Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 235 (всего у книги 329 страниц)
– Потому что он – один из… девяти. – Арсений оперся ладонью на влажную кору дерева. – Прям как число Перьев, которых ты угробил, правда?
Хвостатый скрестил на груди руки.
– Потрудись расшифровать свои… эзотерические выкладки.
Арсений слегка поморщился.
Всё правильно? Всё правильно. Я не вру. Просто интуиция. Да, просто чёртова…
– Есть девять человек, которым нельзя умирать. В этом случае проклятие рванёт, и его никакая непонятная хрень больше не удержит.
Форс презрительно скривил губы, но, кажется, задумался.
– Младший Файрвуд входит в эту самую девятку, значит.
А у меня из всех доказательств только свои догадки и портрет
Уничтоженный.
– Он, Джим, ты, Исами, Дженни, Нортон, Зак и Лайза. Ну и я скромно, до кучи.
– Ты не отвяжешься.
– Не отвяжусь.
Хвостатый фыркнул.
– Соберу тебе игрушку, дальше сам решай, что с ней делать. И передай Файрвуду, чтоб в следующий раз не засылал парламентёров. Список на чём черкнуть есть?
Арсений, кивнув, полез в карман за листочком и карандашом.
С Джимом он столкнулся в своей же комнате. Тот, видимо, залетел за минуту до него и теперь рылся в коробке с лекарствами.
– Если к вечеру симптомы проявятся, конец. Ботулизм лечить тут нечем. Ну не таблеток же они наглотались… У нас в зимнем саду никакой фосфорорганики нет? Средства от вредителей, дихлофос?
– Не припомню такого, – Лайза, сидящая на кровати, отрицательно качнула головой. Джим чертыхнулся.
– Арсень, а ты чего такой взъерошенный? – спросила девушка тихо.
– Я? Ничего. – Он плюхнулся на покрывало рядом с ней. – Джим, Райан согласен.
Джим на секунду замер, повёл плечом, и возобновил шебуршение.
– Плата?
– Не стребовал.
– Что?
Не вынимая рук из коробки, Джим присел на корточки и обернулся. Вид у него был удивлённый и встревоженный.
– Ты знаешь… меня это отчего-то не радует. Я не верю в его альтруизм.
– Достаточно того, что я буду бегать по его поручениям, – закруглил Арсений. Не очень хотелось вдаваться сейчас в «эзотерические выкладки».
– Я тут чего-то не понимаю? – Лайза, переводившая до этого взгляд с одного на другого, не выдержала.
– Ага. И лучше не понимай дальше, – Арсений потёр переносицу костяшкой мизинца. – Баламуть полная.
Джим дошуршал, покидал в сумку какие-то бутыльки-стандарты. Поднялся, стянул резинку с волос и, удерживая её в зубах, принялся пересобирать хвост.
– Стрижку устроить надо, – поведал невнятно. Вытащил резинку из зубов, перетянул хвост, пояснил, – люди голову почти не моют. Только педикулёза нам и не хватало.
– Займусь, – устало вздохнула Лайза. – Скажу вечером Джен, сделаем объявление о стрижке… Никто не знает, завтрак ещё не готов? – последнее – с надеждой.
Арсений отрицательно мотнул головой, глядя на Джимов хвост. Длинный красивый волнистый хвост с седыми прядками. Очень хорошо представлялось, как ржавые ножницы (непременно ржавые!) с хрустящим стрекотом криво кромсают тяжёлые густые джимовы волосы. Перо сардонически улыбнулся.
Сейчас впору вскочить, патетично тряся кулаком, и заорать «Мэтт Стабле, я тебе этого не прощу!».
Вместо этого он поднялся с кровати.
– Джим, помощь нужна? Или я вам с Дженни только мешать буду?
– Думаю, у тебя найдутся дела поважнее, – Джим подошёл ближе, положил перебинтованную ладонь на его щёку. Привстал на носки и, негромко шепнув на ухо, – спасибо… – коротко поцеловал в губы.
Лайза демонстративно отвернулась.
– Угу, работай спокойно. Всё сделаем, – вполголоса пробормотал Арсений вслед Файрвуду.
– В Сид снова не получается даже смотреть, Арсений. – Тэн сидела на полу, на подушке. А ещё вчера на том же полу в лужах воды лежали трупы первых жертв «игры».
Он прошёл и сел рядом, на вторую подушку. Пахло сыростью и слегка – палёным.
Сумеречный потолок навис ещё выше. Между ними на полу стояла чаша. В наполняющей её воде отражалась люстра.
– Зачем тогда чаша? – он пальцами попробовал воду. Она была холодная и казалась в сумраке серой.
– Через воду мне легче видеть. Если бы что-то и получилось…
– Исами, – позвал он негромко женщину, смотрящую куда-то в сторону. – Если надо опять поить меня галлюциногенным порошком, я готов. Не надо молчать.
