Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 329 страниц)
– Я бы сказал, древний, – пробурчали сзади. – Дайте-ка, надо глянуть…
– Надо вентиль перекрыть в подвале, а не глядеть!
Через минуту поднялась суматоха. Таскали тазики, вёдра и тряпки, под руководством Дженни пятеро последователей скатывали вымокший палас, собравшаяся бригада «сантехников» решительно направилась в подвал искать тот самый главный вентиль, рьяный до подвигов подпольщик, лёжа в ледяной воде на одном боку, пытался просунуться под чугунную ванну и тряпкой заткнуть течь…
– Перестало хлестать! – рявкнул он радостно, поднимаясь. – Кажется, парни всё же воду перекрыли…
Только что пришедший на шум Джим приказал мокрому товарищу срочно идти переодеться.
Ещё часа три все дружно устраняли последствия потопа. Удивительно, но даже заядлые враги из противоположных фракций умудрялись работать рядом, забыв о перепалках. Кто помладше, ещё и втихаря брызгались друг в друга, какой-то молодой подпольщик додумался швырнуться в друга мокрой тряпкой, и, если бы не оплеуха, вовремя полученная от старшего товарища, уборка грозила перерасти в водяную потасовку.
Больше всех шума создавал Закери: сначала он в своих высоченных резиновых сапогах носился туда-сюда, поднимая тучи брызг – по просьбе Дженни таскал вёдра для сбора воды; потом было полез с героическим подпольщиком под ванну затыкать трубу, но был вовремя выловлен Джимом и отправлен собирать воду в коридоре. В разгар работы явился Джек с найденной трубой и инструментами и сказал, что через час вода в особняке снова будет.
К семи утра мокрые и продрогшие борцы за свободу мечтали только о горячем чае и сухой одежде.
Арсений тоже быстро сбегал до комнаты переодеться – пропускать раздачу чая не очень-то хотелось, – и поспешил на кухню. На первом этаже наткнулся на Зака. Мальчишка, стоя у окна, упорно ковырял край рамы между двумя досками отвёрткой.
– Чего это ты делаешь?
Зак резко обернулся, пряча отвёртку за спину.
– Не твоё дело, – насупился, искоса разглядывая чужака.
Арсений, игнорируя его взгляд, подошёл ближе, подставил к раме руку. Ладонь ощутила упругий поток холодного уличного воздуха. То ли рама сама по себе рассохлась, то ли Зак ковырял эту щель не первый день, но сквозило будь здоров. Студент ухватил пацана за ухо, оттаскивая в сторону. Подросток начал было вырываться, но Арсений его уже выпустил.
– Думай, что делаешь. Пока Кукловода могут забавлять твои ковыряния, но если ему надоест, ты вряд ли легко отделаешься.
Закери сердито фыркнул.
– Не твоё дело, я говорю…
– Не моё? Хорошо. Продолжай в том же духе. Если повезёт выжить, через год ты даже сможешь устроить в коридоре качественный сквозняк.
Зак не ответил, так и продолжал упорно смотреть в сторону.
Свернув за угол, Арсений услышал глухой хруст древесины, которую ковыряли отвёрткой.
На полпути к кухне его выловил замороченный мокрый подпольщик – попросил помочь ему найти разводной ключ, не то особняк будет сидеть без воды до обеда.
Ну почему всегда я? – Арсений с тоской подумал о тёплой кухне и горячем чае. Усмехнулся, мотая головой. – Или это предопределено кармически?
– Смотри, Кукловод оставил мне записку… – Дженни, хмурясь, продемонстрировала только что зашедшему на кухню Арсению знакомый листочек бумаги.
– Угу. – Плюхнуться на табурет, придвинуть к себе чашку. Понять, что чашка пустая и вообще не его. Кажется, импровизированный завтрак недавно закончился, и Дженни ещё не начала убирать посуду.
– Ой, прости… Тебя опять перехватили что-то искать, да? Зато вода теперь есть, и труба целая… Сейчас чай подогрею. Осталось немного овсянки, будешь?
– Угу…
Дженни в туманном далёко стучала посудой, рассказывая текущие новости: Джим прооперировал Алису за час до начала потопа, с ней всё в порядке, а вот Джек умудрился повредить два пальца на правой руке. Сломать не сломал, но вроде как трещины в костях заработал.
Перед носом сонного Арсения из ниоткуда появилась тарелка подостывшей овсянки и чашка чая. Девушка убрала грязную посуду со стола и присела на краешек стула.
– Я понимаю, что ты устал…
– Да ладно, выкладывай.
– Насчёт Кукловода… В записке был стих. Вот.
