Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 114 (всего у книги 329 страниц)
– Что, отверстий других не найдётся? Нос, он соединён с глоткой. А если и задохнёшься – у тебя даже цвет лица не поменяется. Если это ещё лицо, а не череп.
– О, да это просто эмпатия, – Арсений дрожащей рукой вытер со лба пот. – Медленно синею, чтоб тебе по цвету соответствовать. Это, знаешь ли, среди парочек нынче модно.
– Тогда ты как-то заблаговременно начал.
Джим, подведя его к двери кинотеатра, медленно убрал его руку со своих плеч. Повернулся лицом.
– Испытание будешь активизировать?
Арсений заглянул в его глаза. Тёмные, но как будто поблёкшие. Проклятый холод за грудиной надавил сильнее.
Может, наружу хочет, через рёбра?
– Я ещё не окончательно сошёл с ума. Не пройду же.
Док сунул ему в руку фонарик.
– Не вырони, дефицит. Заберу тебя через полчаса.
Арсений молча кивнул, дождался, пока Джим включит второй фонарик и развернется, и только тогда прикрыл веки. Отчасти чтобы дать себе передышку, отчасти – не хотелось предоставлять холоду новый повод грызть себя изнутри, то есть, смотреть, как Джим возвращается в гостиную нести вахту у трупа. А это именно что труп. Сам Джек в Сиде, в тёмном озере на цепях.
Хвала потолку, я выдержал.
Да что здесь
Сид мертвецы туман моя кличка
Мне снилась Софи
Мне никогда не снились куски собственной жизни
Мёртвый Джек
Лучше б снился
Изрезанные руки
Это вообще моя жизнь
На душе скребут кошки. Охота курить.
В тёмных углах клубится туман, от него тянет холодом. Когда дверь гостиной с тихим скрипом прикрывается за Файрвудом, Арсений отталкивается от стенки и входит в полутёмный пустой кинотеатр.
Доползя до дивана, Арсений рухнул среди старых подушек. Полежал так, выпрямился, пристроил фонарик между подушек и нашёл взглядом камеру. Одну из двух. Вторая появилась после памятного погрома.
– Я прекрасно знаю, что ты меня слышишь. И ты знаешь, о чём я буду просить.
Молчание. Динамики не хрипят. По углам неясное шуршание, на границе светового пятна вздрагивающие тени.
Да я всё ещё мёртвый. Я сдох и это мне снится
Холодно как в жопе оледеневшего мамонта
Арсений поудобнее привалился к диванной спинке. Разговор предстоял долгий. Просто театральный монолог главгероя дурацкой драмы.
– Давай начистоту, маньяк. Ты не давал Джиму нужное, потому что надеялся на красивую постановку… Перо приходит в себя и идёт всех геройски спасать, как надо. Со всеми спецэффектами, драматично дохрена, с истеканием кровью и клятвенными лозунгами на тему «сдохну но всех вытащу»… Так ведь? Я прав?
Тишина.
Арсений глубоко вздохнул. Голова слегка кружилась. И холодно как в Сиде, у призрачного камина. Зверски холодно.
А перед глазами, если закрыть, одна картинка – полудохлый Джим, скорчившись, у дивана, на котором его умирающий брат. И холодные пальцы этого Леонарда, вытягивающие последние крохи жизни из доктора.
Хреновей бывает, чувак. Но не со всеми. Так что гордись уникальностью получаемого эмоционального опыта.
– Ну вот, я пришёл, – он дал себе небольшую передышку, и, неотрывно глядя на камеру, заговорил снова: спокойно, размеренно. Разве что невосстановившаяся дикция монолог слегка портила. – Вернулся. Ползаю по дому, хватаясь за стенки и встречных людей, питаюсь пять раз в день компотиками за авторством Дженни, потому что прочее из меня тут же вывернет. Ты дождался своё Перо. И где же сценарий твоей драмы? Поставить условий штук так с десяток, заслать проходить библиотеку тридцать раз в зеркальном режиме, смотреть, как я загибаюсь от потери крови, читать нотации на тему нашей марионеточной глупости и того, как тяжело даётся спасение чужой жизни… что у тебя там обычно ещё в расписании, а? Давай же, я тут. Твой ёханый символ свободы и независимости готов сдохнуть ради нескольких хирургических железяк. Ради жизней братьев. Или тебе такая формулировка не по душе? Ладно, давай другую: умереть, выкупая чужую свободу, так достаточно красиво звучит? Я на всё пойду. На что угодно.
Холод пробирает до костей. Арсений закрывает глаза. Кажется, если сейчас увидеть свои руки, они снова будут прозрачными.
