Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 159 (всего у книги 329 страниц)
Тело сразу разнеженно расслабилось.
Хорошо.
Хоть глаза закрывай и мурлыкай по примеру Табурета. Только так же естественно не получится.
Джим слегка повозился.
Устроился.
– Чай какой, с ужина?
– Ну да, всё оттуда, – Лайза обернулась на него. – Арсень припрятал. Джим, ты не человек, отказываться от печенек Дженни и этого великолепного чая. С корицей и сушёными яблоками, между прочим.
– Чай я буду, не нужно причислять меня к нелюдям так открыто.
Лайза сноровисто – на взгляд Джима даже как-то торопливо – налила ему чай.
Ощущать горячую кружку в озябших ладонях было просто божественно. Файрвуд обхватил её сразу обеими, поднёс к носу и с наслаждением втянул запах. Корица и яблоки. Немного трав. А ещё можно было безнаказанно выражать своё удовольствие от напитка и даже хвалить его – здесь, как на кухне, не ошивался вездесущий и всёслышаший Джим-подпольщик.
– Угу, он доказал, что он людь, – Арсень хитро прищурился и сделал вид, что не заметил, как Лайза умыкнула последнюю печеньку. – Джим, мы тебя ещё совсем чуть-чуть побеспокоим. Допьём чай и я скажу тебе об одной проблемке.
Он долил себе чая из большого чайничка.
– О, это уже не ко мне, – Лайза с удовлетворённым видом захрустела печенькой. – Развлекайтесь.
– Угу, – кивнул Арсень. – В общем, Джим, твой братец своим ходом вчера добрался до первого этажа. Спустился по двум лестницам, всё такое. Я об этом узнал постфактум от своих, в подполе. Засветился герой, – подпольщик глубокомысленно втянул в себя чай.
– Единственное, что меня удивляет – почему он не попробовал сделать это раньше. – Джим последовал его примеру. Чай уже подходил к температуре между горячим и тёплым, но это его нисколько не портило.
– Ну вот, я поговорил с Биллом, тот готов помозговать на тему чем его занять. Только, говорит, такие вещи надо обсуждать с тобой. Я берусь вам организовать встречу. Заодно и насчёт... первой записки переговорите.
Джим подумал. Покивал.
– Да, хорошо. – Ещё раз кивнул. – Ты молодец, что подумал. Ну… насчёт моего свободного времени ты в курсе. Правда, у меня ещё один с обескровом, но я на него Фила посадил.
– А? – Лайза оторвалась от чая. – Кто это у нас с обескровом?
– Да, у вас, правильно заметила. Майкл… – Фарвуд наморщил лоб, вспоминая фамилию, – Луин. Да, Луин. Девятнадцать. И я сомневаюсь, что Билл стал бы так гонять мальчишку, это он по собственной дурости.
Арсень, как раз отпивавший чай, едва не подавился. Отставил кружку, кое-как подавил кашель.
– Си… сильно? – просипел невнятно.
– Нет. Он, я так понял, даже сознание не терял. – Джим снова отхлебнул. – Фил вовремя спохватился. Теперь присматривает за ним, чтоб снова не геройствовал. Вы, кстати, тоже приглядывайте, как он в строй встанет. Кажется, мальчик решил стать вторым Джеком.
– Ага, тут приглядывание не поможет, – Арсень рукавом вытер нос. – Это пацан из-за меня бесится.
Джим, чуть сам не поперхнувшись, отставил кружку. Впился в Арсеня цепким взглядом.
– Ты ему наговорил что-то?
Подпольщик покачал головой.
– Он в меня втюхан по самое… Причём, походу, давно. Короче, когда мы с тобой разошлись, прямо духом воспрял и давай меня по стенкам прижимать. Потом начал предлагать свою помощь в испытаниях, сказал, что просто помогать будет, ничего взамен не требуя. Ну а теперь уже весь особняк в курсе, что мы опять сошлись, вот и…
– Ну и влип же ты, сэр Перо, – Лайза задумчиво погладила бок своей чашки. – Как объясняться-то будешь?
– Да чтоб я знал, – буркнул Арсень, уткнувшись взглядом в точку на стене чуть выше светящегося абажура прикроватной лампы.
Джим оглядел подпольщика.
Ну да, есть во что, как говорит сам Арсень, втюхаться. Одни руки чего стоят. А какая харизма…
– Я, конечно, повторяюсь, но где ты всё успеваешь? – Он взял чашку с полуостывшим чаем.
– О, я хотел бы успевать поменьше, поверь мне, – с сарказмом отозвался обладатель великолепных рук и харизмы под насмешливое фырканье Лайзы. – Да вот никак не получается. Прямо беда…
– У тебя и не получится. Ты привык работать в этом темпе.
