Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 311 (всего у книги 329 страниц)
Для пущего эффекта – прокрутиться вокруг оси. Когда повернулся спиной к камере, обернулся на неё с дикой ухмылкой.
– Не интересно, сука? – Сплёвывает на пол. Теперь стоит к ней передом. – Шоу не хватает? Страдания нужны? Получай страдания!
Нога гудит ещё с предыдущего раза, но Джим снова пинает тяжёлый перевёрнутый стол. Теперь получается намного лучше, душевнее.
– У меня умирают люди! У меня любимый умирает, трупом лежит который день! Мало тебе?!
Снова пнуть. Скрипя, крышка стола проезжается по полу на дюйм.
Отдаёт болью в стопе.
– Я брата сюда притащил, САМ!!! Ты понимаешь, сам! Ты, блядь, росла в детдоме, представить это можешь?!
– Подойди, – Элис обращается уже явно не к нему. Значит, к Трикстеру. – Ты посмотри, как доктор терзается чувством вины. Мне нравится.
Комната сжимается багровым вокруг. Тянет нитки-щупы.
Джиму не жалко.
Он уже не сдерживается.
Ярость (не может спасать, хотя это долг), гнев (они ведь давно должны были выбраться, почему почему они тут?), страх (Арсений умирает, в этот раз – точно), и боль (притащил младшего в проклятый особняк, на смерть).
Пусть пьют.
Упиваются.
Пусть хоть лопнут – у Джима хватит.
– Всех отнимаете у меня! – Тяжело дыша, откинуть со лба мокрые пряди. Вытереть заливающий глаза пот. Дыхание перехватывает. – Всё, что осталось. Лекарства давайте!!! Антибиотики, анальгетики, витаминки, кальций… в таблетках!
– Как ты сейчас прекрасен, Джим, – переливистый смех маньячки искрит в шорохе помех. Слышен перестук клавиш на заднем плане. – Но за возможность спасать тоже нужно платить. Что ты можешь мне дать?
Джек мельком подумал, как от него прёт керосином. Они с Заком, оба промокшие насквозь, тяня густой запах горелых тряпок, выскочили из гостиной, он на бегу толкнул пацана в спину.
– В подвал! Всем передай, мой приказ!
Зак кивнул, и Джек с догорающим факелом кинулся к лестнице, оскальзываясь в лужах воды. В прихожей налетел на мокрую Нэт, рявкнул ей то же, что и Заку, и взлетел по ступеням. На втором этаже сухо, подошвы мокрых кед резиново скрипят о пол, по двери в спальню он врезает факелом, и от обуглившейся тряпки летят в разные стороны взбрызги искорок.
Успел увидеть перевёрнутый стол и брата с кувшином в руке (собирался бросить и замахнулся).
– Джим! Быстро за Пером и в подвал!
К счастью, старший не стал тормозить. Джек кинулся наискосок к лесенке, ведущей в комнату Пера.
Если сильно… во что-то верить…
Лайзе кажется, что она смотрит фильм. Со стороны наблюдает, как её руки рисуют что-то на листе бумаги. Это больно. Каждую линию выдирают из её памяти. Иногда она задрёмывает, и тогда жуткое ощущение двойственности пропадает; но нечто в мозгах опять начинает ворошить и раздирать её память, выцепляя из неё визуальные образы и проглатывая их целиком.
– Она не художник, мой лорд. А нас с вами Проклятие сейчас не поддерживает. Потому единственное, что я могу – это зарисовывать вас. Простите.
Свои губы шевелятся, после растягиваются в улыбку.
– Слаба. Холодная. В том, кого вы звали Пером, лорд, это было. Нужное нам.
Собственная рука с угольком скользит, скользит по листу, оставляя мягкие кавычки и чёрточки из линий, а они медленно выявляют из небытия листа тёмную фигуру и окно.
– Если в нём что-то осталось, оно будет наше. Тебе не стоит переживать об этом. Рисуй.
Своя же голова совершает медленный кивок, и взгляд вновь обращается к листу.
Элис отстукивает клавишами, прослеживая метания марионеток. Потом прокручивается в кресле, оборачиваясь к наблюдающему за ней Трикстеру.
– Они отключили воду. – Улыбается. Доктор дал столько энергии, что сейчас не раздражают даже суетящиеся без дела (чему-то радующиеся) куклы. Даже Дом, эта тварь, дух которой родился из камней разрушенной усыпальницы короля Брианна, ныне отрастивший высокие стены и сделавший из них клетку для своего врага. Он скоро падёт. Это станет мигом её свободы.
Трикстер сидит неподвижно. Головы не поднимает. И более не называет её госпожой.
– Ночью пойдёшь за водой в город.
Он послушно кивает. Понял уже, что больше не нужен.
Проклятие никогда не делало ставку на других, кроме древней Девы и ненавидимого ей Владыки.
