Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 195 (всего у книги 329 страниц)
Еле слышно стучат зубы. Арсений оставляет попытки натянуть плед обратно на колени.
А ведь сегодня Билл мне выходной выписал. Куда ночь девать? – головой к потолку, где красным огоньком мерцает в тёмно-сером углу камера. – Куда девать, спрашиваю?
Молчит, конечно. Как всю эту неделю.
Я как наркоман. Да, точно, похоже.
Не любить зависимость и нарочно у себя её культивировать. Ну хоть ещё хватает сил оценивать это объективно
Отрешённый взгляд проходится по серой комнате.
Давай на чистоту. Через некоторое время оценивать объективно ты не сможешь. Зато ты как какой-нибудь придурок учёный, испытывающий на себе действие нового открытого вируса. Заигрался и не ввёл вовремя вакцину
Другой вопрос когда болезнь переходит границу контроля и становится уже неизбежностью, а не экспериментом
Хотя это уже философия
И пошла она
Мысленно пнув себя, Перо поднимается, слегка закусывая губу – всё-таки, заднице досталось. Кое-как одевается, прихватывает чистые шмотки, пакет с ванными принадлежностями. Закидывает на плечо полотенце.
Не идти же к Тэн вот так, насквозь пропахнув… любовью.
Уходит тихо-тихо, чтобы, не приведи потолок, не разбудить Файрвуда.
У ванной приходится подождать – занято. Пять минут растягиваются в добрые полчаса в холодном коридоре, лежащие на полу полосы яркого солнечного света отчего-то вызывают головную боль. В своей комнате он в последнее время закрывает окно плотными шторами.
Наконец, вода перестаёт шуршать, изнутри слышится шуршание халата, шлёпанье тапочек, и дверь чуть щёлкает, открываясь.
– Извини, если долго при… – вышедшая Кэт поднимает на него взгляд и невольно отстраняется на полшага в сторону.
– Да н-ничего, – Арсений старается хоть как-то унять дрожь. Выходит плохо.
Девушка опускает глаза. Красные, заплаканные. Машинально стягивает на плечах, поверх мокрых волос, пушистое махровое полотенце. От неё пахнет тёплой водой и шампунем. Цветочным.
– Ну… до скорого, – отвечает неловко и, опустив голову, уходит.
Подпольщик сам не понимает, что его дёрнуло, но, уже ухватившись за косяк, оборачивается.
– Да, ты… Тебе же испытания проходить нельзя. Ты бы… на первый этаж ходила, а? А то… ну мало ли…
Кэт замирает посреди коридора. Слегка вжимает голову в плечи, и Арсений вдруг понимает, насколько ей страшно.
– Я… мы собрали девятый паззл из десяти. Скоро выйдем, точно, – уверенно, если б не клацали зубы.
Девушка не оборачивается, и Арсений, проскользнув в дверь ванной, с облегчением насаживает ладонь на шипы.
Проходит испытание, скидывает вещи на стол. Слегка трясёт, и стянуть с себя шмотки сложновато. Забраться в ванну, клацая зубами, но сначала всё-таки врубить ледяную воду. Привыкшая кожа отзывается лёгким покалыванием. Когда проходит первый шок, становится даже приятно. Вода смывает, стряхивает с тела ощущение помятости, разгоняет по венам кровь. Арсений на секунду и голову подставляет под бьющую воду, потом трясёт ей, отфыркиваясь, как мокрая собака.
После – горячая, недолго, чтобы хватило по-быстрому вымыться. Несколько глубоких вдохов.
Пока вытирался, думал, как лучше настроиться на тренировку.
Может, чай перед ней пить? Зелёный, китайский. А что, Джек уже умеет заваривать
Медитировать научиться
Наклонившись за одеждой, случайно скользит взглядом по зеркалу. Замирает в дурацкой позе.
Медленно выпрямляется.
– Чем… обязан? – спрашивает хрипло, смотря прямо в зеркало и сжимая в пальцах зацепленную с пола майку. Оборачиваться почему-то не тянет.
Интересно стоять голой мокрой задницей к давно умершей леди – это прилично?
С другой стороны, это я маху дал. Она друидка.
А они и не такое за свою жизнь видали. От задницы её не убудет
– Мне стоило многих сил прийти сюда, к тебе. Но теперь ты говоришь легче, горячий. Теперь ты говоришь сквозь тёплый мир сразу в глубину Сида. Знахарка хорошо готовит тебя…
– Да, Исами во многих отношениях… замечательная.
Арсений сглотнул. Дева, если верить зеркалу, к нему даже не приближалась, но отчего-то было ощущение, что она приставила к его горлу тонкий ледяной клинок ритуального кинжала. Того самого, что вспорол её ладонь в мгновение произнесённого проклятия.
