Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 243 (всего у книги 329 страниц)
Джим вплёл пальцы в его волосы, впиваясь взглядом в глаза. Ярость ещё плескалась на дне сознания, но после кучи неудачных опытов подобных разговоров с Джеком, было и какое-то облегчение. Его поняли.
– Димедрола больше нет, – подытожил Арсень, шмыгнув носом. – Я выжрал последний.
– И Рою лучше не знать, что ты лишил его возможности дышать на весь период цветения.
Джим мягко прислонился лбом к его подбородку.
– Да, – Перо сделал попытку увернуться, – только я к тому, что в Сид мне всё равно надо. У тебя ещё чего-нибудь глючного в коробочке не завалялось? Потому что список составлял ты в будущем, если глючные препараты мне нужны, ты бы их притащил. Точно нету?
– У Роя остатки стандарта, который я ему ссудил, больше нет.
Ну мог же ты головой подумать
Я туда лекарства клал
Я знал, куда они пойдут
Последний раз скользнуть пальцами по его волосам. Встать. Опереться задом о тумбочку.
Арсень помедлил и тоже встал. Подошёл, уперся лбом ему в грудь. Для этого ему пришлось изрядно наклониться.
– Да-а… вот в такие моменты как-то всё сложно и хочется пойти поспать. Ну, вдруг проснёшься – а всё уже стало понятно, – забормотал в ткань рубашки.
А ещё я схожу с ума
У меня навязчивые идеи
Приступы необоснованной агрессии
Джим положил ладонь на его затылок, рассеянно погладил, раздумывая – говорить об этом или нет. Или Арсень со своей «фракцией» сейчас и без того продыху не знает.
– А ещё я видел тень, – продолжал из своего положения рассказывать Арсень, – она надо мной натурально издевается. Несёт непонятную фигню. Достаёт ещё со времени, когда я у Кукловода рисовал. Такая, знаешь, как манекен. Без лица, просто серая фигура.
Или у меня комплекс гиперответственности
– Что говорит? – поинтересоваться негромко.
– Что я должен искать остальные записи. Это с тем дневником связано, который вы с Джеком нашли. Не пойму чего ему надо. Он сказал, заставил тебя найти дневник. Теперь думаю, на что он ещё способен сподвигнуть. А то как-то страшно оставлять где попало ножи, знаешь ли.
– Значит, это она… – Джим запрокинул голову, вперивая взгляд в потолок. – И навязчивые идеи, и приступы агрессии… она и, как ты называешь, моё зеркало… я сам себя боюсь, Арсень. Я не могу себе доверять. Мне поэтому так важно доверять хотя бы тебе.
Он повозился. Пошарил в кармане. Вытащил что-то, не видно. Тихо зашипел, выпрямился. Джим увидел, как он прячет нож в карман. По большому пальцу текла кровь.
– Ну… – Перо прижал окровавленный палец к его губам. – Должны же мы попробовать на практике, – неуверенно. Выглядел он при этом как заядлый материалист, которого любимая жена притащила на собрание уфологов.
Джим, прикрыв глаза, покорно прихватил губами подушечку, почувствовал, как по языку растекается тёплая солёная жидкость. Какая разница, веришь, не веришь. В этом месте то, во что он не верил раньше, становилось реальным пугающими темпами.
Арсень не двигался. Джим ощущал на себе его взгляд.
– Кхм… странно себя ощущаю, – признался Перо хитроватым тоном и, судя по звуку, почесал голову. – Ощущение, что мы делаем что-то с рейтингом двадцать один, хотя вообще ничего не делаем. Блин… а можно языком чуть правее и как бы вбок? Клёво получается…
Порешили с записками разобраться сразу после утреннего приёма больных, тем более что Джим принял это предложение с нездоровым энтузиазмом. Арсений начал подозревать, что с Тенью он общается чаще него самого, по крайней мере, точно сказал – следующая нычка безумного художника в зимнем саду.
Комнату наводняли солнечные блики. А ещё было влажно и душно, пахло землёй и чабрецом. Саженцы Исами пребывали в хорошем состоянии – хозяйка даже в таких тяжёлых условиях продолжала о них заботиться, а Дженни раз в два-три дня получала от неё пучок свежей мяты и других трав на чай.
Исами умничка.
– А в подвале народ после завтрака начал двигать стеллажи, – поведал Перо Джиму, закрывая в очередной раз дверь для испытания. – По принципу «кто кому не доверяет».
– На самом деле, ещё долго продержались… – Джим ощупывал тумбу, где когда-то стоял аквариум. После того, как Арсений его разгрохал, Кукловод не успел установить новый, – дальше… только хуже будет.
– Новая власть этого добивается.
