Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 104 (всего у книги 329 страниц)
Арсений покосился на лидера. Напряжён, к еде не притронулся, а вилку сжал так, что вот-вот, гляди, согнёт в пальцах.
– Предлагаешь последний тайник?
– К вечеру. Когда большая часть соберётся в гостиной. – Крыс всё-таки отложил вилку, невидяще взглянул через стол на перешёптывающихся последователей. – Не могу уже на месте сидеть, честное слово.
– Тайник так тайник, – Арсений широко ухмыльнулся, через стол поймав встревоженный взгляд Джима, слегка качнул головой, показывая, что всё в порядке. – Я тоже не против.
После обеда Дженни рекрутировала всех, кого поймала, на организацию посиделок. Джим только слегка развёл руками – «продолжение банкета» в комнате отменялось. Поэтому Арсений, на входе поймавший вздумавшего удрать мрачного Джека, потащил его за собой в гостиную.
– Пойдём снежинки вырезать, – проговорил с нехорошей маньячной интонацией, с какой дети рассказывают страшилки. – Много, много снежинок… Мы завалим всё тут снежинками и будем ходить в сугробах из бумажных снежинок, и маньяк потеряет нас в этих бумажных снежинках…
Джек покосился на него, как на психа, попробовал вырваться и удрать. После первых двух провалившихся попыток, что странно, повеселел и начал подыгрывать Арсению, в итоге они устроили что-то вроде пятнашек в коридоре: Арсений перехватывал любимого лидера и не давал добраться до двери. Джим, наблюдавший за ними с лестницы, изрядно повеселился. На шум в прихожую выглянула Дженни и застала финальный акт драмы – помирающий от смеха Файрвуд-старший, еле как держащийся за перила лестницы, и Джек и Арсений, в запале своей шуточной потасовки как раз навернувшие торшер.
– Как дети, честное слово! – возмутилась девушка, но тут же сама начала смеяться. Джек выпустил зама, которого до этого пытался приложить спиной об дверцу шкафа, Арсений прекратил исподволь щекотать лидера, и оба попытались соорудить невинное выражение лиц. Джим мотнул головой и в последнем приступе беззвучного смеха осел на ступеньку.
В итоге всей возни подравшиеся обзавелись несколькими несерьёзными синяками, торшер отделался лёгким испугом, а Джим ещё минуты три приходил в себя и попросил у Дженни стакан воды.
До сумерек собравшиеся в гостиной делали фонарики и снежинки, перекидывались бумажными шариками, кто поромантичнее – развешивали по гостиной и в коридоре омелу. Арсения, как самого активного, девушки отправили за новой порцией плюща, каштанов и омелы, даже снабдив корзинкой для сбора. От нечего делать он дёрнул с собой и Джека – а то лидер уже весь извёлся.
Во внутреннем дворе было зябко. В воротах, запутавшись в чугунной решётке, тихо насвистывал ледяной сквозняк, небольшой заморозок покрыл камни, землю, сухую траву, деревья и кусты тонким слоем инея. Тяжёлые чёрные завитки из чугуна, поддерживающие навес над крыльцом, были тонко запылены изморозью. Из-за низко опустившихся серых туч небо, казалось, нависло прямо над крышей особняка; ещё не начало темнеть, и потому свет из заколоченных окон казался блёклым, далёким, и быстро рассеивался, словно во дворе действовала таинственная злая магия. С тёмных туч сыпал крупяной снежок, оседая крапчатым, как из распылителя, слоем на чёрном камне старых стен и жёстких тёмно-зелёных листьях плюща. Тихо шумела вода в фонтане, серебристо-свинцовые капли тяжело шлёпались о дно каменной чаши и, не задерживаясь, утекали в решётку под центральной розеткой.
– Давай уже, быстрей дербань эту свою омелу, – Джек, приплясывая на месте, потёр ладони друг об дружку и злобно покосился на куст-паразит. – Холодно…
– Терпи. – Арсений перехватил пучок жёстких листьев и белых ягод, обвивших ветку дуба, резанул ножом по тоненьким веточкам. Получившийся пучок отправился в корзину. – И не сверли ты яростным взглядом бедное растение, а то оно пеплом осыплется. Оставишь кучу людей без поцелуев.
– Тебя, пожалуй, оставишь. – Джек шмыгнул носом, оглядев двор. – Было дело, с год назад Эжени увлеклась английскими традициями. Знаешь же эту ерунду, про омелу?
– Только то, что под ней лижутся на счастье.
– Не на счастье, а… Вроде как одна из примет – поцеловавшаяся парочка точно будет весь следующий год вместе. Хрень, но ей понравилось. Ну и затащила меня под эту самую омелу…
– И что?
