Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 201 (всего у книги 329 страниц)
– И при этом не одобряет оккультные увлечения Исами. – Кукловод, отсалютовав полным бокалом Перу, глотнул. Поставил на подлокотник. – На самом деле, мне неинтересны увлечения учеников. Тэн любит эзотерику, Мэттью – издеваться над слабыми, Райан – гений по части радиоэлектроники. Хотя нет, последнее мне интересно и даже полезно.
Комната уже начала терять чёткие контуры. Задним числом Кукловоду было очень интересно – что будет делать Арсень, если получит в своё распоряжение пьяное особнячное божество? Это вполне могло бы стать последней проверкой.
– Прагматичный подход к делу. Тебе идёт, – Арсень, загадочно улыбаясь, слегка отсалютовал в его сторону стаканом. А может, эта его загадочная улыбка была порождением замутнённого алкоголем сознания.
– Как и всем.
Кукловод откинул голову на спинку. Прикрыл глаза. Голова соображала ясно, как это и бывает на ранних стадиях опьянения. Но тело с ней согласно не было. В глазах плыло, краски казались неестественно яркими, а стоит ему встать – он был уверен – идти будет сложно. Возможно, по прямой всё же пройдёт, но с некоторым двигательным усилием. И вообще никуда идти не хотелось, хотелось сидеть, говорить с Арсенем. Ну и крови, конечно. Но это фоново.
Приоткрыв глаза, Кукловод скользнул взглядом по всей фигуре рассевшегося на антикварном столе подпольщика.
– Надо же. Из будущего. – Проговорил негромко, растягивая губы в улыбке.
– Что, редкий я экспонат? – Арсень отставил стакан и занялся нарезкой хлеба – бутерброды его усилиями на тарелке закончились. Говорил он неспешно, и тоже чему-то улыбаясь. – Эксклюзив твоей коллекции?
– Пока что – ты жемчужина моей коллекции. Но то, что ты из будущего, не имеет к этому никакого отношения.
– Да? А я думал, всё-таки добавляет удельного веса. – Арсений вдруг негромко зашипел и отложил нож, принявшись осматривать большой палец на левой руке. – Увлёкся. Надо же…
– Порезал? Глубоко? – Кукловод растягивает губы сильнее.
– Сам смотри, – Арсень демонстрирует ему пострадавший палец. Порез проходит через половину подушечки, и, судя по обильно выступающей крови, он глубокий. – Нож-то охотничий, не игрушка.
– Тогда иди сюда.
Стакан с подлокотника кочует на стол, и рука Кукловода призывно похлопывает по гладкому дереву, приглашая.
А во рту от одной только мысли о крови набегает слюна, и внутри тянет горло.
Арсень соскальзывает со стола, пересаживается на подлокотник. Подаёт руку.
Кукловод принимает его ладонь, распрямляет пальцы, прижимается носом к середине. После – медленно ведёт кончиком носа к повреждённому пальцу.
Запах крови нарастает. Не касаясь раны, Кукловод ставит руку так, чтобы кровь стекала по ладони.
Наблюдает.
Неровные алые разводы с пальца плывут по бугру на ладони, добираются к центру.
Невесомо касаясь языком, Кукловод слизывает первую каплю. Сильный, солёно-металлический привкус въедается в плоть языка, проникает внутрь. Ударяет в голову не хуже виски.
Кровь течёт.
Порез глубокий.
Запах будто заполняет всю комнату, весь особняк, проникает в голову и оседает там тяжёлым туманом. После – впитывается в мозг и расходится по телу.
Повторяя путь крови, только к истоку, Кукловод ведёт языком по мокрой и солёной поверхности ладони. Подойдя к порезу, касается его самого, и мягко обхватывает губами палец.
Кровь можно глотать. Её потрясающе много, она тёплая и ещё живая. Как будто непосредственно из сердца пьёшь.
Кукловод сглатывает.
Губы уже в крови. Есть смазанное пятно и по капле на руках, которые держат кисть Арсеня. Скользнув языком по пальцу, Кукловод выпускает его из губ и наблюдает, как алая паутина расползается по облизанному месту. Когда паутина становится цельным ковром, снова слизывает.
Арсень правую руку кладёт ему на плечи, как вчера. Тихонько хмыкает.
– Вроде бы слюна – неплохое обеззараживающее, – голос тихий, слегка насмешливый, рядом. – Если ты когда-нибудь перестанешь поставлять перекись, нам придётся зализывать друг другу раны.
– Если у вас не будет выбора, Арсень, – Кукловод поднимает голову и улыбается ему окровавленными губами, – вы будете делать что угодно. Я, кстати, тоже.