Жалко мальчишку…
Не знаю, каково это, влюбляться в занятых…
А, нет. Знаю.
– Ладно, что-нибудь придумаю, – Арсень сдвинул посуду в центр подноса. Рыжая допила чай и поставила туда же свою кружку. – Пойдём мы тогда, а то и так поздно.
– Ну, ты-то всегда можешь остаться, – ехидно заметила Лайза, поднимаясь и закидывая на плечо свою сумку. – Перевязать там ладони… подумать о вечном во время перевязки. Поднос я отнесу.
– Да блин, – подпольщик раздражённо дёрнул плечом, на которое секунду назад повесил свою сумку. – Сам унесу. И перемотаюсь сам. Лайза, поднос отдай.
Девушка, насмешливо приподняв брови, подхватила изрядно полегчавший поднос и пошла к двери. Арсень, сердито пыхтя, пошёл следом.
– Спокойной, Джим, – махнул у дверного проёма, на секунду обернувшись.
– Ага, спокойной, – уже из коридора пожелала Лайза.
Дверь закрылась, шаги и голоса – подпольщики продолжали негромко и с удовольствием переругиваться, – постепенно стихали.
Джим щёлкнул выключателем лампы. Забился под одеяло поглубже – так, чтобы даже плечи были полностью закрыты.
Закрыл глаза.
И, только начал засыпать, как его разбудили.
Арсень пришёл. Включил лампу обратно, сел на кровать.
– Джим… звиняй что бужу, – голос негромкий и спокойный. – Хотел сразу, но надо было ещё посуду сполоснуть… Короче: при Лайзе я главное говорить не стал, а тебе… Всё о том же плане.
Он подождал, пока Файрвуд вылезет из-под одеяла. Сцепил на коленке длинные пальцы.
– В общем, мне не просто надо будет работать, а так… чтобы верить в то, что я делаю. И будто до конца самому не знать, что будет, понимаешь? Ну, как хороший актёр. Не знаю, получится или нет, но адекватно обсудить с тобой творящееся за чашечкой чая мы вряд ли сможем.
– Ты, главное, живым останься. Уже достижение.
Джим, выговаривая слово за словом, прям чувствовал, как тоскливо сердце сжимается. Мало ему было брата по кусочкам собирать, теперь ещё и Арсень в мясорубку лезет. И не остановишь. Остаётся только помогать и надеяться.
– Да ладно тебе, не драматизируй, – Арсень фыркает. Тянется за брошенной на пол сумкой. – Кстати, все комнаты, где я мог рисовать, оккупированы. Если я тут под лампой зарисовок почеркаю, ты при свете уснуть сможешь?
– Арсень, я хирург. Мне нельзя драматизировать, – Джим забирается поглубже под одеяло и смотрит, как пальцы Арсеня скользят по стопке бумаги – будто каждый листочек оглаживают. – Но это же не значит, что я на лучшее не надеюсь, верно? И нет, свет не помешает.
– Ну и отлично… – Арсень кидает стопку вытащенных бумаг на тумбочку. Джим смотрит, как он стягивает одежду, ставит кроссовки к самой кровати. Часы с запястья, впрочем, не снимает. Потом приходится подвинуться – Арсень занимает свою половину кровати. Накрывает согнутые колени одеялом, пристраивает на них альбом так, чтобы падал свет от лампы. Берётся за карандаш. На листе из-под грифеля задумчиво, медленно появляются паутинно-тонкие линии, намечая будущий рисунок.
Некоторое время – довольно долгое – Арсень сосредоточенно рисует. Он ничего не замечает вокруг, даже сползшего с коленки одеяла. Только через полчаса, не раньше, украдкой косится на Джима. Замечает, что тот и не думал спать, откладывает карандаш.
– Чего, свет всё-таки мешает? Тогда могу в гостиную уйти…
– Ты мне лучше скажи, когда сам ложиться планируешь, – Джим не удерживается и зевает.
– Да… – подпольщик отмахивается наполовину сточенным карандашом. – Скоро.
– До двух. Будет очень… – снова зевок, – хорошо, если ляжешь до двух. Спокойной ночи.
Шурша одеялом, Джим поворачивается к рисующему подпольщику спиной. Свет не мешал, просто нравилось смотреть. Арсень очень душевно рисует...
Джим поворачивается, устраивает голову на подушке и сам не замечает, как проваливается в сон.
========== 23 - 25 февраля ==========
Аппаратура выдаёт характерный звук – начало испытания.
Кукловод смотрит на мониторы.
