Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 158 (всего у книги 329 страниц)
А руки на арсеневские совсем не похожи.
Скорее как у Джека.
– Вы… – Майкл, наконец, решил подать голос. Не поворачиваясь. – Вы это… я сам полечусь.
– Поверь мне, как человеку с обширным опытом – подпольщики лечиться не умеют.
Джим, закончив обработку, ловко наложил мазь и замотал проколы бинтами. Жестом попросил вторую руку. Парнишка, неохотно, но подал.
Руки Арсеня не выходили из головы. Стоило раз подумать – и вот Джим почти чувствует, как они ложатся на его плечи, потом скользят вниз…
А ещё голова услужливо подкидывала в сознание картинки прошлой ночи. Сильные пальцы сжимают бёдра, с силой проезжаются вверх, массируют ягодицы. А потом – одна из рук ложится на его пах.
– Итак, Майкл, какие будут предписания, догадываешься?
Угрюмый кивок.
А Джиму бы сейчас кивком удовлетвориться, но нет, врачебная натура требует чёткости.
– Сладкий чай, гемостимулин вечером. Организм молодой, кровь восстановит быстро. Обед с мясом, никаких испытаний неделю.
Ещё один кивок.
Похлопав по перебинтованной ладони – хорошо бинт лёг – Джим поднимается. Бросает последний взгляд на сопящего в спинку дивана парня.
А ведь тоже фигура неплохая…
Так, не о том думаю.
– Я за обедом. Уйдёшь – найду и привяжу к дивану.
Подлечив мальца, как мог, Джим сдал его на руки Фила. Узнал расположение комнаты, настрого запретил выходить куда-либо. Того же Фила обязал принести раненому ужин. Пригрозил проверить.
Понятное дело, что Майкл всё равно на ужин сам пойдёт. Но то ли бы он пошёл спокойно, то ли теперь – с оглядкой. Уже полезно в плане воспитания.
С Арсенем за день пересёкся только два раза. Первый – когда поднимался в библиотеку. Подпольщик прошёл мимо, разговаривая с Лайзой. Заметив Джима, разулыбался, хотел подойти, но рыжая не дала. Пробурчала приветствие, что-то о маньяках, и утянула подпольщика дальше.
Второй раз они пересеклись во время вечернего обхода. Судя по всему, Арсень только-только бежал на ужин.
Зато рядом не было Лайзы. И они урвали несколько минут в тёмном уголке.
Памятуя о намечающейся встрече по поводу Джона и Кукловода, Джим с оставшейся частью обхода справился сравнительно быстро. Сказал Харрису подменить Ланса на эту ночь. Бедолага светловолосый и так недосыпал, а бдить у кровати больной – то ещё занятие. К тому же женщина выздоравливала, и надёжной сиделки уже не было нужно. Сгодился бы любой недотёпа. Вроде Харриса.
Больше особого ухода никому не требовалось. А к брату Джим давно не заходил – тот ясно дал понять, что не испытывает от присутствия старшего ни капли удовольствия. Хоть это и было немного обидно, но навязываться не хотелось. Вот и приходилось ограничиваться врачебными визитами раз в несколько дней.
К себе в комнату Джим вернулся около десяти. Переоделся в ночное – чтоб сразу. Если переодеваться при подпольщике, думать о Кукловоде расхочется мгновенно.
Включил лампу.
Лёг.
Забрался под одеяло.
Читать не хотелось – смысл тогда был уходить из библиотеки? – поэтому Джим просто задремал.
Ему даже начало что-то сниться, когда в коридоре послышались шаги – парные, один шаг широкий и уверенный, другой мельче, чаще и быстрее. Плюс к шагам – переругивания. Шаги замерли у двери, а в следующую секунду дверь рванулась внутрь, отскочив от стены, а в комнату протиснулся Арсень с огроменным подносом, уставленным едой. В центре, как пароходная труба, возвышался исходящий паром чайник. Сбоку у Арсеня подпрыгивала Лайза, пытаясь захватить край подноса, – невысокой по сравнению с рослым подпольщиком девушке было тяжело.
– Чтобы ещё раз я позволила тебе тащить…
– Да погоди ты, – пропыхтел подпольщик, под ошарашенным взглядом Джима подпинывая одинокую табуретку ближе к кровати. Кое-как водрузил на неё свою ношу (поднос, потерявший баланс, опасно покачнулся, но Арсень тут же подтолкнул под вторую сторону стул).
– Я тебе говорила, – Лайза уже встала в изножье кровати, как ночной кошмар, скрестив на груди руки. – Я говорила, что помогу нести. Полный день испытаний, теперь потащил поднос сам!
– Я есть хочу, вообще-то! – нелогично возмутился Арсень, падая на край джимовой кровати. – После пробежки знаешь как на пожрать тянет?
