёмной стороне этот скальпель очень нравился.
А ещё рядом постоянно находились люди. Разные. Сменяли друг друга как те же планеты на орбитах. А потом после женского крика снизу Дженни с Нортоном убежали и вернулись через несколько минут, подтаскивая зарёванную окровавленную Лайзу.
– Фил сошёл с ума, – обыденно сообщил Джим-подпольщик, пока Джен помогала рыжей устроиться на кровати. Джим в это время обтирал её окровавленное лицо и руки. – Пришлось ликвидировать.
Лайза с этими словами полувсхлипнула-полувздохнула. Она, занавешенная обрезками грязных слипшихся волос, сейчас выглядела особенно молоденькой и тонкой. Посеревшая тонкая кожа с растёртыми багровыми пятнами. Тусклые глаза.
– Мне понадобится тазик воды, – кивнуть подпольщику. Он понятливо скрылся за дверью.
Лайзе идёт кровь
Джим взял дрожащие пальцы девушки в свои. Рядом, обнявшая несчастную, сидела со сжатыми губами Дженни.
Если вскрыть ей грудную клетку, а потом
– Лайза. – По возможности твёрдо и успокаивающе. – Расскажи, что случилось.
– Мне нужен второй наблюдающий, – безапелляционно прогнусавил Энди. Джек оторвался от чашки. Профессор нагло тянул его за рукав и вообще выглядел крайне решительно.
– Для чего?
– Хочу проверить, влияет ли экран на психоповеденческие реакции. Разумеется, на животном! А если проще – выпущу из клетки ворона, тогда и посмотрим, как он ведёт себя на воле.
– Ладно, – Джек аккуратно поставил чашку на приступку для обуви. – Это же недолго?
…Птица описала широкий круг по двору, набирая высоту, – Джек видел её смазанной кляксой на фоне багрового экрана, – и вдруг, не долетая до плёнки, резко кинулась вниз в каком-то беспорядочном вираже, выровнялась, описала ещё один круг… и врезалась в стену на уровне окон библиотеки. Когда пернатое тельце упало вниз, в кусты, Джек кинулся туда, но стоящий ближе Энди его опередил. Пыхтя, профессор полез в шиповник. Вылез оттуда спустя две минуты, в колючках и царапинах, но с птицей в руках.
– Свёрнута шея, – Энди тяжело дышал, весомо глядя поверх съехавших по вспотевшему носу очков на своего «наблюдателя», и потряс тушкой. – Птица не могла сделать так сама.
Джек вскинул голову. Экран мерцал над ними, изредка вспыхивая и наливаясь густым багрянцем. Подобрав с земли камень, Джек размахнулся и с некоторым усилием закинул его на крышу. Камешек прошёл через плёнку, рухнул обратно, простучал по черепице, скатываясь вниз. Значит, физически экран вполне проницаем. Ну так, на всякий случай стоило проверить.
– Значит, даже если бы была возможность перебраться через крышу, без этого газа… Никто всё равно бы не перебрался.
– Скорей… всего, – кивнул Энди, вытаскивая ногу из кустов. У него там застрял ботинок, и профессор долго пыхтел, пытаясь вытащить его из густого переплетения веток.
…Ворона Джек закопал возле статуи. А когда запинал ямку комками земли – изрезанные руки в земле пачкать было не очень, – увидел, как Нортон и Рой выносят из дома завёрнутый в грязное покрывало труп.
Трикстер перевязывает проколотый палец Элис, а она – улыбается.
Работа с марионеткой была приятной. Чуть подтолкнуть к безумию, чуть раздуть саможаление и обиду на обитателей, и – получай, госпожа Элис, в распоряжение куколку. А потом куколка умерла, порадовав Элис своей агонией. Напоив кровью стены и пол. Жаль только, Нортон стрелял слишком хорошо, чтобы агония была продолжительной.
– Я готова к игре, милый, – мурлыкает она, поглаживая взлохмаченные волосы Трикстера. – У нас хорошо получится. Красиво.
Райан сидит на чердаке. Система наблюдения рабочая. Он слышал выстрел снизу, видел происходящее на экране и прекрасно понял, что произошло. В отличие от той же Сазерленд.
В бутылке отблескивал свет от работающих мониторов. Он налил вина и стукнул краем бокала о крайний слева экран. Файрвудовские таблетки закончились, а последняя бутылка осталась. Идеальное стечение обстоятельств.
– За самого здравомыслящего человека в этом особняке, – произнёс тихо, провожая взглядом исчезающего из прихожей Нортона (они с Ричардсоном потащили труп во двор). – За то, чтобы ты успел пристрелить тут всех прежде, чем сучка Элис захватит власть над нашими мозгами.
Но пить не стал, поставил бокал на стол. Пока рано.
За шею ласково обхватили ледяные руки. Затылка коснулся холодный подбородок.