Дженни протянула ему листок. Разлинованный, тетрадный. На нём ровным, почти каллиграфическим почерком в столбик – несколько строк. Арсений даже проснулся.
Это каким может быть человек с таким почерком, интересно?
– Старец длинный и худой носит воду бородой?.. – прочитал невнимательно.
– И разноцветные сестрицы без водицы, – продолжила Дженни. – Детская загадка, краски и кисть. Другое дело, зачем Кукловоду было оставлять мне это… Я хотела посоветоваться с Джимом, но он занят.
– Может, маньяку порисовать захотелось? – вяло предположил Арсений, ковыряя ложкой овсянку и думая об идеальном почерке.
– Тогда при чём тут я? Нет. – Дженни склонилась над столом. – Помнишь, мы искали статуэтки? Мне кажется, Кукловод решил подсказать, какая следующая в коллекции.
– Художник, думаешь?
– Я плохо помню… – она покачала головой. – Понимаешь, в тринадцать лет я попала в аварию, и теперь… амнезия.
– А… ясно.
– И в этом доме я как будто бы… не вспоминаю пока, но чувствую, что вот-вот вспомню. Потому и хочу собрать статуэтки. Ну вот… – она потёрла лоб тыльной стороной ладони. – Кажется, статуэток было пять. Какие именно, я точно не знаю, а эта записка – хоть какая-то наводка. Не поищешь?
– Ладно, – Арсений пожал плечами, думая, что надо бы навестить ту темноволосую девочку, собирающую сувениры и игрушки. – Если что-то такое попадётся…
У себя в комнате он торопливо включил компьютер, ругнулся, вспомнив, что первый рисунок Кукловода не сохранил. Так было бы, с чего начать.
– Надо знать хоть примерно, каков ди-джей этого особнячного радио, – пробормотал в запале, кликами широкой кисти нанося цветные пятна на белый фон. – Что у нас есть… Исключительно вежливые интонации, постоянная ирония. Издёвка на каждом шагу. Аристократ… Ещё и маньяк. – Несколько тёмных пятен на сумрачно-сером фоне. – Нестандартный тип внешности. Сидит в особняке, так что на загар рассчитывать нечего… – белым, – бледный… Вряд ли толстый. Толстый аристократ? Да я разочаруюсь во всём сущем… – несколькими штрихами кисти потоньше обстановку, как на первом рисунке – кусок стенки, заколоченное досками окно. – Значит, типичный романтический герой – худой, бледный, в тёмном…
– Ты радуешь меня, Арсень, – холодно выдало радио после секундного хрипения, – я боялся, что ты умеешь запечатлевать реальность лишь посредством… фотоаппарата, – последнее слово было произнесено почти с издёвкой.
Не заскрипеть зубами от злости стоило немалых усилий. Арсений откинулся на спинку стула, запрокинув голову к потолку, но мышку не выпустил.
– Я вообще много чего умею. И какую ещё реальность-то? Я ж не знаю, как ты выглядишь. Могу что угодно пририсовать.
– Эта вакансия занята. Закери вполне справляется с пририсовыванием разных несвойственных людям частей тела к моим самопальным портретам. После чего не менее успешно упражняется на них в метании дротиков. Так что либо рисуй адекватно, либо пожинай лавры плагиатора.
– Ну хорошо, – согласился Арсений, возвращаясь к рисунку. – Положим, люди с таким остроумием редко бывают красивыми.
– Приведи пример, пожалуйста. На моей памяти люди с подобным остроумием обладали настолько разной внешностью, что я не заметил связи.
– По стандартным обывательским представлениям, – пояснил, нанося приблизительные контуры черт. – То есть, на журнальную обложку не потянешь, а вот на байроновского героя – вполне. Скорей всего, в толпе сразу обращаешь на себя внимание…
– Могу ли я считать это комплиментом? – Явно насмешливые интонации.
– Как знаешь. Для меня это констатация факта. – Арсений сменил цвет кисти с серого фонового на чёрный. – Против длинных волос возражений не будет?
– Смотря насколько. Всё же не стоит грешить против истины. Представь, что Джек немного оброс и причесался.
– На грани фантастики, но я постараюсь, – кивнул, пририсовывая своей «модели» требуемую длину волос.
– И светлее. Байрон или нет, но под канон «цвета воронова крыла в полуночном мраке» они не подходят. Скорее русые.
– Да? Прости, я действительно повёлся на стереотип. – Арсений, усмехнувшись, поменял цвет кисти на близкий к описанию. Программа давала какие-то тусклые, однообразные оттенки, но выбора-то всё равно не было. – Может, тогда в целом набросаешь словесный портрет? А то столько грехов против истины мне ни одна церковь не отпустит.
