Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 137 (всего у книги 329 страниц)
– Джен, Джен, – заговорил торопливо, – я понимаю. Ты права, имеешь полное право. Но давай не я один буду отдуваться, ладно? Можно мне отойти?
Получив в качестве согласия кивок и ещё одну порцию сверкания глазами, он тихо прикрыл за собой дверь – лучше переборщить с осторожностью – и заглянул в соседнюю комнату, где сейчас обретались остальные виновные.
Один из виновных спал. Время приступа миновало, Джек сонно сопел в подушку. Арсень рядом, оседлав стул, клюёт носом в слабом свете прикроватной лампы. Услышал, как дверь открылась, встрепенулся. Голову повернул.
Заговорил – голос хриплый и тихий.
– А, ты… у нас всё… – вяло махнул рукой, снова отворачиваясь, прижался щекой к спинке стула, – в порядке. Отдыхай, Джим, ночь длинная…
– Дженни проснулась. – Джим, подумав, зашёл. Взгляд к Арсеню как прилип – не оторвать. Да и желания нет. – Не хочу один отдуваться, да и слова у меня… не так складно вылетают, как у тебя. Поможешь?
– Ага… – невнятное от спинки. Держать так голову должно быть неудобно, но видно, как Арсеню подниматься не хочется. – Я щас встану. Приду… ты пока дневники вытащи…
Под пристальным взглядом девушки Джим прошествовал от двери до тумбочки. Шарился там, спиной его ощущая.
Вытащил измятую стопку листов.
Разделил её на две части.
Положил на кровать.
– Посмотри, – кивнул на стопки, – его дневники. Если начинать, то с них.
Когда цепкие пальчики Дженни завладели листами, Джим чуть не вздохнул от облегчения. Взяла, будет читать – это несколько минут тишины. А там и Арсень придёт.
Чёрт тебя дери, Арсень…
Только тебя сейчас не хватало…
Не хочу…
Но от понимания, что подпольщик придёт, и говорить с Дженни нужно будет не в одиночку, становилось легче. Арсень, он, как ни крути, надёжный в этом плане.
Лечился бы так же добросовестно.
Пришёл он спустя минут пять, мокрый. Вернее, голова мокрая, на плечах полотенце. Тоже мокрое. Мокрая голова, мокрое полотенце, февраль и сквозняки.
Джиму захотелось заскрипеть зубами от злости.
Что ты творишь?
Что ты творишь, наглая морда?
А взгляд – как к Арсеню с момента, как он зашёл, приковался, так и не отпускал.
– Я проснулся, – выдал тот несколько ошалело, тут же широко зевнув. Сел на кровать. Дженни на секунду оторвалась от листов, кинула на него растерянно-сердитый взгляд, но говорить ничего не стала.
– Дневники, – Джим кивнул на неё. Сам бы не прочь освежиться ага, только не с такой же мокрой головой ночью по холоду шляться, но сначала дело. – Я пока что не начинал.
– Угу… – Арсень заглянул в странички, которые Дженни держала в руках. – В общем, Джен, такое дело. Мы не сразу поняли, но… Ты когда-нибудь слышала о… раздвоении личности?
Девушка, не отпуская страниц, посмотрела на него, нахмурилась.
– Раздвоение…
Джим смотрел на Арсеня. После реплики как будто проснулся – покачал головой, отвёл взгляд.
Тяжело это было: быть рядом, разговаривать, и при этом понимать сложившуюся ситуацию. Тяжело и странно, и, когда последователь смотрел на Арсеня, казалось, что вот-вот разберётся, поймёт, что делать, как быть.
Не приходило понимание.
Дженни, опять же, плохо. Нужно ей помогать, объяснять, а не о глупостях думать.
– Понимаешь, Джон, которого ты знала… только одна личность, – Арсень, ощутив, что завладел вниманием девушки, тут же пересел к ней поближе, поймал взгляд, да ещё и жестами сопровождать пояснение принялся, в такт своим словам. – В той же голове обитает вторая. Совсем другая. Та, которая зовётся маньяком и терроризирует всех здесь. Фолл тоже попал под её… его влияние. Кукловод тиранит и его, он… – Арсень недовольно выдохнул, подбирая слова, – пытается этому сопротивляться. Но это тяжело. Джим, – жест в его сторону, – помогал ему, пока мог, пока не случилась… беда с Джеком, но этого оказалось недостаточно. Помнишь же, что началось после взрыва, все эти ловушки, испытания…
– Но откуда тогда тот, второй? – Дженни с несчастным видом смотрела на Перо, стискивая в пальцах старые листочки. – Он же…
– Теперь я, – Джим перехватил взгляд Арсеня и еле заметно кивнул ему. Глаза в глаза, аж внутри что-то повернулось. – Я знаю об этом не так много, как хотелось бы, но тем не менее. Дисс… раздвоение личности, – несчастный взгляд девушки сбивал с мысли, но и не смотреть было нельзя. – Раздвоение личности происходит, когда какая-то из сторон личности отслаивается. Юнг… сейчас будет сложно, Дженни, но я не знаю, как без этого. Юнг выделяет… как тебе сказать… что-то вроде граней одной личности. Там есть анима, маска, тень… Маска, например – тот образ, который мы создаём себе в социуме. А Тень – тёмные стороны нашей личности, которые мы в себе подавляем. И вот представь, такая тень, которая подавляется, подавляется… а она не исчезает от подавления, наоборот, растёт. А потом случается сильный стресс, в результате которого… в общем, многое происходит, но в целом из-за этого… Джен, ты пока понимаешь?