Выжившие сбились в подвал. Форс перевернул стеллаж, накидал на него досок и курток и устроился сверху, тут же уснув. Сжалась в комочек Оливия, приткнулась к тёплому боку Роя. С другой стороны – Нэт. Все трое дремали, умудряясь не падать. Энди корпеет над какими-то записями у керосиновой лампы. Сони не видно, в угол забилась, наверное.
Напротив них на застеленных ковром ящиках привалилась к плечу Нортона дрожащая Дженни. У неё мокрые волосы, сама закутана в грязный плед. Зак навалился на неё и спал, приоткрыв рот. Тоже мокрый.
Джим и Джек последовали примеру Форса, чтобы не сидеть на мокром полу задницами в луже – перевернули стеллаж, закидали досками. Арсения разложили поудобней, накрыли курткой младшего. Теперь он изредка что-то говорил, а Джек шипел, чтобы заткнулся и не тратил силы.
Часть воды ещё до игры была вылита на пол, теперь лужи отражают слабый свет фонариков. В этих бликах Джиму иногда чудятся багровые отсветы.
Не чудятся, – поправляет спокойный внутренний голос.
Не чудятся, нет. Если вспомнить, что проклятье становится всё плотнее, даже… жирнее, тянет последние крохи. Бесполезно прятаться где-то: весь дом в его власти.
Холодно, пахнет сыростью и плесенью.
– Все облеплены хренью такой… вроде багровыми нитями-присосками, – заговорил Джек, вглядываясь в чашку. Джим в полутьме окинул его взглядом. Выпрямленный, сосредоточенный. И не щурится. – Представь, они от того самого багрового экрана тянутся, который Энди изучал. Мы и не подумали. Кажись, это поле контроля Элис. Так что наша сучка жрёт бесперебойно со всего живого. Когда лопнет уже, мне интересно… Хотя она лопнет – мы тоже сдохнем.
– В ней осталось что-то человеческое?
Джим спрашивает на всякий случай. В плане слабой оговорки, что можно было бы попробовать достучаться до Алисы.
Младший сгибается над чашкой.
– Нет… нет, вряд ли. – Выпрямляется со вздохом. – Прости, Джимми, точно не скажу. Зрелище не из прекрасных и чарующих.
Джим кивает, закрывая глаза.
– А знаешь ещё что? – глухой голос младшего. – Она эти щупальца пытается вытянуть за пределы особняка. Разъедает ими кирпичи… в окна тыкается… А стены не пускают. Дом удерживает в себе. Арсень говорил, живой он. Да и Энди… Так что теперь она будет тянуть из нас, чтобы… хм… вылупиться из яйца, как птенчик. Пока силёнок «скорлупу» пробить не хватает. Потому, думаю, и часы остановились. Это Дом нам так сказал, что всё, финиш. Он же говорить не умеет как следует, вот и… дал знать.
Джим кивает ещё раз, скорее рефлекторно, чем с какой-то целью. Джек продолжает передавать «сводку новостей», увиденных в чаше.
Если верить его бормотанию, вокруг Дженни, второго эмпата особняка, сейчас единственное светлое пятно: последняя свечка, умудрившаяся не погаснуть в буре. Она продолжала неосознанно пропускать через себя проклятие и нейтрализовывать его. Нортона и Зака держала подле себя – тоже, скорей всего, интуитивно. Все трое были в тусклом светлом пятне. До них багровые присоски если и добирались, то по одной, не больше.
Сообщив это, Джек слегка встряхнул чашу, продолжив в неё вглядываться, но уже молча. Джим не спрашивает, что ещё он увидел. Он медленно перебирает слипшиеся от грязи и пота волосы Арсения. Больше десяти минут тот молчит, да и глаза закрыты. Если спит, то хвала потолку. Ему лучше спать.
– А второе такое пятно вокруг нас, – говорит младший совсем уж тихо и сумрачно. – Перо, видишь ли. С нас маньячка ничего не получает.
Джим на секунду останавливает пальцы в грязных прядях Пера.
До сих пор
Младший оставляет чашу, ёрзает. Щурится на Арсения.
– Мы похожи… на гномиков, которых завалило в шахте, – захрипел тот, не оправдав ожиданий насчёт своего сна. В этот раз Джек не стал шипеть и заинтересовался:
– Почему?
– Почти что бородатые… и тощие.
Младший тихо зафыркал, чтобы не разбудить спящих. Правильно, осталось два состояния: страх и спать. Второе хотя бы легче.
– Не больно-то ты на гнома похож.
– Вы оба на гномов не похожи, – Джим разжимает пальцы в волосах Арсения и снова принимается перебирать. – Кукловод похож, а вы – нет. Арсения с Райаном я ещё могу отнести к эльфам, оба светловолосые и длинные.
