Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 329 страниц)
– Тебе виднее, я с ним давно не говорил, – Джим выхватил у него карандаш и принялся дописывать «Ампутация невозможна, но…», – не говорил уже… да почти ни разу с того момента, как ты сюда попал, – «но если первичная ткань сама отторгнет чужеродную…». Нахмурился. Энергично перечеркнул последнее, «вторичную, то…». Переадресовал блокнот Арсеню. – Лучше пиши. Можно тут, это моё личное, не фракционное.
– Какое доверие, – подпольщик хмыкнул, но за карандаш взялся.
Первый не борется со второй частью. Второго первый явно не устраивает.
Арсень поднял взгляд от блокнота.
– Док, мы как школьники, которые записками обмениваются. Что-то типа «смотри, я на перемене мелом училке стул измазал». Осталось только глупо хихикать, прикрывшись учебником.
Джим усмехнулся и отмахнул рукой.
– Это можно устроить, книжек полно. А стул кому мелом мазать? Кукловоду?
Открытый вопрос: способна ли ещё первичная ткань на отторжение опухоли?
Переадресовав блокнот Арсеню, Джим забрался на кровать с ногами и пристроился позади подпольщика, принявшись наблюдать через плечо за его записью.
Думаю, способна. Иначе второй давно бы уже проглотил первого не разжёвывая.
– Ты же сам тут пишешь, второй… – Арсень подчеркнул в записях «жестокий» «наслаждается властью» и обернулся к последователю. – Вряд ли ему по нраву первый… и некоторые его особенности.
Значит, – карандаш почти стёрся, и Арсень яростно вдавил его в бумагу, – первый до сих пор держит границу между собой и вторым.
– Да, думаю, да… – Джим скользнул взглядом по исчирканной странице, провёл ладонью по лицу и плюхнулся на спину, вперив взгляд в потолок. – Но это радует. Это значит – есть шанс. Знаешь, я сейчас читаю Бёрна… только начал, правда. И тут есть переложение нескольких лекций Фрейда. – Он поднял руку и неопределённо помахал кистью, – не знаю. Я… как будто нащупал что-то. Очень важное что-то, но…
Джим резко сел, схватил с тумбочки книжки из небольшой стопки и швырнул их перед собой, на покрывало.
– Эти психологи! Смотри! – Он с силой хлопнул ладонью по близлежащей, – их умствования! Когда я читаю того же Фрейда, у меня ощущение, что я бездарно теряю время! Читал?
– Было дело, знакомился, – Арсень кивнул и слегка прищурился. – Все ж считают, что теория бессознательного чуть ли не фундамент понимания природы искусства. А это ты к чему?
– Сплошная вода. У меня нет краткого переложения, только дословное, а там… – Док безнадёжно махнул рукой и перебрался поближе к подушкам. Устроился, откинувшись спиной, и вперился в глаза Арсеня. – Я даже думать не хочу, как чувствует себя человек с такой опухолью. И я не могу стремиться на свободу, зная, что здесь…
– Ты бы потише, – вполголоса сказал Арсень, взглядом указав на камеру. – Второму об этом знать не обязательно.
– Да, да… – Джим закрыл глаза. Выдохнул, успокаиваясь – сердце после его страстного монолога билось как бешеное, – ты прав. Теряю самообладание.
– Теряешь… – отстранённо повторил Арсень, проходясь по нему вбирающим, цепким взглядом; задержался на пальцах, до сих пор сжатых. – Теряй почаще. Я бы тебя таким нарисовал, без… самообладания.
Док чуть приоткрыл глаза. Посмотрел на подпольщика сквозь полуопущенные ресницы долгим насмешливым взглядом. Улыбнулся.
– Почаще… – произнёс медленно, – нельзя мне почаще, Арсень. Меня же узнавать… перестанут.
– Ничего, – теперь усмешка подпольщика совсем уж не вязалась с выражением глаз. Он перебрался ближе, нависнув над Джимом, яростно, будто продавливая, взглядом отслеживал черты, абрис лица, линии шеи и прядей спутанных волос, складки примятого воротника рубашки, и договорил уже шёпотом, – кому надо будет, узнают.
Джим приподнялся на локтях, почти касаясь кончиком носа кончика носа Арсеня и внимательно вгляделся в его глаза: сейчас особенно тёмные, глубокие; мягко запустил пятерню в волосы подпольщика, и, оттолкнувшись от спинки кровати, повалил того на спину.
– Сегодня ты – снизу, – проговорил нарочито медленно, прижимая Арсеня всем собой к кровати. Упёр локтями по обеим сторонам его головы и теперь оглядывал, оглаживал взглядом, прижимал и ласкал им, не желая спешить.
Арсень, ухмыльнувшись, кивнул.