Арсень кивает. Небрежно скользит ладонью по его спине, убирая руку. Улыбка делается дикой, почти звериной. Он наклоняется и медленным движением языка проходится по его нижней губе, слизывая свою же кровь.
Кукловод ловит его язык губами. По телу проходит дрожь – как озноб или мурашки, но совершенно иного рода. Она рождается где-то в затылке и расходится по телу горячей вибрацией, оседая в паху и кончиках пальцев. Совершенно невыносимая жаркая дрожь.
А потом они соприкасаются губами. И сначала неизвестно, что нужно делать, но губы Арсеня двигаются. И поэтому Кукловод тоже начинает двигать губами – сначала медленно, пробуя новое действие на вкус, потом – быстрее, отрывистее.
Ему жарко. Пальцы отбрасывают окровавленную ладонь Пера, впиваются в его плечи. А там – ткань. И это неправильно, неприятно, это попросту бесит Кукловода.
Кукловод рычит, цепляясь зубами за нижнюю губу подпольщика. Тот улыбается – дико, совершенно как зверь, но это помогает не сорваться в ярость.
Кукловод тоже улыбается ему, не отпуская прихваченной губы.
Теперь ощущения становятся понятнее. Тяжесть в паху, горячая дрожь, специфический удушающий туман в черепной коробке.
– Вот как это бывает? – спрашивает он тихо, прищурившись в бесстыжие серые глаза.
– О, ты ещё пока не знаешь, как это бывает, – вкрадчивым шёпотом произносит Арсень. Плотоядно, по-звериному приподняв верхнюю губу в улыбке-оскале, запускает пальцы в его волосы, слегка оттягивая.
Кукловод вплетает пальцы в спутанные волосы подпольщика, резко тянет его на себя – тот чуть не падает, успевая опереться о второй подлокотник, – и снова целует. На этот раз – осознанно, жадно, вгрызается в пахнущие кровью губы, проскальзывает языком между зубами, толкается в чужой язык.
Очень жарко.
Касаться ткани – невыносимо, Кукловод тянет на себя футболку подпольщика, разрывает – до горловины. Только горловину разорвать не получается – плотная, и футболка повисает на Арсене как детская распашонка с завязками у горла.
Вот она – кожа. В неё можно впиться пальцами, сдирая верхний слой ногтями, а осознание того, что на месте царапины может выступить кровь, только ещё сильнее повышает градус накала. Обхватывая ладонями вздымающиеся бока, Кукловод тянет его на себя, спускается поцелуями по шее…
Неудобно.
И Кукловод, отстраняясь, смотрит в безумные глаза своего художника.
– На диван, – командует хрипло. – И думай сам… что там нужно? Масло?
– Сбегаешь до холодильника? По-быстрому, на раз-два? – хриплым насмешливым голосом интересуется Арсень.
Поднимется и действительно переходит на диван, на ходу стягивая с себя остатки футболки, отбрасывает в угол. – Нож давай.
– Сам справлюсь.
Кукловод, резко поднявшись, втыкает нож в столешницу. Не сводя взгляда с подпольщика, начинает снимать одежду.
Свитер.
Арсень плюхается задом на диван, расстёгивает ремень и стягивает с себя джинсы. Его трусы спереди встопорщились.
Кукловод даже усмехается про себя, смотря на Перо объективно. Фигура неплоха, но тощая до невозможности. Сам растрёпанный.
И всё же – от его вида, от предвкушения, в голове горячо, по всему телу горячо, а в паху что-то сжимается.
Рубашка.
Арсень стаскивает трусы, садится на диван по-турецки и с интересом наблюдает за раздеванием Кукловода. Его член перпендикулярен дивану, как будто решил потолок протаранить на прямом взлёте. Принимаясь за пуговицу брюк, Кукловод советует:
– Носки сними.
– А что, тебя напрягает? – интересуется, ухмыляясь уголком рта. – Ну так и быть.
– Я хочу, чтоб ты был полностью голый.
Арсень, не отпуская его взгляда, подцепляет кромку носка пальцами другой ноги и стаскивает. То же проделывает и со вторым.
Брюки.
Трусы.
Носки снимать не стал – собственная неголость его не волнует. И, вытащив нож из столешницы, Кукловод подходит к Арсеню. Отполированная деревянная поверхность приятно холодит руку, а запястье, предчувствуя взрезание, призывно ноет.
В паху тяжело. Член налился кровью, и теперь посылал во всё тело горячие, тянущие сигналы. Опустившись на поверхность дивана коленками, Кукловод воткнул нож в пол, рядом, повалил подпольщика на спину.
