Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 329 страниц)
– А если потом обменять диктофон на ртуть? От обмена сложнее отказаться.
– Вариант, – согласился подпольщик. – Найдёшь плеер – сделаю.
– Опять я, – Арсений со вздохом привалился к закрытой двери спиной и тоскливо уставился в сумеречную тень, сгустившуюся под крышей навеса.
Джек отчего-то замолчал. Арсений слышал, как он шмыгает носом не простыл бы. Ругнулся на мерзкую погоду и пристроился рядом, тоже привалившись к двери.
– Знаю, что я тебя нагрузил как чёртову лошадь, – заговорил вдруг тихо.
– Да забей, – Арсений поморщился. – Найду.
– Нет, Арсень, просто не хочу казаться полной сволочью.
– Да-а-а, это ты поздно спохватился, – зам хмыкнул. На секунду отвлёкся на стук капель по навесу – уж больно уютный звук. Медитативный.
– Просто я больше никому доверять не могу, кроме тебя.
От этих слов внутри как кипятком обдали. Арсений очень постарался сохранять прежний спокойный вид.
– Ну… спасибо, – прохрипел внезапно севшим голосом.
– Да пошёл ты со своим спасибо.
Снова тишина. Арсений как бы невзначай подвинулся так, чтобы касаться плечом плеча лидера.
Ага, видать, не прошло даром, что утром тебя у брата застукали. Бинты не помогли, да? А к ужину весь особняк будет знать, что ты Джима из ловушки вытащил в библиотеке…
– Арсень…
– А?
– Ладно, проехали. Свали в сторону, пойду я в подвал. До вечера ещё с крысами разобраться надо.
Арсений нехотя оторвал спину от двери.
– А что с этими крысами, есть результаты?
Джек остановился на пороге.
– Да как сказать… приручаются не так чтобы очень, но глушилки с себя сбрасывать перестали. Конструкция элементарная, сгорают быстро, зато новые паять недолго. Вчера запускали первую крысу в подвале, я специально жучок найденный припрятал под полкой. Ну так наша партизанка хорошо работает вроде, помехи на записи даёт... Судя по реакции Кукловода. Сегодня перепрячу и опробуем на гостиной. Но это всё равно запасной вариант.
Арсений кивнул. Лидер ушёл, а он опять закрыл дверь и встал на прежнее место. Медленно темнело, дождь лил и лил, под тонкую куртку пробиралась сырость. А если закрыть глаза, то начинаешь снова отключаться, как утром на лестнице. И ладони ноют.
Уснуть тут на улице
Никто мешать не будет
Но надо было идти. Пройти ещё комнаты четыре до ужина, переговорить на предмет обмена паззлами и сесть за рисунки. Маньяк явно не шутил насчёт списка жертв.
На ужине он едва мог есть. Глотал, не ощущая вкуса еды, старался, чтобы не вызывать подозрений Дженни – она и так уже косилась странно. Под конец, когда с кухни все уже разошлись, пришёл Джек. Уселся за столом, подвинул к себе подставленную Дженни тарелку и очень правильно оценил ситуацию.
– А ты ещё про новенького не рассказывал? – спросил как бы невзначай.
– Новенького? – Дженни, явно заинтересовавшись, отложила полотенце.
– Ну да, – крыс принялся за еду.
– На чердаке. Сидит за мониторами, огрызается, – Арсений мысленно пожелал Джеку очень долгих лет жизни. – Не знаю, откуда он там взялся, раньше манекен сидел.
– И это не Кукловод? – девушка присела за стол, заглядывая Арсению в глаза. – Вдруг это его очередная игра? Мы же не знаем, как он выглядит!
Ох какой же это не Кукловод, знала б ты…
Арсений поспешно опустил голову, уставившись в тарелку. Вопрос, рассказывать ли Дженни о том, что маньяк – друг её детства, они с Джимом так и не решили.
– Нет, маньяк так рисковать бы не стал, – уверенно сказал Джек, и тут же с руганью нагнулся под стол – Табурет, до этого ластившийся к его ногам, решил выпустить когти. Из-под стола донеслось обиженное мяуканье.
– Мне тоже кажется, что не он. Голос не похож, – нашёлся Арсений.
Дженни слегка нахмурилась и поджала губы.
– В любом случае, надо бы его навестить. Но мне одной идти на чердак как-то не по себе. Не составите мне компанию завтра утром?
Общий ужин закончился с полчаса назад. После разговора с Дженни Арсений прямиком направился в гостиную – обычно в такое время Джим был там, либо химичил в лаборатории, либо принимал поздних пациентов. Правда, подпольщик надеялся застать дока одного. Когда Джим пару часов назад едва не угодил в ловушку в библиотеке, а Джек орал на брата так, что уши в двух метрах закладывало, не присоединиться стоило огромных трудов. Ну да, кто он такой в глазах Джека, чтобы злиться на его старшего брата?