– Ага, только сначала свои кровавые отпечатки сотри. Я не очень люблю чай с добавлением чужого гемоглобина, – ядовито выдала девушка, устраиваясь с ним рядом. Потом обернулась, мило улыбнувшись. – Доброго вечера, Джим.
Джим сначала просто переводил взгляд с одного на другую. Потом закрыл лицо ладонью и с тяжким вздохом попытался сползти под одеяло. Чтоб поглубже.
– Уползти не выйдет, Джим, – Арсень со вздохом принялся шарить в своей сумке. – Лайза в курсе дневников, диссоциации и моей... живописи. Так что посчитал нужным нам организовать разговор на троих.
Рыжая кивнула, и эти двое, мешая друг другу, полезли к подносу. Девушка разливала чай, Арсень приступил к горке красующихся на тарелке бутербродов. Конечно же с колбасой и огурцами.
Джим предпочитал из-под одеяла не вылезать. Он как-то не рассчитывал, что вместо спокойного обсуждения с глазу на глаз ему придётся полночи слушать переругивания этих двоих. А то, что они переругиваться любят, он уже понял.
К тому же, чтоб начать переругиваться, им нужно было покончить с трапезой.
А под одеялом было хорошо. Тепло, темно. Не совсем тихо, правда, и коленку его постоянно пихали.
– Позовите меня, как закончите, – пробурчал он на грани слышимости. – А до этого я в домике.
– Ты на него погляди, – фыркнула Лайза. – Кто бы только мог подумать, Арсень, что ты встречаешься с сурком.
– А может, он хоббит, – глубокомысленно предположил Арсень. Лайза спорить не стала.
– Ж-жим, луш-ше вылазь, – выдал подпольщик сквозь бутерброд.
– Да дай ты ему бумажку для ознакомления, ну, – предложила Лайза.
– Точно! – Арсень принялся в спешном порядке хлопать по многочисленным карманам своих джинсов. – Да куда же… вот. Джим, держи. Непризнанный бестселлер «интриги и тайны дома Кукловода». С авторским почерком и помарками.
Из-под одеяла пришлось вылезти.
Разгладив кое-как на коленке измятый листок, Джим вгляделся в скачущие в произвольном порядке буквы.
Ну да.
Почему он называет э-т-о почерком?
Записка начиналась с пары почеркушек – на одной изображение курящего Билла, на другой что-то, подозрительно напоминающее Табурета, метящего угол.
Далее всё-таки шёл текст.
Кратко: Дженни решила поменять тактику. Ты же знал, что она ищет предметы, связанные с их общим прошлым – её и Джона? Так вот, она пыталась говорить с камерами, ничего не вышло. Тогда девочка вспомнила о дневниках. И о том, что её обожаемый Фолл незаслуженно сидел в тюрьме. И очень хочет теперь попробовать выяснить, кто настоящий убийца. Считает, что если Джон будет знать имя, с него спадёт чувство вины, ему будет проще бороться с Кукловодом.
На первый взгляд бред полный, но. Для этого я буду в Подполье держаться даже зубами, если придётся. Билл нашёл тут, в доме, записи и шифры своего старого коллеги, погибшего в Первом Акте – они искали эти шифры с Лайзой. А сегодня меня, как Перо (доказавшего свою преданность), ввели в курс дела. Так вот, этот погибший старик сообщал, что Фолл подкидывал ему материалы следствия по своему делу. Подозреваемые, всё такое. А старик сам копал под это дело, как выяснилось. Не верил, что четырнадцатилетний пацан стал убийцей своей семьи, но доказательств не было, а среди своих ему тоже не верили. Скорей всего, Фолл его взял в дом, чтобы тот продолжил расследование. И старик таки копал пока мог. Но потом загнулся. Убили, скорей всего. Билл хочет продолжить его дело.
Вчера мы с Лайзой вскрыли тайник спальни. Там был пакет с бумагами. Билл пока не распространяется на их счёт – изучает, вроде как. Но вроде эти бумаги из той же оперы. В общем, раскрыть дело реально. Фолл хочет найти убийцу – до сих пор. Кажется, он может после этого успокоиться.
Но тут загвоздка, потому что нам всем надо объединить усилия. Дженни знала Джона в детстве, у нас с тобой – дневники (у тебя ещё и психология), у Билла бумаги и следовательский опыт. Плюс Тэн вынесла когда-то приговор Фоллу, может, помнит это дело и какие-то детали. Если не будем ничего скрывать друг от друга, может быть, сможем найти того, кто на самом деле грохнул предков Джона, а заодно снять его расстройство идентичности. Правда (см. листок два, попроси у меня если дочитал).
Джим, не поднимая глаз – перечитывал последний абзац – протянул руку в сторону жующего Арсеня.