Нехватку опыта в активной позиции Джим вовсю компенсировал энергией и старательностью. Три раза подряд, минута отдыха – и ещё два на десерт. Когда он, обессиленный, слез с Арсеня, сил оставалось ровно столько, чтобы не уснуть прямо сейчас.
Подпольщик некоторое время лежал неподвижно. Отдышавшись, перевернулся на бок, уставился на Джима, сильно прищурившись. Приподнялся на локте. Когда док пошевелился, намереваясь лечь поудобнее, на его плечо опустилась тяжёлая ладонь.
– Лежи так, – выдохнул Арсень. – Не шевелись…
Он принялся шарить в складках мятого покрывала, отбрасывать листы и страницы записей.
– Где же… вот.
Вытащил слегка погнутый альбом, раскрыл на середине. Схватил зажатый в страницах карандаш.
Некоторое время Джим не слышал ничего, кроме яростных, рваных движений грифеля по серой бумаге и учащённого дыхания подпольщика. Взгляд Арсеня метался от листа к нему, яростно-цепкий, почти отчаянный. Сложно было избавиться от мысли, что каждым таким всплеском взгляда подпольщик отрывает часть его самого, насильно пришивая её грифелем к бумаге.
Да и сам Арсень в эти минуты выглядел… внушительно. Обнажённый, с горящими глазами, и, несмотря на отрешённость, это был именно тот человек, с которым Джим только что делил постель. Хотелось сесть, устроиться поудобнее и разглядывать – но подпольщик запретил менять позу.
– Уходит… – прошептал минуты через три, бешено накладывая штрих. Цапнул ещё раз этим тёмным взглядом, тяжело выдохнул, откидывая альбом. Подвёрнутый предыдущий лист смялся. Сверху Арсень швырнул сточенный карандаш, провёл рукой по сырым волосам.
Джим подтянул альбом к себе. Он не раз говорил, что ничего не смыслит в рисунках – и не врал, но даже на его неискушённый взгляд этот отличался от всех виденных им предыдущих у Арсеня. Человек, так выпукло, так реалистично выхваченный подпольщиком здесь, в этих полурваных штрихах… Наверно, это было сродни дьявольскому наваждению.
Последователь сел, поворачивая альбом к свету. Слегка нахмурился.
– Арсень, ты не приукрасил?
Он поднял взгляд на подпольщика. Тот всё ещё сидел, запустив пальцы в волосы. После вопроса пошевелился, как-то неловко. Дотянулся до валяющейся у кровати одежды.
– Нет, это ты. Не всегда, редко.
Арсень быстро оделся, как попало пригладил пятернёй растрёпанные волосы. Отобрал у него альбом. Захлопнул, запихал в сумку.
– И да, я ж тебе книжки притащил… те самые, в которых Джек искал шифр.
– Они мне нужны?
– Это тебе решать. Там какие-то пометы, вроде сделаны прежним хозяином дома. Не нужны – вечером отнесу обратно. И ещё одно… Тот мальчишка из дневника и друг Дженни – одно лицо. Ты поговори с ней. Она вчера в библиотеке вспомнила эту семью.
Арсень ушёл, тихо прикрыв дверь.
========== 21 ноября ==========
– С новым годом! – рявкнули от двери. Свист, и в Арсения прилетает чем-то холодным, мокрым… смех.
Надо поставить на дверь шпингалет
Или закрывать на швабру
– Не хочешь просыпаться? А, не хочешь?!
Решительные шаги к кровати. Он просто не успевает завернуться в одеяло – чья-то рука запихивает туда, в спасительную полость, горсть…
Снег, точно…
Арсений окончательно просыпается.
– Мастер, мастер! – вопит Закери, радостно подпрыгивая, а Джек уже занёс над разбуженной жертвой здоровенный снежок, готовясь впечатать. Спасла реакция – скатиться с кровати вместе с одеялом.
– Ты запортачил мой лучший снежок! – подпольщик, смеясь, стягивает с Арсения одеяло. – Зак, помогай, щас мы его быстро в чувство приведём!
– Что за немотивированная агрессия с утра?! – Арсений дёрнул на себя одеяло в последней попытке защититься.
– Снег пошёл, мастер!!! Жутко много снега!!! – Зак выпустил свой край одеяла и куда-то унёсся.
– В общем, подъём, – Джек, довольно ухмыляясь, оглядел поверженного запутавшегося в одеяле помощника в остатках растаявшего снега. – Пять минут на сборы и во внутренний двор. Не обсуждается.
Арсений собрался через пятнадцать – включая ежеутреннее обливание холодной водой. Кукловод таки вернул ему куртку, правда, выпотрошенную. Вся мелочь из карманов пропала.
