Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 165 (всего у книги 329 страниц)
Они начали с крипты. Исами шла за ним, он не отпускал её руки, хотя и не ощущал прикосновения к тонкой ладони. Они спускались по лестнице, которая обращалась осыпающимися земляными ступенями. Друид встретил их недалеко от порога крипты.
– И не смотри так жалобно, с тебя я тоже снял гейс, – сказал ему Арсений вместо приветствия.
– Да, снял… – Исами высвободила ладонь из его пальцев, прошла вперёд. Протянула руку к призраку. Коснулась, как живого. Впрочем, впечатление оказалось обманчивым – пальцы провалились сквозь. – Я не ощущаю тяжести нарушенной клятвы.
– Это место приковывает… – проскрипел Друид. Понять что-то по его взгляду было невозможно – лицо призрака утопало в густо-синей тени капюшона.
Синий
Зонт синий
Арсений мотнул головой. Короткая мысль обошлась ему в целое облако пепла, который теперь плавно оседал к его ногам.
– Неправда… – Тэн медленно качнула головой. Глаза держала закрытыми. Подалась на шаг вперёд, протягивая руку, и Арлен слегка отпрянул, замерцав. – Цепь… она не отсюда… не к могиле…
– Я не знаю, девочка, – отозвался Друид скрипуче. – Если эта цепь не моя, её невозможно разбить.
– Идём, – Арсений снова потянул Тэн за руку. Она вздрогнула, но подчинилась. Друид отплыл в угол подвала, замерцав между стеллажом с инструментами и бочкой, на которой любил сидеть Зак.
Они поднялись по ступеням (их оказалось куда больше, чем в первый раз)
– Зачем ты меня увёл? Я почти увидела… – Исами прижималась к его боку и слегка дрожала.
– Глубоко в Сид нельзя смотреть. Не вернёшься, так Леонард говорил.
Они обошли двух других призраков, но ни Филида, ни Воин ничего не знали насчёт цепей. Виллем сказал, что проклял своих богов, за это они прокляли его и не дают уйти; Эслинн же, сидящая на краю холма и глядящая в серую туманную даль, поведала, что груз Старшего стал легче на три души – чего же ещё они ждут? Она не обернулась, а после сказанных слов поднесла к губам флейту. Арсению показалось, что она начала играть шум ветра в облетающей листве дуба.
– Не понимаю… три… – Исами сошла к подножию холма. На её тяжёлые чёрные волосы, рассыпавшиеся по плечам, падали крошки колкого белого снега. – Их же четыре.
Арсений её не услышал. Он смотрел в прозрачную воду чёрного озера, в которое Исами готовилась шагнуть, сама того не видя
– Снова ты, горячий, танцующий в руках остывшего… – Дева смерила их подозрительным взглядом. – И живая знахарка. Что вы опять забыли у моего колодца?
Вдоль стены скользнула странная тёмно-синяя тень
Исами прошла вперёд. За ней, оставляемые босыми ступнями на покрытой снегом траве, исчезали следы.
– Мы ищем ключ, отпирающий замки. Душа, вспомнившая себя и сбросившая оковы гейса, должна уйти. Но они не уходят… Арсений не снимал гейса с тебя. Ты не просила.
Призрачная женщина отпрянула от протянутой руки Исами, как Друид до этого.
– Не подходи! – она попыталась отступить в туман, клубящийся возле холодильника. – Уйдите, оставьте меня в покое! Я имею право на месть!..
Арсений кидается вперёд, хватая её за край призрачного платья
Ткань водой проходит сквозь пальцы, но он чует – Дева не может уйти.
– Уходите!.. Оставьте меня!.. – кричала Аластриона, вся вытянувшись вперёд. Черты исказило мёртвым беззвучным воплем, руки согнуты в локтях, перед собой выставлены, тонкие призрачные пальцы скрюченными когтями хищной птицы застыли в воздухе.
Дева медленно растворялась в тумане
Внезапно Исами кинулась за ней, Арсений – следом за японкой. Они очутились то ли в лесу, то ли в саду – в царящем сумраке, сквозь сеть высоких тёмных ветвей мерцало небо. Гибкие плети вечнозелёного плюща опутывали стволы, пушистые кусты омелы гнездились в ветках тяжёлыми плотными шарами.
Он бросился за ней, за мелькающими языками чёрных растрёпанных несуществующим ветром волос. И угодил прямиком гущу тумана. Споткнулся о корень, упал, успев подставить руки. Ладони содрало коркой мёрзлой земли
Впереди мелькнула тонкая поглощаемая туманом фигурка.
– Исами… подожди!