– Уйди, – сквозь зубы произнёс Райан, не делая, впрочем, попыток вырваться. В отражении монитора он видит её – призрак, прильнувшую сзади. Своя рука, ладонью накрывшая бокал, слегка дрожит. – Я не знаю как тебя отпускать, для этих целей есть Перо. Уйди.
Тигр молчит. И улыбается. Полупрозрачная рука, скользнув вверх, касается скулы. У неё тёмные глаза, не как при жизни, а провалы тьмы. И она не уходит по просьбе.
Она вообще не уходит с самого утра, что он здесь сидит. Значит, уже не уйдёт.
Медленно и верно, шаг за шагом, секунда за секундой отнимая здравый рассудок.
Секунда за секундой напоминая о вине.
На мониторе – крайнем – в дом вбегает Джек и исчезает за поворотом коридора.
Райан переводит взгляд на бокал. В стекле, изнутри отсвечивающем багровым, блестит кривой отражённый квадрат экрана.
– Я предал тебя. Знаю. Я предал своего боевого товарища, прикрывавшего спину. Не сдержал обещание. В будущем мне показывали твою могилу. Они тебя кремировали. А твой пепел закопали в саду с внешней стороны дома, где семейное кладбище Фоллов. Тебе там понравится. Старые вишни и тишина. Я видел твою могилу, когда здесь ты была ещё жива. Они выбили на камне твоё имя иероглифами. Не знаю, кто притащил словарь.
Призрак молчит, всё так же обнимая.
– Для себя я похоронил тебя пять лет назад, но прощения просить не стану. Ты это ждала услышать?
Тень недвижима.
– Что же тогда тебе надо?
Под ботинком скрипнула еле слышно половица.
Райан смотрит в тёмные глаза призрака, отражающиеся в мониторе. Эта понимающая улыбка и молчание злят. Бесят. Хочется, чтобы всё прекратилось.
Выход очевиден. Надо было догадаться ещё утром.
Рука шарит на полке под столом и достаёт второй пистолет. Нортон отдал вчера, после собрания.
– Ждёшь моей смерти? – спрашивает он у отражения, у чёрных провалов глаз. Медленно поднимает оружие, снимая с предохранителя. Призрак в отражении отпускает его шею и слегка приподнимается. В чёрных глазах, на миг расширившихся, мелькает какое-то выражение.
– Этого ждёшь, значит? – Он подносит пистолет к виску. Указательный палец ложится на курок.
Призрак отступает на шаг.
Райан резко поворачивается в кресле и стреляет в адский морок. Она вздрагивает, на белой полупрозрачной одежде расползается кровавое пятно. Ещё секунды две, и всё исчезает. В двери теперь дырка, правда. Незадача.
– Тебе придётся придумать что-то повеселей, чтоб меня достать, сука, – отчётливо произносит Райан, глядя в камеру. Он знает, что Элис смотрит. Элис смотрит – проклятие играется с разумом, подкидывая миражи. Её призрак никогда бы не стал его мучить. Мэтта ещё может быть.
Чёртова эзотерика с её ритуалами
Главное, действует.
Он улыбается, снова ставит пистолет на предохранитель, возвращает его на полку под столом и тянется за бокалом.
Теперь можно и выпить.
Однако не успел он донести бокал до губ, как по лестнице затопали шаги. На чердак ввалился пыхтящим клубком Файрвуд-младший.
Подцепил дверь за ручку кочергой, чтобы не резать руку, и захлопнул.
– А теперь в обратном порядке, – посоветовал Райан.
– Чего?
– Выметайся.
– Ну уж нет.
Джек прошёл на середину и там весомо плюхнулся на ящик.
– За мной по всему дому гоняется Энди. Если найдёт – припашет к своим исследованиям, а я не хочу. Он щас Джима докапывает, чтобы отдал Лайзу, она у него подопытный материал.
– А мне какое дело?
– А такое, что он и тебя ищет, – Джек победно ткнул в его сторону пальцем. – Выкинешь меня с чердака – я тебя сдам.
Райан чуть приподнял бровь и развернулся к мониторам, снова отставив вино. Пробежался пальцами по клавиатуре, просматривая локации в зоне работающих камер. Ни одна камера Энди не показала – видимо, он и впрямь пока что был в комнате Пера.
– И по какому поводу сэру Уолкману не сидится в этот раз?
– Экран проклятия, – Джек фыркнул. – Мы-то его видим, а ему приспичило узнать… короче, с какими интервалами его видит человек, лишённый экстрасенсорных способностей. Типа рыжей. Вот думает, что интервалы должны сокращаться, потому что сейчас проклятие идёт на усиление.
– В идеале что, рассчитать прогрессию и скорость прорыва?
– Наверно.
– А мы ему зачем?
– Да чёрт его разбери. – Джек встал и заходил по чердаку. Не топал, что примечательно. – В общем…
– В общем, либо проходи одно испытание за другим, чтобы дверь была заблокирована постоянно, либо пойдём и выясним, что этому старикашке надо.