Внутренний двор действительно был завален снегом. Пушистые белые валики лежали на выступах стен, на листьях вьющегося по камню плюща, на крыше, на лавочках и бортике старого фонтана (вода из центральной розетки продолжала бить, холодно серебрясь в тусклом утреннем свете). Снег гирляндами повисал на ветвях трёх растущих тут деревьев, улёгся большущей шапкой на голове старинной статуи в дальнем конце двора. В середине, на пустом пространстве, он был изрядно вытоптан. Сойдя с крыльца, Арсений сразу же получил снежком от кого-то из собратьев по фракции. Здесь была добрая половина обитателей особняка, причём обе фракции вперемешку. Они все вопили, смеялись, носились по двору, перекидываясь снежками. К удивлению Арсения, тут был и Джим.
– Давай к нам! – заметив его, док улыбнулся и помахал рукой. И едва не пропустил снежок от брата.
На секунду на Арсения обернулись все присутствующие; он быстро отошёл от крыльца к своим. Взгляды от него отлипли. Джек довольно ухмыльнулся.
– Ну, теперь мы их точно сделаем, – он хлопнул Арсения по плечу. – Включайся!
В последний раз Арсений играл в снежки ещё в школе и успел позабыть, как это может быть весело. Играли на две команды – Файрвуды возглавляли каждый свою. Попытались ввести правила – тот, в кого угодили десять раз, выбывает – но вскоре всё перепуталось окончательно. Зак носился как реактивный и швырялся снежками с заслуживающей уважения меткостью. Арсений на пару с Нэт в середине включился в яростный поединок с близнецами-баскетболистами с третьего этажа, в итоге уделали их со счётом двадцать восемь – тринадцать. Нэт с победным воплем подставила Арсению ладонь. Он хлопнул по растопыренной пятерне девушки в полосатой перчатке, улыбаясь, и тут же в его голову угодил снежок от лидера. Оказалось, подпольщика закидали снежками Зак, Джулия (Арсений впервые видел её весёлой) и Джим-подпольщик. К компашке грозил вот-вот присоединиться тёзка последнего – док чуть в сторонке уже катал здоровенный снежок.
Джек тоже это заметил.
– Твою ж… Эрсей!!!
Нэт, сложив на груди руки, хмыкнула.
– Командир, а ты падай и ползком, ползком! – посоветовала довольно.
– С тебя… – Арсений, скатав снежок, прицелился, метя в Закери, – причитается!
…К обеду половина сдулась и слиняла отдыхать, остались самые стойкие.
В запале игры Арсений, кинув взгляд на крыльцо, увидел Тэн. Кутаясь в пальто, она стояла в тени нависающего над дверью козырька и… улыбалась. Он так удивился, что зазевался и тут же, конечно, получил снежком. Пока катал свой, пока швырял ответку, пока убегал от преследующих его со снежками наготове Файрвудов, – в общем, когда он снова посмотрел в сторону крыльца, Накамуры уже не было.
Ещё минут через пять выглянула Дженни и позвала всех обедать. В этот раз на кухне собрались почти все обитатели особняка – притащили стулья из гостиной. Когда не игравшие или уже успевшие отдохнуть вперемешку с растрёпанными и мокрыми «последними героями» снежного фронта кое-как устроились за столом, Дженни объявила, что в честь первого снега было бы неплохо устроить вечерние посиделки у камина. Половина тут же начала ныть, что на сегодня запланировала какие-то дела.
– Ну, кто придёт, тот придёт, – Дженни слегка развела руками. – От себя обещаю чай и свежее печенье.
– Я приду! – Зак, оторвавшись от своей тарелки, поднял руку, за ним штук семь подпольщиков и три последователя, включая Джима. Арсений встретился с ним взглядом.
Если подумать, я его давно таким довольным не видел. И Джека…
– В общем, решено, – Дженни приняла такой загадочный вид, что Арсений понял: для тех, кто всё-таки придёт, хозяйка приготовила какой-то сюрприз.
Когда после обеда он выходил с кухни, его позвал Джим-подпольщик.
– Мастер, я хотел попросить…
– Ну давай, – Арсений поёжился. Переодеться перед обедом он не успел и теперь начал подмерзать.
– Я разбираюсь в кулинарии. Не то чтобы сильно, – забормотал Джим, глядя в сторону, – но сегодня что-то вроде праздника, а я могу помочь Джейн. Только ты бы попросил её, а то я не знаю, что…
– Пойдём, – Арсений, не слушая дальше смущённое бухтение, открыл пошире дверь кухни, делая рукой приглашающий жест. – Чего сразу-то к ней не подошёл? Дженни!
– А? – девушка, моющая посуду, обернулась.
