Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 183 (всего у книги 329 страниц)
В левой стороне груди ныло. Сдавливало слегка, будто грудь обручем обхватило. Очень плохие симптомы. Но Джим надеялся, что обливания и пробежки сделают своё дело, и дальше этого не пойдёт.
Признание проблемы…
Потрескивание камина приятно расслабляет. За закрытыми веками видно только пляшущие пятна, да кожей чувствуется тепло от огня.
Сейчас задремать бы…
И приснится мне дедушка Фрейд.
С бананом.
Руки лежат на подлокотниках – подушечки пальцев ощущают истёртую шершавость ткани, основания ладони самым тылом своим чувствуют прохладную и скользкую поверхность дерева. Джим слегка поглаживает ткань, подушечками, чтобы просто раздразнить рецепторы.
Приятно…
Позади приоткрывается дверь. Шаги, шуршание рядом.
– Вечера доброго.
Арсень привычно садится на подлокотник, роняет на пол сумку. Плечом – ощущается рядом – тёплый.
– Я это… бегать ходил. Задержался.
Джим ищет его рукой. Кладёт её на его поясницу, притягивает к себе. Глаза открывать не хочется – когда они закрыты, руками будто вдвое сильнее ощущаешь.
– Я думаю снова работать в лаборатории, – вместо приветствия. Всё равно уже виделись. – Лекарства заканчиваются.
– Заканчиваются, это да… А ты успевать-то будешь? – Арсень наклоняется. Теперь его подбородок касается головы, а рукой подпольщик обхватывает за плечи.
– Придётся, – Джим слегка пожимает плечами, вдыхая его запах. Пот, масляная краска, растворитель и разогретая солнцем кожа. – Когда выбора нет, это очень мотивирует. Возрожу колонию плесени.
– Звучит как угроза, Файрвуд, – Арсень завозился, ткнулся в его волосы носом. – А плесень потом захватит особняк. Она заразит нас, мы мутируем, образовав такую фигню… Знаешь, как типа в учебниках биологии, рак-отшельник и актиния. Не помню, как называется. А у нас будет круче. Мы будем люди-плесени.
Арсень нёс чушь, и это было умиротворяюще – не хуже потрескивания поленьев в камине. А ещё он был тёплый и уютный, как большой домашний кот. Джим слегка приподнял голову, коснувшись кончиком носа щетинистого подбородка подпольщика.
– Ты когда брился?
– Ну… эээ… там, понимаешь ли, у Кукловода из всех удобств только ведро. Вот рисуешь себе, рисуешь, и есть ведро… – Арсень глянул на него, слегка щурясь. В таком освещении его глаза казались чуть темнее, чем обычно, но тёплый серый оттенок был различим. – Я ещё весь такой немытый, да…
– Я чую, – Джим приподнял пальцем его подбородок, потом положил руку на разлохмаченный затылок подпольщика и слегка наклонил его к себе. – Сегодня-то помоешься?
– Ну перед ужином – святое ж дело, – возмутился Арсень, всё так же тепло на него щурясь. Теперь к этому добавилась улыбка. – Не идти ж к Дженни так. Вот ты – другое дело, к тебе можно и так идти…
Да каким я только тебя уже не видел…
Джим тепло приник к его губам. Подпольщик слегка наклонился вперёд, пришлось запрокинуть голову, зато его можно было обнимать. Тёплого, родного… потом пропахшего, не без того.
Зато совершенно не хотелось переводить поцелуй в более активные формы взаимодействия. Хотелось просто целовать, слегка обнимать рукой за поясницу, чувствовать его ладонь на своём плече. И чтоб это продолжалось как можно дольше, несмотря на то, что затылок упирался в спинку кресла не совсем удобно.
Время текло медленно-медленно. Неизвестно, сколько прошло с момента начала поцелуя до того, как послышались чьи-то шаги в коридоре, потом скрип рассохшегося дерева двери.
Джим очень неохотно оторвался. Облизал влажные губы и обнял подпольщика крепче – это-то было приемлемо и при людях.
Арсень оглянулся.
– Из наших, – констатировал вполголоса. – Я щас.
Он сорвался с подлокотника. Джим слушал, как они с вошедшим перекинулись парой фраз – Ричард пришёл искать чистые листы бумаги. Вроде, небольшая группка из Подполья сегодня собиралась в гостиной вечерком поиграть под чай, в ту «угадайку», которую они проводили в честь первого снега. Собирались после ужина, а стикеров больше ни у кого не было.
Они прошли три испытания – судя по досадливому шипению, дверь всё-таки закрывал пришедший. Оставалось только порадоваться, что ладоням Арсеня достанется чуть меньше.
