Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 81 (всего у книги 329 страниц)
Джим поднялся с кровати, намереваясь заняться Меннингером, но Арсень, не открывая глаз, ухватил его за рукав.
– А тебе тоже спать… не помешало бы, – заявил удивительно трезвым голосом. Джим несколько ошеломлённо подёргал свой рукав, но выдернуть из цепкой хватки не получалось. Зато губы подпольщика тут же растянулись в донельзя довольной ухмылке.
– Давай, док, – повторил, дёргая рукав. – А то кровью измажу.
– Повязки свежие.
– Я стараться буду.
– Арсень…
– Давай-давай, не всё ж тебе меня с отдыхом терроризировать.
Джим, вздохнув, покорился. Как ни крути, тут подпольщик был прав, спать – надо.
========== 11-12 декабря ==========
Джиму хотелось петь. Впервые за почти неделю – такое хорошее настроение.
Вчера, перед сном, Алиса принесла ему «Перевернутую Дженни», сразу с энциклопедией по филателике. Сказала, что выписала помеченное галочкой и собирается искать.
Пожаловалась, что Лайзу часто видят с Арсенем.
Рано Файрвуд обрадовался, что черноволосая фанатичка признала его лидером и успокоилась. Вместе с укрепившейся позицией дока она начала требовать от него контролировать соблюдение заповеди «Не дружи с подпольщиком». Он честно сказал, что не одобряет фракционной борьбы и считает личную жизнь фракционников их делом.
Судя по взгляду, Алису это не обрадовало. Джим стойко выдержал трёхсекундную переглядку, осведомился о других – кроме марки – новостях и вежливо выпроводил женщину из комнаты.
Перед сном он проштудировал энциклопедию. Окромя «Дженни» вот ирония-то галочки стояли напротив марок «Тифлисская уника», «Капская треуголка», «Розовый Маврикий» и «Пропавшая дева». Пять марок – не сотня, но тем сложнее искать отдельные экземпляры.
После осмотра Джим отложил марку и энциклопедию в тумбочку.
Итого – коллекция бабочек, три монеты… Джек честно сказал, что остальными двумя он стрелял, семейная фотография, книги со сказками. А ведь ещё – три марионетки: Крестьянка, Дама, Оборванец (при взгляде на него Джим неизменно думал о братьях из дневника), дневники, газетные вырезки.
Прошлое дома раскрывалось перед ним подобно книге, рассказывало, знакомило с мальчиком по имени Джон Фолл.
Сам только Джон не отвечал. Болел, скорее всего, а на предыдущий разговор решился только под влиянием температуры.
Джим уселся за обеденный стол, приветливо улыбнулся Дженни, получил ответную улыбку.
– Хорошо выглядишь, – ему передали полную тарелку ароматного овощного рагу. – А Арсень и Лайза уже убежали. Тебе просили передать… вот…
Девушка легко подбежала к одному из шкафчиков, встала на носочки, и, потянувшись, приоткрыла дверцу.
Настроение Джима стало ещё лучше. Голова состава, паровоз. Предыдущие четыре вагона уже были у него, вот он, последний. Осталась малость – несколько стружек с вытертых пятен в раствор реактива.
Шерлок Холмс меня бы понял, – он принял паровоз из хрупких рук девушки, надеясь только, что его улыбка не столь безумна, чтобы её напугать, – реактив, который осаждается гемоглобином и ничем другим…
По пути в комнату встретил Алису шпионит она что ли продемонстрировал находку. Сказал, что этим поездом Кукловод играл в детстве со своим братом. Немного соврал, но не пересказывать же ей всю историю, с самого начала. Долго.
А он торопился.
Соскрёб стружку с каждого вагона. Ссыпал каждый вид в отдельный пакетик. И, уже в лаборатории, в разделённый на пять частей раствор реактива – по щепотке.
Две секунды – долгие, отсчитываемые бешеными ударами пульса в ушах. Несмотря на то, что Джим был практически уверен в исходе эксперимента, он волновался в ожидании результата.
По цепочке, жидкость в каждой из ёмкостей тут же окрасилась в мутно-багровый цвет, а на дне появился коричневый осадок.
Джим, счастливо вздохнув, упал в кресло и откинулся на спинку.
Оно.
Тот самый поезд, который стал свидетелем трагедии Фоллов. Тот, о котором так мечтал маленький Джон, но так и не смог ни разу поиграть.
Кровь, скорее всего, Сэма.
Марионетка-оборванец, не он ли?
Джим встал и медленными, почти чувственными движениями провёл пальцами по холодному стеклу ближайшей колбы.
Молодец, Арсень.
