Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 152 (всего у книги 329 страниц)
– Потом как-то с деньгами получше стало, и мелкая чуток подросла – мы ездить стали. Папка при любой возможности нас тащил то в горы, то в другие города на пару дней – посмотреть, всё такое… Учил ориентироваться. В лесу, в чужом городе, карты читать. Потом на ролевые возил, знакомил со своими друзьями… Блин, до сих пор, как вспомню… Док, мне один раз пришлось играть заднюю половину кентавра. С тех пор я не очень хорошо отношусь к кентаврам и вообще лошадям… но это так, художественная деталь. А если дома – у нас Кирилл постоянно ошивался, мы с ним вместе чего-нибудь мутили. А, да, вот ещё… мы с сестрой же на английском благодаря папке нормально говорили, вот и учили его. Ну как учили… просто начинали шпарить, а тут два варианта – либо драться за нанесённое оскорбление, либо учиться понимать. А так у нас с ним к седьмому классу пятёрки только по английскому и были, всё остальное кое-как на трояки натягивали. В девять я у бабки с дедом в деревенском доме нашёл на чердаке фотоаппарат. Старый ещё, плёночный… сломанный. У папы друган был, мастер. Починил. Ну и всё, с тех пор я, кажется, вообще с фотографии не слезал. Кирюха для меня спёр в классе рисования книжку по композиции, мы с ним услышали где-то, что в фотографии без композиции никак. А когда вторую свистнуть хотел, его поймали. Разборки были… скукотища. Но он не выдал, конечно. Мы потом ещё не раз друг друга прикрывали, Джим, это целая эпопея… во что мы только не ввязывались, драки, стрелки, на заводы лазили по окраинам, от кого только не убегали… а я ж ещё и всё фотал. Фотки мне приходилось в ванной проявлять. Первые вообще фигня-фигнёй были, я всё подряд фотал, от нашего кота до белья, которое на верёвках сушилось. Людей на улицах, голубей, кирпичные стены с надписями. Я с этим фотиком разве что не спал в обнимку. Стал сам к матери ездить, фоткал, как она рисует, на работе, притаскивал надранные на газонах цветы, делал фотографии её с цветами… это была моя первая модель. Как не достал ещё.
– Это ты так рано начал? – Джим поднял брови. Запоздало, увлёкся – очень уж Арсень рассказывал… захватывающе, как бы это ни странно относительно ситуации звучало.
– Ну да. А в фотографии понятия «рано» нет, док. Если ещё о школе, – Арсень неожиданно перешёл на деловой тон, – там немного событий. Первая любовь – в десять лет. Девочка такая, большеглазая, волосы тёмные, длинные, немного вились… как у тебя прям. Она ещё слегка не от мира сего была. Её в классе обижали, а я за неё дрался как чёрт, на кого угодно мог пойти, даже на старших. Год мы с ней друг другу в глаза глядели, держались за руки, клялись, что вместе будем, и лазили на крышу смотреть на голубей и реку. Я и её фоткал. А через год – у неё отец был военный – её семья переехала. Я дома истерику закатил. Орал, что все сволочи, что её насильно увезли, когда она не хотела. А папка посмотрел так спокойно и сказал – я на всю жизнь запомнил: «либо беги догоняй, выкрадывай и возвращай, либо заткнись и забудь, от рёва в любом случае ничего не изменится». Ну я и заткнулся… и забыл. Почти.