– И ничего. Через два месяца я тут оказался и до сих пор кукую. О, ты смотри, всё общипал. На дерево придётся лезть, – крыс явно решил перевести тему. – Щас эту партию срежешь, а дальше только выше.
Он подобрал с земли нерасщёлкнутый каштан – во дворе их валялась куча, нападавших с двух деревьев. Отбежал на середину двора, прищурился, размахнулся и сильным резким посылом швырнул орех на крышу. Вверху раздалось истошное карканье, тяжело захлопали крылья потревоженной птицы.
– Прямое попадание, – сообщил довольно. – Аж теплее стало.
– Это твою чёрную душонку греет боль и горе несчастной птички, – хмыкнул Арсений, сбрасывая последний пучок омелы в корзину. – Может, плюща пока надергаешь?
– Ладно уж…
Арсений с некоторым трудом – кора тоже была покрыта скользким слоем инея – влез на дуб. Здоровенный пучок, почти шар, омелы рос метрах в трёх над землёй, примостившись в середине не самой толстой ветви. Пришлось распластаться на этой ветке, зажав нож в зубах, и медленно ползти к цели.
– Эрсей, слезай. – Внизу Джек, надравший плюща, затолкал клубок листьев в корзину. – Обойдутся без своей омелы, и так её уже во всех углах развешали.
Арсений, как раз доползший в зону досягаемости куста, крепче обхватил ветку коленями и принялся срезать тонкие прутики омелы, кидая их вниз.
– Э, а ты как раз под омелой, – подначил лидера. – Хочешь, спущусь и поцелую? И мы весь следующий год не расстанемся.
– Я тебя щас сам спущу. Экспрессом, – Джек продемонстрировал ему несколько подобранных с земли каштанов.
– Ого, какой нетерпеливый!
– Помнится, тебя там вчера призрак недодушил? Ну так я загадаю, чтоб этой новогодней ночью он вернулся и доделал своё дело…
– Если не хочешь прийти ко мне в объятия через две секунды, злюка, советую отойти от дерева. Вместе с корзинкой. – Арсений сбросил последний клок омелы, вернул нож в карман и слегка ослабил объятия на ветке, позволив себе перевернуться и оказаться спиной вниз, как ленивец… или связанная людоедами жертва на палке над костром. Усмехнувшись пришедшей ассоциации, он разжал ноги, повиснув, потом отпустил ветку, спрыгнув на землю.
– Ну что, каштанов ты набрал, плющ тоже есть, – Арсений присел на корточки и опёрся ладонями на инистую траву, разгружая ступни после соприкосновения с землёй. – Миссия выполнена.
Когда он собрал оставшиеся веточки омелы, Джек от входа на всякий случай погрозил ему кулаком.
Ну и правильно. С меня вполне станется подбежать с пучком омелы и полезть целоваться, держа её над головой. Я, правда, для этого вообще не пьяный, но всё-таки…
В сумерках в гостиной включили гирлянду на ёлке, зажгли свечи. С кухни в приоткрытую дверь тянуло тёплыми запахами корицы, гвоздики, миндаля и выпечки. Несколько последовательниц, кружком собравшись у растопленного камина, сочиняли и записывали пожелания на листочках, потом переключились на придумывание фантов. Арсений перехватил хитроватый взгляд Лайзы и подумал, что на лёгкие задания рассчитывать не придётся.
Ему самому не сиделось на месте. Он носился, бегал по поручениям найти бумагу, ножницы и маркеры, притаскивал свечи, спички, яблоки, стикеры, нитки, игрушки для подготовки игры (один раз его послали даже за зеркалом), пару раз предпринимал вместе с Заком диверсионные вылазки на кухню в попытке узнать, что точно будет на ужин, в итоге случайно схлопотал дверью от Дженни и оставил попытки.
Когда сумерки превратились в полноценный вечер, решил отдохнуть от беготни и уселся на подлокотник кресла, в котором Джим читал книгу. Док нарочно отсел подальше, к небольшому столику в углу гостиной – тут и лампа была, и люди не толклись. Освещённая часть гостиной вместе с шуршанием бумажных снежинок, переговорами и смехом осталась далеко, где-то там, у камина. В этом углу вокруг лампы собрались густые уютные сумерки. Джим, не глядя на него, перелистнул страницу. Тёплая серовато-бежевая тень скользнула по ровным буквенным рядам, накрыла их, скрывая за собой; улёгшаяся страница оказалась в свете лампы, стали видны крапчатые неровности старой пожелтевшей бумаги, похожие на песок. Джим огладил страницу, прижимая её. Свет выхватил все линии его кисти, тени тёплыми впадинами залегли за очертившимися костяшками, между тонких длинных пальцев.