– Я вспомнила слова свои, горячий, – почти что прошептала Аластриона. – Вспомнила… И я хочу попробовать всё исправить.
– Хорошо, – Арсений, боясь пошевелиться, смотрел в зеркало поверх своего плеча.
– Если это что-то изменит… Скажи знахарке, она не сможет меня услышать… Если вы пустите меня в мир живых, хоть на миг ощутить тепло очага, увидеть свет солнца… Я прощу. Клянусь мёртвыми богами Дану, от которых веду род!
– Как мы тебя выпустим? – поинтересовался Перо. – Насколько знаю, уже две тысячи лет никому вернуться из мира мёртвых не удавалось… Да и тот случай, признаться, исторически спорен.
– Она знает… Знахарка знает…
Силуэт девы стал бледнее, а голос был едва слышен. Не вслушиваться – вздохи ветра в вентиляции, не более.
– Я не могу дольше тут оставаться, колодец меня тянет… Смотри же, не забудь… я могу… простить…
Зов Девы слился с шорохом воды в трубах и пропал. Арсений, поежившись, принялся быстро одеваться. За время стояния на ледяном полу он успел изрядно продрогнуть.
Оделся и прямо как был, с пакетом и полотенцем, понёсся к Исами.
Она сидела в кресле, водя рукой над чашей. На столе полосками лежал вечерний солнечный свет, и в нём огоньки свечей казались блёклыми и нереальными.
– Я опоздал слегка… – ёжась, Арсений падает в кресло. Некоторое время смотрит, как Исами водит ладонью над водой, изредка касаясь её самыми кончиками пальцев. – Мне в ванне сейчас… в зеркале, явилась Дева.
Тэн выпрямляется, отодвигая чашу. Арсений смотрит, как дрожат блики на поверхности воды. Очень хочется опустить туда пальцы.
– В зеркале? А в реальности её не было?
– Не знаю, – он слегка пожимает плечами. – Я не оборачивался.
Комнату заполняют начинающие багроветь полосы света: солнце, повернувшее на закат, стоит над крышей особняка.
Лучи стирают предметы и очертания. Комната расплывается.
Исами тянет ладонь через стол и накрывает его лежащую руку. Её ладонь холодная. Бинты на его руке вымокли.
Из-за солнца ничего не разглядишь.
– Она приходила через все преграды, которые не пускают Леонарда в наш мир…
– Передать сообщение. Для тебя. Говорила, ты сможешь… выпустить её в мир живых. И тогда она обещала простить своих врагов.
Ладонь соскользнула с его руки.
– Может сработать, но…
– Аластриона ясно выразилась – ты знаешь, как это сделать.
Исами молчала, выпрямившись в кресле. Арсений в своём, напротив, развалился – так было проще не стучать зубами.
– Знаю, – сказала она тихо. Ладонь гладящим, вряд ли осознаваемым хозяйкой движением прошлась по подлокотнику кресла. – Я могу впустить её в своё тело. Таким образом она сможет ощутить тепло нашего мира.
– А… – Арсений остановил взгляд на противоположной стене, – ты в это время где будешь?
– Там, где она сейчас, – ответила Исами просто. – Я стану частью обитающего тут тумана. Ненадолго, пока будет… длиться ритуал.
Арсений, плохо понимая, что делает, подтянул к себе чашу. Лучи из светлых становились красными, втекали в комнату всё ниже и вот-вот должны были исчезнуть.
– И ты на это пойдёшь? – Пальцы коснулись воды, но дна Перо не увидел.
– Это может помочь распутать проклятие. Так что да, я… попробую. Её боги давным-давно умерли. Беречь границу Сида некому. Никто не накажет нас за подмену.
Арсений, почти не слушая её, вглядывался в чашу. Мешали солнечные лучи, или наоборот, ещё болела голова, и хотелось пить, даже в горле скребло, как хотелось…
– Сегодня я не могу даже ощутить отголосок того мира, – Исами зацепила край чаши и мягко потянула её на себя.
– Подожди… дай… – собственная рука принялась шарить вслепую по столу, – дай листок… какой-нибудь…
Исами, не задавая вопросов, стремительно поднялась с кресла, метнулась к комоду. Грохнул выдвигаемый ящик, зашуршала бумага. Под руку ткнулись краем листы, потом карандаш. Арсений ухватился за него отчаянно, сжал. Не отрывая взгляда от чаши и плещущихся в ней багряных лучей, принялся рисовать. Линии спотыкались, неверной дрожью руки доводились до исступления, пропорции ломались, как могли бы ломаться под чудовищным давлением кости; второй рукой Перо вцепился в край стола.
Карандаш визжал по бумаге, потом резко замер.
Пальцы выронили его.
