Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 116 (всего у книги 329 страниц)
Через дверь, слабо мерцая, просочился Леонард.
– Я смогу провести тебя через твою память, забрать будет сложней.
– Но ты справишься, – уточнил Арсений. Призрак кивнул и растаял. – Сколько там времени, глянь, – попросил Лайзу, – часы на тумбочке.
– Семь доходит.
– Отлично, в семь у нас ужин… – тихо произнёс Арсений. Поставил сумку с фотоаппаратом на прикроватную тумбочку. – Ну, теперь всё. Бывай. Надеюсь, ещё увидимся.
Лайза кивнула ему и снова раскрыла книгу.
– Возвращайся, – сказала спокойно. – Иначе я кому-нибудь загоню твой фотоаппарат за паяльники, сэр Перо.
В кухню на ужин стекался народ, переговариваясь, занимали места, по полу скрипели ножки сдвигаемых стульев, позвякивала посуда, стучали крышки кастрюль. Дженни носилась от плиты к столу. Фракционщики иногда начинали разговаривать на повышенных тонах, но Билл или Алиса одёргивали своих, он – спокойно, она – с чувством превосходства. Видимо, кухня негласно стала нейтральной территорией. Кто не цеплялся с врагами, обсуждали всё то же – испытания Кукловода, урезанные поставки, нехватку еды и лекарств, группу, теперь сидящую в гостиной вместо Джима, кто-то говорил, что док сам долго не протянет, что, судя по виду, жить ему осталось от силы пару дней, а вот сколько проваляется Джек в коме, неизвестно, и раз до сих пор не вышел, вряд ли выйдет вообще. Бурчал Зак, опять помогающий Дженни. Колыхались огоньки установленных на холодильнике и столе свечек, освещая серый полумрак, переливаясь бликами в боках мокрых чашек и тарелок, мерцал фонарь на шкафу. Пахло варёной пшёнкой, жареным луком, бисквитом и свежезаваренным чаем. К этим запахам примешивался запах перекиси и бинтов – перевязка закончилась перед самым ужином.
Арсений остановился у двери. Даже не хотелось прибить половину за разговоры о смерти братьев. Вообще ничего не хотелось. Он просто вбирал в себя картинку живого мира, впитывал жадно, запоминая. В Сиде опять будет один холод и туман.
Да брось. Ты в этот раз не один будешь.
Он закрыл глаза и ещё раз продумал всё сначала. Тэн заснёт в его комнате, да уже спит, скорей всего, и ему, оказавшись на Той Стороне, надо будет найти её и забрать. Его бренную тушку перенесут. Народ в гостиной удержит Джека, Лайза и Дженни позаботятся о Джиме.
Леонард, я готов.
Он не увидел, ощутил, как призрак появился за его спиной. Повеяло холодом.
Вспомни: когда ты покидал мир теней, на твою руку упал лист с мёртвого дуба, – зашелестел за спиной призрачный голос. – Вспомни его на своей ладони, он проведёт.
Я до стола-то дойти успею?
Успеешь. Иди, тянуть нельзя.
Арсений сделал шаг вперёд. Мимолётный взгляд на камеру в углу.
Ужинающие его пока не заметили. Ещё шаг, сердце начинает тянуть холодом. Он пошатнулся. Протянул правую руку к камере. Кукловод должен досмотреть спектакль до конца. А вдруг всё же сработает...
Теперь уже некоторые оборачиваются, другие толкают соседей, указывая на него.
Ещё шаг. Ладонь тяжелеет, он почти видит на своей руке полупрозрачный дубовый лист, почти слышит неземную призрачную мелодию немой флейты. Сердце сдавливает холодом, невольно левая рука вжимается в ткань рубашки слева, будто стремясь доцарапаться до рвано бьющегося комка, другая цепляется за холодильник в попытке удержаться на ногах. Пальцы бессильно скользят по покрытию.
Половина ужинающих пороняли вилки и повскакивали со своих мест, другие просто замирали, уставившись на него, чей-то крик, Дженни выронила из рук заварочный чайничек… Звон разлетающихся осколков.
– Кукловод… – Арсений делает последний шаг, оказываясь у стола, запрокидывает голову, страшно хрипит, туман заволакивает кухню, ориентироваться можно только на мерцающий алый огонёк камеры, – ты…
Он не помнит, как падает, не слышит. Скорей всего, ударяется, может даже головой. Лист срывается с ладони невидимым ветром той стороны.
Он стоит посреди равнины, покрытой сухой травой. В затянутой синей дымкой дали переливчато поёт флейта Филиды.
Тэн он нашёл на лестнице своей комнаты. Она сидела на верхней ступеньке, сжавшись в комок и обхватив руками колени.