Снова целовать. Целовать оказалось потрясающе, это походило на пришивание или присвоение, это оставляло на человеке отметину собственничества. Но когда по собственным бёдрам скользнули пальцы Арсеня, Кукловод напрягся.
Перехватил его левую руку.
– Это – что? – спросил угрожающе.
– Не любишь побрякушки? Это, видишь ли, не предмет гардероба.
Арсень тянется другой рукой, расстёгивает браслет часов и кидает их на пол. Следом отправляется и кольцо, тяжёлый перстень с отполированным тёмным камнем. Не остаётся ничего, даже бинтов. Их на ладонях нет.
Кукловод коротко целует его в шею, ведёт голову вниз, касаясь кожи лишь кончиком носа. Сейчас ему хочется ощутить власть. Завладеть самой чувствительной и ранимой частью тела человека – из тех, что на поверхности, конечно. И, когда его нос касается жёстких кучерявых волос в паху, он зарывается в них и вдыхает.
Это странный запах. Он тяжёлый, резкий, и совсем не похож ни на что из того, что когда-либо чуял Кукловод, исключая, может, мускус. Кукловод прихватывает волоски зубами, слегка тянет их на себя, улыбаясь – это должно быть больно. Но почти сразу отпускает – не до этого. Запах вползает через ноздри, клубится в гулко-пустой черепной коробке, расходится по позвоночнику.
И Кукловод погружает в рот арсеневский член. Нутро заходится от восторга, от чувства живой, пульсирующей плоти во рту.
Это тоже жизнь…
Потрясающе много жизни в этом куске. Раньше Кукловод видел это только на камерах – и один раз в тюрьме – но зато он знает, что делать. Поэтому он начинает погружать член глубже, ощупывая его языком. Язык, чувствительный, не обременённый толщиной кожи, всё чувствовал прекрасно. Каждую жилку ощущал, каждую пульсацию чувствовал в несколько раз сильнее, чем губы. Особенно ему нравилось скользить по головке, и Кукловод не стал себе в этом отказывать. Нежная, почти несуществующая кожица, выступающие на головке солёные капли, тонкий канал, гладкие закруглённые края – язык исследовал всё. И каждое новое ощущение пробегало по телу горячей волной, оставляло в голове больше тумана и оседало в паху лишним весом.
Когда стало уже невыносимо, когда пальцы, вцепленные в ягодицы подпольщика, прочертили там чуть ли не траншеи, Кукловод поднял голову.
– Дальше… – голос не слушался, хрипел, срывался, а с губ тянулись паутинные ниточки слюны, – что?
Он успел ещё увидеть хищный оскал приподнявшего голову Арсеня. В следующий миг Перо быстрым движением скользнул чуть ниже по диванной обивке, рванулся и придавил Кукловода собой к дивану. Пружины внизу жалобно застонали. Сила у Арсеня была дьявольская, в тусклом свете хорошо было видно, как напряглись на руках мышцы, как выступили рельефом вены. И, если б захотел, он мог запросто проломить грудную клетку. И если бы у него был хоть один шанс, конечно.
– Обучающий семинар, детки. Запасаемся тетрадочками и вазелином, – хрипнул у самого уха.
Кукловод расхохотался. Ему нравился напор подпольщика, нравилась его наглость – сейчас нравилась, поэтому пока что он решил его не скидывать.
– Ну попробуй, – рыкнул, растягивая губы. – Я даже могу попробовать не мешать.
Арсений, сверкнув зубами у самых глаз, перегнулся назад и вытащил из половиц кинжал. Кукловод завороженно следил за тем, как подпольщик демонстрирует ему лезвие, как прикасается холодом металла к руке, давая ощутить.
Пальцы вцепились в бёдра Пера, оседлавшего его. Терпеть и не сбрасывать строптивца пока получалось.
Арсень приподнялся так, чтобы член Кукловода оказался между его ног, демонстративно взрезал боковину ладони, и, как идола, окропил кровью ствол и головку.
Жарко. Без одежды, и всё ещё жарко. Будто в коже тесно, будто нужно снять её, проклятую, чтоб не жарила, не скрадывала драгоценные ощущения.
А ощущения были те ещё. Кукловод чувствовал, как на головку падают тёплые капли, как скользят по стволу, оставляя липкие дорожки, и от каждой капли острая паутина ощущений пронзала каждую клеточку поблизости, оплетала конечности удушающим коконом и уходила в голову через позвоночник. Кукловода несло, не справляясь с нахлынувшим, он надавил на бёдра подпольщика, вынуждая того опуститься.