Арсений со вздохом начал пробовать на прочность половицы. С таким раскладом они могли проторчать тут два дня в поисках. Может, Тень не помнил, где точно оставил тайник.
Хорошо хоть Мэтт не спешил комментировать. А может, ещё не вернулся – ночью перед входом в подвал их считала Алиса.
Солнце лениво дрожало бликами на листьях, переливалось в стёклах. Арсения разморило. Пройдя очередное испытание, он утянул Джима за кадушки с пальмами. Широкие разлапистые листья закрывали обзор камерам, да здесь с успехом можно было разместить небольшую партизанскую засаду. И почему Джон в своё время об этом не подумал?
Все мысли, впрочем, быстро смело. Он трогал Файрвуда и целовал его, вжимая в густые листья. Было лениво и солнечно, ещё слишком жарко, ещё Арсений только сейчас обнаружил, что Джим подстригся, и сильно. Остался короткий хвост, едва собрать так, чтоб пряди не выбивались.
Потревоженные листья шуршали, а Джим обнимал и отвечал с таким упоением, что выходить из-за кустов совершенно не хотелось.
– А давай тут жить и всем говорить, что мы цветочные феи? – предложил Арсений то ли после пяти, то ли после пятидесяти минут запойного целования Файрвуда. Уткнулся лбом ему в плечо. – Вдруг никто не приебётся, что у нас крылышек нету?
Джим молча почесал его за ухом и слегка подтолкнул. Ну да, перерыв, оно, конечно, хорошо, но работать тоже надо.
Записку они нашли под одной из половиц. Точнее, целый сверток набросков, перемотанных резинкой. На всех – та же изломанная кукла-марионетка. На обороте несколько каракуль.
– «Не понимаю, чего им от меня надо. Мне вовсе не нужна эта девушка, японка, кажется? Не знаю, чего этот диабетик ко мне прикопался», – вслух прочитал Джим. Арсений подозревал, что анекдоты не так уж и врут, и умение читать неразборчивый почерк студентам медвузов всё-таки тайно прививают. – Он отрицает то, что охотился за Исами.
– Ага, а в дневнике диабетика обратное. Там он её избивал.
– Диссоциация? – предположил Файрвуд, приподняв брови. – Или, если уж верить твоей теории – зеркало.
– Зеркалу нужна была Тэн? Ну может быть…
Развить мысль Перо не успел, в дверь ворвалась перепуганная запыхавшаяся Дженни.
– Мне сказали… вы здесь… Джим угодил в ловушку. Пуля… пытается сам вытащить, пожалуйста…
– Я принесу твою сумку, – Арсений кивнул Джиму и закинул на плечу свою. – Джен, солнце, куда идти?
– Спальня…
– Почему-то я так и думал, – услышал Арсений вслед голос Файрвуда.
Он успел сбегать до комнаты и притащить тяжеленную медицинскую сумку (всё самое драгоценное Файрвуд хранил в ней), ещё и захватить перчатки из коробки. Осенило напоследок, что будет операция.
Когда он ворвался в спальню, Джим стоял на коленках возле сидящего на полу Джима-подпольщика. Он уже распорол окровавленную одежду и успел сделать жгут из брючного ремня.
– В плечо и застряла, – сказал сквозь зубы, пока Арсений распечатывал упаковку перчаток. – Артерия цела. Хорошо.
Дженни, пристроившаяся с другой стороны от подпольщика, прижимала к ране свёрнутый кусок простыни. Сквозь белую ткань медленно поступало алое пятно.
– Нормально, док, – прохрипел Нортон, поднимая голову.
– Не нормально. Молчи, – сквозь зубы отрезал Джим, закатывая рукава рубашки. Вынул из сумки скальпель, длиннющий пинцет и иглу. Приказал Арсению обработать себе руки и залить всё спиртом. Арсений натянул на него перчатки.
– Дженни, ледокаин и шприц из сумки. Как набирать знаешь, – услышал Перо, уже выбегая из комнаты.
Он послушно сбегал вымыть руки и притащил небольшой тазик из комнаты. Спирт лился в таз совершенно расточительно, Арсений понятия не имел, правильно он делает или нет. Джим совсем его выбил из колеи, когда заставил Дженни вытащить из сумки маленькую клизму весёлой лиловой расцветки и сказал так же облить спиртом.
– А чем я, по-твоему, кровь отсасывать должен, – не то огрызнулся, не то пояснил так в ответ на обалдевший вид Пера.
Больше вопросов Арсений не задавал – ни прямых, ни невербальных. Тем более что ему пришлось увидеть эту самую клизму в действии, кровь ей было втягивать действительно можно.
– Дженни, убирай ткань, – скомандовал Файрвуд, откладывая опустевший шприц. Бросил короткий взгляд в сторону Пера. – Арсень, скальпель.