Рядом с лидером он – Перо. А вечером, наедине с Джимом, он может быть Арсенем. Злым, намеренным разобраться со слишком прытким последователем Арсенем.
Толкнув приоткрытую дверь, подпольщик заглянул внутрь. Ну, так и есть: кучка «болезных» обитателей из обеих фракций, и на диване – ведущий вечерний приём Джим. Он спокоен, сдержан, непреклонен, он перевязывает, отмеряет дозы драгоценных таблеток, отсылает осмотренных со строгим наказанием явиться завтра, выговаривает подпольщику, запустившему глубокий порез, безапелляционно отвечает возмущающейся последовательнице, что от её головной боли поможет обычный визит во внутренний двор, на свежий воздух, и никакие болеутоляющие ей вовсе не нужны. Он в своей роли и ни черта не похож на Джима, который в библиотеке кружил под камерой, как напавший на след хищник.
Арсений, оценив количество пациентов, раздражённо выдохнул и оседлал «лабораторный» стул Джима, облокотившись на высокую резную спинку. Это была вольность: никто из обитателей никогда не трогал эту мебилину, как и стол (ну разве что случайно во время испытаний, не в счёт).
А мне плевать, – Арсений зло усмехнулся, поймав быстрый взгляд дока в свою сторону. – Я тебе устрою. Предупреждал же не лезть!!!
Злость, улёгшаяся было за ужином, снова начала нарастать внутри. Умом он понимал, что это последствия недосыпа и переутомления – ночью перепугался за Джека, потерявшего много крови, а через двенадцать часов увидел, как Джим шёл прямиком в ловушку Кукловода, – но это ж умом.
Только выпроводи всех…
Пальцы сжались на деревянной резьбе. Выходившая из гостиной последовательница с головной болью кинула на него взгляд, округлила глаза почти до идеальной формы и торопливо вышмыгнула в коридор.
– Завтра вечером покажешься. Пока ничего особо страшного, но если бы повременил ещё день…
Подпольщик что-то бормочет в своё оправдание.
Арсений зевнул, отвернувшись.
Джим провожает своего последнего пациента до порога, осторожно прикрывает за ним дверь. Арсений, резко наклонившись, хватается за ручку, насаживая ладонь на шипы, и захлопывет несчастную дверь с такой силой, что эхо, наверное, на третьем этаже отдаётся.
– Я хочу поговорить при закрытых дверях, док, – он поднимается со стула, даже не глядя на таймер. Испытание подождёт. Испытание он и за двадцать секунд пройдёт, если нужно.
Джим скрещивает руки на груди. Прищуривается. Вот он, этот взгляд, снова.
– Что-то сверхсекретное? – усмехается. Только губами. Взгляд сосредоточен.
– Просто хочу уточнить…
Арсений успел заметить, что голос стал тише – верный признак того, что его охватывает настоящее бешенство.
– Какого ты отправился прямиком в пасть маньяка… – продолжил, уже едва соображая. До дверей какой-то шаг. Над Джимом особо не нависнешь, разница в росте и десяти сантиметров не составит, да ещё и эта усмешка… – Я тебя предупреждал, чтобы ты не лез к этому психу. Я-тебя-предупреждал.
– Арсень, – вежливо, даже с улыбкой. – Я тогда, если помнишь, тебя выслушал. Неужели привилегия соваться в неприятности есть только у подпольщиков?
– В неприятности?! – взревел Арсений, окончательно теряя над собой контроль. Рванулся – пальцы вцепились в отвороты джимовой рубашки, подпольщик несильно, но чувствительно приложил дока спиной о закрытую дверь, где-то в районе таймера с отметкой 00:59. – Он маньяк, он – сумасшедший!!! Он способен на всё!! Я знаю, я его видел, он на мне узорчики ножом выводил! Думаешь, мне всё равно, что с тобой станет?! Что я хочу для тебя того же или чего похуже?! Чего молчишь?.. Чего молчишь, я спрашиваю?!
Голос сорвался. Арсений, упираясь сжатыми кулаками в плечи последователя, склонил голову, тяжело дыша. Выбившиеся пряди грязных волос щекотали нос.
Джим, помолчав несколько секунд, скользнул ладонью по его шее к затылку.
– Арсень, на будущее, я буду с ним разговаривать. Буду, – на секунду сквозь маску невозмутимого доктора проступила страстная одержимость, – и прекрати орать. Джим-подпольщик сидел и никого не трогал, но ему это не помогло.