Девушка кивнула. Джим, глубоко вздохнув – всё же тяжело пересказывать научные теории примитивным языком – продолжил:
– Тень отслаивается. Начинает жить как отдельная личность. Это у Джона и произошло. Зачатки расслоения наблюдались до этого, но пусковым крючком была смерть его родителей. Это страх, это вина – он винил себя за их гибель – это боль от потери. В итоге мы имеем Кукловода и Джона в одном теле. И Джон, судя по тому, что я читал, что рассказывал мне Арсень – нормальный, хороший человек. А Кукловод – сама понимаешь.
Дженни очень, очень медленно кивнула.
– И он всё это время… Он сказал мне не говорить? – вопрос был адресован Арсеню. Тот кивнул. Джим невольно снова перевёл взгляд на него.
– Солнце, он старался тебя оградить от всего этого, как умел. Потому и взял с меня слово, что не расскажу о дневниках. Сюда тебя притащил Кукловод, Джону оставалось только смириться с этим и попытаться сделать так, чтобы ты его не узнала.
– Дурак… – она медленно, уже ни на кого не глядя, покачала головой. Прикрыла губы ладошкой и тихо договорила сквозь пальцы, – как в детстве… Если что-то случалось, что-то плохое, никогда и слова нельзя было вытянуть. Джон, какой же ты… Но, – выпрямилась, убрав руку, – если их там, в теле, двое, он правда… этот Кукловод… – положила руку на дневниковые страницы, – он же мог убить…
– Нет, он появился после, как следствие. – Джим вытащил стопку из-под её ладошек. – Где-то тут было… Или нет, не тут… Ладно. – Вернул листы обратно. – Дженни, просто поверь. Джон родителей не убивал.
Взгляд невольно метнулся к Арсеню. Тот сидел, зевал, прикрыв рот перебинтованной ладонью, а заметив его взгляд, зевать перестал. Глаза прикрыл и отвёл. Незаметно так.
Арсень…
Что ж мне с тобой делать?
– Нет, Джон не убил бы… – девушка там, на заднем плане, зашуршала листами, но Джим не мог оторвать взгляда от подпольщика. Благо, ей было не до них. – Он… он родителей любил, а мать…
Ты бледный.
Опять будешь по комнатам носиться и кровью истекать?
– Боже мой, тюрьма, – ахнула Джен тихонько. Снова шуршание.
– Джен, – негромко позвал Арсень, невидяще глядя куда-то в стенку. – Мы выйдем на пару минут, о‘кей? Мне надо с Джимом наедине переговорить. Это быстро.
Девушка посмотрела на него встревожено, но кивнула.
– И чайник не поставишь? Пожалуйста. – Кажется, за просьбу ей стыдно. – Мне бы сейчас… А я пока прочитала бы… потом на кухню приду, ладно?
– Мы поставим, – Джим кивнул ей. – Ты, прошу тебя, посиди так немного. Тебе нужно время.
Всё так же, не глядя на него, Арсень слез с кровати и дошёл до двери. Обернулся.
– Док, на пару слов. Я на кухне.
Вышел, дверь оставил приоткрытой.
Джим с трудом сохранил спокойное выражение лица. Получил разрешающий кивок Дженни и вышел следом.
Арсений, добравшись до кухни, первым делом зажёг свечу, стоявшую на столе, и выключил фонарик. Чайник поставил почти на ощупь. Когда Джим зашёл на кухню, синее газовое пламя уже призрачно блестело на вычищенных боках, а сам чайник тихо и заунывно свистел.
– Джим, – Арсений заговорил спокойно, опершись ладонями на стол, взгляда при этом не отводил от остановившегося в дверях Файрвуда, – прекрати мне душу дербанить. Я полвечера думал, что вот-вот свихнусь, как мне было хреново. И если тебе доставляет удовольствие на меня пялиться от нечего делать, просто вколи мне убойную дозу снотворного и смотри сколько влезет.
– Благодарю за идею. – Джим опёрся спиной о дверной косяк. – Но должно же быть в моей жизни разнообразие.