Если б я мог отблагодарить…
Важно даже не то, что поезд был в гостиной в день трагедии. Важно то, что Джон сохранил его. Поезд был как марионетка-мать, как семейная фотография.
Джон желает помнить о своём прошлом.
– Кукловод, – Джим с улыбкой запрокинул голову, вглядываясь в мутный глаз камеры, – теперь я знаю больше.
Ни слова в ответ – да он и не надеялся.
Перед обедом забежала Лайза. Откинула с лица рыжие пряди, упёрлась руками в коленки. Сделала три шумных вдоха, задержала дыхание и только потом упала рядом с Джимом, читающим антологию Фрейда и Юнга.
– Меня уволили, – поведала девушка. – Арсень сказал, что Джек его в последний день поисков одного не оставит. Воды нет?
– Воды есть. – Джим отложил книгу и направился к лабораторному столу. – А бежала зачем?
Ну да, Арсень. Джим старался не думать о том, в каком состоянии сейчас находится подпольщик. Скорее всего, полное истощение – психическое, физическое. И руки в кашу.
– Так правду сказал, я когда из комнаты… ну, где он испытание проходил… выходила, кое-как с Джеком не столкнулась. А дальше – по инерции.
Получив долгожданный стакан, девушка жадно присосалась к нему.
Обоих с Джеком на овсянку посажу. Как оклемаются.
– Вода холодная, – Джим нахмурился, – кстати, если чайник где найдёшь, принеси мне. Я думаю в камине пристроить, в медицинских делах такую ледяную нельзя использовать.
– А я, может, обливаться начну.
Док давно сманивал последовательницу к подобным оздоровительным процедурам, но та упорно считала это насилием над организмом. Зато не стеснялась вспоминать в разговорах.
– Так вот сначала начни. – Джим забрал стакан и поставил его на стол. – Какие ещё новости?
Лайза проводила покидающий её стакан печальным взглядом, и, закрыв глаза, откинулась на спинку.
– Он – почти овощ кто б сомневался. Я, кстати, нет. Он мне двери закрывать почти не давал, раз пять в день – максимум. А как расходились – не к себе нёсся, а в подвал. Или к Джеку. Джим, да я же почти ябедничаю!
– Информируешь, – Джим лукаво прищурился. – И потом… я с этой информацией всё равно ничего сделать не смогу. Мы с Джеком договорились. До завтрашнего рассвета Арсень – в его власти.
– И только первые лучи солнца снимут проклятие… – охрипшим после бега голосом девушка очень удачно изобразила экстатическое хрипение какого-нибудь фэнтезийного оракула. – И дорого тебе обошёлся этот уговор?
– Ему обошёлся. – Джим закрыл книгу, предварительно заложив её небольшим кусочком картона. Обед скоро, а дочитать главу ему явно не светило. – Я настаивал на полуночи.
А Джек, услышав о полуночи, завывал так, что точно весь особняк на уши поднял. Его б звуковую волну да на доброе дело.
– А это уже Золушка.
Лайза, выдав такое удачное сравнение, от души расхохоталась. Джим, помедлив, тоже.
– Кук… кукловод – мачеха, – задыхаясь от смеха продолжила она, – а вы с Джеком…
– Сёстры. – Джим смеялся не так душевно. Лайза, скорее всего, так напряжение пяти дней выплёскивала, а ему-то что, – Он – толстая, а я – тощая.
– А тыква кто?
– Алиса.
Последнее Джим почти буркнул. После обеда планировалось внеочередное собрание фракции, а это значило, что снова придётся выслушивать бред на тему недостойного поведения Ланселота, конкретнее, его частых встреч с Натали.
Завидует, что ли?
Отсмеявшись, они замолчали. Лайза смотрела в потолок, задумчиво теребя бинты на ладошках – она-то не забывала на перевязки к нему заскакивать. Джим лениво размышлял о газетной статье, упомянутой в дневниках. Конкретно – о беглом каторжнике, который зачем-то устроил себе и остальным крематорий на дому.
Тихо. И если прислушаться, то как будто различаешь тихое постукивание снежинок о стекло сквозь потрескивание камина. Лежать бы так, ловить глазами скачущие отсветы и думать о чём-нибудь хорошем.
Например, о сгоревшем каторжнике.
– Джим, а сыграй мне, – тихо попросила Лайза. Продемонстрировала ему израненные ладони, – я б и сама с тобой, да вот…
– Что сыграть? – Джим поднялся.
– Что-нибудь спокойное.
Джим сел за рояль и откинул крышку.