– Арсень, ты нарочно? – осведомился он спокойно, не отрывая взгляда от книги.
Арсений, поняв, что сейчас не выдержит, быстро склонился к его уху, ощутив щекой щекотное прикосновение мягких волос, и неожиданно хриплым, низким голосом выдохнул:
– Нарочно. И ещё буду.
Прежде чем Джим успел хоть что-то ответить, Арсений соскользнул с подлокотника и пошёл вытаскивать Джека в тайник. Сил его больше тут спокойно сидеть не было.
Чтобы добраться до тайника, пришлось снимать со стены натянутый экран. За ним обнаружилась прикрытая дощечкой ниша в стене, где неизвестная, сгинувшая в первом акте, оставила нынешнему Перу небольшой тяжёлый и кое-где рваный рюкзак.
– «Здесь всё, что у меня было, – читал Джек в свете фонарика, пока Арсений потрошил находки, – мой друг недавно умер от потери крови, его вещи разделили, за некоторые даже устроили драку, я не хочу, чтобы со мной было так же. Надеюсь, тебе повезёт больше, чем нам, на добрую память, незнакомая тебе Эмили Р.». – Он дочитал и свернул записку. – И правда девушка. Она была молодец.
– Да, это точно… – Арсений в последний раз обшарил рюкзак и закинул его на плечо. – Стерильные бинты, упаковка ваты… Тут ещё какие-то лекарства, но это уже не по моей части.
– Останься мы здесь ещё, точно бы пригодилось. – Джек зачем-то обвёл фонариком углы комнаты. – Ну что, идём?
– Ага. Но я вечером всё равно Джиму отдам. Мало ли, вдруг завтра кто ломанётся со всех ног на свободу и расшибёт лоб об дверной косяк.
Идя в восьмом часу по сумрачному коридору на втором этаже с коробкой бумаги, красок и ножниц, Арсений наткнулся на Тэн. Японка шла к лестнице с точно такой же коробкой, только больше по размеру. В ней были сложенные «стопкой» на бок пыльные белые чашки и весь её чайный инструментарий.
– Дженни уговорила меня провести церемонию, – пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Пера, явно стараясь не показывать, что тащить коробку ей тяжело. – К девяти я хотела бы всё подготовить.
– Давай помогу тебе донести коробку? А ты бы понесла мою, она лёгкая.
Тэн кивнула. Они остановились на площадке лестницы, куда с нижнего этажа доставало совсем немного – едва-едва очеркнуть тёмные тени – электрического света. Арсений отставил свою коробку, с канцелярией, на пол, и перехватил её ношу. Узкая коробка действительно оказалась тяжёлой, и было удивительно, что женщина тащила её сама, не попросив ничьей помощи. Тэн ещё не убрала ладоней из-под дна, когда Арсений, повинуясь внутреннему порыву, перегнулся через пыльные чашки и быстро поцеловал её, только слегка захватив прохладные чуть приоткрывшиеся губы. Большего он себе не позволил, но от этого было только ярче, как и промелькнувшее в тёмных глазах удивление.
Я запомню
Навсегда запомню
– Прости. – Он мягко вытащил коробку у неё из рук. – Давно хотел так сделать, но…
К его удивлению, Тэн лишь слегка улыбнулась.
– Думая, что живут последний день, люди совершают самые разные глупости. – Она подняла с пола его лёгкую коробку. – Твоя никому не принесла вреда. Могу ли я попросить тебя помочь мне с остальной посудой?
– Как скажете, богиня севера, – Арсений, ухмыляясь во всю ширь, пропустил Тэн вперёд себя спускаться по лестнице.
К полуночи веселье, подогретое остатками рождественского вина, перешло все мыслимые границы. Арсений, только-только открестившийся от нового захода в игре в фанты – он уже успел побыть статуей, поизображать закипающий чайник и пять раз проползти под столом, – кое-как нашёл в гостиной Джима – тот дремал на диване – и плюхнулся рядом.
– Чёрт, а ведь хотели весь день провести вместе, – Арсений с глубоким вздохом откинулся на спинку. – Никак не получается.
– Кажется, это невозможно, – Джим, сонно улыбнувшись, в полумраке слегка погладил его лежащую на колене руку. – Зато твоя фотографическая душа должна быть довольна.
Арсений, спохватившись, притянул к себе оставленный час назад на столике чехол.
– Всего пять фотографий.