Динамики щёлкают, включаясь, и Арсений замирает.
Он докричался.
– Ну что, Арсень, ты наговорился?
Голос маньяка почти ласковый, но от его вкрадчивых интонаций бросает в дрожь. Это страшно – когда он говорит так.
Или было бы страшно. Если б не грызущий холод.
– О, на меня обратили внимание, – он постарался говорить так же спокойно и размеренно. И глаза открывать не стал, смысла не было. – Что, надоело выслушивать жалобы марионетки? Тогда перейдём к делу, если не возражаешь.
– Перейдём. – Лёгкое шуршание поудобнее устраивается скотина, – итак, мне нечем тебя порадовать. Я уже слышал подобное сотни раз, когда Джим ползал здесь на коленях и разве что не рыдал... когда просила Дженни... потом подпольщики... Даже Тэн снизошла, уж чего не ожидал. С чего ты взял, что ты настолько особенный, чтобы именно твоя просьба подействовала?
Внутри, в холоде, обжигающим комком рождается новое чувство. Дикая злость. Но она настолько живая, что Арсений даже рад. Он выпрямляется, глядя в камеру в глаза б тебе в глаза сука
– Коробка. Тебя выдала сегодняшняя коробка, маньяк. На кой ляд тебе понадобилось подбрасывать её рядовой марионетке?
– О, так ты так это понял? – Арсений почти видит, как губы маньяка расползаются в змеиной улыбке, – я поясню. Ты очень, очень провинился, марионетка. Джек всё равно не жилец, а вот ты… ты сейчас подлечишься, и тогда я за тебя возьмусь. Ты же не думаешь, что легко отделаешься после всего того балагана, что вы устроили?
– Значит, тебе плевать и на их жизни, и на мою жизнь? – тихо, скорей чтобы заставить его заткнуться. В голове нарисовалась дурацкая картинка – они разговаривают один на один, и после слова «не жилец» Арсений затыкает маньяка носком. Судя по виду, сильно ношеным. Картинка вызывает непроизвольный смешок. – Плевать, ты жаждешь просто наказать меня с большим шиком? Тогда зачем мне ждать?
Он медленно встаёт, проходит к дальнему углу. Идти быстро не получится при всём желании. Камера с тихим жужжанием поворачивается следом. Джек как-то упоминал, что нужды в этом нет, с установленной в углу камеры маньяк и так может просматривать всю комнату. А поворачивает их для пущего психологического террора, слабонервных запугивать.
– Все ловушки у тебя на автоматике, ведь так? Ты можешь активировать их в любой момент. Что у нас тут…
Только бы не упасть
Раньше времени
В левом углу темно.
Холод торжествующе беснуется под кожей.
– Есть гиря на потолке, кажется, возле двери слева меч, у шкафов колючая проволока… – Арсений перехватывается за полку шкафа. Пальцы скользят по корешкам книг, зацепляют горшок с фиалкой-геранью, едва не наворачивая его. За спиной гробовая тишина. – Это насколько я помню, – продолжает непринуждённо, хотя стоять прямо делается крайне неудобно. – Не принимай близко к сердцу, если в перечень закралась ошибка. А вон тот револьвер… – ещё шаг, держась за полку. – Как же так-то… рассчитано на неосторожных марионеток. Никакой автоматики, если я как бы невзначай коснусь лески…
Арсений, спиной ощущая пристальное внимание камеры, останавливается напротив чёрного дула. Игрушка спрятана в широкой щели между шкафов, над кучей старых пластинок и сваленных друг на друга книг. Он протягивает руку. Медленно.
– Ранься, если хочешь, – Кукловод издевательски растягивает слова, – снова лежи при смерти, пожалуйста. Ложись ещё одним грузом на плечи своего обожаемого дока. Тебя всё равно вылечат. Мне неинтересно убивать тебя или наказывать больного. Ты мне нужен здоровым и активным.
– Я не о ранении говорю, – мягко поправляет Арсений, по-прежнему не оборачиваясь. Глаза закрыты. Дрожащие пальцы замерли у лески. – Джек не жилец, ты сам сказал. Джим уйдёт следом за братом, его убьёт чувство вины. Мне нет смысла играть с тобой, маньяк. Тебе ведь не видно оттуда, да? Если я сейчас задену леску, выстрел будет в упор. Насмерть.
Тихо. Жужжание камеры.
– Арсень, – резкое, издевательское, но с новой нотой, – посмотри на ситуацию моими глазами. Попробуй ради разнообразия. Ты и Джек меня разозлили. Джим своими психологическими изысканиями разозлил сильнее, чем вы оба, вместе взятые. А теперь ты хочешь лишить меня шанса вас наказать. Тройное самоубийство? Отлично. Но сначала обсуди это с доктором.