– Я серьёзно. Если есть что сказать – говори, а не… да не садист же ты, в самом деле! – Арсений, не выдержав, выдвинул стул, плюхнулся на него и согнулся над столом, запустив пальцы в волосы. За спиной как-то особенно тоскливо завыл чайник.
– А что я тебе скажу, Арсень? – голос Джима стал непривычно тихим, но не потерял от этого холодных интонаций. – Ну вот – что из того, что ты и так не знаешь?
Арсений промолчал. Объяснять Файрвуду, почему так тяжело выдерживать его пристальный взгляд, было, кажется, бессмысленным.
– Ничего, Джим, – ответил тихо. – Всё нормально, это просто я вспылил на пустом месте. Забей.
Пришлось встать и отправиться к подвесным шкафчикам на поиски трав для заварки. Как назло, попадались почему-то пакетики приправ и кофе.
Джим молчал. Кажется, бесконечно долго молчал.
– Мята и ромашка, – произнёс, наконец, раздельно. – По столовой ложке. Залить половину чайника будет достаточно. Один с разговором справишься?
– Справлюсь, – по возможности нейтральным тоном. Нужный пакет, наконец, попался – мята. Арсений вытянул его наружу, едва успев подхватить посыпавшиеся следом пакетики с чёрным молотым перцем.
О кухонный стол сухо прошелестело нечто бумажное.
– Пустырник. Для Дженни.
Следом со скрипом прикрылась входная дверь.
Арсений дождался, пока шаги затихнут, и позволил себе на несколько секунд прислониться лбом к прохладной дверце шкафа. Постоял так, прикрыв глаза, мысленно пнул себя и продолжил поиски.
Нашёл ромашку, засыпал травы в заварник и как раз заливал кипятком, когда пришла Дженни. Она несла вторую свечку в подсвечнике и прижимала к себе дневники.
– Садись пока, чай щас будет, – он укутывает заварочный чайник полотенцем и переносит на стол, на деревянную подставку. Туда же кочуют две кружки. Перо садится напротив Дженни.
– Всё в порядке? – спрашивает она тихо, поправляя свечу на столе.
– Да. Просто перекинулись парой фраз на тему, как лучше тебе всё объяснять. Ситуация, сама видишь, сложная. А Джим ушёл к Джеку, дежурить. Передал тебе, вот… – Арсений подвинул к ней оставленный доком стандарт, – лёгкое успокоительное. На травах, от него спишь лучше. Мы такое Джеку давали, когда он уснуть не мог. Ну так… – он обвёл взглядом кухню и снова посмотрел на неё, – с чего начать?
Девушка тихонько вздохнула.
– За таблетки спасибо, и… Я всё уже поняла, Арсень, не надо больше рассказывать, – сказала тихо. Положила на стол между ними страницы дневника. Подняла голову. Всё ещё бледная. – Джон один там сражается против этой тени… У Джима сейчас нет времени, да я и не стала бы просить, им с Джеком и так тяжело. Но я-то, я же могу чем-то помочь?
– Наверно, – Арсений пожал плечами, думая о Джиме. – Можешь. Только всё-таки надо спросить, как именно помогать. Психика ж тот же организм – полезешь куда не надо, оторвёшь ненароком чего не следует и всё, загнулся человек…
– Да, конечно… – она слегка закусила губу. – Но, может, если я напомню ему о нашем прошлом… если покажу, что я не боюсь, ему станет легче?
Сильно сомневаюсь
Арсений в качестве паузы разил по чашкам чай. Дженни подтянула к себе свою, но пить не стала. Вместо этого протянула через стол руки и накрыла пальцы Арсения своими ладошками.
– Арсень, я попробую. Вреда ведь не будет, если я просто поищу вещи, которые когда-то… Это же его дом. Я теперь всё вспомнила, всё-всё, и как мы здесь играли, и как читали… Я его помню… И знаешь, Арсень, ты прав был. Помнишь, когда сказал, что лучше один раз вспомнить всё, чем постоянно бояться. Я теперь уже не боюсь… разве что так, немножко.
– Ну… хорошо. Поищи, конечно.
– Да, поищу… – Дженни отпустила его руки и взялась за свою кружку. – Только… ничего, если я дневники себе оставлю?
– Оставляй… – Арсений подул на свой чай. Отхлебнул. Не почувствовал ровно никакого вкуса. Как зелье в Сиде. – Только не показывай никому больше. Да ты и сама понимаешь…
Девушка кивнула. Арсений внимательно вгляделся в её лицо. Переживает, и сильно. Скрывает только, старается, но губы вон как сжаты.
И что теперь? Теперь и она с ума сходить начнёт?
– Если поговорить хочешь, я могу тут с тобой посидеть, – хрипло. Сам от себя не ожидал.
