Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 257 (всего у книги 329 страниц)
Арсений коснулся губами его скулы. Ну, куда попал в темнотище. Прикосновение отдалось слабой тянущей вспышкой желания в животе. Слишком слабой. Измождение организма своё брало.
Ста-а-арею
Пришлось ограничиться обнимашками покрепче.
Где-то у двери шуршал и ворочался Джек – крысу явно не спалось.
– Джек в себя приходит, – так же тихо. Это, на фоне всей дребедени, было радостной новостью.
– Если сейчас найти ему дело, нормальное, а не как раньше, стены простукивать, он очень быстро в себя придёт.
В шёпоте Джима – тепло и такая же, как у самого Арсения, радость. Пальцы продолжают перебирать волосы, нижняя губа ощущает на себе нажим пальцев второй руки. Потом – прикосновение губ. Спокойный, ни к чему не обязывающий поцелуй.
Фиг с ним. Сегодня можно.
Арсений расслабляется полностью, отвечает, неуклюже запуская свои скрюченные пальцы в волосы Джима. Измажет засохшей кровью, скорей всего, ну и чёрт с ним. Ладони болят. Зверски болят, по правде, а к утру начнут ещё сильнее. Но пока – терпимо. Второй рукой обхватить Джима в районе поясницы, тяня на себя – чтобы лёг сверху и не тревожил ожог. От Файрвуда пахнет потом, противоожоговой мазью, кровью, спиртом и кашей.
Мяты не хватает.
Чуется – опёрся локтями по обе стороны Арсения, прижался. С тоской вспоминается, как раньше в той же позиции свисающие джимовы волосы щекотали скулы и шею. Теперь нету. Обрезки.
Целует долго, медленно, и заканчивает, прижавшись губами к небритому подбородку.
– У меня даже нет сил на разок тебя трахнуть, – шепчет со смешинкой в голосе. – Ты представь. Того и гляди в целибат ударимся.
– Уже, – Арсений хмыкает. – И всё ещё хуже. Я щас отключусь. Так что падай.
Последний поцелуй в уголок губ, и Джим уютно пристраивается рядом.
– Ладони болят? Только честно.
На этот раз хмыканье выходит грустным. Хотел бы соврать, да после такого не получится.
– Болят, куда их денешь. А ожог твой как?
– Если лежать неподвижно и не на спине, ноет и зудит, не более. Ночью тебе будет плохо. И если станет невмоготу – буди, не то утром мозг вынесу.
– Угу, учёл. – Арсений положил на него руку. Из вредности. Хотел из той же вредности ногу закинуть, но было уже лень. – Спи давай.
Мэтт спит. А Алиса лежит в его объятьях, безуспешно пытаясь заснуть. Только для этого нужно выкинуть из головы всё, что произошло вечером, а это слишком сложно.
Как была счастлива Элис…
Алиса контролировала её, но даже так эта фурия настолько наслаждалась происходящим (вытекающие из Дженни тёмные капли крови, массовая кровавая дань обитателей), что, пока под надзором Джима люди сливали свою кровь в вёдра, раз за разом отдавалась Мэтту. Прямо тут, у приборной панели. И приходилось покоряться её желаниям, потому что…
Лучше так
Лучше так, чем её внимание к Джону
Пусть трахается, шлюшка
Лежать в обнимку неудобно. Кто вообще придумал, что это удобно и здорово? Затекают руки, шея…
Ворочаться нельзя – проснётся.
Перед глазами – до сих пор лужи крови, либо размазываемые кедами Дженни, либо жадно поглощающие деревянный пол прихожей. Багровая дверь в потёках. И страшно, до трясучки, до слёз (трястись и плакать тоже нельзя).
Только лежать. Лежать, дышать ровно, успокаивать себя, успокаивать.
Одно хорошее осталось. Мэтту тоже понравилось. Значит, очень скоро он выползет за деталями для новой операции. Будет шанс, возможно, последний – что-то сделать, что-то передать, связаться, не выдавая себя.
Только эта мизерная возможность успокаивает.
В углах комнаты клубятся тени – верные слуги Элис.
========== Звёзды ==========
В коридоре темно, только тусклые светильники по стенам слабо светятся в густом мраке. Под плинтусами шуршит, и тянутся, тянутся полосами через пятна света неясные тени.
Напротив – приоткрытая дверь гостиной, из-за которой падает свет. Джим не спит которую ночь, чёртов трудоголик. Шаги, тихое звяканье склянок, запах эфира и его тень, резко прочерчивающая серым через жёлтую полосу на полу.
– Путь к свободе труден и тернист, как путь к звёздам, Перо.
Голос Кукловода в динамике отдаётся лёгким эхом. Арсений понимает голову.