– А как вы их прилеплять-то будете? – спросил на третье испытание. – Стикеры ко лбу хорошо липли, а эти…
– Ну так скотчем, наверно, – протянул Рич. – Или ещё можно сидеть в шапках и прикреплять скрепками на них. Да придумаем. А ты тоже приходи, кстати.
– Ну, может.
Когда подпольщик ушёл, осчастливленный некоторым количеством найденных чистых листочков, Арсень вернулся на свой подлокотник.
– Он тебя не заметил, конспиратор. Можешь вылезать.
– Не хочу. – Джим снова его обнял. – Мне и тут хорошо.
– Играть пойдёшь?
– Нет. Проведаю плесень, составлю реестр имеющихся реагентов… Да мало ли работы? Я сегодня хочу тихого вечера.
– Ну-у-у блин… А вот я схожу, пожалуй. – Подпольщик вздохнул. – У тебя есть, на чём и чем пару строк черкнуть?
– Так стащил бы одну из найденных бумажек…
Тихо вздохнув, Джим отлепился от тёплого подпольщика и потянулся к своей сумке. Бумаги там предсказуемо не было – бинты были, ткань была – поэтому он открыл записную книжку на чистой странице и протянул погрызенный карандаш.
– Угу, щас всё будет.
Некоторое время Арсень строчил, пристроив книжку на коленке. Когда карандаш источился, вытащил из своей сумки нож, заточил кое-как. Стружки нетерпеливо смахнул в камин. Принялся писать дальше.
Минуты через три протянул Джиму записку.
В этот раз вообще было что-то странное. Кукловод сам меня перевязывал. Он так уже делал, конечно, но с другим оттенком, что ли. В этот раз он вдоволь нанюхался моих старых бинтов и заявил, что в моей крови то ли запах, то ли вкус сути жизни, как-то так. А когда я спросил, что он думает по поводу отмены Фоллом моего статуса Пера, ещё и рассмеялся. Причём он смеялся как человек. Как могли бы ты или я в присутствии тех, кому доверяем. Я ушам своим не поверил в начале. Улыбался мне, сказал, что Перо делают не они, а вроде как я сам себя делаю, потому слова Джона просто чушь. И потом, пока 2 суток шли, тоже иногда улыбаться начинал. Не как маньяк. Вот, короче, может, тебе интересно это будет
Джим пробежал написанное глазами. Это было интересно – как будто и вправду Кукловод начинает очеловечиваться благодаря портрету. Или верит в то, что очеловечивается, и посредством самоубеждения начинает развивать у себя черты помимо кукловодческих. Кивнув, Файрвуд спрятал записку в карман. Это в любом случае следовало несколько раз перечитать, а потом сверить догадки с источниками.
– Да, интересно, спасибо. – Док снова откинулся на спинку кресла. – Хотя… с тобой вообще легко расслабиться.
– Да, да. Я весь такой… Эх. – Арсень снова привалился к нему и упёрся подбородком в макушку. Потом выдал глубоко размышлительным тоном: – Джим, а Джим, а вот если я вымоюсь и на игре задерживаться не буду, мне кроме кресельных поцелуев что-то перепадёт, или ты садист?
– Арсень, если ты вымоешься и на игру не пойдёшь, тебе даже раньше перепадёт, – Джим, не удержавшись, пощекотал его щетинистый подбородок. – А уж если побреешься, я тебя в дверях изнасилую. Хочешь?
– Блин, ты всё-таки садист, без всяких «если», – хмыкнул Арсень. – Уговорил, не пойду. Только я тебя поймал на слове – изнасилуешь, и именно в дверях. Иначе не согласен.
Он встал, подобрал с пола сумку. Небрежным движением ладони взлохматил волосы Файрвуда.
– Пошёл репетировать вопли «спасите» и «чести лишают», – последнее он честно постарался пропищать. Вышло плохо. Ну или девушка, которую он изображал, курила лет двадцать без продыху.
Джим обернулся, проводив подпольщика до двери долгим насмешливым взглядом.
Арсень, негодяй, у самой двери ещё и задницей повилял. На пороге уцепился за косяк пальцами. Томно проскользил ими по дверной раме.
Да уж…
Лабораторные исследования на сегодня явно отменялись.
========== 21 - 22 марта ==========
Арсений завалился в комнату Джима без двадцати десять – вымытый, выбритый, и даже успевший сыграть пару раундов в гостиной. Насиловать его, правда, не стали, но он не расстроился. Попричитал на тему загубленной щетины и утянул Джима в кровать.
Около двух ночи Джим отрубился. На нём и отрубился – поцеловал в последний раз, придавил собой к кровати, уткнулся в плечо и засопел.
Арсений полежал так немного, затем осторожно выполз из-под Файрвуда. Бесшумно оделся. В комнате было тепло, свет лампы освещал край кровати. Джим во сне дышал спокойно, растрёпанные волосы спутанными прядями рассыпались по спине, плечам и подушке.