Динамики отключаются.
По коридору – резкие шаги, Арсений оборачивается. Распахивается дверь, входит Файрвуд-старший. Мрачный, решительный – даже глаза ожили. Подходит ближе, окидывает глазами протянувшего руку к револьверу Арсения и недобро прищуривается.
– Кукловод сказал мне, что ты тут расписываешь ему перспективы своей смерти. Это правда?
Сердце колотится как бешеное, Арсений с трудом воспринимает слова. Он почти не чувствует холода.
Ты прислал сюда Джима и тянул время
Тебе не всё равно сволочь
Не всё равно!
– Мы просто культурно поговорили о таком варианте развития событий, – голос слегка дрожит. Сердце как обезумело, мощными рывками долбит в рёбра. – Только поговорили.
Джим берёт его руку – пальцы почти комнатной температуры – и прикладывает её к своей шее. Глаза – тёмные, холодные и бешеные.
– Артерия – нажимает его пальцами где-то под ухом. – Если её перерезать, умрёшь очень быстро. Если перестрелить – тоже, но попасть сложнее. Стрелять лучше, – прикладывает его пальцы к своей нижней губе, – в рот. С наклоном вверх. Самоубийство выстрелом в висок – стереотип. А лучше всего, – тянет его руку вниз, к паху, не отрывая своих глаз от его, – перерезать бедренную артерию. Желательно – обе, летальный исход в течение пары минут. Запомнил?
О чём он
Не понимаю
Или
– Джим! – Арсений, сообразив, вырывает руку, обхватывает ладонями лицо Джима, заглядывая в тёмные глаза, – чёрт бы тебя…
Говорить нельзя
Маньяк поймёт что спектакль
– Успокойся. Пожалуйста. Я же не умер, ну! – он перехватывает последователя за плечи и резко встряхивает. От неподвижного тёмного взгляда почти физически нехорошо. – Есть... есть листочек и ручка?
Джим медленно качает головой из стороны в сторону. Глаз не отводит.
– На будущее, – его голос совсем тихий. – Если соберёшься самоубиться, сначала идёшь ко мне и выполняешь одну из вышеуказанных процедур. Я всегда хотел умереть быстро. А медленно, день за днём сходить с ума – тебя нет, Джека тоже скоро не будет – я не хочу. Мы договорились?
Да чёрт бы тебя
Скрипнув зубами с досады, Арсений быстро обнимает Джима, утыкаясь носом в волосы у его уха. Так камере не видно его лица, зато он краем глаза видит мерцающий красный огонёк.
– Если… прости меня… – срывающимся голосом. Его трясёт элементарно от усилий стоять прямо, но сейчас это кстати. Руки стискиваются на спине Джима, пальцы вцепляются в одежду, собирая её складками. – Я без вас с тоски загнусь, чёрт… не смогу просто… когда увидел… тебя, Джека… нервы сдали, а тут этот револьвер…
И, быстро, шёпотом на ухо последователю:
– Я не собирался в себя стрелять, Джим, это была проверка, что сделает маньяк при угрозе моей смерти! Сработало, слышишь ты, я – его слабое место! И я дал понять, что без вас сдохну сам! А он скорей всех остальных в узел перекрутит, чем допустит чтоб я умер!
Он ещё раз крепко стиснул Джима, не поднимая головы, и даже всхлипнул. Получилось вполне себе убедительно.
– Меня не волнует, что ты хотел от Кукловода, – Джим говорит так же тихо, но холодно. – Это действительно инструкция на будущее. Мне подыграть?
– Если не сложно, – Арсений позволяет себе коснуться кончиком носа его уха. – Это наша единственная возможность.
Джим утыкается лицом в его плечо и крепко-крепко обнимает.
– Не делай так больше, – уже слышимо, – я же… чуть с ума не сошел. – Снова на ухо, – может поплачем, м?
Кукловод откинулся в кресле, позволяя себе отвести взгляд от монитора, где Арсень и Джим продолжают страдать и обниматься.
Уставился в потолок. Пальцы, судорожно сжатые на подлокотниках, наконец получили возможность расслабиться.
Арсень, его любимая марионетка, стал слишком наглым. Он насмехался, провоцировал, даже старался диктовать ему свои условия. Более того – у него почти получилось.
Почти. Если бы Джим чуть задержался…
Кукловода слишком заворожила безумная свобода, казалось, тёкшая в венах Пера пополам с кровью.
Эта свобода стала его зависимостью.
И за это Кукловод ненавидел Арсеня.