На обед они шли задумчиво-молчаливые. Джим очень в тему вспомнил ноктюрн «Разделение» Глинки. Сначала играл его, потом просто тихо импровизировал, изредка бросая взгляд то на пламя в камине, то на Лайзу, которая слушала его игру, закрыв глаза. И когда они вошли, молчаливые, в оживлённое жужжание кухни стало как-то… неприятно. Лайза даже предложила взять еду и снова переместиться в гостиную, а Джим даже успел согласиться, когда их перехватила Дженни.
– Никуда не уходите, – девушка угрожающе сверкнула на них глазами. – Я всех предупредила, чтобы тоже остались.
Джим понял – что-то затевается, больно уж Дженни была решительно настроена. Она всех так либо о большой уборке оповещает, либо о подготовке праздника.
Порция запечённой рыбы, чашка горячего чая с печеньем, несколько умоляющих взглядов Джима-подпольщика в его сторону.
Рядом тихо вздохнула Лайза, потягивающая холодное молоко из пакета.
– Аппетита нет, – пояснила на взгляд Джима, – а питательные вещества организму нужны. Вот, – выразительно потрясла пакетом, – нашла консенсус.
Дженни суетилась в обычном режиме – отогнала от холодильника Закери, остановила несколько приготовившихся смыться. Дождавшись, пока все насытятся, она протолкалась в середину комнаты и захлопала в ладоши, привлекая к себе внимание.
– Скоро Рождество, – объявила радостно.
Кто-то рядом разочарованно выдохнул, кто-то досадливо прошипел сквозь зубы «опять…», но в целом новость вызвала воодушевление.
Новость, да… в особняке забываешь о числах. Хорошо что хоть кто-то помнит.
Девушке пришлось ещё раз похлопать в ладоши, чтобы перекрыть начавшееся обсуждение.
– Рождество, и… – обвела выискивающим взглядом собравшихся. Облегчённо улыбнулась. – И день рождения Арсеня. Они рядом, у него – двадцать четвёртого.
Противоречивый гул. Недовольный – последователей и половины подпольщиков, зато остальные рады. С периферии комнаты слышится угрожающее цыканье Натали. А Джим-подпольщик со своего места за холодильником сияет так, что затмевает лампочку. Ещё бы, праздник – это готовка.
Джим даже захотел тут же сказать Дженни, что у Джека день рождения шестнадцатого, чтоб его тоже имели в виду, но вряд ли фракционные фанатики – обеих сторон – оценили бы его душевный порыв. Лучше потом, наедине.
День рождения?
Что дарить?
– Я думаю, праздники можно объединить. – На этой фразе Дженни сияние Джима-подпольщика слегка померкло, но только слегка. – Итак, нам нужны украшения и продукты. А идеи подарков обсудим… дней через десять, я думаю. А сейчас мы с вами разделим предпраздничные обязанности…
Тарелки – из мойки, ещё не успела составить, вытерла только.
Времени разогревать еду нет.
Приползли через час после обеда, чумазые, взъерошенные, настроение испортили. Джек ещё по-человечески выглядит, а Арсень – как будто месяц в лесу жил и травой питался! Даже позеленел немного!
Дженни немного резче, чем хотела бы, поставила тарелки с запоздалым обедом перед помятыми подпольщиками. Следом – вазочку с хлебом, миску салата, и к плите – разогревать чай.
– Совсем с ума посходили, – ругалась она по ходу дела, – Джек, это нормально – так людей гонять? Позавтракали ещё до меня, я только и успела вам чаю сделать, обедаете с опозданием!
– Он не жалуется, – пробухтел себе под нос главный крыс. Дженни, не стерпев, подлетела к нему прямо от плиты и душевно огрела по загривку.
– Эрсей, подтверди!
– Подтверждаю. – Арсень вяло поднял над столом ладонь. На этом его энтузиазм закончился – поднятая рука хлопнулась ладонью на ложку и предприняла попытку её заграбастать.
– Вот, он не… Джен, ну за что… – от следующей оплеухи он постарался увернуться, за что схлопотал дополнительную. Дженни, возмущённо фыркнув, вернулась к плите.
– И главное, реально ж не за что…
– Я всё слышу!!!
Замолчал. Дженни, пересыпая печенье с противня в вазочку, следила за крысом краем глаза: ест, зыркает по сторонам, спрятал два куска хлеба за пазуху.
Как будто ночных диверсий ему мало!
Третий десяток, дни рождения скоро, а ведёт… ведут себя. Арсень тоже хорош, потакать этому…
Она поставила печенье на стол, придвинула мерзко скрипнувший ножками по полу стул. Джек звука как не заметил – заметит он, с такой скоростью уплетать – зато Арсень слегка поморщился, замедленно так, головой помотал. Ложку он держал неловко, почитай одними пальцами.