Библиотека. Алиса со старым, явно найденным где-то в завалах костылём, а её вечный хвост, Харрис, проходит испытание.
Губы Кукловода растягиваются в нехорошей улыбке. Он видит, как нервно сжимают костыль тонкие пальцы женщины, видит, как она медлит и не начинает говорить. Она сидит в кресле – красивая, в новом, хоть и не красном, платье, теребит дурацкую палку.
Как фарфоровая кукла. Даже движения рук не нарушают её статичности, даже сжатые губы.
Кукловоду неприятно. Он не любит таких людей. Он любит живых.
Эта дама доставила ему массу проблем. С самого начала провозглашала себя главной последовательницей его учения, распускала хвост перед новенькими, и была самой большой и беспокойной занозой в его заднице. Требовала задания, требовала уроки, хотя и Кукловод, и даже Джон не раз говорили, что путь к свободе должен быть самостоятельным. В итоге Джон перестал обращать на неё внимание, а Кукловод периодически развлекался тем, что подбрасывал ей туманные записки, в которых она находила подчас совершенно неожиданный смысл.
После – взрыв. И Фолл, и сам Кукловод ждали его – бомба, как бы ни старался Джек скрыть это, собиралась практически у них на глазах. Но ни один не думал, что во время взрыва Файрвуд и Перо будут у самой бомбы и пострадают. Предполагалось, что они взорвут свою игрушку, перевернув половину прихожей и ничего не добившись с дверью, заслужат наказание и благополучно будут его отбывать под беспрестанным надзором. Но Джек даже бомбу не смог собрать нормально, рванула раньше времени и едва их обоих не убила. После взрыва стало резко не до игр с жаждущей уроков Алисой. Всё уходило на борьбу с внезапно решившим существовать Фоллом и на руководство ремонтом. И оба жадно следили за тем, что происходит с Файрвудом-младшим и Арсенем, попеременно поражаясь внезапной эпидемии говорения с воздухом. Чуть ли не каждый второй обитатель принялся этим баловаться, даже Джим – уж на что благоразумен – говорил. Просиживал дни возле полумёртвого брата, сходил с ума, но продолжал говорить с воздухом. Джон начал опасаться, что и вправду с ума сойдёт – только психов в атмосфере особняка не хватало.
И в это время, когда Кукловод не обращал внимания на беспокойную подопечную, она сама нашла себе занятие. И какое! Искала кукол Кэт, джоновой матери. Искала, по нахождении отпускала обширные комментарии о ней, дескать, хорошая актриса и плохая мать. А Джон, слушая это, беспокоился, становился сильнее, набирался мотивации существовать. И тогда Кукловод сам дал ей наводку на последнюю куклу – иначе шизнутая последовательница не успокоилась бы, пока дело не завершила – и решил отвлечь. Её же воспоминаниями отвлечь. Начал подбрасывать записки, снова, максимально туманные. Даже периодически наблюдал за тем, как она трактует их в свою пользу – и как складно трактует, целая история вырисовывалась.
– Здравствуй, учитель. – Алиса начинает говорить. Голос спокоен. Даже интересно – чего стоит ей это спокойствие? Может, сломанного костыля? Вон как вцепилась. – Ты обращался ко мне в письмах. Я нашла предметы, о которых ты писал, но не знаю, что делать дальше.
Да, письма. Сначала она искала предметы, оставшиеся от циркачей-первоактников. Эти предметы очень удачно подворачивались ей под руку, когда она пыталась разгадать очередную туманную записку. Шляпа девчонки-фокусницы, Сэм, плюшевый кролик, булавы той дурочки, выпросившей у Джона соорудить тайник для будущего Пера в кинотеатре, ещё что-то... Он уже не помнил. В доме валялось много хлама, оставшегося от первоактников.
Потом – пролезший Мэтт. Он сразу же понял, что в лице Алисы может обрести надёжного товарища по диверсиям и принялся подрывать её душевное равновесие. Сначала заставил её найти предметы для файр-шоу, потом и вовсе отвлёк «самую преданную ученицу Кукловода» на свои ночные вылазки. Алиса помогала ему следить за домом, пробираться по коридорам, периодически носила еду и уже очень, очень давно не брала «уроков».
А потом Мэтт предсказуемо её подставил. Предсказуемо – и рано, Кукловод, когда узнал, только усмехнулся. Лишаться союзника в самом начале было поступком глупым.
А Алисе сейчас страшно. Она потеряла Мэтта, к которому по-собачьи привязалась, и, как она думала, лишилась милости Учителя. Кукловод знает, насмотрелся на её душевные метания. И именно поэтому он включает динамики – женщина еле заметно вздрагивает, заслышав звук включения – и молчит.