Опустившись у кровати на колени, Арсений слегка потянул его руку. Джим чуть нахмурился, но не проснулся.
Тихо выдохнув, Перо ещё немного подвинул его руку, так, чтобы свешивалась с края кровати. Окинул взглядом в целом, фиксируя позу.
Хорошо
Чуть закусил губу. Нахмурился.
Потянулся за сумкой. Сжав зубы и не спуская глаз с Джима, запустил руку в отдельный внутренний карман. Осторожно, стараясь вообще не шуршать, извлёк альбом с заложенным в нём заранее заточенным карандашом.
Привычно: под рукой паутинно разрастаются линии сначала едва уловимыми, волосяными чёрточками, затем зримее, явственней.
Зубы стиснуты. Карандаш вгрызается в бумагу.
Не реагировать на внешний мир. На звуки, запахи. Должен остаться только свет, только линии ощущения смерти
Это не сон, нет. Не простыня на смятой кровати, будущий саван.
Такой, как у Эрики.
У других марионеток.
Больно. Прикусил губу до крови, во рту теперь солоноватый привкус. Пальцы вцеплены в карандаш. Взгляд мечется – от рисунка к натуре. Прыгает. Не может держать дольше трёх секунд.
Это не спокойные полутени от абажура прикроватной лампы, а мерцающие отблески огня.
Не расслабленно полусогнутые пальцы, а застывшие, скрюченные смертью.
Карандаш яростно шуршит, рассыпая в прах грифель. Штрих быстрыми, почти геометрическими пластами, шероховатый объём. Вытянувшиеся тени под закрытыми веками, у крыльев носа. Резче очертившиеся складки у губ. И не так выражена морщинка между бровей.
Мёртвые не хмурятся спящие
Этого всё равно не будет, но ему нужно.
От рисунка пахнет тяжёлой масляной краской. В неё, как в застывающую кровь, погружаются пальцы.
Внутри спазмом стискивает и сдавливает горло.
Смерть факт в каждом штрихе. Рука трясётся. Штрих сбивается. Последнее, складки на одеяле – не выходит. Коверкает рисунок. Альбом выпадает, на пол, следом карандаш.
Задыхаясь – колотит, не вдохнёшь нормально – на четвереньках на ту сторону кровати. Стянуть скрюченными пальцами одежду, забраться. Прижаться, заграбастать поближе к себе. Зарыться носом в спутанные волосы, судорожно поцеловать в тёплую шею. Убедиться, удостовериться в факте существования.
Жизни.
Дрожь сотрясает тело, удивительно ещё, как не разбудит, руки стискивают знакомое тепло.
Нет в страшном сне нет не этот дом не он
Джим во сне чуть возится, переворачивается и придавливает его руку. Дышит глубже: теперь точно не разбудишь.
Запах краски медленно отступает. Бушующий огонь меркнет, оставляя мягкий свет прикроватной лампы, вместе с ним утихает дрожь.
Арсений выдыхает. Расслабляется, закрывает глаза, чуть поглаживая Файрвуда по плечу.
Теперь можно уснуть, самое страшное позади.
– Что…
Арсений приподнял голову от подушки, пытаясь разлепить веки. Шум из коридора сделался громче: где-то дальше, ещё не у комнаты, орали и носились.
Наконец, глаза удалось открыть. Темнота.
Лампа погасла
Арсений едва успел перегнуться через Джима и нашарить фонарик в своей брошенной сумке, когда за дверью послышался приближающийся топот; а ещё через секунду Перо направил луч фонаря на распахнувшуюся дверь.
Залетевшая в комнату Кэт, бледная, вне себя, увидела Арсения, лежащего поперёк на Джиме, с фонариком, голой задницей кверху, и замерла на пороге. Фонарик у неё тоже был. Лучи света пересеклись у выхода из комнаты.
– Случилось чего? – Арсений всё-таки сел, отведя свой фонарик в сторону. Файрвуд рядом завозился, просыпаясь.
– Джима… позвать… – пролепетала девушка. – Там… Марк в ванной… вены перерезал…
Собирались быстро, прямо при замершей девушке. Перо плохо помнил, как натягивал одежду, понял только, Джим успел быстрей него, ещё и сумку свою прихватил. В коридоре света тоже не было. Файрвуд на бегу попытался собрать волосы. Арсений отобрал у него сумку и сунул в руку содранный со своих волос шнурок.
Кучка собравшихся у ванной, светивших фонариками, расступилась. Джим залетел внутрь, Арсений остался на пороге. Сзади ему в спину врезалась Кэт. Страшно охнула, отстранилась.
Возле Марка уже стояла на коленях Дженни, пыталась пережать вены. Подол ночной рубашки был в пятнах крови.