– О, да это почти провокация. Джек за этот портрет на тебя месяц бесплатно работать будет, – Кукловод было рассмеялся, но тут же взял себя в руки. – Нет. Не опишу. Ты забываешься, марионетка.
– Забылся, – осторожно согласился Арсений, сообразив, что перегнул палку. Нажал «закрыть», но на этот раз рисунок сохранил. – Придётся дорисовывать самому.
Радио, щёлкнув, оборвало связь. Кукловод решил поставить в разговоре точку.
Ну вот, только нашёл того, с кем адекватно поговорить можно…
Арсений сел прямее. Выпустил мышь.
– Адекватно? – еле слышно переспросил сам у себя. – Да это я тут свихиваюсь потихоньку, кажется.
Но дорисовать всё-таки хотелось, и сильно. День, два, месяц… Может, когда-нибудь портрет в воображении сложится – вместо фотографии.
Отключив связь, Джон забрался в компьютерное кресло с ногами.
Притянул к себе кружку ещё горячего чая – ради таких радостей жизни стоило покупать кипятильник, всё лучше, чем день на воде и сухом пайке.
Запотевшее окно избороздили поблескивающие дорожки капель.
Тишина. Кукловод как озверел, рвётся наружу. Вряд ли ему нравится, что Джон так разговаривает с марионетками. Теперь он взбешён, конечно…
После пары глотков горячего крепкого напитка стало легче. Наваждение как будто отступило.
Когда он в последний раз нормально спал?
На мониторе маленький двумерный Арсень отложил мышь и уставился в потолок.
На окно села птица. Любопытно наклонив голову, клюнула стекло и раскрыла рот в беззвучном чирике.
– Холодно? – Джон не узнал свой голос: немного хриплый и грустный. Кукловод так не говорил. – Ну прости, пустить не могу.
Птичка ещё раз чирикнула и улетела.
Обиделась, наверное.
Сегодня ему – впервые за… да чуть ли не за всю послетюремную жизнь довелось искренне смеяться. Звук собственного смеха оказался настолько чужим и непривычным, что захотелось прогнать того, кто забрался в его логово и изволил нарушить уединение Кукловода. А потом… будто очнулся.
Подумать только – он разговаривал с марионеткой. Нет, ему доводилось с ними разговаривать, редко; обычно этим занимался Кукловод. А он никогда не снисходил до беседы: только насмехался, или, в лучшем случае, подсказывал что-нибудь. Не беседовал. Нет.
А вот сегодня… Разговор. Или как иначе назвать этот пинг-понг малозначительными фразами?
Зябко…
Попытался дотянуться кончиками пальцев до пледа, расположившегося живописным комком на углу кровати. Не дотянулся. Более того, ещё немного, и облил бы чаем дорогостоящую аппаратуру. Вовремя спохватился – аппаратура отделалась лёгким испугом и брызгами на мониторе.
Махнуть бы рукой на этот плед, но очень уж замёрзли ноги.
Пришлось отставить кружку, сделав последний глоток, и вылезти из кресла. Два шага – за пледом, два шага – обратно, по пути прихватил распечатки Бродского, с которым его так любезно познакомили бездонные карманы Арсеня. Пришлось искать в интернете автора, потом искать англоязычные стихотворения, распечатывать… в итоге – день литературного запоя, ещё день литературного похмелья, чуть было не раскрытого Джимом…
Но автор всё равно хороший.
Закутавшись в плед, Джон принял покинутую было позу: колени согнуты, ступни опираются о край сиденья, спина откинута, в руке – чашка чая, и вперился глазами в первый попавшийся лист.
– Here's a girl from a dangerous town
She crops her dark hair short…*
И всё же говорить с этим новичком, с Арсенем было… занятно. Да, занятно. Не более. Не более чем просто занятно.
– …and cooks her veggies at home: they shoot
here where they eat.**
Теперь важно не допустить…
Джон прервался. Посмотрел в окно – серо, промозгло. Обычно.
Не допустить повторения. Так говорить с марионетками – неслыханная роскошь, которую он не мог себе позволить.
– …Ah, there's more sky in these parts than, say,
ground. Hence her voice's pitch…***
Кукловод внутри него беззвучно взвыл.
Джон ещё успел отложить листы, как он решительным – уже чужим – движением пододвинул к себе микрофон, одновременно включая динамики в гостиной.
– Доктор Джим бездельничает днём? Я думал, он позволяет себе подобные вольности исключительно в спокойное время суток, – разнёсся по гостиной негромкий голос Кукловода.
