Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 124 (всего у книги 329 страниц)
Арсений кивнул – сам себе – кое-как заполз на кровать, привалился к чьему-то тёплому боку, уткнувшись носом в подушку, и с облегчением отключился.
Джим проснулся поздно. Для него – поздно, так как в это время он обычно уже работал, для всего остального мира он проснулся в восемь.
Его тошнило. Всё же вчера он изрядно набрался, литр вина он в себя точно вкачал. Странно ещё, что в шесть, как обычно не подскочил – сейчас маялся бы ещё и от недосыпа.
Сходил в ванную.
Вымылся.
Нахлебался холодной воды из-под крана.
Облился.
И, посвежевший, с полотенцем на мокрой голове, вернулся в комнату, где тут же засел за Конан-Дойла. Надоела ему извечная парочка Фрейда и Юнга, надоело штудирование научной литературы. Хотелось отвлечься.
Примерно на том моменте, когда Шерлок Холмс начал лупить тростью змею, вылезшую из вентиляционного отверстия, в дверь постучались.
Вошедшее нечто поначалу было сложно идентифицировать как Арсеня.
Джим недоумённо окинул его взглядом.
Сам в каплях воды и ёжится, на голове – мокрая копна соломы, по-другому не скажешь. Кажется, в его исполнении это была такая попытка вымыться. Рубашки нет, даже майку не надел, весь верх – накинутое на плечи полотенце. Джинсы застёгнуты, но почти сваливаются, как будто не его.
А может, и не его.
На груди – царапины, несколько небольших гематом засосы наверное, ссадины какие-то. На полскулы гордо лиловеет огромный синяк.
Глаза грустные. Покрасневшие, опухшие, грустные глаза. Губа рассечена, в целом, вид как у побитой собаки, которая не знает – пнёт её хозяин или накормит.
Джим с трудом подавил в себе желание рассмеяться.
Арсень топтался на пороге.
– Арсень, спиной повернись. – На губы сама собой наползала улыбка.
Полный тоски взгляд.
– Джим… – хрипит еле слышно, – ты меня… прости. Заваливаюсь в таком виде…
Джим, покачав головой, отложил книгу и подошёл к подпольщику. Осторожно потрогал синяк на скуле, насильно развернул Арсеня к себе спиной.
Не спина, а поле боя. Царапины, ссадины… царапины. Джим приложил ладонь ко лбу.
– Арсень… тебе и вправду легче? А то выглядишь…
– Легче. – Вымученный кивок. – Клянусь. Тошнит только. Можно?..
Указал на кровать.
– Странные у тебя способы облегчиться, – Джим мягко провёл пальцами по его скуле, которая без синяка, и направился к кровати. – Садись. Сейчас я обработаю царапины, потом будешь спать.
– Угу… – Арсень плюхнулся на кровать. Правда, сидел только секунды три, после чего боком упал на подушку и что-то забормотал в наволочку.
Джим достал перекись водорода, вату, и принялся за наведение порядка на спине подпольщика.
– Заработаешь столбняк, будешь знать, – вата оставляла после себя тут же вскипающие белым следы. – Тебе спину как будто на лоскуты драли. И даже не думай, что сегодня ночью ты нормально выспишься – я своих планов насчёт тебя не отменял.
Арсень не ответил, только поёжился и ткнулся ещё сильней в примятую подушку.
========== 2 февраля ==========
С распущенных волос капала вода.
Капала, стекая в слив раковины. Бледные дрожащие пальцы вцеплены в белый холодный фаянс. Тонкие бинты на ладонях намокли и неприятно холодят руки. С приоткрытых губ срывается бессильный стон.
Отчаяния, злобы, страха. Беспомощности.
Давай. Надо выпрямиться.
Алиса закусывает губу, чтобы не стучали зубы. Взгляд упирается в дно раковины, в темнеющий слив, перечёркнутый грязным крестом решётки. В ней, в этой решётке, застряло несколько длинных тёмных волос.
Она
Она вытолкнула меня
Она забрала тело
Женщина зажмуривается. Ладони ещё сильней – в края раковины, медленно поднять голову.
Под закрытыми веками – отблески пламени и смутно, в отсветах, в неверном дрожащем мареве, за обжигающей белизной – силуэт Пера. Руки прыгнувшего Зверя на её плечах. Всего на секунду.
Алиса бы испугалась, потемневший взгляд Арсеня был страшен.
Но она…
Элис только рассмеялась и ткнула факелом. Он отпрыгнул, но огонь слегка опалил бровь. Зверь безумно рычал и скалился, беснуясь за кругом огня…
Алиса тихо всхлипнула, сжав зубы. Вода с волос теперь не капает в раковину, она стекает по шее ледяными каплями, пробирается под ткань платья. Воротник уже точно потемнел, намокнув. Несколько капель, сорвавшихся с передних прядей, тёмными крапинами на груди.