Пусть получит по заслугам. Дура, связавшаяся с Мэттом. С его, Кукловода, врагом.
Харрис прошёл испытание. Дверь не открывает, молодец, пёсик, научился понимать хозяйку. Разве что у ног не садится.
Кукловод морщится.
После паузы в несколько минут Алиса не выдерживает. Вздёргивает голову, поднимая взгляд прямо на камеру.
– Дай мне ответ или хотя бы знак, прошу тебя.
Сигнал динамиков перебивается, и Кукловод слышит речь Райана – говорит со своего чердака. Даже странно, что обратил внимание. Неужели тоже нервничает?
– Ты несешь полную чушь. Он не будет говорить с тобой.
Будет перепалка. Они не выносят друг друга. Кукловод не против – это позволит ему, не прерывая пытки молчанием, заняться другими делами. Поэтому он слегка убавляет громкость микрофона и принимается деловито щёлкать клавишами клавиатуры. Дела в особняке требуют крепкой руки. Взгляд, брошенный на монитор библиотеки, рисует шикарную картину: костыль отложен на диван, а Алиса – глаза бешеные – сладко улыбается, видимо, Райану.
– О, это же наш умник, который думает, что знает Кукловода лучше всех. Тебя, наверное, сейчас так и распирает от удовольствия, что ты подслушал мой разговор?
– Нет, хотя это было забавно.
Да, конечно, Алиса. Райану больше нечего делать, кроме как чужие разговоры подслушивать. Кроме того – это же так в его стиле…
Кукловод качает головой.
В коридоре второго этажа назревает конфликт. Видно плохо – из-за освещения – но четверо людей стоят близко, говорят на повышенных тонах. Пальцы ложатся на кнопки, управляющие системой псевдо-спринклеров.
Сколько воды я трачу на вас, недоумки? – Внутри поднимается злость.
Перепалка в библиотеке набирает обороты. Приходится глазами следить за конфликтом в коридоре, и при этом слушать Алису и Райана. Это сложно.
– Ах вот как? Но последней посмеюсь я, когда найду твои камеры!
Это уже явная глупость. Даже подпольщики не смогли найти камеры Райана. И эта, с позволения сказать, дама, без малейших электротехнических познаний… А теперь ещё и хромая.
Кукловод фыркает. Слишком громко фыркает – фигурка женщины на мониторе замирает, прислушиваясь. Пальцы щёлкают, отключая микрофон, и тут же, дублируя щёлканье, включают «душ» на втором этаже, прямо над дерущимися. На пару секунд. Предупреждением.
Помехи в динамиках исчезают – Райан также отключился. Но женщину это уже не волнует. Она распинается перед преданно слушающим её Харрисом.
Кухня. Дженни. Пытается говорить с камерами, вспоминает какую-то сопливую ересь их общего с Джоном прошлого.
Щелчок – отключение динамиков, выходящих на кухню. Ненадолго, это, скорее, мера предосторожности. Джон неадекватно реагирует на любую коммуникацию с этой леди.
Сентиментальный идиот. Сентиментальный идиот, занимающийся своей личной жизнью, а не пролезшим в особняк Мэттом.
Пальцы щёлкают, щёлкают по кнопкам – музыка для ушей, перебиваемая возмущённым диалогом последовательницы. И отключить бы её, да опасно. Нужно за ней очень внимательно следить. Она бывает глупа, но в стремлении понять Учителя может и повторить подвиг Джима – докричаться до Фолла.
– Я знала, что он лишен чувства меры, но это уже слишком! Он вмешался в мой разговор с Учителем… Я уже поняла, что он считает себя умнее всех, но мог бы хотя бы не лезть не в своё дело!
Замолкает.
Не ей сейчас нужно заниматься, не ей. Кукловод иногда со странным неудовольствием ощущает, что даже дела особняка начинают казаться ему не такими важными, как раньше.
С тех пор, как Арсень снова заговорил о портрете. Его, собственном, без всяких Джонов на заднем плане.
– Хотя если бы Он хотел ответить, – неужели у Алисы проявляются зачатки здравого смысла? – глупые шутки Райана ему бы не помешали. Мы должны догадаться сами… Или ждать его послания.
На последней фразе голос её становится тише.
Подействовало его демонстративное игнорирование. Страшная это вещь – воображение человека начинает работать и, по своей дурацкой привычке, всё перевирает и преувеличивает, зачастую не в свою пользу. Замечательное средство наказания вот таких дам.
Она уходит. За ней, хвостиком, идёт Харрис.
Иди.
Погрузись в депрессию.
Хоть убейся, только не мешай мне.