Девушка послушно отняла пропитавшийся кровью кусок простыни, Перо послушно протянул вымоченную в спирте железяку.
Джим работал уверенно, сосредоточенно. Наверно, так же было и во время операции Джека. Никаких эмоций, деловое спокойствие.
– Ты, Нортон, конечно, хорошо держишься, – наговаривал негромко, скальпелем расширяя края раны. – Но пальцы грязные, а телу героизм несвойственен. Ему, знаешь, плевать, что ты хорошо держишься, занесёшь… заразу… и точно пойдёт сепсис. Не отворачивайся и смотри на меня, с тобой разговариваю. Мэтту работу облегчить хочешь? У нас каждый боец на счету.
Джим отдал Арсению скальпель, откачал кровь из раны и попросил пинцет. Через несколько секунд влажно захрустели под железякой ткани – Файрвуд искал пулю, продолжая говорить. Разговоры подпольщика слабо, но отвлекали. Арсению казалось, обезболивающее слабо подействовало. Нортон стискивал зубы, мотал головой, сжимал руку Дженни, девушке было явно больно, но она терпела.
Арсений про себя чертыхнулся.
Ему в своё время повезло, пуля пробороздила по боку, и то вон какой шрамище остался. А тут…
– Солнце, давай-ка… – он помог девушке высвободить руку. На ладони у неё остался багровый след. Арсений сам перехватил руку подпольщика. Романтика – романтикой, но если Дженни сломают пальцы, никто не обрадуется. Дженни глянула на него с невольной благодарностью, потирая пережатую ладошку.
Силища у Джима-подпольщика была та ещё, так стиснул пальцы, что Арсений невольно зашипел сквозь зубы. Как терпела Дженни, оставалось загадкой.
– Итак… есть, – что-то влажно чвакнуло, и из кровоточащего зева появилась зажатая в металлических тисках пуля. Джим скинул её в подставленный тазик. – Арсень, подай спирт, принеси кипячёной тёплой воды.
– Я принесу! – Дженни поспешно вскочила на ноги.
Пока она отсутствовала, Нортон отрубился. Арсений смотрел, как из-под взмокших чёрных волос по виску стекает капля пота, и думал, что Райан не обрадуется потере своего «снайпера». Жарко было как в аду, и Арсений периодически слегка влажным прохладным полотенцем обтирал пот с лица Файрвуда. Иногда приходилось обливать перекисью то, что он просил, потом – разматывать бинты.
Некоторое время ушло на очистку и промывание спиртом раневого канала, потом – зашивание раны, после чего Джим, уже бинтуя, приказал набрать в шприц гинтомицин, – Арсений чуть не перепутал ампулы.
– С учётом здешней антисанитарии антибиотик надо будет колоть несколько дней минимум, – Джим, отложив иглу, принял у него шприц. – Всего у нас десять ампул. Лимит максимум на два таких ранения.
Арсений, совершенно разваренный в адской духоте, смотрел, как игла шприца, блеснув на солнце, медленно входит в кожу.
Вернулась Дженни с тазиком воды.
– Лучше сразу унести в подвал, – Джим стянул перчатки, кинув на расстеленную газету, к двум использованным шприцам, вымыл руки. – Джен, придётся тебе поработать сиделкой. Или попроси Лайзу, если на кухне заменить некому.
– Мне надо знать, – девушка упрямо сжала губы, – он поправится?
Джим помедлил, убирая со лба прилипшие короткие пряди. Арсению, собиравшему окровавленный инструментарий в тазик, показалось, он прикидывает – врать или не врать.
– Даю пятьдесят процентов, – Файрвуд закинул на плечо сумку. – Он ни разу не болел за всё время здесь, значит, иммунитет сильный. Успели мы быстро. Вопрос только, что он сам успел занести в рану и сможет ли антибиотик с этим справиться. Точнее скажу через несколько дней.
Дженни погладила бесчувственного подпольщика по плечу. Слегка прикусила губу.
Боится. Мне тоже страшно, малышка. А как Джиму страшно, я боюсь представить
– Буду сидеть столько, сколько понадобится. На кухню найду замену, – тихо.
– Джен, сейчас пришлю подпольщиков перетащить его.
– Спасибо.
Девушка кивнула, опуская глаза.
Арсений и Джим вышли из комнаты.
Перо пожал запястье Файрвуда.
– Тебе надо отдохнуть, – шепнул на ухо тихо. – Иди в мою комнату, я принесу чаю.
– А…
– Скажу Лайзе, чтоб занялась дезинфекцией инструментов. Она как-то побольше меня умеет.
Странно, но Файрвуд послушался. Но, когда Арсений через двадцать минут подошёл к своей комнате с чаем, Джима там не обнаружил.