– И прекрасные, как… свет утренней зари, – саркастически шепчет Перо.
Младший вынул из кармана часы, внимательно их оглядел, поднеся к носу.
– Не идут. И не отнимай, Джим, у людей право быть похожими на гномиков.
– Тогда пусть соответствуют, хотя бы фута на три ниже.
Уже рефлекторно приложить ладонь к арсеньевскому лбу.
Жар не спадает. А поить так часто, как раньше, нельзя.
– Это, Джим… – Арсений приподнимает голову грязной на валике, свёрнутом из куртки. – Пока соображаю. Надо снять с тебя все наши клятвы. Чтобы после смерти… Короче…
– Короче, он с тебя предлагает снять все гейсы, чтобы ты не застрял здесь призраком, – закончил за него Джек. Арсений с облегчением уронил голову. – Идея здравая… С точки зрения того, что мы все здесь свихнулись.
– Снимай, если нужно. – Кивнуть. Идея действительно хороша, если судить по контексту (не снимут-умрёшь-застрянешь).
Застревать не хотелось.
Арсений попросил его подвинуться ближе, положил сухую горячую руку на голову и что-то забормотал. Джек смотрел не на них, а на лампу, встрепенулся только, когда Арсений стянул со своего распухшего пальца кольцо и кинул под стеллажи.
– Всё. Наше «во веки веков», клятва на кольцо, твоя медицинская клятва. Ничего. – Горячие пальцы скользнули по лбу, и забинтованная рука упала обратно. – Со мной связей нет, обязательства беречь чужие жизни – тоже. Чистенький.
– То-то я смотрю, сейчас заблестит, – Джек косился на стеллаж, под который укатилась побрякушка.
– Я вот сейчас не совсем понял...
Джим перехватил взгляд Джека, которым тот проводил кольцо. Нахмурился.
– Что за клятва на кольцо?
– Это… мы с тобой в будущем… у тебя моё кольцо. Через десять лет… Ты сказал соврать тебе здешнему, что это на удачу. А теперь уже пофигу.
– Так, погоди… – Джек наклонился над Арсением, – вы, придурки хреновы, помолвлены, что ли?
Арсений мотнул головой.
– Не ори. Тебе не говорили, чтобы ты заранее не схомячил праздничный торт.
– Куда этот мир катится…
Джек приваливается обратно к стенке.
– Так это в будущем... возможно, что ли? – Джим щурится. Кажется, месяцы, проведённые в замкнутом пространстве, не очень хорошо сказались на зрении. Вглядывается в щель, куда закатилось кольцо. – Ну, в гипотетическом... Ладно, – тряхнул головой. – Я так понял, это уже не имеет значения. Ты мне лучше скажи, снятые гейсы тебе посмертие облегчат? Честно.
Он приоткрывает глаза. Джек чуть отодвигается. Выражение лица у него растерянное.
– Дом прирастил меня к себе. – Арсений между словами старается вдыхать глубже. – Я либо растворюсь в нём, либо окажусь в аду. Вы окажетесь у озера и сможете уйти.
– Судя по тому, сколько призраков осталось в доме, у нас не так много шансов, как ты выражаешься, уйти.
– Просто никто из них не был тесно знаком с охрененным эмпатом-экстрасенсом-Пером, заметь, – Арсений направляет слегка дрожащий палец к потолку. – Уйдёте. Я прослежу.
Джим слегка приобнимает его. Сам не понял, зачем, но после «истерии» в спальне он ещё не полностью вернулся к прежнему самоконтролю.
– Я сейчас съел бы большой прожаренный стейк.
– И выблевал бы его на пол, – прохрипел Арсений.
Младший поддержал:
– Перевод продуктов.
– Ну, если рассуждать рационально... – с улыбкой, – надо ещё понять, где я его возьму. Если он не будет из человечины, конечно.
– Только Форса чур не жарить. – Джек прислонился к стенке и закрыл глаза. – Мы все тут отравимся.
– Арсений не отравится, у него иммунитет. И Энди не отравится.
Джим прислоняет Арсения к стене, садится перед ним на корточки и придерживает за плечи. Смотрит внимательно.
Как же ты устал
Столько навалилось
И мы на твоей шее
– Спи. – Тихо.
Закрываются серые глаза, а Джим прикасается губами к влажному от пота лбу.
Арсений наконец-то засыпает.
Джим отдыхает минуту, затем перелезает через Перо к младшему. Обрабатывает руки брата, перематывает, как может. Чистых бинтов осталось всего ничего.
Подтягиваются другие больные. Дженни расталкивает своих, чтобы сходили на перевязку. Зак зевает и вялый, но руки не сильно изрезаны. Остальным хуже.
Но все будто негласно сговорились – ни слова, ни намёка на то, что своими руками перекрыли доступ к воде. Что запасы не бесконечны, а бак за стенкой – не такой уж большой. И на то, чтоб стирать бинты, воды там точно не предусмотрено.