– Холодно, – сказал ей Арсений, протягивая руку. Слова осыпались пеплом. – Здесь всегда холодно, сестра.
Она послушно вкладывает свою руку в его, поднимается.
– Леонард провёл меня, но я ничего не вижу. И пепел…
– И не увидишь. Нужно зелье и мёртвая вода, тогда пепла не будет. Пепел – несбывшиеся слова, они отнимают силы. Лучше молчать. Идём.
Сухая трава шуршит под ногами, пока они идут к гостиной. За полуразрушенными стенами мощная крона дуба. Песня всё громче. Арсений подводит Тэн к полуразвалившейся кладке – всё, что осталось от его камина. Он только в мире живых понял, что создал этот камин ровно так же, как Филида создала себе дуб. Это была его память.
Эслинн махнула ему рукой, едва заметная в густой тени под ветвями дерева, поднесла к губам флейту, исчезла.
Он некоторое время ползал в сухой траве, откуда-то точно зная, что надо делать, собирал пролитые капли зелья. Они стали кристаллами льда и слабо поблёскивали среди тёмно-синих стеблей и памяти о сухом шуршании травы.
– Найди деревянную посудину. Она валялась тут, у камина, – попросил он оглядывающуюся Исами. – Надо просто в это поверить.
Женщина справилась на удивление быстро, куда быстрее, чем он когда-то нашёл для Друида серп.
После они вдвоём искали в сухой траве прозрачные крупинки зелья и складывали в деревянную ступку. Когда набралось достаточно, Арсений повёл свою спутницу на кухню. Аластриона на этот раз не пряталась в туман.
– Ты снова здесь, горячий. И привёл ещё одну…
– Она поможет. Чтобы больше не было смертей, – отозвался Арсений. – Позволь взять воды из твоего колодца.
– Поступай как знаешь, – дева, мерцая, отплыла в сторону и растворилась в тумане. Арсений под слегка ошарашенным взглядом Исами опустился на колени у колодца, перегнулся через каменный бортик, увидев своё отражение в ледяной воде. Он зачерпнул немного, перелил из ладони в ступку. Кристаллы зелья немедля растворились.
– Вот, – Арсений протянул ступку женщине. – Выпей половину, остальное вылей на голову. Сможешь видеть и слышать мёртвых.
Она кивнула, принимая чашу. Удивительно спокойно. Выпила часть – Арсений видел, как прозрачные капли, перелившиеся за край, стекают по её шее, запрокинула голову – тёмные волосы рассыпались по плечам, высоко подняла чашу, выливая на себя остатки зелья.
– Ну вот и всё, – Арсений, поднявшись из травы, сел на широкий бортик колодца, обведя рукой заросшее травой поле и вьющийся по каменным аркам плющ. Он обратился к ней на языке мёртвых, не размыкая губ, и пепла не было. Исами, опустив ступку, оглядывалась не то со страхом, не то с немым изумлением.
– Да, я вижу, – ответила она тихо.
– Кройсо, видящий. – Бродящий меж камней окинул ясным взглядом Перо и его спутницу. – И ты, и эта дева пришли сюда с намерением найти забытое, я чувствую. Что ищете вы?
Тэн разглядывала древнего воина, как девочка, попавшая в музей восковых фигур.
– Кройсо, Воин. Мы ищем забытые чувства ушедших. Старший сказал, в этом мире их можно взять.
– Всё, что может отдать проклявший своих богов – это ненависть, – ответил Виллем. – Должно искать её там, где я произнёс проклятие, рядом с колодцем Аластрионы.
– Благодарю тебя, – коротко ответил Арсений, оглядываясь.
– Да, Перо, – прошептала Исами, оглядывая камни. – Он знает, о чём говорит. Идём.
Перу было несколько боязно оставлять японку без присмотра – в тумане она могла потеряться. Но было странно смотреть, как эта спокойная женщина обратилась в Сиде в завороженную, словно попавшую в сказку девочку.
Потом они искали, спрашивая у призраков по очереди. Искали в палых листьях под дубом, в ветре, пронизывающем его листья, среди старых камней, где бродил Воин, и в плесени, покрывающей стены крипты Друида, в песне и сухой траве, в воде колодца…
– Гнев воина здесь, а мое чувство навсегда с тем, кто вызвал его. Он мертв, похоронен, и не с нами, но ненависть моя всегда с ним…
– Горькая ненависть, сжегшая наши земли. Я буду рад, если ты заберешь ее…
– Горе мое осталось там, где пролились последние слезы, смывая кровь со старых камней, оплакивая павших на этой войне…
– Но в круге камней не было битв, здесь погиб только я, Перо. Стал ли я причиной горя Эслинн, видящий?..
