Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 318 (всего у книги 329 страниц)
– Каждому пожелает доброго пути и чмокнет в макушку, как добрая бабуля. А тебе, Ричардсон, ещё и цветочки подарит на прощание. – Райан резко поднялся, закинул на плечо сумку.
Дженни всхлипнула и закрылась ладонями.
– У нас два часа, чтобы найти и вырубить генераторы, – впервые подал голос Джим-подпольщик, обращаясь к ней. – Стабле ранен и далеко не ускачет. И вряд ли долго выдержит пытки. Мы выберемся и достанем противоядие.
Джим поднимает взгляд на Нортона и улыбается.
– Хороший план. Только вслух зря...
Нортон ведёт плечами, дескать, что уж теперь. Дженни была в ужасе – и это перевесило всякую осторожность. К тому же, план и правда хорош. Джим даже собирается предложить посильную помощь (хотя и мало что может сделать), когда резко встаёт дошвыркавший остатками овсянки Кукловод.
– Идиоты, – произносит спокойно, даже дружелюбно. – Вам же сказали – противоядие будет. Арсень...
Он тут же поднимается.
– Понял. Работаем.
Боль слегка утихла. Мэтт сидел над пультом, сгорбившись, и смотрел в одну точку. Он не знал, что делать. Любая «акция» с марионетками требовала значительных затрат времени на подготовку. Два часа ничего не решали. Как заставить тринадцать человек впасть в панику и начать перегрызать друг другу глотки?
В колонках слабо шуршали голоса марионеток. Перепуганные или спокойные, вперемежку.
Позади пришла в себя Алиса. Забормотала что-то.
Но с ней можно разобраться позже.
Он хватается за сложенные стопкой бумаги. Чертежи ловушек, ещё Фолла. Свои записи поверх. Разработки «народной игры» с марионетками, чертёж ловушки для Джейн с выкачиванием крови… Всё не то. Листы с планами, о которых он не знал. Пытка ошейником, подвешивание… детектор лжи… Этого не было у Фолла.
И я такого не придумывал. Почерк не Алиски-Элис. Да она и не соображала в ловушках
Откуда это, а?
Кое-что было набросано почти вдохновенно. Целые поэмы пыток. Будь у него время для осуществления… К примеру, со сжиганием во внутреннем дворе. Сжечь кого-то на «ритуальном огне»… Ага, предполагалось, что Пёрышко поджарится. А остальных запереть в библиотеке. Это в разы лучше, чем мониторы – смотреть на смерть через бронированные стёкла и не иметь возможности ничего сделать. В качестве варианта предлагалось им задать отгадывать загадки или собирать по дому несуществующие «ключи от внутреннего двора». А потом открыть одно из окон. Да, на третьем этаже. И посмотреть, кто прыгнет.
Кто он был? Кто здесь накукловодил? Алиску пытать
Она с ним заодно была, точно
Сшалавилась, сука
И меня накачала чем-то
Кто сюда пролез и как смог
Родня Фолла? Кто?!
И не она сама играла, кишка тонка. Те двое с зашитыми ртами не её работка
Кто-то
А идеи одна лучше другой. Мэтт не хотел бы встретить с этим кем-то в тёмном переулке. Это даже не Дракон с электрошокером.
Вот – привинчивание марионетки дрелью к двери в прихожей. В уголке пометка – дрель, деревянные доски, верёвки. Приписка: для Файрвуда-младшего. Тут, конечно, через камеры, а двери заранее блокируются. Но не в его состоянии охотиться за марионетками.
На следующем листе – вырезание иероглифов на коже с поливанием горячим чаем. Приписка гласила китайский словарь в библиотеке. Предназначалось сие для Дракончика.
Мэтт подавил желание разорвать чертежи.
Чего они испугаются теперь?
Он ощутил дикую зависть. От такой во рту кисло и на душе погано. Неизвестный этот… он так запугал марионеток, как ему и за месяц не удастся. Одна пытка Файрвуда ошейником чего стоит. Мэтт мог бы так же, но потребовались бы дни и месяцы для придумки идеи. А этот набрасывал только так.
Можно было бы воспользоваться чужими чертежами, раз этот свалил в туман. Но тут ведь…
Невыполнимо.
Не тогда, когда он едва может двигаться!
Вот растягивание между цепей Блэквуда с припиской дать ребёнку вырасти поскорей, перечёркнуто, рядом явно озарение заставить Уоллис выбирать между жизнями Нортона и Закери. Далее – весы «грехов», что-то вроде его игры, но быстрее и проще: двое на чашах весов над большими кастрюлями с кипящей водой. Остальные голосуют. За каждый голос добавляется камень тому, против кого проголосовали, и убирается у того, за кого был голос. Ноги проигравшего пленника в итоге варятся в кипятке. Дальше… дальше…
Мэтт замер.