Слова оседают на землю клочьями снежного пепла
На руках, поднесённых к носу – убедиться, что боль реальна – ярко-алые капли, проступившие там, где кожа содрана
– Идём, идём! – теперь Исами тянет его за руку. Они несутся сквозь призрачный лес. Где-то впереди, в неясной сумрачной синеве, видны просветы между деревьев. Тэн вдруг резко замирает, оглядывается
Между деревьев туман
Ветки
– Аластриона, – Арсений указывает пальцем свободной руки на Деву – та, подобрав подол платья и задыхаясь, бежит к краю леса. На сгибе руки у неё тяжёлая корзина, оттуда – веточки, листья собранных трав
Они кидаются следом. Аластриона выбегает из леса – чуть в стороне, рядом – деревня. Она под холмом. Дева замирает на секунду, едва успевает выдохнуть – и снова бегом, по холодной, в инее, траве, по острым камням.
Исами на бегу указывает в даль – там, пока они ещё не сбежали с холма, заалели языки пламени; за крайними домами схлестнулись две чёрных волны – два сражающихся войска
Сид не сохранил звуков, воплей, треска огня и скрежета стали
Трава под ногами
Холод
Иней
Сейчас… она задыхается. Подбегает к колодцу, рядом с избушкой – там на земле, на плащах, лежат раненые. Ей притаскивают всё новых и новых, развороченные доспехи, рваная ткань в пятнах крови, багровые полосы ран, страшные следы мечей и копий, искажённые в предсмертной муке лица. Рядом с некоторыми – женщины, слёзы по щекам, кричащие дети, оставленные без присмотра… Аластриона бросает корзину с травами.
Меньше… их было меньше!..
Я не сготовлю столько заживляющих снадобий! Фейри, покровители мудрости, отчего же вы молчите?..
О великое племя Дану, отчего же захватчики ещё топчут нашу землю?! Отчего смотрите вы равнодушно на творящееся зло?..
Десятки тел.
Она поднимает голову к серому небу, откуда уже сыплется мелкий снежок. Затем кидается к своей сумке, вытаскивает из неё серебряный кубок. Порывистым, отчаянным движением метнувшись в сторону колодца, дрожащими руками ставит кубок на землю. Вытаскивает ведро, плескает воду через край в кубок, что-то шепча. Растрёпанные волосы падают на плечи, на грудь, голова опущена. Губы дрожат, дрожат неслышимые двумя живыми слова.
– Да будет вода в тебе исцеляющей… – шёпотом произносит Исами вслед за шевелящимися губами знахарки
Дрожащая рука касается выгравированных на кубке рун.
Меховая накидка, испуганные глаза. Зелёные, как холмы Фейри летом. На золотистые волосы падает снег.
– Беги, девочка... – Аластриона в последний раз прижимает к себе испуганную дочь. А она не понимает, почему надо убегать, почему мать выгоняет её из родного дома. И знахарка не знает, выживет ли её дитя. Но лучше умереть в лесу от холода, чем попасться захватчикам. Она отстраняется, срывает с пояса один из мешочков с травами, вталкивает в руки девочке.
– Если тебя настигнут, если страх станет сильней тебя, просто проглоти немного этой травы... И беги. Беги!
Последнее – криком, оттолкнуть её от себя, оттолкнуть и не смотреть вслед. Если её настигнут – сухие листья в том мешочке способны унести дух человека в глубины Сида за два удара сердца.
Захватчики, грабящие дома. Алые всполохи жрущего распотрошённые дома огня. Немые, стёртые временем предсмертные стоны побеждённых.
Аластриона среди трупов. На ледяной земле, онемев от страха, прикрыв глаза.
Только бы не нашли, только бы не поняли
Шаги рядом. Захватчик возвращает меч в ножны, он только что добил вцепившегося в него умирающего – тот ухватился за край плаща проходящего человека, о чём-то прося пересохшими губами. Захватчик наклоняется, шарит по трупу. Разочарованно кривит губы, выпрямляется, идёт дальше.
Аластриона старается не дышать. Умоляет сердце биться тише.
Сквозь полуприкрытые веки видит, как захватчик – чужой – о как бы она желала сейчас всю дарованную ей Фэйри силу обратить в ненависть, разрывающую его изнутри! – склоняется над ней. Сердце, дрогнувшее вспышкой ненависти, замирает от ледяного страха. Грязные, в засохшей крови пальцы вцепляются ей в грудь, едва не вырывая вскрик. Тянут, пока не слышится треск разрываемой ткани – серебряная фибула, которой она закалывала свой плащ, покидает хозяйку.
Но не жизнь.