Ненависть Воина, бросившего вызов своим богам, злое торжество Аластрионы, произнёсшей проклятие, страх старого Друида, горе и боль оплакивающей смерть любимого Эслинн, разлитые в стылом пространстве Сида немой песней, мерцающие чувства других призраков, смутная надежда, отчаяние, покой… Они брали всё.
Исами бесстрашно пробиралась сквозь туман, протягивала руки, забирая чувства у призраков – они оставались на ладонях двух Перьев клоками тумана, Арсений сминал их в пушистые клубы, они покрывали всё вокруг, как снежинки, под конец он и Исами оказались с головы до ног в снежных хлопьях, они серебрились в чёрных волосах Тэн и покрывали сухую траву у камина, они холодили босые ступни и ложились невесомыми кристаллами инея в ладони.
– Как мы их вытащим в реальность? – Арсений только что обнаружил, что стоит по пояс в этом снегу. Он подставил ладонь, на неё опустился лист с дуба. Исами сидела у камина, обхватив себя руками, он тоже когда-то сидел так, когда было страшно и тоскливо, он старался не помнить имена и живых.
В распущенных волосах Тэн запутались белые хлопья. На бледной коже, пока ещё не кажущейся прозрачной, застыли капли воды из колодца. Глаза казались провалами тьмы.
– Мне подумалось, каждое из этих чувств может быть каким-либо элементом. Всё в природе разделимо на пять первичных элементов и соответствует им… Если я поверю, они станут материальными. Если я смогу…
Арсений сквозь снег подошёл к ней – хлопья разлетались, как пух, исчезая в синеве, – запрыгнул рядом, накрыл её узкую ладошку своей ладонью.
– Давай попробуем вместе.
Она кивнула:
– Вода в традиции ассоциируется со страхом и податливостью…
========== 23 - 29 января ==========
На этот раз проснуться получилось легче. Всё тело затекло, он страшно замёрз, в комнате царила темнотища. Почему-то болел лоб. Пощупав там, Перо нашарил здоровенную заклеенную лейкопластырем шишку и тихо зашипел от вспышки тянущей боли. Кое-как перевернувшись на бок, Арсений свесился с края кровати и пошарил у ножки. Рука наткнулась на шкатулку, и Перо выдохнул с облегчением. В шкатулке им был заранее припрятан фонарик и несколько кусков сахара. Засунув кубик рафинада за щёку, он сел и щёлкнул фонариком, осветив выстывшую комнату. Кажется, Дженни заходила сюда недавно – на нём плед, на тумбочке помимо трав Тэн свеча и спички, на спинке стула – вязаная цветастая шаль. Обернувшись, Арсений увидел рядом с собой спящую Исами. Она свернулась клубочком, словно кошка. Дженни и её укрыла пледом. Приглядевшись, Арсений вдруг понял, что во время погружения в Сид выглядел как мёртвый, по крайней мере, если судить теперь по Исами – она не двигалась, казалась бледной как снег, дыхания не было слышно.
Динамики – тихо-тихо– щёлкнули. Арсений было даже решил, что показалось, но нет. Действительно щёлкнули, включаясь. После – несколько секунд потрескивающей тишины, и – звук выключения.
Исами сильно ослабла после Сида и еле пришла в себя – Арсению пришлось тормошить её больше минуты (тряс за плечо; при этом из её разжавшихся пальцев что-то выпало, укатившись на пол), потом заставлять съесть сахар. Когда японка наконец смогла сесть прямо, Арсений уже доедал сахар из шкатулки. Фонарик начал нехорошо мерцать, периодически погасая. Он зажёг свечу.
– Сколько времени, Арсений? – тихо спросила Тэн, слегка морщась – кажется, ей не нравился вкус сахара, а может, что-то болело после долгого лежания.
– Глубокая ночь, судя по всему, – он пожал плечами. Холод внутри с прошлого раза сильней не стал, чему он только обрадовался.
Тэн уставилась в слабо освещённые свечой складки скинутого пледа.
– Холодно, – выговорила наконец и приложила сжатую руку к груди. – Где-то за рёбрами.
– Знаю, – кивнул Арсений, протягивая ей на ладони последний кусок сахара. – Теперь так и будет, привет Той Стороны. Ещё сахар будешь?
Она отрицательно качнула головой.
– А у нас, кажется, не получилось, – он вздохнул, съел последний кубик сам и спустил ноги с кровати. Ступни сквозь носки ощутили ледяной пол.
– Не могло не получиться. Дай свечу, – женщина протянула руку. Арсений передал ей свечу вместе с подсвечником, и Тэн свободной рукой приподняла покрывало, освещая мятые простыни. Арсений заметил какой-то странный тёмный комок, поднял его, повертев в пальцах.