Ужасные пальцы. Ладонь почти полностью бинтами скрыта, а всё равно кожа выглядит страшно – красноватые пятна, а кончики пальцев – синевато-белые.
Дженни непроизвольно вздохнула. Осторожно погладила Арсеня по бинту.
– Арсень, ты как?
– Нормально… нормально, Дженни, – подпольщик даже попытался улыбнуться ей, от чего стало ещё грустнее. Думают, она дурочка, не понимает?
Мальчишки…
– Джен, так-то я тоже…
– А ты молчи! – Дженни быстро переключилась на Джека, – измучил человека совсем! Ты видел, на кого он похож?
– Дженни, да нормально…
– Ешь, ешь, – она снова погладила бинт на руке Арсеня и метнула на Джека уничтожающий взгляд. – Джек, тебе должно быть стыдно.
– Стыдно мне, стыдно, – крыс уткнулся в тарелку с рагу. Физиономия же стыда не выражала.
Дженни нахмурилась.
– Если бы тебе было стыдно, Джек Файрвуд, ты ещё вчера… позавчера отправил бы его к брату! И на неделю!
Чайник на плите призывно засвистел, и девушка, спиной ощущая облегчение лидера подполья, метнулась к нему. По пути лёгким движением стянула с плеча привычное полотенце, сложила поудобнее и обхватила им металлическую ручку.
– Да он и так вечером туда пойдёт. – Кажется, Джеку очень хотелось оправдаться. Дженни, радуясь, что тот не видит, победно усмехнулась.
Ну точно, мальчишки.
– Именно, Джек Файрвуд, он вечером пойдёт к Джиму, и я лично это проконтролирую!
– Эй, ну так-то мне не доверять! – Джек тут же принялся возмущаться. – Если сказал – сделаю, я ж слово дал!
– Я сам дойду, – чересчур поспешно вставил Арсень. Правда, его-то голоса на фоне возмущений главного крыса слышно почти не было.
– Я проконтролирую, – Дженни, чуть не расплескав чай, поставила перед ним чашки. – Да, я тебе не доверяю! Поэтому в один… в десять вечера я пойду к Джиму, и если вас там не будет… Ешьте!
Джек нахмурился, собираясь высказаться, но зам перебил.
– Будем мы там, – бедолага кое-как воткнул ложку в горку непочатого остывшего рагу. – Ровно в десять.
– Вот и умницы, – Дженни тут же остыла и улыбнулась обоим. Джеку можно и не особенно верить, но если уж Арсень сказал, то должен так и сделать.
Джек уплетал за обе щёки, как и всегда. А вот Арсень ел с трудом, Дженни успела только порадоваться, что пригрозила проконтролировать. Замучает крыс бедолагу.
И почему Арсень не пошёл в последователи, – вздохнула она про себя, – так хорошо с Джимом общаются…
– И, кстати, Рождество скоро, – Дженни с этими оболтусами чуть о главном не забыла, – так что… сами понимаете.
Оба кивнули. Джек – реактивно, Арсень с запозданием.
Джек засунулся в приоткрытую дверь библиотеки. Пошарил фонариком по стенам. Картина, камин, полки. Пусто. Тихо.
Повозив рукой в сумке, подпольщик обхватил тёплые бока ожидающей своего часа крысы. Вытянул её наружу. Животное покорно сидело на руке, обнюхивая его пальцы, пока шла настройка крошечной глушилки. Не зря, не зря он убил столько времени на войну во фракции и дрессировку животных – крысы-партизанки справлялись идеально. Всю кукловодческую технику просто корёжило – иногда Джеку казалось, он прямо-таки ощущает, как корчит электронные внутренности камер и жучков, а заодно злорадно представлял себе скрежетание зубов Кукловода, не могущего понять, что с его обожаемой аппаратурой.
Крыса была пущена на пол и, быстро перебирая лапками, устремилась к креслам.
– Порядок. – Джек обернулся на зама, шире раскрывая дверь. – Пусть теперь маньячина попробует поиздеваться – боюсь, передача будет не очень.
Арсень просто кивнул, включая свой фонарь и проходя следом. Выглядел он хуже не придумаешь – не бледный даже, а серый, со штукатуркой сливается, руки дрожат. И кончики пальцев слегка посинели. Дело было плохо. В десять, когда пришлось разыграть спектакль перед Дженни, Джим еле согласился. Они все трое в назначенный час показательно сидели в гостиной. Брат, правда, справился отлично, перематывал Арсеню руки и грозил месяцем овсянки.
Только потом, когда Дженни поверила им и вышла, тихим таким голосом попросил поскорее закончить с делами. Сказал, Перо выдержит максимум ещё несколько часов.