Исами потянула лист из-под руки Арсения, развернула к свету, вглядываясь в спутанные линии.
– Эта дрянь близко, – отчётливо сказал Перо. Замолчал. Помотал головой и через багровый свет полосующих стол лучей уставился на японку. Та только головой качнула.
– Почему ты нарисовал себя? – спросила мягко.
– Я не знал, что рисую.
Исами ещё раз вгляделась в лист.
– Я не хочу тебе это показывать, – проговорила тихо, складывая лист вдвое. – Это не первый рисунок?
Арсений прижал пальцы к переносице.
– Там опять эта тень… Которая выползает из стены, да? Нет, я её иногда вижу или думаю, что вижу. Исами, два варианта: либо я схожу с ума, либо в доме есть что-то пострашнее призраков. Оно не даёт нам уйти в Сид. С ним мы остаёмся один на один во сне…
– Не всегда, – японка качнула головой. – Только когда ослаблены болезнями или страхом.
– То есть, в этом доме почти постоянно.
– Если бы было так, все давно бы уже сошли с ума. Скорее, тебя что-то ослабило сейчас, и сильно.
Арсений открыл глаза. Лучи давно угасли, Исами смотрела на него через стол, переплетя тонкие пальцы. В её взгляде была темнота – и ничего больше.
– Ты уснул, – пояснила вполголоса. – Ненадолго, может, на полчаса…
Перо пошевелился. Действительно, ничего не затекло, спать долго он не мог. От его движения сполз плед, которым Исами его накрыла. В комнате потемнело. На столе между ними горела свечка. Блики крохотного огонька в воде страшными не казались.
– Я не знаю, что могло ударить по мне с такой силой.
– Ты сам себя разрушаешь, этим… портретом.
– У меня выхода нет.
Арсений прищурился на неё через стол.
– Я… напишу, зачем мне это нужно. Прочтёшь?
Исами, до этого сидевшая неподвижно, едва заметно кивнула. И чуть сильнее сжала переплетённые пальцы.
Арсений подтянул к себе второй листок, оставшийся чистым, и отброшенный карандаш. Шуршание грифеля о бумагу странным образом успокоило. Исписав лист, протянул его Исами. Она читала недолго, затем поднесла лист к свечному огню. Когда письмо занялось и прогорело почти полностью, Исами бросила его в чашу с водой. Огрызок бумаги зашипел, угасая.
– Почему? – едва слышно спросила японка, глядя, как гаснут оранжеватые огоньки на краю обугленной бумаги.
– Знаю, ты его… не любишь. Но у меня есть свои причины так делать.
– Я не спрашивала о причинах. Я спросила, почему ты, – с нажимом на последнее слово пояснила женщина.
Арсений, сам от себя не ожидая, вдруг ухмыльнулся.
– Потому что больше никто не умеет рисовать. Да и я-то, признаться, не очень умею…
Исами ничего не сказала на это, но почему-то Арсений понял, что она недовольна. Хотя тёмный взгляд по-прежнему был непроницаемым.
Но она вдруг подалась вперёд и накрыла обеими ладонями его руку.
– Нет, всё правильно, – сказала чётко. – Ты должен дорисовать этот портрет и сделать так, как сказал. Для всех будет лучше, если из двоих останется только один.
– Вот и Джим одобрил, – Арсений со вздохом сполз ниже в кресле.
Она кивнула, выпустив его руку.
– Да, я понимаю. Портрет должен быть закончен. Я не стану пока заставлять тебя тренироваться…
– Да нет, всё в порядке, – Арсений чуть запрокинул голову. – Я уже и так могу видеть два мира. Только беда в том, что в Сиде нет призраков.
Он встряхнул головой, сбрасывая остатки дрёмы, и поднялся с кресла. Потянулся.
– Да, я забывал тебя попросить уже чёрт знает сколько времени… Ты не поговоришь с Биллом по делу Фолла? Хвостатый тебе наверняка рассказывал, что мы ведём расследование, но дело за недостатком сведений застопорилось.
Арсений обернулся.
– Завтра утром, если что, – уточнил на всякий случай.
– Отчего же… – Исами зажала пальцами фитилёк свечки. – Если удобно, можно поговорить прямо сейчас.
Билл обнаружился в подвале. В одиночестве, не считая сидящей рядом на ящике Нэн. Крыса ужинала кусочками чёрствой булки.
Увидев, кто спустился, следователь даже слегка брови приподнял и отложил в сторону трубку, которую как раз собирался набивать табаком.
Поднялся.
– Добрый вечер, – спокойно поздоровался с Тэн. – Чем могу служить?
– И вам доброго вечера, – отозвалась Тэн предельно вежливо.