Арсень слегка улыбнулся, положил ногу на ногу и продолжил задумчиво:
– С десяти занимался паркуром. Приписался к местным, которые в заброшенных зданиях на окраине тренировались. Они все старше были, конечно, поначалу шпыняли меня… Ну ничего, пообтёрся. А уж как это моё новое увлечение сочеталось с одержимостью фотографировать… Я ж к одиннадцати куда угодно залезть мог, от кого угодно удрать… ну, не всегда, правда… – он с ухмылкой взлохматил свою шевелюру. – Сестра была на мне почти. Из меня тот ещё воспитатель, но, блин, как умел… до сих пор надеюсь, что всё у неё нормально будет. Она милаха, док, серьёзно. Симпатичная, не то что я, добрая, страшно любит танцы и с животными возиться. Нам даже кота завести пришлось… ну как, она его с улицы притащила, на диван шмякнула, ручонки в боки, и заявила, что кот будет жить у нас, и всё, точка. Вот так мы кота и завели… Да уж. Если я, покинув свою страну, о ком-то и скучаю, так это о ней…
Ну и, конечно, ещё одно событие. На четырнадцатый день рождения мне папка подарил зеркалку. Не знаю, где достал, через кого, тогда они не то чтобы ещё обыденным явлением были, особенно для нашего города. Может, старался так, чтоб я химреактивы по дому не расставлял. Вот тут я просто с ума сошёл от перспектив, давай соваться со своими фотками куда мог. В пятнадцать на съёмке свадеб зарабатывал, ещё в школе девчонкам фотосессии устраивал. Даже внештатником в местной газете стал, но это уже в шестнадцать…
Арсень рассказывал, а Джим улыбался. Не сильно, в себя больше. Улыбался, наблюдал, как меняются модуляции голоса подпольщика, когда тот говорит о первых фотографиях и сестре, как теплеет взгляд.
– Трахнулся в первый раз тоже в четырнадцать, – сообщил Арсень буднично, обрывая поэтический настрой повествования. – Она – старше, семнадцать, кажется. Ни имени не помню, ни лица, вообще ничего. Только что блондинкой была. Сам не понял, как чего получилось. Потом с какой-то замутил из другой школы, тоже на два класса старше… Мы вроде как встречались. Ну, вроде как. А в пятнадцать я втюхался в Кирилла. – Подпольщик обхватил коленку длинными пальцами. Прищурился на свисающий край балдахина. Продолжил медленно, тщательно подбирая слова, – сначала вообще понять не мог, чего происходит… Вроде всё как раньше, друг это мой, мы вместе, а тянет так, что с ума сходишь. Я натурально свихивался. А потом как-то раз сеструха на занятиях по танцам была, мы с ним дома одни, нашли папкину заначку – два литра пива. Ну и много ли надо, когда в первый раз пьёшь? А там как обычно… Короче, не то чтобы мы переспали, чё там у двух пьяных подростков выйти могло, но… мы ж потом ещё на трезвую голову попробовали. И ещё раз… короче, раз нас так папка застукал. Ничего говорить не стал, только на балкон ушёл. Ну всё, думаю, мне кранты. А он вечером мне сказал, что, конечно, дрянь это какая-то, но дело всё равно моё, я сам взрослый, отвечаю за свою жизнь… А я ж вижу, что не по себе ему. Он и так беспокоился, что я встречался со старшеклассницей…
Арсень нахмурился, вроде бы что-то припоминая. А Джим смотрел на него и пытался понять.
Два пьяных подростка…
Ну надо же…
А меня мой отец убил бы.
Или нет.
Кажется, ему вообще плевать было.
Джим тихо зарылся поглубже в плед. Воспоминание о собственной семье пришло резко, как иногда по ушам неприятный звук режет.
Не любил он семью. Никого из них. Кроме Джека.
– В общем, – снова заговорил Арсень, перестав хмуриться, – мы с Кирюхой между собой решили всё забыть. Он скоро начал с девчонкой из нашего класса встречаться, и вроде всё как надо… Только, чёрт возьми, меня таращить не перестало. Вот как случайно задену его, так хоть вой. Мы ещё больше стали пропадать на улице, влились в одну компанию… короче, это был не культурный досуг, явно. Драки, потом, в семнадцать, попойки, шатались где попало, нарывались на всех подряд… У нас и две девчонки там было. Это которые на всех, особенно после выпивки. Меня чуть из школы не попёрли за прогулы. Я ведь либо с этой компанией шатался, либо на тренировках пропадал, либо фотографировал как безумный, тогда я уже не только на газету, но ещё и на журнальчик один работал… В общем, что угодно, лишь бы про Кирилла не думать и наедине с ним не оставаться. Мне кажется, три года – с пятнадцати до восемнадцати, я и не спал толком. По три-четыре часа разве что. Домой приходил, отрубался, вставал, жрал чего придётся из холодильника – и опять бежать. В семнадцать поступил в универ и переехал жить в общагу…
Джим подсобрался. Школа – школой, но студенчество – такая пора, когда легко не бывает. Нужно было приготовиться услышать что угодно. Вообще что угодно.