– Опять подкинешь дюжину-другую испытаний? Ну да, да, у меня ж руки ещё не совсем на дуршлаг похожи, как так-то. Досадное недоразумение.
– Будешь болтать или выслушаешь?
– Да. – Арсений привалился спиной к стене. Тяжело сглотнул пересохшим горлом. – Я слушаю.
– Звёзды сияют всем, Перо. Но лишь немногие ценят возможность видеть их, запрокинув ясной ночью голову к небу. У тебя нет неба, но в комнатах этого дома рассыпаны звёзды. И они могут оказаться в твоих руках. Собери их, если хочешь доказать, что достоин смотреть в настоящее небо. Что достоин свободы.
– Собирать звёзды?
– Я недостаточно ясно выражаюсь, марионетка?
В последней фразе было что-то… почти грустное.
– О’кей, я пошёл собирать звёзды.
Динамик отключился. Арсений заглянул в гостиную, где расхаживал Джим. Ну точно, ждёт конца реакции и, как всегда, на месте усидеть не может.
– А, Арсень, – док устало улыбается. – Заходи, не помешаешь.
– А ты не слышал, как мы с Кукловодом разговаривали?
– Что? – он остановился у дивана и потёр переносицу сложенной щепотью из пальцев. – С Кукловодом? Наверное, слишком хочу спать. С шести утра тут торчу. Опять куча подпольщиков с простудой свалилась, всё из-за сырости в подвале… Извини, отвлёкся от темы, – ещё одна усталая улыбка. – Он сказал что-то интересное?
– Да нет… – Арсений вглядывался в его черты. Усталый, но нет ещё этой жёсткой складки между бровей, ещё не так очерчены губы – не сжатые упрямо или от боли, в волосах почти нет седины, незаметные поблёскивающие в тусклом свете серебристые искорки. Не приглядывайся – не заметишь. Во взгляде только глубоко запрятанная тоска, в которую он сам не хочет верить. Тоска одиночества.
В этом жёлтом угрюмом освещении, в усталых и почти больных серых тенях, топящих в себе предметы гостиной, она особенно заметна.
Таким ты был, когда мы познакомились.
– Он сказал, что раскидал по дому звёзды, – Арсений сложил руки на груди, наваливаясь на стенку возле уютно потрескивающего камина. – Как думаешь, док, наш дорогой маньяк не галлюцинирует?
– Кукловод обычно достаточно последователен, – Джим перестал тереть переносицу и сел на диван. – Если он сказал, что в доме звёзды, значит, так оно и есть. Попробуй поискать в библиотеке. Мне кажется, там что-то сегодня светилось на полке, но у меня не было времени проверить. Да и не будет уже, с этой простудой…
– Но звёзды же на небе… А, – Арсений махнул рукой. – Спасибо за наводку, док. Пойду.
– И зайди потом на перевязку, обязательно, – сказали ему вслед. Арсений обернулся и с внутренним содроганием увидел, с какой тоской на него смотрит Файрвуд. Загоняли бедолагу. – Ты опять слишком много испытаний проходишь.
– Угу, зайду. Обязательно.
Арсений прикрывает за собой дверь, минует отрезок коридора. В прихожей останавливается. Смотрит на медленно проявляющуюся серую надпись над шкафом.
– Опять ты, зараза, помощи просишь. Хоть бы внятно просила, что ли? А?
Стенка молчит.
Перо поднимается по лестнице. Дом как вымер, а, ну да, Джим же сказал, что подпольщики с простудой посваливались. Ночью тут бродить некому.
Приоткрытая дверь, фонарик, оглядеть положение вещей в комнате. Перебросить сумку за спину. В ладонь – шипы, терпимо. По полу сквозняк.
Он и вправду находит звезду. Она маленькая, похожа на ночник. Арсений медленно берёт её с полки в руки. Холодный серебристый свет в четыре дюйма, ореол вокруг тяжёлого, плотного каменного шарика диаметром едва ли больше полудюйма. Он горячо давит на ладони.
– Поздравляю, Перо. Теперь у тебя есть своя звезда. Не упусти её. В других комнатах тебя ждут другие звёзды. Собери их – и получишь заслуженную награду.
Чего эт динамики такие бесшумные стали
Голос умолк.
Арсений осторожно положил звезду в сумку и вышел из библиотеки.
Когда спускался на второй этаж, мимо пролетел Джек. Затормозил, ухватившись за перила рукой.
– А, Арсень… Блин, Кукловод совсем шизнулся. Говорит, в доме звёзды, собирать надо. Вот, – продемонстрировал свою сумку, в которой перекатывались четыре совсем крошечных звезды. Выглядел при этом взъерошено и хмуро. – Которые большие, я не беру, они совсем горячие, до костей прожигают. Так что сегодня собирай маленькие, если что, они холодней. Завтра найдём веник, будем крупные звёзды сметать в совок и скидывать в сумку. Идёт?
