Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 208 (всего у книги 329 страниц)
– Да… – Рой отмахнулся, покосившись на пустую лестницу, – было дело, поспорил с одним… Не важно. Ну так какого пейотля вы нажрались-то там?
– У Тэн спроси, – вырвалось невольно. Арсений оттолкнулся спиной от стенки. – Она у нас… спец по галлюциногенным смесям.
– А я думал, меня уже ничем не удивишь в этой жизни... – Подпольщик задумчиво хмыкнул, явно что-то прикидывая.
Арсений, махнув ему рукой, поднялся по лестнице. У себя в комнате он первым делом забился в угол между тумбочкой и кроватью, этот участок, по идее, не должен был просматриваться с камеры. Вытащил из-под кровати сумку и тряпичный свёрток. Из свёртка он извлёк бутылку тёмно-коричневого стекла. Бутылка была из-под пива – сохранился клок этикетки.
Чтоб тебя, хвостатый… Что, в винном погребе не только вино хранится?
Арсений, улыбнувшись этой мысли, на всякий случай проверил пробку – она была из куска резины, обмотанного полиэтиленом, и горло закупоривала крепко.
Нужно будет шило. Так проще можно будет вытащить, быстро. Или ножа хватит
Он ещё раз оглядел бутылку – никаких повреждений, трещин. Жидкость внутри спокойна. Завернул в один слой тряпок и аккуратно сунул в сумку, в карман, специально пришитый к внутренней стенке накануне днём.
Оставив сумку у тумбочки, сходил до фотолаборатории. Вчерашний день прошёл в хлопотах по проявлению фотографий, снятых на старый фотоаппарат Фолла. Ему помогала молчаливая Дженни. Понимала его на раз-два, да и то правда, некоторые вещи Арсений успел подзабыть. К вечеру они развешали фотографии сушиться, а потом, уйдя к Тэн, Арсений про них забыл. Теперь осталось только снять их и рассортировать. Потом он вчера выпросил у Дженни флешку – ту самую, на которую Райан скидывал программу для слежки. На неё были скинуты папки с обработанными цифровыми фотографиями и документ с пояснениями для Лайзы.
Финалом Арсений вытащил на кровать все папки и альбомы с рисунками, все связанные стопки набросков. На разбор ушло два часа, зато после осталось восемь папок с рисунками разной тематики. Ко всему этому он приложил альбом Эрики. Жаль было терять или оставлять без присмотра такое богатство.
Сложив материалы стопкой, Арсений последний раз осмотрел комнату, вспоминая, не забыл ли чего. Взгляд поймал кактус на столе – теперь он не цвёл, но явно подрос, и маленького горшочка ему не хватало. Подумав, Арсений прихватил и его, водрузив поверх папок.
Со всем этим богатством Арсений завалился в комнату к Лайзе. Рыжая спала, пользуясь своим «отпуском» в подполе – после происшествия с аквариумом Билл сказал её не беспокоить. Арсений позвал её – тихо, чтоб не будить резко. Девушка высунула взлохмаченную голову из-под одеяла.
– Тебе… чего?.. – прохрипела, сонно щурясь на Перо.
Сова. Ага, спать до обеда – любимое дело…
Арсений свалил свою ношу на её стол, горшок с кактусом поставил рядом с её, таким же точно. Не без внутреннего сожаления снял с плеча ремень фотоаппаратной сумки, водрузил на стул. Подумал, закинул обратно. Сделать хотя бы одно фото картины не помешает.
– Это всё тебе, на хранение. На флешке есть пояснения, что делать и для чего всё. Глянешь потом?
Рыжая, отчаянно пытающаяся сфокусировать на нём взгляд, кивнула.
Арсений ей улыбнулся.
– Можешь спать дальше.
Лайза с облегчением скользнула под одеяло.
Арсений положил флешку на край стола и вышел из комнаты, тихо прикрыв за собой дверь.
Исами Арсений нашёл в детской. Она сидела в кресле и читала книгу по проклятиям. Бледность ещё не до конца сошла, но ей явно было лучше.
– Я вспылил. – Он остановился в дверном проёме. – Понимаю, что ты действовала из необходимости. Просто если что ещё такое будет – ты лучше сразу скажи.
Женщина подняла голову от книги.
– Обязательно, брат. Я больше не сделаю ничего за твоей спиной.
Арсений смотрел на неё и не понимал, то ли сможет доверять ей по-прежнему, то ли нет.
А, всё равно. Теперь-то уже
– Там… к Пасхе готовятся… – неуверенно мотнул головой куда-то назад, в сторону коридора. – Я опять ухожу. Прямо сейчас.
Она кивнула.
– Да, понимаю. Арсений… что именно сказала Аластриона? Кроме проклятия?