Вместо ответа она протянула руки к чаше. Арсений не успел убрать пальцы, Исами обхватила его ладонь и бережно обмыла в чаше. Часть напитавшей крови бинтов сделала воду розоватой. Раны под намокшими бинтами защипало.
– Кровь – привязка, – заговорила почему-то приглушённо. – Я не сразу поняла. За годы и годы проклятие затронуло многих, тысячи людей. Растворилось в крови, зовёт… Но ты издалека. Твоя кровь чиста.
– Это как-то поможет?
Исами медленно моргнула. Сейчас её глаза казались такими тёмными, что чудилось – в них не было и не может быть бликов.
– Нет. У тебя нет сродства с проклятием, потому тебе сложнее взаимодействовать с ним. Потому порошок и впрямь придётся пить.
Она оставила в покое его руку. Арсений, морщась, вытащил пальцы из воды. С бинта срывались розоватые капли.
Исами шуршала в маленьком ящичке стола. Наконец, извлекла на свет прозрачный пакетик, на дне которого лежали какие-то высушенные коренья.
– Осталось мало, – встряхнула пакет. – Теперь я выпью вместе с тобой. Подай термос…
Арсений послушно подал ей тёплый термос. Женщина взяла с кровати деревянные пестик и ступку. Арсений, догадавшись, пошарил по карманам и протянул ей свой нож.
Он смотрел, как Исами нарезает корень в ступку, затем толчёт его в мелкий порошок.
– Из-за щита может быть труднее видеть врага, зато щит отразит удар его оружия. Так и с твоей кровью. Она послужит нам защитой там… куда мы попадём. Я обезопасила твоей кровью чашу, чтобы тьма не прошла сквозь воду.
Обратив корень в пыль, Исами взяла его за руку. Аккуратно сняла намокший бинт, отложив на опустевшую кровать – с неё утром сняли промокший матрас.
Взяла с пола отложенный нож.
– Нужно совсем немного. Ты мне веришь?
Взгляд тёмных глаз напротив был спокоен, как вода зимой. Такая, которая зияет густой чернотой из предательски припорошенной белоснежным инеем полыньи.
– Да. – После короткого сопротивления. Второй раз, через силу, сумел.
Третьего не будет.
Женщина глубоко порезала подушечку его большого пальца.
– Я забинтую, – она сдвинула его руку так, чтобы кровь капала в ступку, ещё и нарочно сжала края пореза. Тёмные капли впитывались в порошок, оставляя маленькие полусухие кляксы. Когда их стало порядочно много, Исами отпустила руку Пера и залила порошок водой из термоса. Мешала деревянной палочкой, пока смесь не вспенилась, затем протянула ступку ему.
– Пей. Твоя половина.
Арсений послушно заглотал горьковатую гадость. Насколько он помнил, сразу эффекта ждать не приходилось.
– Может, мы попадём туда только через сны, – Исами приняла у него чашку. Выпила свою долю, потом перебралась к нему ближе с рулончиком бинтов и бутыльком перекиси. Последний слегка встряхнула – жидкость едва ли плеснулось на дне. – Мало…
– Ничего, просто перевяжи, – Арсений смотрел, как собственная кровь стекала по коже. Никаких эмоций это не вызывало, только усталое отвращение. Его руку взяли в третий раз. Исами быстро-быстро, как кошка, слизала всю вытекшую кровь. Перо чувствовал движение её языка по коже, мягкое и в чём-то даже ласковое. Потом она протёрла кожу ватой, смоченной остатками перекиси, прижгла сам порез, и на него, всё ещё слегка кровивший, наложила кусочек чистой ткани. Сверху лёг бинт.
– Нам же нечего делать, пока чай не подействует? – спросил Арсений, наблюдая, как палец покрывают плотные умелые слои бинта.
– Нет, – Исами, до этого сосредоточенная, подняла на него взгляд.
Арсений поёрзал на подушке.
– Тогда… поучи меня перевязке, пожалуйста. Джиму всё время некогда.
Чай начал работать только ближе к ночи. Комнаты погрузились в густые сумерки, Джек уже вовсю чертыхался на залетевших комаров, переругиваясь с Роем – тот утверждал, что надо ходить и курить в коридоре, потому что комары от табачного дыма дохнут. А ещё лучше – запустить туда Билла с трубкой.
Арсений слышал, как эти двое спорили, спускаясь в подвал. Прошёл …дцатое испытание в прихожей, когда закружилась голова. Не обратил бы внимания – обычный обескров, но к этому добавился туман по углам и непонятный шёпот на грани слышимости.
Перо привалился к стене, перевести дух.