– Нормальный план.
– Вот и я думаю… Вроде за звёзды золотые жетоны полагаются потом. Только откуда он их набрал вообще? Для сбора звёзд нужен специальный электронный сачок, бешеных денег стоит, между прочим. И только с крыши ловить можно, дошло? Где-то тут есть люк на крышу! Ты в библиотеке на потолке ничего похожего не видел?
Арсений мотнул головой.
– Ладно, сам гляну. – Подпольщик шмыгнул носом, нетерпеливо махнул ему рукой и понёсся наверх, перепрыгивая ступеньки. Лестничная темнота быстро его поглотила вместе с топотом. Это было странно. Что, на третьем Кукловод постелил звукоизоляционное напольное покрытие?
Арсений завернул в детскую, где звезду ему после просьбы помогла отыскать Тэн. Но она отчего-то была молчалива, а, подав ему звезду, заглянула в глаза. Он видел, как влажно мерцает её тёмный глубокий взгляд, как очерчивают эту бездну стрелы ресниц. Исами ласково коснулась прохладной ладонью его горячей щеки, оставив на ней след металлически пахнущей крови, едва ощутимо притронулась кончиками пальцев к пересохшим губам. И, прежде чем он успел что-то сказать, отрицательно качнула головой и выскользнула в коридор.
Когда Перо выглянул следом, её уже не было. Только тёмный коридор с мутно-жёлтыми пятнами светильников.
Он пожал плечами и спустился на первый, решив поискать в подвале. Собирал звёзды, подгоняемый Кукловодом, резал раздираемые болью ладони. Звёзды тяжело давили на окровавленные бинты, когда попадали в руки, это тоже было больно. Вспотел весь, как чёрт, волосы слиплись, ткань футболки прилипла к спине, и теперь от сквозняков продирал озноб.
На кухне Дженни, тихая, уставшая за день, оторвалась от мытья посуды. Встряхнула руками, с пальцев сорвались капли.
– Кукловод оставлял здесь звёзды, но они такие горячие, Арсень, – сказала тихо и почти жалобно. – А у меня так руки болят. Не смогла их взять. Да и готовить завтра не смогу, ведь звёзды в кастрюлях. Ты не вытащишь их, пожалуйста?
– Конечно, солнце, – Арсений погладил её по растрепавшимся волосам самыми кончиками пальцев (там нет крови). – Сейчас вытащу.
Сумка тянула вниз, звёзды тяжело перекатывались внутри, среди изоленты, проводов, отвёрток, листов с зарисовками и упаковок ваты, стучали, будто шарики из плотного стекла. Читал же где-то, что плотность звёздного вещества так высока, что ложка весит целую тонну. Неудивительно тогда, что так давит на плечо, хоть эти, конечно, далеко не такие тяжёлые. Он вытаскивал звёзды из кастрюль, они больно обжигали руки. Прав Джек, Кукловод шизнулся. Но не из-за звёзд, а что заставляет хрупкую девушку выуживать их из раскалённых кастрюль.
Потом он кивает Дженни и уходит. Дженни не оборачивается, она стоит у раковины спиной к нему, бессильно опустив перебинтованные руки.
Перо собирает звёзды.
Звёзды лежат под диваном, креслами, между книг, в вазе, в горшках с фиалками; в ящиках, в инструментах Джека, в бочке, одна, совсем крошечная, даже оказалась в пустой трубке Билла, забытой на ящике в подвале. В столе, среди газет, в каминной золе (когда успел погаснуть, и куда делся Джим? В гостиной темно, холодно и тихо, а приборы на столе покрыты пылью, будто нетронуты уже целую вечность).
Кровь на ладонях шипит, проколы раздирает болью, когда он снимает очередную звезду с книжного шкафа.
Боль уже невыносима. Он тихо хрипит, зажмуриваясь, опускается на колени. Звезда падает из разжавшихся пальцев, холодно мерцая даже сквозь веки. Потом гаснет. Может, от удара о ковёр, может, просто закатилась под шкаф, и теперь её не видно.
Перо знает, всё бессмысленно. Что бы он ни делал, они уйдут во тьму. Он может принимать за них боль, может собирать звёзды сколько угодно. Это будет свобода для него одного, ненужная и горькая. Веки сухо горят за недостаточностью слёз, в дрожащем горле раздирает влажный комок, и не проглотить его, давит, дышать мешает. Больно ещё. Очень.
– Ты остался один, а небеса скоро окрасятся алым от той крови, что ты пролил, – констатирует с потолка Кукловод. – Это и есть свобода, Перо. Ты собираешь звёзды за себя, не боясь боли и мучений, другие не в силах даже взять их в руки. Они не достойны свободы. Ты – достоин. Поднимись.