Комментарий к 16 - 18 января
* "стекло" в жаргоне фотографов - объектив.
**фонетически искажённый вариант русской фамилии Арсения. Сильно искажённый.
========== 20 января ==========
В гостиной тишина и серые сумерки. Он раздвинул шторы, чтобы в комнату втекал слабый утренний свет.
Слабость ещё не отступила, беспокоят слегка дрожащие руки. Арсений присаживается у подлокотника дивана, отодвигается чуть дальше. Компоновка кадра приходит сама собой – сжавшегося, скорчившегося и вцепившегося в волосы Джима композиция ставит в левый угол, к краю, а дальше, как в фильме ужасов, белая простыня намёками очерчивает лежащее под ней тело. Эта белая простыня не резкой, но заметной диагональю спускается из области левого угла и занимает большую часть кадра. И из-под неё бледно-серой тенью рука с застывшими пальцами. Она-то, эта рука, оказывается почти в центре, чуть вправо.
Только в чёрно-белом
Горизонталь, справа-сбоку. Ограниченное тёмное пространство, никакого потолка. Указательный палец правой руки замирает над кнопкой спуска.
Он приникает к видоискателю. Диафрагма на f3,5., задний план вместе с виднеющимися спинками стульев, торшером и торчащими из вазы искусственными цветами становится размытой абстракцией, необязательным серым сном. Чуть резче, но всё же как сквозь стекло, очерчены спутанные волосы Файрвуда, линии напряжённых пальцев, вцепившихся в них, бледный профиль из-за темноты свесившихся спутанных прядей, складки на давно мятой одежде и складки на белой-белой простыне…
А вот мёртвая рука, виднеющаяся из-под простыни – резко, в фокусе, центром серого мира.
Отчётливый щелчок. Сработавший затвор на доли секунд закрывает картинку, потом щёлкает второй раз, выводя её на дисплей.
Арсений с тихим вздохом опирается спиной на пуфик, откидывается, до боли в шее запрокидывает голову и закрывает глаза. Руки осторожно опускают фотоаппарат на колени, продолжая по инерции придерживать тяжёлый корпус.
Ему становится немного легче.
========== 21 - 22 января ==========
Арсений, вернувшись с завтрака (теперь Дженни кормила его жидкими супчиками и такой же жидкой овсянкой) в гостиную, тихонько, неслышно прошёл на своё место рядом с Джимом. Теперь он не сидел в кресле, а кидал подушку рядом с доком на пол. Так было проще, если что, сразу трясти ушедшего сознанием в Сид Джима по первой же команде Леонарда.
А ещё…
Украдкой оглядевшись, Арсений поудобнее устроился рядом с Джимом и мысленно позвал нависающего над ним призрака.
Давай. И тяни не сразу, а то заметит как вчера.
В чём-то хорошо знать язык мёртвых…
Горла касаются ледяные пальцы. Арсений сосредотачивается на памяти о Сиде, смертном холоде, дикой тоске, страхе за своих, или же начинает думать, что его тактика в отношении Кукловода не сработает, и маньяк не настолько боится потерять своё Перо, чтобы подкинуть им инструменты. Он старается впихнуть за один раз больше, как можно больше. Джим, на время перестав быть донорской станцией для потусторонней сущности, сразу же отключается и наваливается на его плечо. Арсений едва успевает просунуть руку между диваном и спиной доктора, чтобы поддержать, затем проваливается сознанием в вязкий синий туман. Леонард вцепляет обе руки в его шею. Странно, но ни у кого из сидящих у этого дивана после прикосновений призрака не остаётся синяков на шее. А вот у него – запросто, как и после того спиритического сеанса на чердаке. Вчера выпросил у Дженни – она ведала запасами одежды, которую обитатели находили в доме во время испытаний – свитер с высоким воротником. Мотивировал тем, что мёрзнет. Хорошо, Джиму не до наблюдений за высокой модой, даже не заметил. И синяков не видно.
Он проснётся через полчаса или час. Если повезёт, через два, и Арсений успеет отдать больше, застолбив для него ещё пять-шесть часов отдыха. По крайней мере, так сказал Леонард.
Арсений сидел на краю кровати, уперев локти в колени и низко опустив голову. В пальцах он перебирал оторванный от шторы шнурок. Рядом, на покрывале, стояла раскрытая фотоаппаратная сумка, сам тяжёлый фотоаппарат лежал у бедра подпольщика. На объективе покоилась салфетка, рядом на покрывале примостились чистящие атрибуты, зарядный блок, провода и белый лист бумаги со следами серых разводов.
– Мы должны спуститься в Сид, – повторила Тэн спокойно после небольшой паузы.