Что я чёртов заяц. А потом я в это поверил.
– Сказала, что её дочь по-прежнему жаждет убивать.
– Алисе нельзя умирать, – Тэн смотрела почти с болью. – Если погибнет она, проклятие свершится в ещё одной фазе. А следом умрёт Джон.
Арсений постучал пальцами по раме.
– А если никто из них не оставит детей? В смысле, тогда проклятие…
– Леонард погиб в пожаре, не продолжив род Ливеллин. – Исами не отводила взгляда. Ладонь в витках алой ленты машинально поглаживала страницу книги. – Но у него осталась сестра, помнишь? Джон Фолл – потомок сестры Лео.
Арсений с шумом втянул в себя воздух.
– Вот дрянь. Так носителем может быть кто угодно? – он дождался кивка Исами, чтобы уже иметь полное право впасть в меланхолию. – Это как какая-нибудь чёртова генетическая болезнь вроде гемофилии…
Японка захлопнула и отложила книгу.
– Проклятие неискоренимо, – констатировала непроницаемым тоном. – Просто здесь, в этом доме, эпицентр его притяжения.
Ночь. Темно. Джим не может заснуть. Бессонница стала почти привычным состоянием.
Слева – ровное сопение Джека. Младший отрубается, стоит ему только принять горизонтальное положение. Но это нормально для его темперамента и образа жизни – с тех пор, как он снова примкнул к фракции, он совершенно не сидит на месте. Как раньше. И это хорошо, и сам Джек теперь гораздо довольнее, это органично для него. Джим готов на что угодно, только бы Джек был в порядке. Насколько это вообще возможно в этом долбанном особняке.
В этом долбанном особняке…
Мысли шуршат в голове, сухо, противно, как паучьи лапки или кусок стекловаты. Потрескивают ломкие волокна, скребут по склизкой поверхности мозга.
Тяжело так – когда не можешь заснуть по полночи. Иногда помогает думать о деле. Иногда думать о деле страшно и тревожно, это только разгоняет едва появляющуюся сонность.
Подполье собирает термовакуум. Установка для считывания отпечатков пальцев нескольких лет давности. Когда Джим два дня назад попытался вникнуть в принцип работы – он же тоже участвует в деле – Райан бросил несколько слов насчёт напыления парами металла, а потом сказал, что это Джиму не нужно и не понадобится. Его работа в другом. Джим, как человек, разбирающийся в химии, в общем-то понимал, как действует собираемое устройство – разряд электричества, вырванные ионы, частицы, оседающие на предмете и проявляющие папиллярные линии многолетней давности. Но хотелось занять себя работой. Да, Форс прав, он чудовищно рационален, но информация, пусть и лишняя, точное знание, помогают в другом. Они дают уверенность. Надёжность. А уверенность и надёжность – это то, чего Джиму сейчас очень не хватает.
Но Форс только фыркнул и потребовал бутылку азотной кислоты.
У двери шуршание. Тихое. Сегодня Джек засыпал в обнимку с Табуретом. Это была очень забавная картина – с одной стороны синий плюшевый кот, с другой – чёрный и настоящий. Джим не стал выгонять животное, только дверь оставил приоткрытой – если Коту убежать потребуется. А перед тем, как выключить настольную лампу, док ещё некоторое время любовался на дрыхнущего брата. Младший очень умиротворяюще дрыхнет.
Что будет дальше?
Что ждёт нас?
Когда мы выйдем?
С вечера болит в груди, слева. Это раздражает, неимоверно раздражает, как не может глупая мышца понять, что здесь ей лечения не светит? Элементарные профилактические меры, которые возможно обеспечить – Джим обеспечивает. Питание, физические упражнения, снижение нагрузок и прогулки на свежем воздухе. Ещё немного и можно будет снимать с себя звание врача – так мало он работает. Не больше шести часов в день. И в библиотеке – некоторое время. Маргарет уже более уверенно вскрывает нарывы, но доверять ей операции серьёзнее по-прежнему нельзя. Плохо. Очень плохо. Джим – ненадёжен, сердце может подвести в любой момент. А последствия могут быть вплоть до парализации.
Страшно.
Темно.
Джим, стараясь не шуршать, вытирает покрывшийся испариной лоб. Раньше такого не было. Тоже… один из признаков – повышенная потливость.
Если Джима не станет – что будет делать брат, Арсень? Доктора не будет, а они постоянно попадают в передряги. Смерть Джима ударит по общему состоянию обитателей. Что тогда начнётся? Кому можно доверять? Кто при повторении первого акта останется человеком?
Кому доверять?
Джек засопел, переворачиваясь на другой бок.