Широким заголовком поверх страницы значилось «АУКЦИОН ДОБРОТЫ».
Судя по пометке комната 2 этаж стекло, это о комнатке той… она ещё в записях Кукловода об уроках для строптивых марионеток упоминалась. Мэтт её знает. Кукловод ей так и не воспользовался. А идея простая и гениальная, главное, хорошо ложится на его версию с отравлением. А после можно и сказать, что не было отравы-то. Шутка. Трикстер же любит шутить. Зато у этих прыти поубавится.
Ещё на листе была приписка кресло и инструментарий, ниже список, пункты вычеркнуты. То, что маньяк нашёл и приготовил. Всё… практически всё было. А чего не было – так это уже изыски, вот вроде ядовитой змеи. И зачем ему змея?
Эстет грёбаный. Знаем мы таких извращенцев.
В уголке самом стояла ориентировка, неперечёркнутая – вторая неделя июня.
Мэтт бросил взгляд на монитор. Куклы зашевелились. Собирались идти на ту сторону.
– Ничего не выйд… – только сейчас Мэтт понял, то его трясёт с головы до ног. Он замолчал, дотянулся до пульта, набрал нужную комбинацию. Дверь во внутренний двор захлопнулась наглухо.
Ту дверку заклинили а эту нет
Тупые куклы
Опомнившись, стянул полы куртки. На мониторе, где время записи, значилось 10 июня. Вторая неделя июня, значит.
А я вместо тебя
Сыграю, будь уверен.
Он подтянулся ближе к пульту, ухватившись за его край. Настройка нужных систем потребует времени.
Темнота перед глазами, темнота в голове, долгая и непроглядная темнота… рассасывается.
Алиса почти забыла себя, пока существовала в растворённом на дне сознания виде. Это было странно – в отвыкшее от ощущений «Я» первым же делом начала вливаться боль. Капля по капле. Сначала – стянутые и затёкшие запястья. Потом горячая пульсирующая боль в стопах. Это было двумя основными чувствами, к которым присоединились тянущий желудок, воспалённые почему-то глаза.
Алиса сомнамбулически качает головой, стараясь прийти в сознание. Сил нет. Эмоций практически нет. Элис всегда возвращала тело изрядно обессилевшим, а теперь оно больше напоминает выеденную скорлупку. Что-то среднее между жёстким похмельем, состоянием после сложного экзамена и истерики.
Никаких сил. Кашлянуть, проверяя голос.
Слушается.
На глаза помимо воли наворачиваются слёзы. Страх, неизвестность (кто её знает, что она тут успела натворить?), беспомощность.
– Что, проснулась, маленькая сучка? – Будто издалека – голос Мэтта. Алиса чуть сжимается, пытается закрыться руками. Не выходит. Привязаны. – Ну-ну, милая, как тебя на свободе-то оставлять? Побудешь привязанной.
Голос его дрожит. Алиса борется с собой, но, стоит моргнуть, как между век набухает и падает с ресниц капля.
Чтобы не текло из носа, приходится шмыгать.
Мэтт шипит. Голову поднимать не хочется – тогда он увидит слёзы. А с другой стороны, всё равно он уже слышит, что она плачет.
Вжаться в спинку кресла, сжимая бёдра. Алиса почему-то голая. Только сверху расстёгнутая мужская рубашка.
Теперь со стороны Стабле – тихие и злые маты. Шуршание. Решившись поднять голову, Алиса видит, что он расположил на фолловской кровати (прямо на одеяле) свою окровавленную ногу. Склонился над ней, из-за пальцев не видно, что делает.
Снова шмыгнуть. В горле комок, поэтому, прежде чем произнести слово, она пару раз вхолостую открывает рот.
– Ты… – скрип какой-то, а не голос, – что делаешь?
– Не твоё дело, – он дёргает плечом. Зло и раздражённо. – Заткнись и сиди спокойно.
Она покоряется. Пока он занят – будто вытаскивает что-то из небольшой раны – она двигает запястьями, ослабляя нажим верёвки. Оглядывает комнату сквозь слёзы: разгром, осколки, разорванное красное платье, разбитый монитор. Они дрались? Элис напала на Мэтта? На Трикстера? И оба исчезли, так, что ли?
Пальцы ног поджимаются. Холодно. А просить у Мэтта одежду – дело гиблое, скорее, последнее снимет.
Джек дёргает Арсеня за плечо. Только что от окна вернулся Энди и гнусаво сообщил, что экран проклятия, вроде остановившийся в росте, снова начал густеть.
– Оно скоро будет в распоряжении Кукловода, – сказал профессор и засел за какую-то книжку.
Перо неохотно отрывается от рисунка.
– Что?