Джим-подпольщик
Рисунки
Арсений, медленно приходя в себя, выпрямился и слегка отстранил Джима от двери.
– Испытание, – прохрипел, доставая листок.
Проходил тридцать одну секунду, чуть не запорол время, – ходил по комнате, пошатываясь, путая предметы. Один раз едва не упал, запнулся о вазу, стоящую на полу.
Еле успел коснуться апельсина – в двери щёлкнула блокировка, таймер потух на двух секундах до конца лимита. Арсений скрюченными пальцами кое-как подхватил ремень своей сумки, стягивая её со стула.
– Пусти, – попросил всё ещё стоящего у двери Джима.
Тот отрицательно качнул головой.
– Лучше пусти, – тихо повторил Арсений, стараясь смотреть в сторону. – Делай что хочешь, лезь к маньяку, нарывайся… Но только чтобы я не видел. Не могу видеть.
– Тогда прекращай ранить руки, – парировал тот, – это будет честный обмен. И Джеку то же самое передай. Сядь, Арсень, я перевяжу.
Бесполезно не отойдёт
А я уже не отпихну
Он молча развернулся от выхода к дивану. Уронил сумку у ножки столика, сам не сел – упал в диванные подушки.
Джим присел рядом. Взял в руки его правую ладонь. Покачал головой. Притянул к себе необходимое – после приёма пациентов весь стол был заставлен медикаментами, – и начал медленно отслаивать пропитавшийся кровью бинт. Из-за обилия свежей крови ткань даже не пришлось, как бывало, размачивать.
– Мы все рискуем, – заговорил Джим тихо и серьёзно, не поднимая головы. Несмотря на жёсткость тона, руки его действовали очень тепло и бережно. – Рискуем и боремся. А сегодня... – его голос понизился до очень тихого, – я слышал обоих. В одном разговоре. И это было потрясающе...
– Просто великолепно, – хрипло съязвил Арсений, заставляя себя сесть прямее. Оглядел Джима, обрабатывающего его ладонь. Закрыть глаза – можно в точности нарисовать образ, ни разу больше не взглянув на оригинал. Как будто знакомы несколько лет, а не полгода.
А ты сказал про Джима-подпольщика
И если б ты знал что это из-за меня
А завтра, если я не буду рисовать…
Он представил, что мог сотворить с последователем обезумевший от нехватки портрета Кукловод номер два. Джим этого не понимает, и орать бессмысленно. Хоть заорись.
Пока не увидишь сам.
– Хотя бы говори заранее, – вырвалось само собой, – что собрался пойти и залезть в мозг маньяку. Чтобы я сразу готовился к самому худшему.
– Я собрался пойти и залезть в мозг к маньяку, – Джим бросил на него быстрый взгляд и вернулся к обработке. Дело затруднялось тем, что ладонь была изранена в кашу, – завтра. И послезавтра. И каждый раз, как смогу его разговорить.
– А знаешь что? Ты просто упрямый чёрт. Зря ты Джека отчитывал, сам из той же породы. Или это по принципу «подобное бесит подобное»? – Арсений снова начал заводиться. Не дал Джиму закончить с обработкой ран, вырвал руку и перехватил его запястье, дёрнув к себе – хотелось просто прямо, с близкого расстояния посмотреть в эти наглые, абсолютно бессовестные тёмные глаза. Джим сделал попытку освободиться, но силёнок явно не хватало. До кучи подпольщик обхватил его поперёк спины второй рукой, той, на которой ещё держалась пропитанная кровью алая лента. – Я чуть библиотеку не разнёс по кирпичику, когда Джек на тебя орал, – проговорил раздельно, понимая, что его всё равно не услышат, это по спокойному взгляду ясно, по вздёрнутым в насмешливом удивлении бровям, – не знаю, чего мне стоило просто стоять в стороне и молчать в тряпочку. А раньше, когда понял, что ты едва не угодил в капкан…
Вот теперь взгляд слегка изменился. Джим нахмурился. Еле заметно, между бровей лёгкой тенью залегла складка.
– Если попадёшься в ловушку… – негромко продолжил Арсений, не отводя взгляда и не разжимая железной хватки пальцев на тонком запястье, – я тебя вытащу. Клянусь, половину своей крови отдам, и не надо мне твоих медицинских заверений, что без половины крови я на месте сдохну, – я тебе говорю: отдам. Вытащу. И не знаю, что сделаю с тобой после.
Он выпустил дока. Сказать больше было нечего. Ладони опять начали ныть, и очень хотелось, плюнув на всё, тихонько повыть в унисон медленной тягучей боли.