Ты разрезала платье
Оторвала наполовину подол и отрезала рукава
И этот разрез
Алиса не может заставить себя открыть глаза. Горячие ладони Пера, оставляя липкие кровавые разводы, скользили по её телу. Элис позволяла задирать остатки юбки, закидывала ногу на колено Арсеня, чтобы тяжёлая красная ткань собралась складками, а разрез обнажил бедро.
Элис целовала подпольщика, презренную крысу. Позволяла целовать себя. Элис хотела его до тяжёлых, жарких спазмов внизу живота – и она получила своё. Не раз и не два, отдавалась, как пьяная шлюшка, кусалась, царапала спину Арсеня. А тот трахал её грубо, яростно, заставляя извиваться в сильных горячих руках и бесстыдно стонать, продавая за бесценок их общую гордость.
Нашу, Элис, нашу!
Что же ты наделала
А Перо
Крыса
Чёртова крыса
Почему именно с ним?!
Алиса всё-таки открыла глаза. Из серой полутьмы мутного зеркала в чужих отпечатках и засохших брызгах зубной пасты на неё горящими глазами уставилось собственное отражение. Лицо бледное, веки припухли от недосыпа. Искусанные губы дрожат.
А разве ты не этого хотела? – насмешливый голос из той тьмы, откуда она обычно приходит.
Нет!
– Нет, нет, нет… – Взгляд вперился в отражение, пальцы впились в раковину, и – шёпотом, отчаянно, – нет, что подумал Учитель, что он обо мне подумал?! Что… – руки, перестав вжиматься в холодные борта, начинают лихорадочно приглаживать волосы, оправлять мокрый воротник платья, – я предала его, теперь он точно… точно перестанет уважать меня… накажет…
Последняя мысль странным образом отрезвляет. Алиса замолкает, оставляет в покое волосы. Медленно опускает руки. Снова смотрит на своё отражение, но уже без ужаса.
Мысль о наказании приносит облегчение.
Учитель накажет нас
Всех.
А мне придётся попросить у Джейн запасное платье.
С медленно растущим холодом бешенства Джим рассматривал руки подпольщика. Арсень спал уже часа три как, за это время Конан-Дойл был прочитан, а пара утренних посетителей отослана с объявлением о нерабочем дне. Когда он отложил книжку, взгляд прошёлся по спящему Арсеню и, рефлекторно, зафиксировался на ладонях.
И почему до этого не обратил внимание, пока обрабатывал царапины на спине, пока укладывал Арсеня спать… А вот не обратил, и всё тут.
Зато сейчас
Файрвуд не знал, как называется то, что сейчас красовалось на месте арсеневских ладоней. Даже не каша, нет, и не корка, а нечто сюрреалистическое на тему крови и бинтов.
Молодец, Арсень, – мысли приходилось проговаривать как можно более медленно и чётко. Помогало не выйти из себя окончательно. – Нет, тут не обошлось одним стоянием на руках.
И что же ты делал?
Предположим… – пришлось вылезти из-под одеяла, – швы точно разошлись. Нужно их снять, обеззаразить…
А внутри – как будто холодом сковало. Холод и острая, бескомпромиссная ярость.
Джим стянул спальные штаны, оделся в повседневное.
Бинты отмачивать нужно будет долго.
Ну всё, сэр Арсень. Вы допрыгались.
Он вытащил из тумбочки инструменты – сложил их после операции в отдельную, на сто раз продезинфицированную ёмкость, вытащил коробку, которую Кукловод презентовал по случаю пробуждения Арсеня. Из основной сумки – бутылёк воды, перекись, шёлковые нитки.
Потряс спящего подпольщика за плечо. Просто несильно потряс, хотя хотелось оторвать ему это плечо вместе с лохматой головой. Последней всё равно не пользуется.
Арсень протестующе замычал в подушку и сделал попытку отмахнуться.
– Арсень, будь добр проснуться.
Боги видят – он старался сделать голос спокойным.
Невнятное хрипение. От подушки поднимается голова, даже не лохматая а… а чёрт его знает, как описать творящееся там безобразие. Что-то на тему русской тайги? Арсень даже разлепил один глаз, как раз тот, под которым на скуле синяк, упёрся локтями в матрас и с титаническим усилием повернулся на бок. Глаз мутно и тревожно уставился на Джима.
– А ты… случилось… что-то… Кукловод?..
Сколько бы можно ему было ответить… Прямо вертелось на языке штук пять неплохих отповедей, но Джим только плотнее сжал губы. Ответит, раскочегарится, и прости-прощай обработка. А дело срочное.