– А мне чудилось…
– Больше ходил вокруг. Понимаешь, фотографировать-то можно всё подряд, но смысл? Хороший кадр надо ощутить и поймать.
– И эти пять – хорошие?
Арсений уверенно кивнул.
– Четыре хороших и один очень хороший. Я умею объективно оценивать свою работу. А знаешь, я тут вспомнил… конечно, не очень люблю постановочную фотографию… – он соскочил с дивана вместе с фотоаппаратом. – Пойдём.
– Неужто как тогда? – Джим оглядел его слегка насмешливо.
– Нет, сегодня никакого разврата… лорд Файрвуд. По крайней мере, в фотографии.
Арсений вышел из гостиной первым. Думал, док пойдёт прямо за ним, но потом вспомнил – он-то о грядущем выносе двери не знает и вряд ли станет рисковать своей репутацией. Потому пришлось минут пять ждать в коридоре за углом, изнемогая от нетерпения – образ фотографии пришёл к нему ещё днём в библиотеке, но за всей беготнёй просто забылся. Зато теперь…
Через семь минут он впереди Джима залетел в тёмную пустую библиотеку, шаря фонарём, нашёл и включил лампу, бросив чехол на диван, принялся двигать кресло к окну.
– Ты решил сделать в особняке новогоднюю перестановку? – осведомился Джим, заходя следом. – Интересно, как это понравится Кукловоду.
– Никак, – фыркнул Арсений, собирая бархатную красную шторину в живописные складки. – Иди сюда.
– Я уже предупреждал, что позировать не умею, – Джим, окинув фотографа тёмным взглядом, всё ж таки уселся в придвинутое к подоконнику кресло.
Арсений придвинул к креслу столик с лампой (провод кое-как выдержал такую смену дислокации питаемого им осветительного прибора), переставил торшер, другую лампу водрузил на подоконник так, чтобы она подсвечивала складки, но не бросала лишних жёлтых бликов на красный бархат.
– Должно быть видно тяжесть… – пробормотал еле слышно, окидывая бешеным взглядом картинку. Ни одна лампа сама по себе в кадр не попадала, что было идеально, плюс свет слева-сбоку здорово должен был обрисовать черты.
Он поискал на полке старинную увесистую книгу и вручил её Джиму.
– Раскрой и читай… делай вид, что читаешь, лорд, – скомандовал тихо. Джим уложил книгу на колени, раскрыв примерно на четверти. Рука легла на старинную страницу с витым орнаментом по краям. Док поднял голову, встретив взгляд Арсения своим тёмным и густым, как райановское вино.
– Так я – лорд, значит? – осведомился иронично.
– Ещё какой, – Арсений, потянувшись, расстегнул пуговицу на его воротнике. Ещё раньше дока разжарило в душной гостиной, и он стащил с себя жилет, оставшись в белоснежной рубашке. Арсению подумалось, что в расстёгнутом воротнике не хватает блеска тяжёлого серебряного медальона или часов на цепочке. – Только усталый. По-декадентски усталый. Можешь опереться локтем на кресло? Да, вот так… Тебе бы фамильный перстень.
– Арсень, ты пьян, – по губам Файрвуда скользнула странная усмешка.
– Ни капли за вечер, – искренне заверил Арсений, отходя на шесть шагов. Взял с дивана фотоаппарат, примерился к кадру. – Я подозревал, что придётся поработать.
Джим без его подсказок закинул ногу на ногу и поправил тяжёлую книгу. Облокотившись на ручку кресла, уложил подбородок за изящно изогнутую кисть. Он не читал, а словно задумался о чём-то с книгой на коленях. Арсений через видоискатель любовался тяжеловесными, в духе картин итальянского ренессанса, контрастами теней и света, игрой их на чёрном, багровом и белом тонах, переливами, отблесками и рефлексами на волнистых волосах Джима, – чуть приспущена лента, одна прядь выбилась; ощупывал зрительно материальность всей его позы, выражающей усталость и глубокую погружённость в себя, в дебри тёмных мыслей; ловил блики в задумчивом взгляде, ощущая его вящую демоничность. О чём бы ни задумался «лорд», мысли были явно далеки от разумного, доброго и вечного.
– Хорошо… – прошептал тихо, отходя ещё на пару шагов и делая первый кадр. И, чуть громче: – поиграй с этим. Скажи мне, что думаешь, без слов. Ты устал от мира. Мир – только неясный шум в голове, он утомил своей глупостью, суетой… Прибежище в твоих мыслях, глубоко, дальше от реальности... – короткий взгляд в видоискатель и, выдохом: – отлично, Джеймс Файрвуд…