Джим вгляделся в его глаза. Очень внимательно вгляделся, потом коротко прикоснулся губами к его губам и снова принялся за перевязку.
– Ты знаешь, – очень-очень тихо, – без половины крови ты со мной ещё очень долго ничего сделать не сможешь. Но потом, когда придёшь в норму, обещаю не сопротивляться. Думаю, я заслужил хорошую взбучку.
Джим лежал под ним, напряжённый, стиснув зубы. Последний секс – позавчера, тело уже почти пришло к естественному состоянию.
А Арсений вошёл в него с минимумом подготовки. Так, чтобы совсем уж не порвать.
Хорошо хоть про смазку не забыл. В том состоянии, в котором они зашли в комнату… Когда хотелось даже не раздевать – пусть быстро, судорожно, путаясь в пуговицах – а элементарно приспустить штаны и выебать так, чтобы этот…
Упрямый
Самонадеянный
Сумасшедший темноглазый псих
Неделю, по его собственным словам, ходить не смог. Может быть, хоть это отвлекло бы его от Кукловода.
Вцепиться израненными руками бинты растрепались в ноги Файрвуда, закинутые на его плечи, терзать болящими от грубых поцелуев его припухшие, покрасневшие губы, ловить горящий взгляд из-под полуопущенных век…
Сумасшествие.
А Джим – даже такой, запыхавшийся, затраханный, потный, был прекрасен. Стискивал простынь, кусал губы – больно?
Больно.
Арсений, рыча, уткнулся головой в плечо Джима и заработал тазом с удвоенной скоростью. От рук, полуразмотанных бинтов, на светлой коже последователя оставались липкие тёмные пятна. Много. Так много, что захоти Арсений – мог бы использовать вместо смазки собственную кровь. Завтра ладони будут саднить, ныть, вовсю напоминать о сегодняшнем буйстве, но сегодня – только горячая, узкая задница Джима, его жадные губы, капельки пота на шее – не видно, лампа далеко, тень, но щекой чувствуется.
Сдавленный стон.
Арсений замер. Хищно оскалился прямо в зацелованные губы и вонзился резко, на полную глубину.
– А… Арсень… – ещё один стон, сдавленный, тихий. Джим сдерживается, впивается, оставив изжамканную простынь, в его плечи пальцами.
Как бы хотелось трахать его под его же крики, самому не подавлять животного рыка, как бы хотелось мять его ягодицы здоровыми, чувствительными ладонями…
Уже скоро.
Пауза и резкий толчок, в горячую, сдавившую член почти до боли глубину. Всего один толчок.
Уже скоро…
Ещё один жадный поцелуй, кусая, дрожа от похоти, толкаясь языком. Джим, отвечая на поцелуй, с намёком двигает бёдрами.
Не понравилась передышка?
О-о, ч-чёрт…
Арсений с силой входит в него – раз. Выходит почти до конца, и снова входит.
Джим стонет почти страдальчески.
Ещё раз, на полную, до поджавшихся от острого, как бритвой по нутру, наслаждения яиц. И раз за разом, быстрее и быстрее, вбиваться, резко, грубо. Мир перед глазами смазывается от быстрых движений, одно расплывчатое пятно, а ладони – мать их дери, ну почему они не могут стать чувствительными хотя бы на ночь?!
Пусть потом болят сколько угодно, пусть!
У Джима такая потрясающая кожа, влажная от пота, солёная – раны немного пощипывает от соли, горячая…
Пусть потом болят.
Ненасытно, губами – хоть так ощутить – терзать шею, оставлять влажные дорожки языком.
Не ставить засосов, – рефреном в голове. Да, это надо помнить, – не ставить засосов, не ставить…
И как тут, когда хочется пометить, когда касаний губ и языка мало, и даже не до конца потерявшие чувствительность участки ладоней не могут дать достаточно, как ни мни ими, как ни сжимай – до самых синяков.
А от ногтей Джима на спине, у плеч, точно будут царапины.
Арсений впивается в плечо последователя. Под рубашкой никто не заметит, а сдерживаться уже сил нет.
Джим страдальчески мычит и, оставив его спину, старается податься навстречу губам.
В таком состоянии ощущение засоса сносит крышу.
Знаю…
Помню…
Арсений резко выходит из него, переворачивает на живот и, не давая опомниться, снова начинает вбиваться, размашисто, крепко, будто стараясь вдолбить в кровать.
Низ живота сводит сладострастной судорогой, но подпольщик держится. Опирается о кровать локтями, утыкается лбом между выпирающих лопаток дока, держится.
Держится.
Сегодня – как можно дольше, как можно сильнее.
Как в последний раз.
Как перед смертью.
Кто его знает – когда ещё доведётся.