Он притянул к себе стул, где заранее составил всё необходимое. Сел рядом.
– Давай руки.
– Не Кукловод… – выдох. Глаз закрывается, и Арсень падает обратно в примятые простыни. Правда, теперь он на боку. Шумно дыша, носом утыкается в подушку, но левую руку всё же протягивает.
Джим стиснул зубы.
Не сорваться
Не сорваться не сейчас
Намётанный глаз уже определил, что ладонь… ладони как бы и нет. Есть каша и есть кость.
Свои руки – протереть салфеткой, смоченной в хлоргексидине.
И выкинуть из головы лишние мысли.
Джим, подставив под кисть Арсеня небольшой тазик, опрокинул на ссохшиеся в коричневую корку бинты бутылёк с перекисью. Перекиси много, а отмачивать водой страшновато. Она не дистиллированная, обычное кипячение.
– Не смей спать, – сказал спокойно, очень спокойно, – иначе ампутирую нахрен.
– Не сплю, – невнятно пробормотали из подушки. – Я не помню, откуда… ничё не помню…
Тяжёлый запах размоченной, слегка загнивающей крови.
Перекись мерзкого коричневатого цвета пузырится на рваной поверхности бинта. Джим плескает её ещё, ещё, пока хотя бы края не начинают отходить от неповреждённой кожи.
Ножницы. Обрезать отходящие края. Снова отмачивать. Снова обрезать. Так – пока последний комок не шмякается в подставленный тазик.
Джим стискивает зубы и снова плескает перекисью. Уже нет смысла отмывать кожу. НЕТ кожи. Почти вся поверхность ладони, от середины до самых пальцев – одна большая, начинающая воспаляться рана. Руки действуют плавно, медленно, спасибо долгой хирургической практике. Иначе – тряслись бы как у алкоголика.
Что. Он. Делал.
Чем. Он. Думал.
Мало перекиси. Эти бы руки сейчас да в тазик перекиси, бутылька катастрофически мало.
Постепенно, промакивая пену бинтом из стерильной упаковки, Джим добирается до разодранных тканей.
Арсень точно проходил испытания. Следы похожи на те, что обычно остаются от шипов.
Ампула обезболивающего, укол прямо туда – в живое месиво. На тихое шипение Арсеня внутри всё снова прошибает ледяной яростью.
Джим принимается за вычищение раны, периодически срезая мешающие кусочки кожи и мяса.
Арсень затыкается, выворачивает шею и закусывает наволочку. То ли обезболивающее не подействовало, то ли действовало слишком медленно, то ли «героя» просто тошнит от вида своей же развороченной ладони.
Зато он больше не спит.
Джим завершает работу над ладонью через двадцать минут. Зашивать пришлось почти по мясу, неровно, кожи не везде хватало, чтоб качественно завершить работу. В финале – перекись, немного мази и повязка.
Медленно выдохнуть через нос.
– Сядь и подай мне вторую руку.
Садится. Бледный, дышит глубоко, сквозь сжатые зубы, но сознание, судя по всему, терять не собирается – взгляд ясный, хотя и слегка ошалевший. Протягивает вторую ладонь.
Тут – лучше. Крови не столько, бинт не разодран. Размочить повязку не составляет труда, и все дела – снять швы, обработать разошедшуюся рану и наложить новые.
Джим откладывает свежеперевязанные руки.
Переводит на подпольщика тяжёлый взгляд.
Если тебя сейчас не припугнуть…
– Ты был в шаге от ампутации, ты в курсе?
Поверишь, куда ты денешься
Отрицательно мотнул головой и уставился в пол.
– Теперь в курсе. Ампутации мы избежали. Заражение, столбняк – ещё возможны. Переливание делать негде. Какая группа крови?
– Первая… положительная, – выхрипел тихо.
– Остались пакеты, – Джим кивает. Внутри слегка теплеет от облегчения.
Последователь поднимается с кровати.
– Из моей комнаты – ни шагу. Руками не делать ничего. Совсем. Спать – на спине. Ты меня услышал?
Снова кивок, после чего Арсень замирает так. Забинтованные руки между колен, спутанные пряди совсем занавесили лицо. Голова опущена.
Джим вышел.
Ему предстояло расспросить обитателей об их группах крови и попытаться восстановить картину вчерашних событий.
Первым побуждением было сразу идти в подвал. Но, подойдя поближе к кухне, Джим поменял своё решение – из-за приоткрытой двери доносилось тихие голоса.
У плиты суетилась Дженни. Приветствовала его неуверенной улыбкой странная какая, вернулась к работе. Вчерашние кутилы неполным составом оккупировали стол.