– К тебе помощник напрашивается, – Арсений подтолкнул подпольщика. – Говорит, классно готовит.
Джим, казалось, совсем смутился и сделал попытку спрятаться за «мастера».
– Ну хорошо, – Дженни удивлённо посмотрела на переминающегося с ноги на ногу подпольщика. – Я как раз не успеваю заняться начинкой для булочек…
Когда через час Арсений заглянул на кухню, девушка и Джим уже вовсю переговаривались, Дженни лепила печенья, выкладывая на противень, а подпольщик что-то мешал в большой миске и увлечённо рассказывал, как влияет использование корицы и имбиря на вкус выпечки.
Сработаются, – сделал он вывод.
Арсений до трёх искал вместе с Заком и Джулией свечи в подвале, потом ушёл рисовать. Отложил наброски Кукловода, положил перед собой пачку чистых листов и стал рисовать по памяти – родителей, свою первую школьную любовь, милую девочку с длинными-длинными тёмными волосами неужели имя забыл сестру посылала ещё письма? старого друга где ты теперь мастера, друга отца, починившего откопанный на чердаке фотоаппарат первый Софи в строгом чёрном платье, с бокалом шампанского в изящных пальцах – какой он помнил её в день их знакомства на какой-то там презентации.
Пришёл Кот. Запрыгнул на кровать, но тереться не стал. Лёг рядом, свернулся меховым шаром, замурчал. Арсений с минуту смотрел, как лоснящиеся меховые бока то расширяются, то сужаются от дыхания животного.
Разжирел ты на казённых кукловодческих харчах, морда.
Подумав, Арсений набросал на листе себя, сидящего рядом с дремлющим котом. Скомкал рисунок, закинув в угол, вернулся к первым. Усмехнувшись, сложил их стопкой и бросил на тумбочку. Погладил Кота. Тот поднял голову, щурясь на свет, лениво боднул ладонь.
– Я тут становлюсь сентиментальным, а тебе даже бодаться лень, – сказал ему Арсений. – Пойдёшь с нами отмечать снег?
Кот не был ни «за», ни «против», поэтому Арсений сгрёб его и потащил с собой в гостиную. Уже давно стемнело, оконные промежутки между досок казались чёрными провалами. На первом этаже было холодно. В прихожей маячил белый туман; Арсений быстрым шагом пересёк пространство между лестницей и дверью, ведущей в другой отсек дома. Кот на его руках ощетинил шерсть, зашипев на туманное облако.
– Чертовщина, – неуверенно хмыкнул Арсений, прикрывая за собой дверь. Туман остался маячить у лестницы.
– А вот и Арсень! – радостно объявила Дженни, когда он зашёл в гостиную. – Мы уже думали, не придёшь. Только дверь закрой, а то холодно.
Арсений брякнул на пол Кота и захлопнул дверь для испытания – единственный способ снова её закрыть.
Пустая ваза, статуэтка птицы, кукла, ноты. Последние пришлось снимать с рояля, перед самым носом Джима – они с Лайзой импровизировали в четыре руки.
Раз-два-три, раз-два-три… медленный и крайне мелодичный вальс получался у этих двоих. Изредка их руки перекрещивались, и тогда смеющийся тёмный взгляд Джима на мгновение пересекался с её, мягким светло-карим.
Раз-два-три…
Выписывая ногами небольшие треугольники, Арсений пробрался между диваном и роялем к тумбочке, за песочными часами. Несмотря на некоторую консервативность стиля, вальсы ему нравились. Он даже краем сознания различил в общей мелодии вплетаемый мотив Венского вальса, судя по верхнему регистру, выписываемый Джимом. Лайза только очень умело аккомпанировала, обыгрывая знакомые ноты свежим исполнением.
Шляпа. Чтоб достать её с гардины знаю кто постарался, пришлось захватить по пути зонт. Зато подцепление ручкой-крюком стало достойным «па», завершающим испытание.
И, только щёлкнул таймер, под его руку поднырнула Дженни, обхватила за плечи и повела в более просторную часть гостиной – за диваном. Она танцевать вальс явно не умела, а Арсений, если и помнил основы, вбитые перед выпускным вальсом в одиннадцатом классе, то успел их благополучно забыть. Всё же терпеть урон от изящных узких ножек девушки было куда приемлемее, чем пройтись по её туфлям своими лапищами.
Дженни смеялась. Тихо, не глядя ему в глаза – её взгляд плавал по комнате, зацепляясь за исполнителей и рассевшихся у камина слушателей. Светлая – явно не рабочая – юбка разлеталась красивыми, слегка просвечивающими волнами.
Сфотографировать бы… Эти волны, немного на просвет, и ноги. Чтоб и ощущение танца, и лёгкость…