– Это мы тебе службу сослужим. И хорошую, – Арсений сдёрнул с полки старую куртку, набросил на ящик и предложил Исами сесть. Женщина молча опустилась на ящик, за ней сел и Билл. Перо остался стоять.
– Исами была прокурором. И присутствовала на суде Джона Фолла.
– Я выносила ему приговор, – невозмутимо поправила Тэн.
Билл тихо хмыкнул. Перевёл взгляд с японки на Арсения.
– Будь другом, Перо, пройди испытание. Не хочу лишних ушей.
Арсений только развёл руками и пошёл захлопывать дверь.
Пока ходил и искал вещи из списка, не особо прислушивался, да и само испытание проходить не спешил. Скорей, задумчиво бродил по подвалу, переставлял с место на место нужные предметы.
– Не знаю, – услышал, когда доставал между двух ящиков половник. – Мальчика застали с пистолетом в руке над телом умирающей матери. Никто и не подумал тогда искать других виноватых…
Вязанка дров, бутылка вина, метла – коснуться ручки, чуть сдвинув с места. Привычно обойти мышеловку и коснуться подковы, не задев торчащие из досок лезвия.
Когда он прошёл испытание, Билл уже попрощался с Исами. Та, не оглядываясь, вышла из подвала.
Арсений, раскидав собранные в кучу мелкие испытательные предметы, плюхнулся напротив Билла на ящик. Старик подпалил трубку. По подвалу потянуло первым пока несильным запахом табака.
– Промахнулись мы в этот раз, и сильно. И я, и док. Столько сидеть, думать, и очевидное не заметить… н-да.
Арсений не торопил. И так ясно, что Билл расскажет.
– Пистолет. Фолл притащил в дом кроме дел ещё и улики. Снотворное. Обрывок ленты, помнишь? Отпечатки… И пистолет.
– Вот чёрт, – Арсений даже забыл, что хотел подвинуть свой ящик поближе к потрескивающей печке.
– А у Джека пистолет был. Тот самый, который ты из тайника вытащил… И я сильно сомневаюсь, что это просто случайное оружие.
– Так-то всё хорошо, – Перо поёжился, вытащил куртку из-под задницы и набросил себе на плечи. – Только был ещё один пистолет. Который больше года назад вытащил из тайника Джим.
– Хм… об этом он не говорил…
– А как же всякие там следы? – Арсений вопросительно покосился на хмурящегося Билла, пытаясь понять, что к чему. – Джон же в дневнике пишет, что взял пистолет из ящика в кабинете отца и с ним прибежал в прихожую… Но он не стрелял. Разве нельзя было понять, что из пистолета не стреляли?
– Дело в том, что любую… – Билл затянулся и выдохнул в подвальное пространство новую порцию густого табачного дыма, – экспертизу… подкупить можно. К сожалению. Был пистолет, из которого якобы стрелял мальчишка Фолл. Был пистолет, предположительно с отпечатками настоящего убийцы. И был… третий, который подложили уже после. Первый забрали в качестве улики и вот на этот самый третий и подменили. А из него, скорей всего, было сделано соответствующее число выстрелов. Детские отпечатки не держатся долго, в отличие от отпечатков взрослого человека. На этом сыграть могли…
– А второй…
– Никогда не покидал этого дома, – подсказал Билл. – Вроде как тем двум старикам было выгодно, чтобы дом достался им, а не Фоллу. Мальчишка нашёл его после, когда вернулся. И решил подбросить кому-то из Файрвудов в надежде, что тот возьмётся за дело и восстановит его доброе имя. Я так думаю, всё-таки Джиму…
Подвал медленно заволакивало дымом. Это мешало соображать. А уж угнаться за мыслью Билла и подавно было сложно. Арсений встряхнул головой.
– То есть, на одном из пистолетов отпечатки… настоящего убийцы?
– Да. И на данный момент это самое веское доказательство, какое только у нас есть.
Билл задумался.
Арсений, поняв, что не может больше дышать дымом, поднялся с ящика.
– А, да, иди… Мне надо подумать хотя бы ночь, – кивнул старик. – Версия рабочая, сам понимаешь…
– Угу, – буркнул Арсений. – Завтра…
– Я, если что, через Лайзу информирую о сборе.
Дождавшись официального подтверждения, Арсений пулей вылетел из подвала, подальше от густого дыма.
Во внутреннем дворе было тепло. Вода тихо шумела в фонтане, ветер трогал опушившиеся проклюнувшимися почками ветки деревьев. Пахло влажной землёй, свежим ветром и клейкими, молодыми листьями. Накрапывающий дождь тоже был тёплым.
Арсению не хотелось возвращаться в особняк. Он даже навернул лишних тридцать кругов, а когда хватился и в свете фонаря у крыльца бросил взгляд на часы, оказалось, что ужин уже давно закончился.