Во главе сидел Рой. Прижимал ко лбу тяжёлую жестяную кружку – Дженни её иногда вместо ковшика использовала. Периодически Рой из неё отхлёбывал, после чего прижимал другим, не согретым ещё, боком.
На кружку жадно и жалобно косилась бледная Нэт, сидящая рядом – локти упираются в стол, ладони обхватили лохматую голову. Косилась, но поползновений отобрать не делала. Ещё более жалобно – хоть и не жадно – на Нэт косился Ричард. Мутно таращился в забитое окно Майкл – Джим его помнил, тот постоянно простужался раньше всех и болел дольше.
И – финальным штрихом к картине – помятая Лайза, страдающая над чашкой чая. В другом состоянии Джим бы удивился – девушка к алкоголю относилась прохладно – но сейчас было не до того. Он кивнул рыжеволосой, встал у стола, чтоб всех видеть, и оперся ладонями о деревянную поверхность.
– Ваши группы крови.
Рой посмотрел на него недоумённо. Майкл – почти с ненавистью. Ричард глянул и застеснялся, кажется, а девушки как сидели, так и остались сидеть.
– Тебе зачем, док? – Голос Роя, несмотря на чуть большую, чем обычно, хрипотцу, был почти нормальным. Да и болел подпольщик явно меньше остальных.
– У меня вторая, – Дженни тихо подошла к нему сзади, вытирая руки полотенцем. – А…
– Третья, отрицательная, – прохрипела Натали, отмахнувшись рукой. Взгляда от кружки Роя девушка не отрывала.
– И у меня вторая, – слегка с запозданием отозвался Рич.
Рой смотрел на Файрвуда всё так же выжидающе. Даже кружку прижимал ко лбу не так плотно, и, судя по всему, это очень вдохновляло Нэт.
– Руки Арсеня в отвратительном состоянии. Если пойдёт заражение, нужно будет переливание крови.
Думать об этом не хотелось, но как врач, Джим обязан был тщательно разрабатывать возможные варианты. Особенно – самые худшие.
Дженни прижала ладошку к губам.
– Что, так плохо, да?.. – спросила тающим голосом.
– Нет, нет, – Файрвуд помотал головой. Сейчас лишние реплики сбивали с мыслей. – Пока нет, это на всякий случай.
– Первая положительная, – буркнул Майкл, всё ещё глядящий на него волком.
Рой кивнул:
– У меня тоже. Вообще, как он, док?
– Плохо. – Не было желания расписывать состояние лежащего пластом в его комнате подпольщика. – Теперь мне нужно знать, чем вы вчера занимались.
Подпольщики переглянулись, только Лайза уставилась на дока с непередаваемой смесью недоумения и вины.
– Мы думали, ты знаешь, – начал Рой, но Джим его прервал, подняв ладонь:
– Я знал, куда он идёт. Сейчас мне нужны подробности. В частности, как он повредил руки. Мне его лечить.
Ещё пара секунд переглядок, после чего рыжая поднялась со своего места, перегнулась через угол стола и наклонилась к уху Роя. Что-то прошептала, получила кивок в ответ. Вздохнула, обернувшись к Дженни.
– Золотце, тут сейчас будут не очень хорошие вещи рассказывать…
Пока Дженни с неуверенным видом хотела возразить, Лайза взяла её под локоть и увела из кухни.
Рой проводил их задумчивым взглядом, после чего обернулся к ждущему Джиму.
– Значит, док, после того, как ты ушёл из библиотеки, Арсень подрался…
Рассказ вышел недолгим, но подробностей Джиму хватило.
Драка, достославная кровавая надпись в прихожей (возвращаясь в комнату, кинул взгляд на стену и душевно помянул безрассудство Арсеня про себя), распитие на голодный желудок жуткой смеси спирта с вином, и, собственно, оргия. Арсень на всех и добрая половина на Арсеня.
Рой рассказывал спокойно, без трепыханий и стеснения, остальные помалкивали. Судя по виду, боялись Джима.
– В общем, где-то в восьмом часу он ушёл, – закруглился Рой, наконец-то отдавая кружку Нэт. – На своих двоих, не ползком. Это я точно помню, проснулся ещё, а он сказал, что мутит его по-страшному.
Джим – внешне спокойно – кивнул. Сказал, чтобы пили побольше тёплого чая с сахаром – выгонять из организма алкоголь, – налил из большого чайника в маленький кипячёной воды для Арсеня и покинул кухню.
А ведь утром его полоскало. Не сознался. Рвать было нечем, желчью тянуло, значит. Желудок тоже надорван. Плюс к общему алкогольному отравлению.
Джим, уже подходя к своей комнате, подумал, что при перемотке ладоней был не так уж и зол.