Началось
Интересно у Исами так же
Проглатывая тошноту под горлом, он завершил испытание и, шатаясь, поплёлся в подвал. Время подходило к одиннадцати. Перед дверью уже выстроилась обречённая очередь. На шатающегося Перо посмотрели без интереса. В мирке Арсения горизонт заваливал густой туман. В нём что-то мерзко шуршало, вызывая спазматически приступы тошноты.
Считала их в этот раз Алиса. Её голос доносился глухо, тяжело. Едва проникал сквозь туман.
Сбоку кто-то прижался.
– Дж…Джим… – пересохшие губы отказывались слушаться.
Руку сжали прохладные пальцы. Ошибка.
– Я буду рядом, Арсений, – шепнула Исами.
Они спустились вместе, но у входа Исами куда-то делась. Арсений доплёлся до своего матраса и рухнул на него.
– Арсень? – рядом зашуршал Джек. – Чего?
– Обескров, – выдал немеющими губами. – Просто уснуть надо.
Между этими же самыми губами попыталось притиснуться что-то рассыпчатое.
– Зубы разожми, – шикнул Файрвуд тихо. Арсений послушно раскрыл рот пошире. В язык толкнулась приторная сладость сахара. – Месяца два в кармане валялся кусок рафинада. Ну, мой карман далёк от звания самого чистого места на земле, так что будет надеяться, тебя не пронесёт. А мне не влетит от Джима за нарушение санитарии.
– Умм, – полусогласился Арсений, из-под полуприкрытых век глядя в пространство. В тумане начали проступать багровые прожилки. Сахар, растворяясь в слюне, растекался во рту сладкой тёплой лужей.
– Спи. – Джек плюхнул на него плед. – Джим щас подвалит.
Арсений слушал, как крыс шуршит рядом, устраиваясь. Утихает.
В подвале ещё долго кружили неясные звуки – шорохи, шаги, шёпот, скрежет лопаток о землю в тоннеле – куда они девают выкопанную землю? Он тяжелеющим мозгом вспомнил, что отравились Зак и Джозеф. Вроде кого-то из них как раз полоскало. Слышался негромкий голос Джима.
– Лайза, двухпроцентный, и отдохни пока. Хорошо…
Всё стихло. Потом Джим спросил у кого-то, видимо, у Зака, сколько пальцев он показывает. Тот тихо ответил, что два, и снова тишина.
Арсений плавал в ней, густеющей капиллярными алыми прожилками, наливающейся, осязаемо плотной. Может, час, может, больше.
С трудом повернулся на бок. Вдалеке погас тёмный свет. Рядом что-то зашуршало и к боку прижалось знакомое тепло. Видеть уже ничего, кроме багровых прожилок, не получалось.
Он на ощупь обнял Джима, подтянув к себе поближе, ткнулся сухими губами ему в щёку.
– Ж-жим, я ух…жу. В Сид, – вытолкнул застревающие в зубах слова. На языке всё ещё ощущался привкус сахара.
– Надолго? – Тихим шёпотом у уха, шелестящим, проникающим в мозг.
– Н-не знаю…
Собственная ладонь вслепую пошарила по телу Файрвуда. Выше, выше, пока не добралась до лица. Непослушные пальцы впутались в густые волосы, ладонь шершавой попыткой погладила по скуле.
Не хочу оставлять
Только пришёл
Сколько я так проваляюсь
– Ж..жим, кровь… моя. З…щита. От пр…клятия. Бери…
– Возьму, – Ладонь ощутила тепло губ Файрвуда, – иди спокойно.
Арсений что-то попытался сказать, не вышло. Тогда он просто плотнее прижался к Джиму и закрыл глаза. Последнее, что он уловил – было ощущение, как всё горячее и горячее становится его кожа. Значило это попросту, что сам он остывал. И одновременно тактильные ощущения становились всё дальше, дальше, пока не угасли окончательно.
Вокруг сомкнулась багровая мгла.
========== Игрушки (22 - 25 мая) ==========
– Джон считает особняк своей территорией, – услышал Перо тихий шёпот в темноте. Определённо не на языке мёртвых. Говорила Исами.
Кто-то хмыкнул.
– А теперь скажи мне, кто из нас здесь говорит друг другу всю правду.
Насмешливо и тихо, на грани шёпота.
Я не ушёл в Сид?
Арсений медленно поднялся. Перед глазами по-прежнему была багровая мгла, пульсирующая прожилками. В каменных плитах (вместо пола) красовались дрожащие раскалённым алым маревом разломы. Они едва слышно хрипели, и, можно было поклясться – края то сходились слегка, то расходились. Камень дышал.
В пространстве вибрировал надрывно, не повышаясь и не становясь тише, монотонный заунывный звук, похожий на растянутый стон боли.
– Это нас погубит, – тихий голос из реальности.
– Это нормальная человеческая осторожность, – чуть резче, чем, видимо, хотел, ответил хвостатый. – Мы здесь не можем доверять даже себе.