В руку ткнулся ещё один листок. Ещё более смятый. Разгладив на той же коленке и его, Джим снова принялся за чтение. Арсеневские каракули, краткий пересказ дневников, и:
Ты пишешь там, что они оба по очереди уступали один другому, чтобы ты мог их рисовать, и по очереди же рассказывали тебе друг о друге. Так вот, это невозможно, диссоциация обычно предполагает, что первая личность ничего не знает о второй. Для первого – у нас получается – Фолла – появление Кукловода должно было остаться только невнятными провалами в памяти. Это научный факт, я когда-то читала о диссоциации. Просто было интересно.
Почерк не Арсеневский. Понятный. Лайзы, Джим помнил его из её фракционных отчётов.
После – карандашом – снова танцующий почерк подпольщика. Джим слегка прищурился – так было легче разбирать.
Но это правда. Я сам слышал.
Верю. – Лайзино, – Но тогда это – не диссоциация. Скорей всего, Фолл…
Джим читал внимательно. Лайза – вот умница, жаль раньше ей не рассказывали – буквально открыла им глаза.
Непонятно, правда, чем ещё это может быть, если не диссоциацией. Но и напридумать-перепутать она не могла. Девушка умная. Строчка за строчкой, придумки этих двоих по поводу Джона и Кукловода. Но на фразе «Я вчера вечером предложил ему писать его собственный портрет, без Джона» Джим напрягся.
Арсень предложил. Сам. Его впору упекать в психушку за явную склонность к суициду.
Файрвуд хмуро уставился на подпольщика.
– Знаю, – отмахнулся тот. – Я псих с мазохистскими наклонностями, я не берегу твои нервы, я не берегу своё здоровье. Но у меня для таких действий были свои резоны. Джим, отвлекись ненадолго и скажи: ты согласен с тем, что изложено в первом… первой записке?
– Думаю, Лайза не стала бы знакомить нас с непроверенной информацией, – Джим пожал плечами. – Так что да, согласен. С резонами познакомишь?
– Да нет, я про первую, в которой про документы и Дженни, – Арсень нетерпеливо махнул бутербродом. Лайза тоже уставилась на Файрвуда с прищуром. В одной руке у неё была чашка чая, в другой – длинная песочная печенька.
– Если бы не был согласен, сказал бы раньше.
Джим отложил обрывок, который держал в руках, и начал разминать слегка замёрзшие пальцы.
– Ура, – тихо сказала девушка, опуская на поднос кружку. – Ну Арсень, жги.
– А я говорил, рукописи не горят, – подпольщик с довольным видом вытащил из сумки третий клочок исписанной бумаги – самый мятый из всех. Но почему-то протягивать его не спешил. – В общем… Эти бумаги, дело Билла… если получится, это будет как бы… атака на проблему с одной стороны, так? Но если подумать, проблема-то у нас двусторонняя…
– Вопрос спорный, – подала голос Лайза, подняв вверх ложку, с которой до этого слизывала варенье.
– Да, мы… – Арсень на секунду сбился, – поняли. Но я настаиваю на том, что проблема у нас двусторонняя. Если мы займёмся только одной стороной… Короче, надо атаковать сразу с двух сторон. И вот для этого-то я и предложил… В общем, вот. – Он протянул Джиму записку.
Джим принял. На секунду соприкоснулся с пальцами подпольщика, и даже позавидовал – тёплые. Может, и от чая, но всё же – тёплые.
Это какое должно быть кровообращение?
А вот Джим себя совсем запустил. С его образом жизни скоро кровь загустеет.
Этот листок он даже не стал разглаживать – не терпелось узнать, ради каких таких замечательных планов Арсень свою голову на плаху положил.
Прочитал текст раз. Глазам не поверил – помотал головой, нашарил на тумбочке шнурок для волос, перемотал их, снова перечитал. В этот раз – медленно и очень, очень внимательно.
Не показалось.
Мозг кипел настолько, что казалось – вся кровь организма сейчас туда прилила. Разом. От перевозбуждения. Медленно, как будто во сне, Джим отложил записку и сделал глубокий-глубокий вдох.
Догадка, что Арсень спятил, подтверждалась.
– Перо, лезь под кровать, я прикрою, – одними губами сказала Лайза, возвращая всё, что держала в руках, на поднос. – Я не шучу.
– Джим, погоди, успокойся, – Арсень тревожно покосился на девушку, потом снова повернулся к Файрвуду. Выставил перед собой перемотанные лохматым, с бурыми пятнами бинтом, ладони. Спохватился, убрал. Взгляд, впрочем, выдерживал прямо. – Просто подумай логически: если то, что ты говорил мне… о его главных предпочтениях – правда, то какие есть другие пути его ослабить? Мы можем только нанести удар изнутри, больше никак! Если выполнение обоих наших целей совпадёт по времени, будет просто идеально… Джим, поверь мне. Это должно сработать.