Джим повернулся к нему лицом. Его глаза привыкли к темноте и теперь различали белёсое пятно одеяла на раскладушке. Самого Джека не видно, но знание, что он – тут, перед глазами, успокаивает. Даёт не надежду, но цель. Любой ценой защитить и его, и Арсеня, дожить до того момента, как проклятая дверь в прихожей откроется. Даже если из неё выйдут только они трое. Или даже двое. Если придётся бороться за выход, Джим пойдёт по головам. Проложит путь скальпелем, прогрызая ход сквозь мягкие ткани остальных. Выбор между клятвой Гиппократа и ими, двумя – это отсутствие выбора.
Я не был таким…
Я же врач, всегда мечтал спасать жизни…
Эти мысли всплыли откуда-то из глубин подсознания, робко, как бледное бензиновое пятно на луже. Это, конечно, правда. Джим, который был раньше, попытался бы спасти как можно больше, любой ценой.
Это не изменилось.
Я тот же.
Просто теперь для меня важна цена.
Теперь у меня появились те, кто дороже пациентов.
Слева всё ещё болит, глухо, раздражающе. Боль давит на грудную клетку, иррадиирует в челюсть, и в плечо немного. От неё кружится голова и жжёт в желудке.
Выжить!
Рука почти ощущает прохладу скальпеля. Лезвие проходит сквозь ничтожное, несуществующее сопротивление тканей, и руку заливает тёплая, ласковая жидкость. Темнота перед глазами взрезается красными линиями, капает на нос, на лоб, на пальцы, удерживающие скальпель.
Если Кукловод, если Джон, любой из них, сделает что-нибудь с Арсенем, Джим вскроет им желчный пузырь. Наживую. Джим столько раз оперировал прилегающие области, что мог бы попасть в него без пальпации. Он проткнёт желчный хирургической иглой, вставит трубку, а потом зашьёт полость. Аккуратно, как можно лучше зашьёт. Без антисептиков. И человек будет гнить заживо, а боль из-за поступающей в полость желчи сделает последние дни его существования сущим адом.
Хотя, Джим не верит в ад.
Знать бы, когда именно Арсень приведёт в исполнение последнюю часть плана. Знать бы – дату, время. Тогда они смогли бы отвлечь прорвавшегося Джона. Беспорядки, крушение в комнатах – это отвлекло бы. Особняк, испытания, марионетки – это то, что служило Джону поведенческим ориентиром слишком долго, у него должен был выработаться рефлекс на беспорядки. Потом – проще, лишь бы переждать состояние аффекта. Потом – диагностировать состояние, успокоить, закрепить его больное сознание.
Лайза вечером принесла фотографии. И на носителе – папки нераспечатанных, смотрели в его комнате. Арсень даже их, личную папку создал. Джим не разбирается в графическом искусстве, не понимает ничего в этом, но даже он, просматривая папки, чувствовал, будто Арсень – рядом, водит курсором по каждой из них, рассказывает.
А у нас сегодня была Пасха, Арсень…
Шоколадные яйца готовить было не в чем, но Дженни умудрилась наделать шоколадных шариков. Немного, по одному на каждого, Закери досталось два. Он поделился с Джеком. И Джек сегодня был такой радостный, Арсень, ты бы видел… даже я был счастлив, смотря на него.
Сегодня был хороший день, Арсень.
Ты бы фотографировал, да?
Мне тебя не хватает.
Кукловод-то вряд ли устроит Арсеню пасху. Но об этом лучше не думать. И о том, что там вообще происходит. И о том, что будет в случае неудачи плана. Лучше думать об удачном исходе – Арсень возвращается, Кукловод исчезает, вина Алисы доказана и все свободны.
Одеяло нагрелось. Если высунуть из-под него конечность, плечо, любую свою часть – становится неприятно и холодно. А под одеялом жарко. Оно будто липнет к коже разгорячёнными щупальцами, будто душит. Из-за мельтешения темноты перед глазами даже кажется, что на ровно-белёсой ткани проступают багровые прожилки, но, стоит моргнуть, как они исчезают.
Или не исчезают.
Джим всматривается в одеяло до боли в глазах. Даже дыхание замирает, сердце аритмия пропускает удары.
Душно и больно.
Тихо.
Снова шуршит у двери.
Что там с этим одеялом? Это из-за недостачи воздуха?
Тихо…
Резким ударом – по груди – тяжесть, и Джим задыхается от неожиданности. Боль тут же – как ждала – усиливается, не вздохнуть, не повернуться, а сумка – с другой стороны кровати.
Удушье.
Воздуха не хватает.
Попытки дышать вырываются хрипами из сдавленной груди. С одеяла падает что-то, снова шуршит – но это второпланово.