– Ну, там вообще страшно что началось, – начал оправдывать его опасения Арсень, развалившись на подушках. Бутылка уже опустела на четверть. – Я оказался без всяких сдерживающих факторов. Раньше-то рядом всё же мелкая была, я при ней ни ругался, ни пьяным никогда домой не приходил. Наш квартирный мир – святое. А общага… Правда, очень быстро нарисовалась одна тема: папка мой при этом же универе подрабатывал, ну там связи некоторые были, не без того… И появилась возможность троим студентам нашего вуза по обмену в Англию уехать. Сам понимаешь, какая грызня началась. Папка меня вечером как-то позвал домой, за стол усадил и так начистоту: ты, вроде, птица полётом не для этого городка, а если хочешь, как и мечтал, фотографом быть, то, мол, бросай бухать и творить что попало, бери шанс в зубы и вперёд. И я взял. И я, и Кирилл. Учились как звери, места себе буквально зубами выгрызли. Папка со своей стороны всех знакомых поднял, чуть ли не до ректора добрался. Короче, гонку мы выдержали. Финалом стало знание языка – мы ж как на родном почти шпарить могли.
Арсень сел. Щедро – даже чересчур на взгляд Джима, хлебнул из бутылки. Долго молчал.
– Но тут случилась одна вещь… – заговорил, глядя в темноту за пределами кровати. – Короче, это всё про нашу компанию. Мы же из-за учёбы с ними разбежались почти, но незадолго до отъезда попрощаться решили, всё-таки столько вместе вондылялись, во столько переделок влипали. Ну, отсняли квартиру, замутили гулянку, вроде как и наш отъезд отметить, и в целом… всё как надо было. И там главный был, мы его Костром звали… неважно. Короче, старше нас, уже двадцатник, сильный как зараза, вообще ничего не боялся, поступал всегда по справедливости, своим ушлёпкам-друганам не позволял слабых шпынять. Его уважали все, всё такое, для Кирюхи он вообще всегда кумиром был. Ну и, короче, мы уже бухие все были, изрядно, я на лестницу покурить вышел. И Костёр – следом. Трезвый-то он, может, и не проговорился бы… А тут, пока дымили, он и сказал, что кранты ему. Подробностей объяснять не стал, но… как-то там по-научному, док? Вирус иммунодефицита?
Синдром приобретённого иммунодефицита?
Или только вирус иммунодефицита человека?
Страшно…
– В общем, билет на тот свет, слегача только отсроченный. Я вообще не знал, чего думать, а он меня так… по плечу хлопнул и говорит – не парься, дескать, ничего. За всё платить надо. Вроде как – его очередь пришла. И вроде говорит так спокойно, а глаза как у безумца. Вернулись мы в квартиру, дальше вроде как бухать, а я сам не свой. Кирилл ко мне – что случилось, типа, а я сказал же, что язык за зубами держать буду… А потом… – Арсень не справился с голосом. Замолчал. Посидел молча, сделал ещё пару глотков из бутылки. – Мы уже совсем бухие были… кто-то предложил наркоту попробовать… Я отказался, ясен пень, на слабо тоже не взяли. Думаю, всё, надо уходить уже. Отошёл в ванну минуты на две, думаю, щас проблююсь, протрезвею слегка, Кирюху по-тихому заберу и до общаги, раз тут такое началось. Вернулся… – голос Арсеня скатился в хриплый шёпот, пальцы впились в покрывало, – я… протрезвел, док. Так протрезвел, как никогда в жизни. Они там уже половина как обдолбыши сидели, другие вообще спали кто где, а Костёр… рядом с Кирюхой. Руку перетянул ремнём и себе в вену колет, потом ремень ему перекидывает и шприц протягивает. Свой, понимаешь?.. И не пьяный он был, я видел! И взгляд этот его… И тут до меня дошло, что он с начала самого решил за собой в могилу всех утянуть, кого мог. А Кирилл на него как язычник на свой идол уставился, да чего с него, пьяного, взять… Короче, я плохо помню, что дальше было. Озверел, мозги отключились… Когда в себя пришёл – уже было… – Арсень втянул воздух и сжал зубы, но договорил через силу, – убил я… Кажется, бил… пока… совсем… Кирюха зато не успел, не вколол себе…
Рука подпольщика судорожно дёрнулась к бутылке. Арсень сдавил горлышко, запрокинул её, выглатывая содержимое, подавился, закашлялся. На попытку помочь только отмахнулся. Кашлял долго, потом мотал головой. Отряхнул с пальцев капли, поднял голову.