Арсень говорил быстро, а тут замолк. Сразу и резко. Лайза рядом осторожно пошевелилась. Оба смотрели на Джима.
– Мне тоже страшно, Джим. Честно, мне и думать-то об этом… Но иначе эта волынка будет тянуться годами, – добавил Арсень после полуминутного молчания. – Наш подопечный сам не справится, ты это уже наверняка понял.
Джим их почти не слышал. Прочтённые строки болезненно пульсировали в мозгу.
Да, конечно, если получится…
А если не получится?
А если Арсень пострадает? А он пострадает, потому как… потому.
Столько всяких если. А самое ужасное – план и вправду хорош. И нельзя от такого плана отказываться.
Лучше бы я под одеялом, как обещал, и оставался…
Джим взъерошил волосы.
– Ты… – слова еле выдавливались, – ты… думаю, ты сам понимаешь, что это – чистое самоубийство. Да, понимаешь, наверное. – Он спустил ноги с кровати, нашаривая обувь. Пол был неприятно холодный, зато отрезвлял не на шутку. Файрвуд даже специально подержал на нем ступни лишние пару секунд.
– Я уже сказал, – Арсень слегка пожал плечами. – И да, мне страшно.
– Джим, план и вправду… хорош. Я не настолько в теме, как вы, но… – Лайза развела руками, – если это всё правда, у нас и впрямь нет другого выхода. И да, дай-ка мне все эти листочки…
Она почти что вырвала у Джима из рук бумажки. Скомкала их, отодвинула посуду, освобождая место на подносе. Бросила получившийся комок. Арсень пошарил в кармане куртки и протянул ей зажигалку. Девушка кивнула. Щелчок – и комок бумаги озарился синеватым пламенем.
– Заговорщики… блин…
Джим обулся. Встал. Поелозил руками по стулу, снимая свитер – ходить по особняку без него было чревато.
– В общем… я в ванную. – Он зябко поёжился. – Воды холодной выпью, может, умоюсь. И, чтоб вы знали, – вдохнул, собираясь с духом, – я с вами. План хорош.
Двоица неуверенно переглянулась. Лайза даже сделала попытку улыбнуться и похлопала Арсеня по уложенной на колене руке. При этом у девушки явно дрожали пальцы. Арсень просто кивнул.
– Спасибо, Джим. Мы дождёмся.
На подносе от смятых записок остались только хлопья пепла.
Джим, пока шёл по холодному коридору – тихонько про себя ругался.
Идиот.
Я тоже идиот.
Лайза – вдвойне идиотка. Адекватная же девчонка, могла нас отговорить.
Сквозняк задувает под пижамные штаны. До самых яиц задувает, коленки студит.
И шаги раздаются в ночной тишине – далеко, гулко.
Твою мать, а что я могу сделать?
Вот – что сделать, чтоб хоть шанс нормального исхода выше стал?
Работать надо лучше.
С Джоном надо говорить.
Я обленился, совсем обленился.
Ускорить шаг – сквозняк сильнее обдувать начинает, зато дойдёт быстрее. А в ванной он не такой сильный.
Чем я занимаюсь?
Лечу пациентов не полный день.
В библиотеке работать-то смысл есть? Новой литературы не поступает.
А, ну ещё я трахаюсь. Много.
Жизнь, твою мать, удалась.
Джим остановился. Прямо перед дверью ванной.
Слишком много мыслей. Путаются, мешаются, а стоило подумать про «трахаюсь», так важные и вовсе на задний план отошли.
Не буду больше думать.
Вообще.
Сегодня, в смысле.
Не буду.
Смысла нет.
Когда умывшийся, немного успокоившийся Джим вернулся в комнату, чаепитие было в самом разгаре. Лайза с разочарованным видом заглядывала в заварочный чайник. Судя по мордашке, он обманул её в лучших ожиданиях. Арсень – падла хитрозадая – жевал печеньку, рассматривал потолок и вёл неторопливый, прочувствованный монолог:
– Вот тогда Рой на меня опять гнал, сволочь такая, из-за печенек этих припрятанных, а я точно знаю, что большую часть их умыкнул он. Вот посмотри на эту бедолагу, едва спасшуюся от его загребущих лап! – он продемонстрировал свою надкусанную печеньку Лайзе. Та только фыркнула. – И ведь я что, для себя разве? Нет, ну для себя тоже, конечно, но ведь в итоге-то… О, Джим. Печеньку хочешь? Тут ещё есть.
– Жирное на ночь предпочитаю не есть. – Джим торопливо скинул свитер, ботинки, и залез под одеяло.