– Я боюсь боли, – Перо поднимает голову к потолку, где мигает алым и смазывается – голова кружится – огонёк камеры. Сглатывает. Смотрит, не моргая. Захватывает воздух – не хватает его, мало. – Так что ты неправ. Я боюсь терять близких. Я боюсь… убивать. Я хочу тебя вернуть. Открыть глаза и понять, что ты не исчез, что не мёртв, и моей вины нет. Потому мне самое место так, на коленях.
Кукловод молчит.
– Нет никакой чести, – продолжает Перо, – нет свободы. Я не герой. Я – слышишь ты – не ёбаный герой! Я не твоё Перо! Я человек и мне больно!!! Катись ты к чертям, чёртов маньяк, со своими проповедями!..
Последнее он орёт, и вопль сухо множится пустыми стенами.
Он подбирает с пола выроненную звезду, сдавливает пальцы на горячей поверхности, прорываясь через раскалённое серебристое сияние. Рецепторы на израненной руке взрываются адовой болью, мозг вопит прекратить, но он размахивается и швыряет звездой в камеру. Серебристая вспышка, и пластмассу разрывает с грохотом, разбрасывая осколки во все стороны.
Кукловод смеётся с потолка, счастливо, чисто, его смех заполняет пространство, разваливает стены на части, но вместо кирпичей и пыли с них сыплются гроздья серебристых звёзд. Стены и окна осыпаются звёздами, они раскатываются по полу, большие и поменьше, совсем крошечные, закатываются под мебель, собираются в кучки по углам…
– Ты знаешь, что должен их убить, – шелестит Тень, стоя перед ним в нескольких шагах. – Не возьмёшь, не сделаешь гибель материальной – всё обречено. Мы рассыплемся, ты и я.
– Свали с горизонта, – обессилено просит Перо, поднимаясь на ноги. Сквозь привычную серую оболочку Тени проступают черты. Он больше не болванчик, намечается лицо, видны пальцы на протянутых руках. Не двигается.
– Я сказал – свали с горизонта! – рявкает Арсений, отмахиваясь от тени рукой.
– Я дал тебе всё, а ты не хочешь рисовать. Мне опять заставлять его? Продираться в его мозги, выламывать его кости? Это сложней, но я могу.
Тень отступает и исчезает за падающими звёздами. Сзади – ощутимо жаром – чьи-то руки. Скользят по его плечам, оглаживают предплечья, запястья, и с силой сжимаются хваткой пальцев на ладонях, вдавливая их в кровавое месиво. Боль взрывается с ослепительным шумом, оглушает, огненная, рвёт на части искалеченные ткани и взрывает изнутри мозги.
Сквозь багровый ад – тихий холодный голос:
– Неужели ты думаешь, что я тебя не простил?..
Комментарий к Звёзды
Спасибо тем, кто "утопил" игру, за звёздную акцию. Единственное, что ещё есть интересного в бесконечной череде игровых мероприятий, выматывающих жетоны и нервы с завидной скоростью.
Но звёзды по-настоящему красивы. Хоть я, как всегда, интерпретировала всё по-своему, обратив в нужный кусок сюжета:)
========== Рассвет над Вичбриджем ==========
В кои-то веки Джон при возвращении домой ощутил не привычное равнодушие, а что-то иное, что он не взялся бы с ходу определить. Уже неделя, как они с Софи заключили брак. Их обвенчали в этом же особняке, расположенном неподалёку от Ливерпуля; здесь же молодая семья осталась на якобы «медовый месяц». Софи сказала, что после Лондона не прочь пожить в тишине и полюбоваться суровой природой северного побережья; к тому же, она привезла с собой из столицы множество рисовальных принадлежностей, и Джон приказал разобрать комнату на третьем этаже ей под мастерскую. Теперь, заходя туда изредка, Фолл ловил себя на мысли, что неплохо бы и самому вернуться к кисти и холстам – хотя бы по выходным.
Джон мог, в общем-то, увезти её куда угодно на месяц, имитируя свадебное путешествие, но на деле же бывшая мисс Блэкхэм просто не хотела уезжать далеко от Лондона. Точнее – от Вичбриджа и хоть какой-то связи с пропавшим в дебрях прошлого Арсенем.
Вымыв руки, Джон заглянул на кухню и сказал прислуге подать чай, после чего прошёл сразу в библиотеку.
Холодный свет из окон, бликующий в длинных хрустальных снизках с люстры и бокалах на столе; приглушённые блики на тёмном дереве стен, шторы раздвинуты. На столе тёплым золотистым пятном – включенная лампа.