В подрагивающих лучах фонариков синел кафель, плитка на стенах и потолке отражала свет, наполняя узкое помещение тысячами голубовато-жёлтых бликов. По полу медленно ползла, увеличиваясь в размерах, лужища тёмной крови.
Джим бросил взгляд на парня, сидящего с запрокинутой головой. Затем спокойно опустился рядом на корточки, поискал пальцами пульс на шее.
– Дженни, можешь не стараться, – сказал вполголоса, поднимаясь. – Уже всё. Резал правильно.
Арсений не мог оторвать взгляда от длинного багрового разреза – тянулся от запястья к локтю правой руки дюйма на четыре.
В комнате слегка попахивало фекалиями.
Перо припомнил слова чьи-то, из периода своей работы в хронике – вроде при перерезании вен, когда кровищи навытекло, происходит самопроизвольное опорожнение кишечника. Красивая, мать её, смерть.
Хорошо полоснул скотина
Да вы блять задрали помирать все
Делать больше нечего?
Да я Леонарда понимать начинаю!!!
Встряхнул головой, отвёл взгляд.
Дженни выпустила концы «жгута» – Арсений понял, что она отодрала лоскут от своей же рубашки.
Джим подал ей руку, помогая подняться. Мягко прижал перепуганную девушку к своей груди.
– Уже всё, всё, – поглаживает её по спине. Оборачивается. – Простыня нужна, – произносит тихо. – Закутать – и… Кукловод только ночью забирает, но положить, думаю, и сейчас можно.
Стоящие у входа зашебуршились. Негромкий голос Билла, отдающего приказ. Шаги, топот.
Арсений поймал себя на том, что ищет рукой на боку чехол от фотоаппарата.
Джим вывел Дженни из ванной. На белой ткани её рубахи в этом свете багровые пятна казались почти чёрными. Арсений, развернувшись, увидел, что девушка – босиком.
Нельзя
Оставлять здесь нельзя
Мысль пришла неизвестно откуда, но он был уверен на все сто процентов, что Дженни надо увести подальше от этой злосчастной ванной и трупа на полу.
Переглянулся с Джимом, кивком указав на лестницу. Дождавшись ответного кивка, Арсений мягко подхватил девушку на руки. От неё пахло кровью.
– О господи… – прошептал кто-то в толпе. – Девятнадцати не было же…
– Арсень, я сама могу… – прошелестела Дженни.
– Пол холодный.
Он отнёс её к Лайзе. Рыжая в этот час дрыхла без задних ног. Арсений вломился без стука, просто ногой открыл дверь, занёс слабо пискнувшую Дженни.
Лайза, проснувшись, взялась ругаться, но в свете фонарика увидела, кто к ней пожаловал, и быстро замолчала. Арсений усадил Дженни на её кровать, схватил со стула плед, набросив ей на плечи, и в трёх словах обрисовал ситуацию Лайзе. Рыжая всё поняла и кинулась искать в тумбочке, во что Дженни можно переодеться.
– Всё сделаю, – заверила, выпрямляясь с чистой футболкой в рубках. Арсений не удержался, чмокнул её в лоб. Всё-таки редко когда встретишь такую умницу. А уж чтобы она оказалась твоим другом – и вовсе удача. Забрал из рук Джен свой фонарик, им оставил запасной, из сумки.
– Света нет, – сказал, кладя его на стол уже включенным.
– Я заметила, – кивнула рыжая.
– Я… там пол отмыть надо… – Дженни посмотрела на него наполовину невменяемым взглядом.
– Ничего, потом, – Лайза присела рядом с ней, погладив по плечу. – Давай сначала тебя в чистое переоденем…
Дальнейшее было уже не его делом.
Ещё в коридоре второго этажа Арсений услышал снизу характерный шум и потрескивание – включенные динамики.
Однако, когда спустился, динамики уже молчали. Он застал переноску закутанного в простыню тела под лестницу.
– Договорились с Кукловодом, к шести утра труп заберёт, с поставкой, – сообщил ему бледный Майкл вполголоса. – Только надо, чтоб в прихожей никого не было.
Арсений кивнул и бросил взгляд на наручные часы. Доходило четыре.
Джим руководил очисткой ванной. По большей части тут собрались подпольщики, маячила ещё и парочка последователей. Хлюпали напитанные водой половые тряпки, сильно пахло хлоркой. На кафеле тянулись разбавленные, наполовину размытые кровавые разводы.
Билл разогнал лишних зевак, и часть, переговариваясь, пошла на кухню, заваривать чай. Кого-то рядом, в туалете, рвало. Дверь была нараспашку, хорошо слышно.
– Помощь нужна? – поинтересовался Арсений у драящих пол, остановившись в дверях ванной.