– Ты уронила, – он протянул Исами прозрачный чёрный камешек с начерченным на боку иероглифом. – Холодный как лёд. Это какой-то эзотерический прибабах?
Она осторожно приняла холодный камень на ладонь. Был он с ноготь большого пальца, но казался странно тяжёлым.
– Нет, Арсений. Это чувства с Той Стороны. Мы же обращали их в символы стихий. Видишь? Это иероглиф «вода». Я принесла их с собой, и они, видимо, рассыпались… – она подняла свечу повыше, высматривая другие камушки.
– Один точно упал и укатился, я слышал, – Арсений опустился на четвереньки, потом лёг на живот и полез под кровать с угасающим фонариком. Ударился головой о верхний край, громко чихнул. – Ну и пылищи здесь… и как Табурет лазил…
Он нашёл «землю», Тэн на кровати отыскала «огонь» и «металл».
– Ещё должно быть «дерево», – она ухватилась за край кровати и свесилась вниз. – Арсений, второй камень не мог укатиться?
– Не знаю, – приглушённо ответил он из-под кровати, ощущая себя, по меньшей мере, странно, – тут только пыль, парочка моих неудачных рисунков…
Он решил не продолжать вслух.
Стаканчики из-под кофе, карандаши, шерсть Табурета… чего… кнопка от клавиатуры с буквой «K»… а это…. Повторные паззлы, ага
Как-то не вяжется
Высокая эзотерика и
И чьи-то носки. Не мои однозначно. Джека?
Камешек обнаружился за носками. Он был матовый, приятно-зеленоватого цвета, и на ощупь оказался тёплым. Выползя с ним обратно, Арсений обтёр камень об край свитера и отдал Исами.
– И как эти камни помогут? – поднялся с пола, отряхиваясь от пыли.
– Мы создадим У-син, объединив стихии в один алхимический круг, – «пояснила» ему японка. Она уже разложила остальные камни на покрывале, явно что-то прикидывая. – Лучше делать это сразу в гостиной…
Идти сама она едва могла, поэтому Арсений практически тащил её на себе, другой рукой держа свечку, а Исами несла камни, завернув их в полоску бинта.
В безлюдных коридорах стояла мёртвая тишина. Иногда только сами собой поскрипывали половицы, да в щелях между рамами свистел ночной ветер. Привычного шуршания крыс не было слышно.
Джон Фолл в своём дневнике писал о крысах
И как они исчезли
Арсений распахнул дверь гостиной. Здесь было поуютнее – в стеклянном фонаре, устроенном на столике, горела свечка. За кругом её света мерцающей голубоватой дымкой колыхался Леонард, вытягивая эмоции очередного скорчившегося у дивана донора.
– С возвращением, Перо, леди Тэн, – приветствовал коротко.
– Приветствую тебя, Старший, – Тэн осторожно, чтобы не беспокоить дежурного, стянула с кресла подушку, бросила её на пол, к столу, и с явным облегчением села, положив камни в бинте на стол. – Мы принесли то, что поможет тебе.
Арсений в это время приглядывался к «донору». Взлохмаченные тёмные волосы, слегка вьющиеся. Ну точно, Джим-подпольщик.
– Сколько он уже так? – поинтересовался у Леонарда.
– Больше четырёх часов.
Арсений тихонько присвистнул, приподняв брови.
– Арсений, нужна краска, – позвала Исами. – Чтобы начертить круг. Кроме того, внутри должна быть ровная звезда…
– Пятиконечная?
– Да. Символы стихий рисовать не обязательно, они есть на самих камнях, но звезда…
– Подожди. Ровная звезда?
– Да, я и говорю, – уже несколько раздражённо отозвалась Тэн.
– У тебя в школе как с геометрией было?
Японка как-то странно уставилась на него.
– То есть, правильный пятиугольник…
– Ага, вот именно. – Арсений задумался. – Краску я принесу, конечно, линейка была в прихожей, ей обои отмеряют… Линейка… Подожди здесь!
Под удивлённым взглядом Тэн он вылетел за дверь, захлопнув её за собой от сквозняка.
– Нет, это совершенно ни в какие рамки, молодой человек, поднимать меня среди ночи, заставлять спускаться с вами на первый этаж… Только потому что вы захотели узнать, как строится правильный пятиугольник! – Энди недовольно гнусавил всю дорогу со второго этажа. Если бы старый профессор спал, Арсений бы ещё понимал его возмущение, сон – святое, но, когда он постучался, получил разрешение войти и просунул голову в дверь, Энди сидел за столом напротив Ланса, и они при свете двух свечей играли в шахматы.