– Исами думала, что твоё это Зеркало может менять реальность. Вроде как здесь всё как пластилин готовый, а ты типа скульптора, только лепишь из вариантов событий. Ты нас можешь вытащить? Попробуй!
Арсень хмыкает.
– Да мне плевать, что там думала или не думала Исами.
Джек вздрагивает от неожиданности.
– Меня не волнует отрава, Мэтт и прочая с ним, – продолжает Перо. – А теперь отойди, работать мешаешь.
Когда Мэтт поднимается, хромая, Алиса опускает голову и расслабляет тело. Будто без сознания. Или сломлена. Но надежда, что он не будет обращать на неё внимания, тает с каждым приближающимся шагом. Останавливается совсем близко – заложенный нос чувствует запах спирта и крови, а потом резкая боль в волосах, и лицо Алисы вздёргивают вверх. Мэтт смотрит на неё. Кривится в злой и нервной улыбке. Часто моргает. Он явно напуган, и от этого лишь страшнее – чем больше Мэтт боится, тем на более мерзкие и страшные вещи он способен.
– Сиди тихо, как мышка, поняла? – Шипит почти в лицо, обдавая её кислым запахом. – И тогда, как вернусь, я тебя, может, и не убью, да. Или убью, но быстро. Никаких – слышишь – глупостей.
Волосы больно. Очень. Слёзы на глаза наворачиваются. Но Алиса торопливо и перепугано дёргает головой.
Чего он боится
Обитатели побеждают
Что происходит
Мэтт скалится и как-то мелко содрогается, поднимая её за волосы ещё выше.
– Так я тебе и поверил, ага.
Коротко замахивается. Алиса видит блеснувшее тёмное стекло. Бутылка. Боль взрывается в голове.
Комната была на той стороне, надёжно блокированная от остальной части дома дверями-заглушками. Раньше это были две комнаты, но стену между ними Кукловод превратил в панорамное окно выше человеческого роста, куда было вставлено толстенное стекло. Место в стене оставалось только для бронированной двери.
За стеклом, в светлой комнате, сейчас кривлялся Обезьяна, расправлял на столе белое полотенчико. По большей части его косило от боли. Ещё в комнате был этот самый стол и тяжёлое кресло, похожее на то, в котором пытали Уоллис.
Они толклись в тёмной половине. Правильно, чтобы происходящее в освещённой части было лучше видно.
Райан отошёл к краю. Наблюдать за Мэттом не было ни малейшего желания. Остальные столпились у стекла, кроме Пера и Кукловода. Арсений рисовал, прислонив к стеклу листок. Насколько видно, харю Мэтта. И в целом его самого. На боку у Пера висел чехол с фотоаппаратом – Ричардсон зарядил игрушку от последнего живого аккумулятора.
Некоторых тошнило. Томпсон хотя бы поступила по-умному – пакетов нет, и она припёрла с собой вазу, в которую и блевала, как приспичит, но уже желчью. Уоллис и контуженная Мэрсер, обе зеленоватые, тряслись, потели и опирались друг на друга. Эти ещё не обзавелись вазами, но явно имели такие планы на будущее. Ещё тошнило младшего Фарвуда и Закери. Ричардсон поглядывал на них с намерением вскоре присоединиться.
Держался старший Файрвуд, Нортон (здорово проштрафившийся с этим своим озвучиванием планов вслух) и, что странно, Энди.
Первый не исключал возможности массовой истерии, из-за которой и начали проявляться признаки отравления.
Райан пока тошноты не ощущал. Зато знал, на что способен Обезьяна, когда его загоняют в угол.
А ещё это не Трикстер. Маньячности явно поубавилось. Здравствуй, старый добрый мудак Стабле.
Он кинул взгляд на рисующего Перо. Старается, выводит линии. Что-то там с техникой вольтов связанное, скорей всего, то есть, он замещал адскую тварь нарисованным объектом. Лишал силёнок, может быть. Но ему стоило поторопиться.
– Just a still town girl on a Saturday night, lookin' for the fight of her life
In the real-time world no one sees her at all, they all say she's crazy…*
Это запела в углу Сазерленд.
Сумасшедший дом.
Подошёл Кукловод, значительно хмыкнул и посмотрел на динамик в углу.
– Эту комнату я проектировал для марионеток, которые стали бы слишком сильно друг за друга держаться. Рядом, но ни услышать другого, ни помочь.
– Живое вовлечение – не твоё, учитель. Обезьян явно обскакал. – Райан посмотрел на Мэтта.
Но Стабле исчез из комнаты, а через секунду динамик ожил. Здесь он был почти в нормальном состоянии.
– Раз-два-три, – глухо пролаяло из мембраны. – Проверка связи. Как слышно?