Он нашёлся в спальне, лазал под кроватью.
– Где-то тут следующая записка, – пробормотал, когда Арсений потрогал его за ногу. – Я знаю. Точно знаю.
– Зачем ему вообще было писать эти клочки?
Джим дал задний ход из-под кровати, вылез кое-как. В волосах запутались клочки пыли. Зато к носу Файрвуд предусмотрительно прижимал влажную тряпку, чтоб не наглотаться пыли.
– Вот, – протянул Арсению клочок бумаги. Тряпкой принялся вытирать пыль с волос и одежды. – Забери, видеть её не могу.
– Угу. И всё-таки?
– Прочитай. Есть у меня одна догадка.
– «Диабетик точно чокнутый. Преследует меня, требует, чтоб я с ним поговорил. Я и пальцем не тронул его девчонку, я к ней даже не походил! Ещё кто-то спёр моё успокоительное. Руки трясутся теперь. Я стал часто спать, отключаюсь и не помню потом, как уснул… Страшно. Надо найти хоть какое-то убежище, безопасный угол, иначе мне не жить».
– Написано, заметь, адекватно. Почерк хоть и плохой, но не как в дневнике, – Джим взял у него записку. – В дневнике куча отрывистых фраз на полях, мало связанных между собой, видел? Как бы вообще не распад личности. Похоже на шизофрению…
– Не видел. Значит, он был шизом, при этом ещё и с диссоциацией, потому что он «отрубается и ничего не помнит», – поддакнул Арсений. – Его зеркало почему-то действует как вторая личность, а не как «демон-искуситель», наподобие моего «художника» или твоего «безумного учёного».
– Как Кукловод, – резонно возразил Файрвуд. – Но эта перехватывает ещё и память.
Арсений покосился на мигающую в уголке камеру.
Интересно Обезьян слушает или нет?
– Жарко… Чёрт, я вспотел уже как в бане, – выдохнул, вытирая пот со лба.
– А ещё тебя надо подстричь, – невнимательно кивнул Джим, вглядываясь в записку. – Я подумал, зачем ему были клочки. Возможно, когда он приходил в себя, пытался цепляться за сознание. Оставлять себе хоть какие-то… как бы… – пошевелил пальцами в воздухе, – ориентиры. Потому хватал первые попавшиеся клочки и писал на них о себе, а потом прятал, чтобы никто не нашёл. Так появились его тайники и вот эти вот, – махнул запиской, – кусочки бумаги. Этот вообще оторван от книжной страницы. Тут печатные буквы.
– Джим, мне вот как-то не по себе, – Перо цапнул у него записку. – Если не только у Джона и Алисы сильные зеркала, на что вообще способно проклятие? Если оно каждому может сделать по зеркалу, которым мы даже сопротивляться не сможем?
Джим обернулся к нему. Тёмные глаза едва заметно сощурились.
– Ты своё победил.
– Победил или только пнул, – Арсений дёрнул плечом. – Если пнул, он вернётся. Так же, как Кукловод к Джону. Вопрос времени.
– А у Алисы тоже зеркало, и она с ним, судя по всему, борется. В одиночку, – заметил Джим негромко.
– Ну, ей помочь мы точно не сможем. – Арсений обнял его за плечи, слегка притянул к себе. Жарко, вроде б не до обниманий, но тут всё время это дурацкое ощущение, что если не сделаешь чего-то сейчас же, немедленно, как оно пришло в голову – уже не доведётся. – Что скажете, медиум, где нам искать следующий клочок?
Джим сонно нахмурился.
– Пока не знаю. Сплошные догадки. Рядом с тобой… не получается быть одержимым.
Он устроил голову у Арсения на плече и прикрыл глаза. Перо не шелохнулся. Слабость после димедрола ещё не до конца отступила.
А почему так жарко
Здесь же проветривание есть
На улице тепло но не до такой же степени
Из-под полуприкрытых век он вяло осматривал комнату. Догадок, почему такая жара, не было. Даже Билл не мог больше с похмела натопить печку – не было топлива ни для печки, ни для старика.
Почудилось разок что-то туманное у входа – может, Мари бродила по комнате, страдая и заламывая руки. Слегка напахнуло ледяным, гниющими лилиями, как в покинутом склепе, подтверждая догадку.
Арсений рисовал, пристроившись на горячем полу у стола. В чердачное окошко заливались косые полосы света. На полу поблёскивали рассыпанные акварельные карандаши, наследство Кукловода.
Недавно он выяснил, что безопасней всего рисовать: а) на чердаке, потому что из-за страха перед Мэттом сюда почти никто не заходит, и б) рядом с Райаном. Ему пофиг, а остальные не лезут с «подай – принеси».