– Нет, Арсень. – Она через силу улыбнулась. – Всё хорошо, правда. Просто мне надо привыкнуть. Почитать эти странички ещё раз, может, подумать… заставить себя, знаешь… поверить, что мне это не приснилось.
– А-а… Понимаю, – нашёлся Арсений через пару секунд. Кажется, его ненавязчиво выпроваживали из комнаты. Залпом допил отвар и поднялся, растерянно указав на дверь, – я тогда…
Дженни поспешно – слишком – кивнула. Арсений сполоснул свою кружку, поставив сушиться, переставил со стола у плиты свечу на этот стол, к той, что она принесла с собой. Теперь два кружка света сливались в одно неровное световое пятно.
Дженни тихо зашуршала страницами дневника.
Он вышел, стараясь не смотреть на девушку, мягко прикрыл за собой дверь. И услышал тихие – их явно давили изо всех сил – всхлипы.
Быстро, стараясь не думать, пошёл к комнате Джека. Оставались последние формальности. Дверь приоткрыл тихо, просунул голову. Джим был на месте – сидел на стуле у кровати. Отсюда было видно только его спину и волнистые волосы, собранные в хвост приспущенной лентой.
– Док, я ещё сегодня по дежурству нужен? – вопрос прозвучал буднично, и Арсений внутри себя порадовался, что голос слушается.
– Можешь спать, ты и так сидел полночи, – тоже спокойно. – Утром как обычно.
– Тихой ночи. – Арсений закрыл дверь обратно. Потоптался на месте, потом, решившись, понёсся в свою комнату. Подошвы драных кроссовок почти бесшумно касались пола. Второй этаж, лесенка, заскочить на секунду, подхватить сумку.
Остановиться. Программа, ведущая слежку, всё ещё включена. Перо выключил верхний свет, а компьютер выключать не стал, только поправил уроненный стул.
Новая комната рядом, всего-то спуститься с лестницы, пройти мимо детской, пары жилых комнат… Он щёлкнул пультом, и дверь послушно открылась. Оказавшись в пропахшей кладбищенскими лилиями темноте, Арсений заблокировал дверь обратно, сел у неё и замер. Шевелиться не хотелось. Ещё меньше хотелось думать.
Джек, стоило Арсеню уйти, предсказуемо зашевелился.
Ну да
Ты ж теперь спишь чутко
И слух как у совы
– Джим? – хриплым спросонья голосом.
Открывать рот не хотелось катастрофически, но кивок в данной ситуации как ответ не рассматривался. Пришлось говорить.
– Да, Джек. Дежурю. Спи.
Брат заворочался. Не могло ему быть неинтересно, что происходит и почему сменился дежурный.
Джим еле слышно вздохнул.
Не хотелось ничего объяснять. Сейчас бы в своей голове порядок навести: по полочкам мысли расставить, эмоциональный сор вымести.
Хотя какая разница, всё равно думать адекватно не получается.
– Джек, расскажу что угодно, но надо ж мне знать, откуда начинать.
– Что угодно, говоришь… – брат пошуршал одеялом. – Правда, что вы с Арсенем расплевались, или этот придурок опять тут прикалывался?
– Да. Он и это рассказать успел?
– Ну да, сказал. А что, в этом что-то такое есть, что ли? Ну подурили вы, теперь, наверно, за ум взялись. Тоже мне, событие. – Он сел, нащупал лампу и за толстую ножку придвинул её поближе к себе, насколько позволяла площадь заставленной лекарствами тумбочки.
– Это всё?
По правде, Джим ожидал другого. Вопросов о Дженни – уж это-то Арсень точно рассказал, – или почему рядом сидит брат, а не правая рука. Но начинать разговор с вопроса «расплевались или нет», это странно.
И уж точно тема его отношений с Арсенем сейчас не представляла для дока наиболее желанную для обсуждения.
– Ну… может… – заговорил Джек почему-то осторожно. Только осторожничать он умел примерно так же, как слоны – тихо вести себя в посудной лавке. – Типа там… девушку найдешь, а? И всё хорошо будет. Как раньше.
– Боже мой, Джек… – Джим больше не мог терпеть: эмоции, стресс, всё накопившееся. Поэтому он просто сполз на стуле, тихо и нервно посмеиваясь, – ну сколько моих девушек ты знаешь?
– Ну так… ты скрывал, наверное, – Джек поёрзал в одеяле. – Да нет, Джим, ну не поверю я, что тебе… блин… ну ты же нормальный, точно! В школе помню, за тобой всё такая ходила… тёмненькая, как её звали? Я ей ещё, когда вы к нам домой заходили, в сумку жуков подбрасывал…
– Да? А я не помню…
Джим всё ещё тихо посмеивался. Невозможно было на младшего сердиться, к тому же он искренне переживал за своего «не-педика» брата. В кои-то веки переживал и не стеснялся это показывать.