Снег такой тихий. Его нет, нет хруста заиндевевшей травы под ногами. Не стонут и не кричат мёртвые. На их лицах не тает снег. Дева, пошатываясь, бредёт среди трупов. Едва не спотыкается о брошенный кубок – вода из него разлилась и давно обратилась в корку льда. Там, далеко, на холме, на фоне алеющей полосы заката – победители. Брианн, старый король, и его сын Виллем, оба на конях. Доспехи, шлемы и мечи сверкают в алеющем солнце, кони нетерпеливо стучат копытами о мёрзлую землю.
Землю её предков.
Дева смотрит на них, не видя, всем сердцем желая одного – чтобы её враги ушли в Сид прямо сейчас, в самых страшных муках, какие только можно вообразить себе.
Рука шарит у пояса – под онемевшие пальцы попадают бесполезные теперь уже мешочки со смесями целебных трав; но вот рука находит серебряный кинжал. В иные времена этим кинжалом приносились жертвы богам… А ныне боги отвернулись от них. Ныне нет ничего, кроме смерти и ненависти.
Аластриона сжимает ледяную рукоять, пальцы тянут оружие из ножен.
Она вскидывает руки, запрокидывает голову к небу – растрепавшиеся волосы разлетаются от резкого движения. Она набирает в грудь воздуха и кричит, кричит что-то в серую, сыплющую снегом вышину, одновременно надрезая кинжалом левую ладонь.
Алые капли, скатываясь по коже, падают в снег.
Докричав, Дева рухнула на колени, пригнулась к земле и замерла.
На холмы наползает туман.
Вокруг по-прежнему тихо.
Сид не помнит выкрикнутых умирающей слов.
Чьи-то пальцы сжимают его руку
– Она… она имеет право на месть… слышишь… слышишь?!..
Исами кричит, вырывается. Он пытается вдохнуть. В лёгкие врывается ледяной холод воды. Вынырнуть, захватить по привычке воздух. Холод тянет на дно, в тёмной мути ледяной воды путаешься в одежде и растрепавшихся волосах.
Матово-белые пальцы, коснувшиеся лица, скользят
Срываются.
Он стремительно протягивает руки ловит хватает, раз за разом – вода, развевающиеся тряпки – одежда, волосы – черными лентами сквозь свои призрачные пальцы
– Исами!..
Холодный пепел не падает – всплывает. Арсений среди вихрей взметнувшихся от падения сквозь толщу воды тряпок наконец находит Исами – одной рукой обхватывает за талию, притягивает женщину к себе. Вскидывает голову. За прозрачной толщей воды искажённые ветки дуба.
Рывок вверх, свободной рукой мощно загребать неощущаемую ледяную воду
К серому свету
Вода разрывается тысячами невесомых брызг. Исами в его руках, словно обезумев, бьётся, стремясь утащить их обоих обратно на глубину.
Приходится обхватить поперёк и вплавь буксировать к берегу. Легче, когда ступни начинают ощущать дно. Или не ощущать, он просто знает, что дно есть. Покрепче перехватив свою ношу, Арсений тащит её к берегу, к камням и траве, покрытой снегом. Мокрые волосы неощутимо прилипли к лицу. Издали на них равнодушно смотрит Филида, наигрывая на призрачной арфе. Пальцы монотонно скользят по струнам.
– Не надо… – Исами слабо шевелится, и Арсений осторожно отпускает её. Они всё ещё по грудь в воде. Женщина бредёт к берегу, пошатываясь, сопротивляясь силе мёртвого озера. Белые одежды – откуда? – слабо колышутся в прозрачной толще, тянутся за ней. В огненно-чёрные волосы Тэн, тяжелым мокрым грузом лёгшие на хрупкие плечи, падают белые крупинки снега.
Каждый шаг всё тяжелее. Она останавливается, не в силах идти дальше. Оборачивается.
– Мы ведь… едва не умерли? – спрашивает на человеческом, не немом языке. Со слабо шевелящихся губ слова скатываются шёпотом, хлопьями пепла оседают на воду. Исами дрожит.
Арсений, ощущая чудовищное сопротивление воды, бредёт к ней. Обнимает, прижимая к себе. Чувствует – или думает, что чувствует – её дрожь. Они в воде по пояс, от них по глади озера расходятся тёмные дрожащие круги.
– Всё хорошо уже, – руки, скользнув вверх, гладят её холодные чёрные волосы. Перо наклонятся, целует её в лоб онемевшими губами. Обхватывает ладонями её голову, мягко прижимая к своему плечу. – Всё хорошо.
Исами, всё ещё потрясённая холодом, молчит. Молчит, сотрясаемая дрожью, – круги на воде всё сильнее, – вцепляется в него тонкими белыми пальцами.
Но и так всё понятно. На этот раз они ушли чересчур глубоко в разорванную ткань Сида, подняли со дна мёртвую память.