Перевернуться
Сумка
Аспирин
Нитроглицерин
Голова кружится – от боли, от недостачи воздуха, в ушах – глухое буханье. Боль не даёт двигаться, поворачиваться, рот захватывает воздух – и без толку. Будто лёгкие отказали, парализовались от боли.
Далёкое, паническое шуршание тапок о пол.
– Пшёл отсюда!..
Мягкий звук удара, пронзительное мяуканье. В плечи вцепляются пальцы. Трясут.
– Джим, что?! – голос брата. – Кошмар? Ты меня слышишь?
– По… – не слушается голос, хрипы одни, дышать лишь бы, куда говорить, – по… помо… посади…
Усадить, аспирин, нитроглицерин
Как это сказать
Как сказать
Паника. Только цепляться скрюченными пальцами за брата, хватать воздух в промежутках между попытками сказать что-нибудь.
Джек подхватил его под спину, вцепился. Сунулся носом к носу.
– Что?! Я понять не могу, Джим! – встряхнул ещё раз, – плохо тебе? Позвать кого-нибудь?..
– А-спи-рин. – Джим выдавил это из себя полустоном – полурыком. Чёрт с ним, сам попробует сесть. А до сумки не дотянется.
Джек выпустил его и начал на ощупь искать у кровати сумку. Выругался, включил лампу. Через пять секунд Джиму в руки сунули пригоршню стандартов, и, прежде чем он успел среагировать, Джек приподнял его рывком и сунул под спину подушку.
– Что, воды? – снова сунулся к самому лицу, голос встревоженный. – Я название на упаковках не прочитаю, не вижу…
Джим кивнул, перебирая трясущимися руками стандарты. В глазах плыло, туманилось, нашёл скорее по памяти на упаковку, чем по названию. Закинул в рот таблетку кислая язык сводит разжевал. Каждое движение зубов приходилось контролировать – не хватало ещё язык прикусить.
Джек выбежал, оставив дверь открытой. Это – приток свежего воздуха. Аспирин есть. Переждать минутку, запить – и нитроглицерин.
Джим даже почувствовал намёк на облегчение от того, что всё идёт как надо.
Хотя дышать всё ещё получалось плохо.
Джек принёсся через три минуты. Не один, с Лайзой. Девушка, всклокоченная, шальная со сна, плюхнулась на кровать. Перехватила у Джека стакан с водой.
– Тебя напоить или сам сможешь? – спросила хриплым, но вполне адекватным голосом. – Говори, какие таблетки искать.
– Нитр.. це… ррин… – Джим стиснул зубы, кивая. Он читал, что приступ может длиться до получаса. Можно и протерпеть. – Нитро… глиц… рин…
О зубы стукнулся стакан. Два судорожных глотка, мотнуть головой, и в рот просовывается сладковатая таблетка. Когда она оказалась под языком, Джим подтянул тело к спинке кровати и откинулся на неё. Запрокинул голову вверх.
Объяснять придётся
Надеялся обойдётся
Хреновый врач
Таблетка помогла. Уже через три минуты стало возможно дышать, через семь – боль ослабела настолько, что можно было говорить.
– Спасибо. – Голос хрипел безбожно. К тому же было стыдно. Но глаза он отводить не стал – это совсем по детски, смотрел прямо на встревоженные лица младшего и Лайзы.
– Ты как давно нитроглицерин глотаешь? – девушка слегка наклонилась к нему. Между бровей залегла лёгкая складка. – Один стандарт почти выщелкан, коробка пустая, Джим, ты сколько уже молчишь?!
– А что? – Джек, тоже встревоженный, сел на другую сторону кровати.
– Нитроглицерин, – Лайза только бросила на него короткий взгляд. – Сердце.
– Я не только таблетки глотаю, – Джим беспомощно огрызнулся. И так было понятно, что он попал. – Я делаю, что могу. Думал… обойдётся…
Последнее проговорил тише.
– Обойдётся?.. – с непередаваемым выражением переспросила Лайза, глядя на него как на полного психа, – Джим, ты хирург или набожная старушка?! Сходим помолимся – всё пройдёт, так, что ли?!
– Не ори на него, – буркнул вдруг младший. Только было Джим удивился такому флегматизму, как Джек добавил: – пусть сначала оклемается. Надо ещё Дженни рассказать, как он тут от нас скрывал свои проблемы…
– А вот что это даст? – Приходилось спорить. Не хватало ещё, чтобы весь особняк узнал.
Джим давно не чувствовал себя таким беспомощным.
– Я провожу профилактику, а лечение вы мне всё равно не организуете.
– А сказать ты… – Лайза вдруг махнула рукой, поднялась с кровати. Повернулась спиной, обхватила себя руками. Джек растерянно вертел головой, пытаясь понять, что происходит.