Одному Энди хорошо, Джим уже давно подозревает, что учёный питается духом просвещения.
Дженни подсаживается на осмотр последней, протягивает руки в мокрых бинтах.
– Джим, у меня чистых осталось чуть, если что серьёзное будет, ты скажи. И тряпки… Я сумку с ними подвесила на крюк, вон там, – махнула в тёмный подвальный угол. – Сухие.
Кивнуть. Она умница. Жаль, гигиена уже никому не поможет.
Перевязав Джен, Джим снова устраивается подле Арсения. Девушка, шлёпая резиновыми сапогами в лужах воды, раздаёт сухари. По две штуки на каждого.
Стеллажи, ящики, люди на них… – Джим принимает на них троих. Дженни знает, что Арсений не сможет есть. Значит, это им с Джеком на двоих по три. – Будто у каждого свой островок. Как в «Таинственном острове», когда остров почти полностью скрылся под водой. Люди сидели на маленьких островках, которые ещё были выше уровня воды*
А Дженни плавает между нами.
Против воли он усмехнулся.
Тянулось отсутствующее время. Кто знает, что там сверху, успел ли уже впасть в панику по поводу отсутствия воды Трикстер, как среагировала Элис…
Джим задрёмывает. Потом наверху открывается дверь. Ступеньки лестницы скрипят под шагами.
В подвал уверенно вступает Кукловод. Он в ботинках, но током в коридоре, судя по всему, его бить не стали.
Вслед за ним, изломанной тенью – Лайза.
Они проходят ближе – первый идёт, вторая – тащится, странно вздрагивая на ходу, как заклинившая механическая игрушка. Взгляд пустой.
Джим провожает их глазами. Приближаются – да и кто бы сомневался? Сейчас Кукловода в плане приобретения должен интересовать лишь один человек.
Подбирается расслабившийся было Джек.
Райан щурится из своего угла.
Не обращая внимания на обитателей, даже на Нортона, Кукловод молча наклоняется, подсовывает руку под спину Арсения и легко взваливает его себе на плечо.
На него смотрят во все и всякие глаза. Проснувшиеся, полусонные, ошалевшие или безразличные.
Так же спокойно маньяк развернулся и направился к выходу с покачивающимся на плече Пером.
– Вытащите меня! – сдавлено пролаяла позади Лайза. Её так перекосило, что первая мысль Джима была об инсульте. – Выта… щи…
Голову забросило набок, метнув грязные волосы, тело дёрнулось следом за Кукловодом и пошло, неловко взбрыкивая ногами на ходу.
– Это… что? – сипло осведомился младший, когда дёргающаяся худая спина скрылась в темноте лестницы. Судя по виду, ему было нехорошо.
– Кукловод утащил Арсения, Лайзе нужна помощь, а мы можем выйти только в резиновых сапогах.
Дёргаться сейчас глупо. И вряд ли маньяк допустит кого-то в их уютное гнёздышко, будь этот кто-то хоть трижды врачом.
Чёрт возьми ему немного осталось
Всем нам
Я с ним хочу побыть
– Давай сапоги, – пнуть младшего.
– Я с тобой. – Джек наклонился, вытаскивая из-за ящика мокрые сапоги. – И не смотри так, одного не пущу!
– Тоже выйду, – с места поднялся Форс, давящий кашель. – Проверю, не слиняла ли макака в город.
– О… – Джим с интересом обернулся к Райану, – а ты знаешь, как попасть в комнату наверху, если они перекрыли дверь?
– Файрвуд, ты был прав.
Джек обернулся. Не сразу понял, о чём Форс вообще. Он торчал напротив заколоченного окна.
– Ночь должна была уже наступить. Её нет.
Сквозь доски был всё тот же серый свет.
– Только время не остановилось.
– Дом мог закупорить своё время, чтобы не выпускать наружу проклятие, – Джек отвернулся от окна. Серость давила на мозги. – А часы остановил, чтобы нам сказать об этом, типа – получайте последнее предупреждение, лошары… Эй, я в это тоже не особо верю, но оно – есть!
Форс вообще не обратил на него внимания и пошёл догонять Джима, уже свернувшего на лестницу.
Джек чертыхнулся.
Трикстер уже знал, что лишился поддержки проклятия. Его госпожи больше нет; есть то древнее существо, порождённое из слов ненависти. Элис стала его частью.
Госпоже было трудно управляться с системами дома, потому был нужен он. Развлекать, помогать, радовать. Устраивать представления. Теперь всё закончилось.
Он остановился. Кустарник перестал трещать отсыревшими ветками.
Дальше идти не было смысла.
Рука… Своя рука. Ощупывает: сырые листья, палые. Земля. Ограда твёрдая, бетонная.
Собраться с силами.