За что едва не поплатились.
– Держись, скоро вернёмся.
Арсений отрывает её от себя и подхватывает на руки. Неощутимо, но с ношей чужой жизни выходить из воды ещё тяжелее.
И всё кажется, что сквозь стенку гостиной и коридор, с кухни, он слышит отчаянный, задыхающийся смех Аластрионы.
========== 27 февраля - 5 марта ==========
До конца февраля всё было спокойно. Арсений под присмотром ещё более злого, чем обычно, Райана, собирал арбалет. Точнее, портил деревяшки в попытках выточить правильные детали. Как Перо объяснил изрядно повеселившемуся над этой темой Джеку – с резьбой по дереву и прочим декоративно-прикладным творчеством на тему создания стрелкового оружия из подручных материалов у него было не очень ещё со школы, поэтому процесс затянулся.
Приходил Джим, менял повязки. При его появлении Форс вёл себя вполне вежливо, не огрызался и даже согласился не тревожить рану подъёмом на чердак. По крайней мере, первые два дня. На третий ему то ли надоело изображать из себя паиньку, то ли он каким-то образом прознал о том, что творится на чердаке – Арсений не знал; по крайней мере, ранним февральским утром жителям первого этажа представилась возможность послушать словесную битву легендарного Дракона, славившегося своей неукротимой свирепостью, и скромного особнячного врача. Правда, собравшейся кучке любопытных быстро стало нечего делать перед комнатой – начиная с третьей минуты беседа проходила за закрытой дверью. Спустя ещё четыре минуты вышел Джим, окинул невозмутимым взглядом собравшихся и, спокойно:
– Приём сегодня после завтрака и только до обеда. После я буду занят.
За ним вышел Арсений, несущий небольшой тазик с грязными бинтами, молча прикрыл дверь и прошёл следом за доком мимо сгрудившихся обитателей. Больше ничего интересного за этот день не произошло. На счастье Райана, любопытных у дверей комнаты, обратившейся в больничную палату, собиралось мало, и новость о его поражении далеко не разнеслась.
Или не на счастье, потому что нескольким представителям из обоих фракций пришла в голову великолепная мысль, что Форс им теперь ничего не сделает, и они часами торчали на чердаке, у мониторов, называя это бесплатным ток-шоу. Когда Арсений в последний раз заходил туда за инструментами, парочка высокоинтеллектуалов как раз пыталась сообразить, есть ли работающая зона наблюдения в ванной на втором этаже. Один из них, тыкая клавиатуру, втолковывал второму, что до плена работал охранником на оптовом складе и кое-что понимал в системах наблюдения, ну, точнее, в просмотре данных с этих систем. Перо в ответ на предложение присоединиться покрутил пальцем у виска и посоветовал им не лезть не в своё дело.
Его, конечно же, не послушали.
Помимо раны, Райан заработал нетяжёлую форму пневмонии и теперь часто и надрывно кашлял. Первые три дня у него ещё и температура держалась, и хвостатый здорово ослабел. Приходила Тэн, поила его травяными отварами, перед этим посоветовавшись с Джимом – тот сказал, что травы вразрез с приёмом необходимых лекарств не идут. Арсений, толкущийся в комнате по полдня, предложил на такой почве замутить глинтвейн, но тут Джим уже решительно воспротивился.
– Мешать алкоголь и антибиотики – последнее дело, – сказал строго.
– А, точно же… – Арсению показалось, он прямо-таки спиной ощутил разочарование хвостатого. Да и то правда, Форс был не дурак выпить.
Полегчало ему к вечеру того же дня. Температура спала, злючести прибавилось. Все признаки выздоровления.
На следующий день Билл выловил Арсения утром в коридоре и спросил, можно ли поговорить с Форсом.
– На темку тех фотографий, – уточнил, подпирая спиной косяк.
Арсений остановился и перехватил тяжёлый таз – тащил развешивать стираные пледы.
Ну конечно, дело №1034. С тех пор, как Перо и Лайза нашли в библиотеке, в самом пыльном и тёмном углу маленькой каморки, придавленные стопками старых книг, оставленных на розжиг камина, несколько пыльных папок и вытащили их – как изящно выразилась рыжая, «прямиком из анналов истории», – Билл прямо расцвёл. Непышным таким цветом, как зимний кактус. В папках были материалы по этому самому делу, включая протоколы допросов свидетелей и фотографии. И на одной из этих фотографий был Форс собственной персоной – только лет так на десять моложе нынешнего.
Все папки явно притащил Джон, больше просто было некому.
– Всё-таки решили, – протянул Арсений, поддерживая таз коленом согнутой ноги. – А Лайза чего, не пойдёт?