– Свали… в туман, – героически прохрипел Ричардсон. Он сидел на полу на корточках и держался за живот.
– Слышите, отлично. Сегодня мы с вами, котятки, проведём аукцион, от итогов которого будет зависеть ваше выживание. Правила проще некуда: сейчас в соседнюю комнату зайдут первые двое. Один привязывает второго к креслу и выходит обратно. Учтите, я прекрасно вас вижу, не смухлюете. Оставшийся становится первым лотом нашего аукциона. У вас есть две минуты, чтобы решить – выкупать его или нет. Раньше двух минут предложения не выслушиваются. Ну а после… Подвох в том, – голос макаки вильнул уклончиво, как у торгаша, впаривающего откровенно некачественный товар, – что вы можете и не выкупать этот лот. Понимаете? Если вы не станете его выкупать, оставите мне… Я через десять минут отдам вам противоядие. А если наш лот умрёт раньше... Одна жизнь по цене всех остальных! Более чем щедрый подарок от Учителя.
Тошнотики начали переглядываться. Кроме Пера – тот рисовал. И Файрвуда, который стоял с ним рядом. Кукловод хмыкнул.
Макака насладился театральной паузой и продолжил лаять:
– Да по ходу разберётесь, а то много слов и мало дела. И сразу оговорочка, куклы, чтобы вы не вздумали мухлевать: Сазерленд я из игры исключаю. А то, зная вашу доброту, вы ж первым делом толкнёте под нож больных да убогих. Так что чокнутую я не приму. А остальные… Решайте сами, кто пойдёт первым. Или я начну бумажки вытаскивать. Могу на картах погадать, кому идти, да. Ну?
Молчат. Стараются друг на друга не смотреть.
– Арсень, – Кукловод негромко обращается к рисующему Перу, – я правильно понимаю, что я должен жить? По вашей какой-то там концепции.
Перо от рисования не оторвался. Карандаш в тишине чиркал громко.
– Да. Ты должен жить.
– Тогда я пошёл, – тот потёр ладони друг о друга. – Сколько можно тут стоять.
Вцепившаяся в Нортона Джейн дёрнулась в его сторону. Инстинктивно, Фолла своего вспомнила.
Обезьяна исчез из комнаты, замок на двери тихонько запищал. Разблокировка. Райан снялся с места. Макака требовал двоих.
В комнате за бронированной дверью было прохладно и не воняло. Пока что.
Кукловод уселся в кресло.
Райан принялся защёлкивать на нём ремни и железные хваты. Пояс, плечи, ноги. Даже ступни. А судя по паре металлических полуколец на столе с фиксаторами, вделанными в столешницу, руки жертве предлагалось вытянуть, где они фиксировались за запястья. Низенький Кукловод оказался наклонён вперёд, кресло для него низкое.
– Готовишься подать героический пример, учитель? – Райан защёлкнул фиксаторы поверх рукавов свитера. Теперь только пальцами шевелить.
– Я лучше тут просижу две минуты, чем стоять и мяться, – Кукловод на пробу шевелит пальцами. Хмыкает. – Ты… да, ты вполне можешь представить, как бесит тупое ничегонеделание.
– Две минуты – по игре, – Райан сделал вид, что проверяет ремни. Рожа Стабле маячила за окошком другой двери, что-то типа наблюдательного пункта. – Это если за тебя после кто-то… заступится. – Он выпрямился. Ухмыльнулся. – Удачи, учитель.
– Я должен жить, куда вы денетесь.
Кукловод его ответной ухмылкой не удостаивает. Ну да, велика честь.
Райан идёт на выход.
– А если за тебя заступится Перо и подохнет тут? Случайно, – говорит напоследок, прежде чем закрыть за собой двери.
Через стекло видно, как Кукловод пожимает плечами и отвечает что-то. Но уже не слышно, что.
Пищит замок на двери, защёлкиваясь. Тут же из своей норы вылезает Стабле. На нём напялена гарнитура, в руках – сумка.
– Всё будет хорошо, куклы, – он кладёт сумку на стол. – Правда, недолго.
Остальные прилипли к стеклу. Даже Томпсон с вазой, уже резко отбрыкавшаяся от замечания по поводу того, что всосавшийся в кровь яд назад не вернёшь. Сказала, что лучше желудок наружу вывернет, но жить останется.
Арсений рисовал. На листе Стабле был как живой. Будто мало этой суки в одном экземпляре.
«Сука» выкладывает из сумки приспособления. Иглы. Щипцы. Небольшую газовую горелку. Походный арсенал инквизитора-любителя. Кукловод за его движениями наблюдает спокойно, даже с презрением.
– А вы хорошо поступили, Учитель, – Обезьяна выкладывает медленно. Будто время тянет. Последние на стол становятся небольшие песочные часы. – Дальше будет веселее.