Комментарий к 25 августа
Иосиф Бродский, «Belfast Tune»:
*Это девушка из опасного городка, она коротко стрижёт свои тёмные волосы…
**… и готовит свои овощи дома: они стреляют там же, где едят.
***Ах, больше неба здесь чем, скажем, земли. Поэтому высота её голоса…
========== 26 августа ==========
– Марго, всё. Забирай. – Джим откинул окровавленные бинты в специальную ёмкость. Лотка не держали – где найдёшь подобное великолепие? Как-никак, заперты они не в заброшенной больнице. То, что Кукловод расщедрился на скальпель, уже счастье.
– Спасибо, док… – подпольщик, неизвестным науке путём заработавший крупную занозу этак неделю назад и запустивший случай до обширного нагноения, встал. Всю импровизированную операцию он держался молодцом – не кричал, не стонал, лишь стискивал зубы. Только сейчас стало заметно, каких трудов ему это стоило: бледность, дрожащие пальцы и ноги. Марго помогла ему встать. Самая предприимчивая «медсестра», которая только нашлась на замену Алисе.
У самого дока уже не было сил, он только кивнул и постарался изобразить некоторое подобие вежливой улыбки на лице.
– Ничего, Ричард, ничего… но ты очень облегчишь мне жизнь, если не будешь впредь так запускать.
– Да забегался, извините…
Рич осторожно сделал шаг, потом второй. Джим наблюдал за ним вполглаза, стягивая перчатки и фартук – Дженни одолжила, специально для таких случаев.
– Дойдёшь?
– Дойду, не переживайте, – подпольщик отмахнулся.
Джим опустился в излюбленное кресло.
– Марго…
– Поняла, поняла, – девушка отобрала у него испачканную одежду, ссыпала инструменты в небольшую сумку, – отнесу, постираю, продезинфицирую. Ты слишком себя изводишь.
– Марго, жизни людей…
– Да, я знаю, жизни, – она склонила голову, – но и ты человек. Тебе слишком дорого обходятся такие… операции.
– Это сарказм? – Джим с улыбкой качнул головой.
– Не сарказм, что ты. – Марго слегка нахмурилась и продолжила прибираться, – но это и правда мало похоже на операцию. Антисанитария, инструменты некачественные.
– Нужно радоваться, что есть хотя бы такие.
– И тем не менее. Я попрошу… или сама займусь. Мы истратили весь эфир, Ричарду вот не хватило. Постарайся выспаться до завтра.
– Сделаю, что смогу.
Девушка ушла.
Джим откинулся на спинку.
Маргарет права, операции отнимают слишком много сил, нервов… Но если не он… Она точно это не организует в одиночку. А такими темпами половина обитателей особняка, которые имеют счастье находиться под крылом его братца, вскоре вымрут.
«Мифы Кодзики», недочитанные уже почти неделю, мягко легли к нему на колени.
Две минуты прошли в полном спокойствии – потрескивал камин, в трубе тихо гудел ветер. Информация из «Мифов…» честно старалась втолкаться в голову дока. Получалось слабо, зато почти вышло отвлечься от событий дня.
– Ты-ы-ы!!!
Док вздрогнул. Слишком увлёкся и, кажется, не заметил надвигающуюся угрозу – ни топот за дверью, ни приближающееся сопение брата. Теперь тот стоял в дверях во всей красе: мечущие молнии глаза, грозно встопорщенные вихры.
Как часто Джиму приходилось видеть подобное. Так часто, что последующее не вызывало сомнений. Придётся терпеть очередной скандал.
Как я устал
– Если ты ещё раз…
– Ещё раз – что? – со вздохом уточнил док. Книга вновь оказалась захлопнута и отложена.
Джек мотнул головой, не то собираясь с мыслями, не то вытряхивая последние. Второе вернее.
– Ты ребёнка в гроб загонишь, гуманист чёртов!.. – заорал по новой, вцепившись в косяк перебинтованными накануне пальцами, – во благо, во благо! Только и слышишь, а на деле…
– Да что случи…
– А то! – казалось, подпольщик сейчас взорвётся. – Зак слёг с температурой! А кто его вчера послал в коридоре воду убирать?! Он всю прошлую неделю болел!
Джим медленно встал с кресла.
– Слёг?..
Ни одного случая… за медицинскую практику…
– Джек… честное слово… все признаки выздоровления…
– Все признаки?! А ты полюбуйся на эти признаки теперь! И заодно расскажи про них Дженни, она там, с ним, с ума сходит от беспокойства!.. – подпольщик подавился своим же воплем, умолк. Тяжело дыша, вытер лоб тыльной стороной ладони, бросил последний яростный взгляд на брата и стремительно вышел из гостиной.