– Благодаря вашему так называемому эксперименту мы получили подтверждение, что нам придёт крышка, но всё равно не знаем, когда, – Френсис, как всегда, отреагировал предсказуемо негативно. Энди, поправив очки, посмотрел на него с осуждением.
– Если смотреть на ситуацию максимально примитивно, хотя я уверен, что вы способны и на более компетентную позицию. Мы можем рассчитать пик активности, когда материя, находящаяся в радиусе действия энергетического поля, будет уничтожена. А именно – когда проклятие полностью материализуется на физическом уровне. Это моя забота, молодые люди, как и проблемы с испытуемой. Пока я их улаживаю, вы займётесь альтернативным способом отслеживания активности проклятия.
– Интересно как… профессор, – выдал Френсис, продемонстрировав просто невероятную узость мышления.
Энди многозначительно поднял палец вверх, к мерцающему экрану.
– Древним китайцам не нужны были современные сейсмографы, чтобы определять наличие мельчайших колебаний земной почвы!
– Да, да, про пасти драконов и шарики мы все тут знаем,* – перебил клетчатый нетерпеливо.
– Мыслите проще! Найдите живое существо с максимально примитивной организацией нервной системы. Вы, Френсис, были правы в своих изысканиях о том, что энергия проклятия воздействует в первую очередь на поведенческие реакции, мой эксперимент с вороном это доказал наглядно. Как вы видите, проявления экрана неоднородны, присутствует некая… пульсация, если угодно, словно биение пульса. Я считаю, что в этот момент оно сильнее всего проявляется. Если, скажем, поймать мокрицу, каких нынче много развелось в ванной комнате…
Дальнейшее они сообразят сами, потому Энди собрал листы с данными эксперимента, кивнул им и удалился в дом: Джеймс Файрвуд всё ещё отказывался отпускать рыжую девушку для проведения эксперимента.
Серые насекомые ловились тяжело. Стоило сделать одно неверное движение, как мокруша увёртывалась от руки и исчезала в мельчайших щелях: трещинах облупившейся краски, под отошедшими плитами, потерявшими поддержку держащего их на стене клея, в зазоре между ванной и стеной, в щербатом теле замазки, некогда плотным ровным рядом забивавшей пространство между плинтусом и стенкой. Под самим плинтусом. За валяющимися на полу предметами вроде старой плесневелой мочалки или мыльницы, или целлофанового пакета.
Если будущее неизменно, чем мы сейчас занимаемся? – Райан сощурился, выслеживая вёрткую серую тварь, высунувшуюся из-под плинтуса.
Неподалёку в такой же позе куковал Файрвуд-младший. Мокруши правили их маленьким миром, потому что только от этих серых блядей зависело, разразится ли сэр Энди новой гнусавой лекцией или молча кивнёт, когда его странные прихоти окажутся удовлетворены банкой с пойманным насекомым.
Мокрица высунулась почти полностью. Нерешительно замерла на краю первой напольной плитки.
Рядом тяжелей задышал Файрвуд, тоже заметивший добычу.
Это моя, – подумал Форс, припадая ниже к полу.
Мокруша, решившись, быстро засеменила лапками по плиткам, слегка вихляясь сегментами бронированного тела.
А если будущее всё-таки изменено…
Райан рванулся вперёд, накрывая насекомое ладонью. Под бинтами и липкой кожей зашевелилась мерзкая тварь.
– Давай банку, – скомандовал он Файрвуду, обернувшись. – Во имя святой науки, аминь.
Медленно поднять веки.
Перед глазами – холодное серое небо, край его, у горизонта, подсвечивает неясным розовато-жемчужным садящееся солнце. Арсений лежит в ледяной траве на склоне пологого холма. Трава мокрая, но по холоду ясно, что скоро дождевые капли смёрзнутся. Иней. Лёд.
Но небо. Он замёрз до смерти, его колотит дрожь, но сверху есть небо. И нет треклятых стен вокруг. И есть зелёная трава, есть ветер, стремительно гонящий рваные клочья туч.
Воздух пахнет холодом, близостью снега, прозрачный, ледяной, чистый.
Арсений смотрит в небо. Широкое. Больше, чем можно вообразить. Иногда в разрывах туч, темнеющих до глубокой синевы, остро мерцают осколки звёзд. И в каждый такой миг, когда взгляд улавливает быстрый взблеск, сердце замирает такой же острой радостью.
Всё за этот чёртов миг.
Всё оставшееся мне время за это.
Всё.
И никто не отнимет. Он тут один, и это его. Жизнь дарит напоследок, грустно и приветливо улыбаясь своему любимчику. Полный бокал коллекционного вина, протянутый перед смертью. Можно пить, вбирать, ощущать, не спеша, распробовать, и – до дна.
Колотун утихает.
Он шире распахивает веки, вдыхает до боли в лёгких, жадно вслушивается, осязает под пальцами шершавый мокрый песок и стебли травы. Срывает травинку, языком перенимая её холодную влагу, разрывает зубами, ощущая слабую горечь сока.
Он опрокидывает в себя мир, драгоценный подарок.