Джим не дал ему бутыль поставить – перехватил на полпути, и сам сделал пару глотков.
Его слегка потряхивало.
То, что Арсень рассказал, было страшно. Не потому что убил – Джим и сам себя на полном серьёзе убийцей считал. Да если всех, кого он не смог спасти, кто под его скальпелем дыхание испустил, сосчитать, получится много. Слишком много.
Страшно, потому что не проходит такое бесследно. Когда друг, сильный человек, свихивается и делает подобное. И вот за него, за Арсеня, пережившего подобное, было страшно.
– Ты, док, прости за бессвязность изложения. До сих пор, как вспомню…
Джим помотал головой. Протянул ему бутылку. Хорошо – большая, может даже хватить до конца рассказа. И виски – тоже хороший.
А не хватит – сходит к Рою и вытрясет.
Арсень снова заговорил. Заговорил хрипло – за этим страшным хрипением его нормальный голос вообще не угадывался.
– Короче, еле сумел Кириллу объяснить. Думал – кранты, и мне, и карьере… Мы когда оттуда выломились на улицу, обоих трясёт, я ещё втолковать пытаюсь, чего произошло… Не знаю, как прямо там не свихнулся. А Кирилл молодец… понял. И, кажется, тоже махом протрезвел, когда понял. Такси вызвал, я уже невменяемый был. Притащил меня домой, и говорит – лучше отцу всё прямо выложи. И я рассказал. Папахен не стал орать, ничего… Не знаю… может, потому что сам меня с детства учил – за своих родных и друзей ты жизни жалеть не должен. Да только подразумевалось, что своей всё-таки жизни… Дальше рассказывать не хочу, что было, Джим, просто… короче, я к этому делу вышел как бы и непричастным. Это в конце декабря было. А в январе мы уехали из России.
Арсень снова вернулся к спокойному тону. Правда, бутылку в покое не оставил.
– И вот, нам по восемнадцать, январь… двадцатое января, если точнее. Лондонский аэропорт, два молодых русских придурка с чемоданами. Третья с нами девчонка была, но мы с ней быстро связь потеряли. Так я оказался здесь. Ну а дальше – снова общага, попытки пробиться в фотографии, денег нет, жрать нечего… Всё как у нормальных студентов.
Надо же…
Нормальным студентом себя назвал…
Губы слегка дёрнулись в намёке на нервную улыбку. Онемели немного от алкоголя.
– А, да. Забыл… на первом курсе ещё, пока не уехал, из-за меня девчонка одна вены вскрыла. Влюбилась, кажется… я с ней даже встречался пару месяцев, вроде ничего серьёзного. Потом расстались, она мне пригрозила ещё, что себя убьёт, а я не поверил. Думал, дуркует. Оказалось – нет.
Ещё глоток из бутылки, и стеклянное донышко с решительным стуком опускается на тумбочку. Молчание в минуту.