– Обезьяна оказался умней, чем мы думали. Он это предвидел.
Голос Исами бесстрастен, но Арсений хорошо представляет себе её глаза в этот момент. Пропасть без дна и надежды. Темнота без бликов. Данность темноты. Её взгляд бывал страшным, пострашней этих адских дышащих разломов.
Хвостатый раздражённо цыкнул.
Почему умней? Разве вы сами его не оценивали как очень опасного противника?
– Ему помогает проклятие, Дракон. Иначе я не могу объяснить, как…
– Ему помогает дура-Алиса. Хватит выдумывать несуществующие причины.
Шуршит в темноте куртка, разговор умолкает.
Почему надо молчать?
А я? Я имею право ей рассказать в обход твоего слова? Мать вашу это что, площадка для морального выбора?
Приходится отбросить мысли. Перо знает: если позволить себе такую роскошь – задуматься, он ничего не сделает. Не убьёт соперника Джека, не сможет помогать Джиму и хвостатому. Не сделает следующий шаг мимо провала в полу.
Идти приходится медленно. Он не видит реальности, но слышит её, близкую – хрипение, кашель, храп и сопение. Скрежетание земли под инструментами копающих. Он всё ещё здесь, в реальности, просто отделён от неё багровой пеленой. Жарко, дыхание перехватывает.
– Куда это он? – недоумённое со стороны стеллажей.
– Судя по всему, в стенку, – огрызается хвостатый. Он прав: выставленными вперёд ладонями Арсений упирается в стену. Сзади его обхватывают чьи-то руки, без церемоний тащат. Брякают на… кажется, ящик.
– Не могу пройти… дальше… – шепчет он чужими пересохшими губами.
Галлюцинации обретают выпуклую реальность. Они рельефны, осязаемы. Адские разломы в полу, дышащие жаром, определённо живые. Тёмные зевы рам – краска от жара расплавилась и вытекла – провалы во тьму. Багровые жилы, выпирающие из штукатурки на стенах. На лестнице мерцают неясные тёмные тени. Появляются и тут же исчезают. Раскалённый пепел под ногами.
Вот куда он девается
Пепел слов и мыслей из Сида
Он не исчезает
Вдыхаемый через хрипы пепел рвёт лёгкие. Ступни до костей прожигает жаром.
Пепел сыплется из тёмной пустоты над головой. Он повсюду, раскалённый до тёмно-вишнёвого, некоторый ослепительно бел. Оседая на руки, он оставляет обугленные язвы. Свернувшаяся от жара кровь едва успевает выступить тёмными наплывами, как тут же чернеет, разрывая горячий воздух острым запахом мокрого железа. Тошнотворная сладость этого запаха проникает внутрь, расползаясь по носоглотке, густо стекает по языку и срывается с приоткрытых запёкшихся губ тёмными кровавыми сгустками.
Шаг. Ещё шаг, покачнувшись на краю адской пропасти. Растянутый стон в ушах вибрирует, набирая силу, материальность иллюзии пугающе ощутима.
Кровь не вытекает наружу больше, она собирается внутри, тяжёлым комком, раскалённым камнем, из всех лопнувших сосудов, с этим уже не живут, не живут когда одно большое кровотечение внутри, трупы не ходят и не дышат спецэффекты
Ничего этого нет
Это кошмар нет не существует
Не может существовать
– Не отворачивайся. Это проще, – шелестит под ухом. – Когда не сопротивляешься, оно и не жжётся. Просто договориться-то, понимаешь?
Изнутри тянет, в судорожно сжатых спазмом лёгких, и с очередным толчком изнутри он нагибается вперёд, широко разевая рот, как задыхающаяся рыба. Свернувшуюся кровь выталкивает наружу, комки, сгустки и слизь сварившихся заживо внутренностей.
– Тише, вот так… Всё хорошо…
Его прижимают к себе, гладя по волосам, слегка раскачивая, как ребёнка. Ладони прохладные, хочется продаться их ласковости и ни за что больше не бороться.
– Вода.
– Поставь. Его только что тошнило.
– Не вырвало?
– Нечем.
– Да, и чего, температура спала?
Ко лбу прижимают коротким грубым жестом шершавую ладонь.
– И правда, теперь я при всём желании не смогу вскипятить на его лбу чайник. Подогреть разве что.
Хвостатый
Огрызается
– Файрвуд там не подскочил ещё, надеюсь. А то будет как наседка кудахтать.
– Спит.
Его слегка встряхнули.
– Арсений, – зашептала Исами, прижимая его горячую голову к себе и продолжая слегка раскачивать, – возвращайся. Мы не сможем пройти, а ты нужен здесь, живым. Иди за мной, на голос.
– Тигр, ты его чем опоила? – спрашивает хвостатый почти зло.