Но он и сам знал. И медленно, направляя орган Кукловода пальцами, Арсень опустился на него.
Каждое мгновение – как острая, алмазная грань стеклореза. Почти невыносимо чувствовать столько, почти всем собой, и при этом быть лишь пассивным участником процесса. Кукловод наслаждался проникновением, наслаждался чувством обладания, но то, что он при этом мог только лежать, добавляло в ощущения грязные, фальшивые ноты.
Он не стал терпеть больше трёх движений. Крепко сжал бока Пера, с силой скользнул вниз ладонями. Левой – обхватить ягодицу, второй – резко вверх, в плечо, и Кукловод скидывает подпольщика с себя, на пол.
Арсень успел сгруппироваться при падении. Перекатился, обхватив себя руками, и теперь стоял на одном колене, опираясь о пол левой рукой.
Кукловод и не ждал от своего Пера другой реакции.
Арсень поднял голову. Усмешка растягивала пересохшие губы.
– Хочешь драки? – поинтересовался насмешливо. – Можно устроить.
– Не хочу лежать бревном. – Кукловод поднялся, ощупывая пол ступнями. Взгляд – в глаза подпольщика, остро, яростно, а верхняя губа слегка дёргается в почти зверином оскале.
Он слегка наклоняется, подавая руку Перу. И, когда ладонь обхватывают крепкие пальцы, резко дёргает на себя, в последний момент уходя от столкновения. От такого движения Арсень должен полететь на диван, но он слегка сгибает ноги, ведёт корпусом – и умудряется устоять. Более того – теперь он стоит, расставив ноги, чуть наклонившись вперёд – идеальная боевая позиция. Миг – и Перо бросается на него.
Медленно.
Люди двигаются медленно. Даже Джон, оказываясь в теле, начинал двигаться намного медленнее, чем нужно, и силы было меньше.
Но Кукловод – не таков. Он выжидает долю секунды, почти попадает в захват, а после – ныряет в сторону, попутно пихая подпольщика локтем в угол между рёбрами и позвоночником. Силу приходиться рассчитывать – не спать же потом с полуживым трофеем.
Джон не дрался. Никогда. В тюрьме, устраивая дебоши, схлёстываясь с охраной, действовал Кукловод. Это было давно – но тело помнит, что нужно делать. К тому же, Арсень – один и без оружия. Правда, от удара локтем он всё же увернулся, но тут же отпрыгнул в сторону, не давая достать себя новым атакам.
Драка вызывает прилив адреналина. Будто внутрь из внезапно прорвавшегося источника бьёт энергия кристальной темноты – Кукловод почти видит её, окутывающую его, пронизывающую ось тела, и змеями расползающуюся по кровеносным сосудам. Надо помнить – сейчас цель не убить. Цель – повалить, подчинить, присвоить.
Медленно, в любой момент готовый отпрыгнуть, Кукловод подходит к подобравшемуся подпольщику. Сейчас, когда голова затуманена адреналином, когда сердце в ушах бухает, нужно быть особенно осторожным. Не с ним – здесь как раз можно положиться на инстинкты. С собой, потому что, как ни крути, хочется сейчас не драться.
Ближе. Контролируя все движения. Каждое неосторожное спровоцирует новое нападение. И взгляд – в тёмные, серые глаза Арсеня, встречая ровно такой же – взгляд зверя. Протянуть руку, притянуть его за поясницу и впиться в распухшие от поцелуев губы. Арсень тут же реагирует – обхватывает его руками, вжимается пальцами в кожу, проталкивает между губ горячий и скользкий язык.
Его член упирается Кукловоду в подвздошную кость. И в целом целовать неудобно из-за разницы в росте, поэтому – ладони на грудь Пера, и, с намёком, подтолкнуть в сторону дивана.
Арсень, едва заметно усмехнувшись, уступает. Пятится в нужном направлении. Достигнув дивана, Кукловод валит его на упругую тканевую поверхность, подминает под себя.
Да, так определённо лучше. Арсень – внизу, под ним, горячий и неудобный. Сверкает хитрющими глазищами. Нож слишком далеко, и Кукловод перехватывает поудобнее взрезанную ладонь Пера, сжимает порез зубами, наблюдая при этом за выражением лица Арсеня. Но он не поддаётся. Скалится слегка, обнажая клыки. Высосав достаточно крови, Кукловод выплёвывает её на ладонь.
Обмазывает.
Нутро заходится от предвкушения. Потяжелевший пах ноет, почти болезненно, темнота в венах бесится и ищет выхода, стучится в сердце, сердцем о рёбра, рёбрами о весь окружающий мир.