– А здесь поначалу бухал, не без этого, спал с кем попало… тратил всё, что подработкой добыть удавалось. Но мне надо было искать работу. А для хорошей работы нужна была хорошая фототехника. Да и то, чужак, из другой страны… не пробьёшься. Замкнутый круг, короче. Для начала нужны были средства. В общем, выход был очевиден, и я стал подставлять задницу за деньги. Ну или не только задницу… ты не представляешь, сколько некоторые замужние женщины готовы заплатить молодому фотографу за ночь необычных впечатлений. За пару месяцев я заработал на фотоаппарат и три объектива. Тогда же был скандал… Как-то познакомился я с одной молодой девушкой… Эмили… она была, разумеется, замужем… Настоящая красавица, а как играла на скрипке, просто нечто. А мужа ненавидела, родители её выдали чуть ли не насильно. Короче, я к ней два раза в неделю лазил. Ну и долазился… Она решила бросить всё и стать фотомоделью. И сбежала из дома. И всё бы и ничего, но её благоверный как-то о нас прознал и едва меня не убил. Не буду описывать, как я из этой дряни выпутывался. Одну скажу – с Эмили мы до сих пор неплохо общаемся. И она таки развелась со своим и стала моделью. Стала зарабатывать на этом, и, не поверишь, поступила учиться на юриста. Оказывается, именно этого и хотела, а модель так, хобби для души. Она мне потом не раз с контрактами для фотосессий помогала, чтоб накладок с авторскими правами не было. В общем, чудо что за девушка. Единственно, после неё я поклялся себе, что больше с замужними связываться не буду. Впрочем, тогда мне уже было девятнадцать, и работал я в газетёнке одной лондонской… по криминальщине всякой.
Джим заинтересовался. Не раз видел таких «криминальщиков», когда его в начале карьеры на «скорую» посадили. Ненавидел их до зубовного скрежета: работать надо, чтоб тишина и пространство, пациенты – если в сознании – психуют, родственники их тоже с ума сходят, а под объективами – в несколько раз сильнее. Как будто наслаждаются и своими страданиями, и тем, что другие их увидят.
И вот – новый взгляд на ситуацию. Арсеню явно не хотелось это вспоминать.
– Кровь, кишки по асфальту, мозги на стенках, притоны, горящие дома, трупы, маньяки, перепуганные люди… – рассказывал хрипло. – И то взяли неохотно. И я бухал, док. По-чёрному. Потому что не выносил эту грёбаную работу, не выносил всю эту дрянь. Может, после убийства, может… да не знаю я. Но возвращался с работы и почти каждый раз надирался. Или вызванивал Кирилла, чтоб не одному быть. Но он потом девушку себе нашёл, в учёбу ударился… потом… короче, пропал. Может, просто надоело мою траурную рожу видеть. В то хреновое время меня спасали мои друзья по универу. Брат и сестра, оба на дизайнеров учились. Не знаю, как ты к инцесту относишься…
К инцесту?
Мне-то что…
Меня ж с Джеком в одну постель насильно не пихают…
Я с Джеком…
Джим помотал головой. Виски уже дало в голову, мысли путались и клинили. Слегка.
– Но да это и не важно, – Арсень отмахнулся бутылкой. – Ну трахались они, это да… зато как умели отрываться люди. Они меня по всем клубам, по всем интересным местам протащили в Лондоне. Даже в Эдинбург ездили, замки смотреть… Я с ними встречался полгода, у них же нахватался приёмов работы с графическими редакторами, кстати. Да, встречался с обоими, – В ответ на вопросительный взгляд. – Мы любили втроём отдыхать. И честно, только благодаря Лоре и Кристиану я не сошёл с ума со всей этой кровавой чертовщиной. С этой парочкой я тоже до сих пор во вполне дружеских отношениях…
Подпольщик о чём-то задумался. Медленно откинулся на подушки.
– А тот осенний день я буду, кажется, всю жизнь помнить… Суббота, тепло, улицы в тумане, сквозь него фонари. Я с одним огромным желанием поскорей надраться после работы… Короче, в тот вечер в баре я встретил Алана. Улыбчивый… знаешь, бывает, человек всем собой улыбается… Даже губы для этого растягивать не обязательно…
Джим кинул на подпольщика быстрый взгляд.
Как ты, да? Не всегда, конечно…
