355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лена Полярная » Портреты Пером (СИ) » Текст книги (страница 106)
Портреты Пером (СИ)
  • Текст добавлен: 2 апреля 2017, 23:30

Текст книги "Портреты Пером (СИ)"


Автор книги: Лена Полярная


Соавторы: Олег Самойлов

Жанры:

   

Драма

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 329 страниц)

Джим понадеялся, что пока что он тут сидит незамеченным. Он выбрал хорошее время – даже если проходильщики и хотят проходить ночью, незамеченными, выбирают час пораньше. Шесть утра – почти утро, кому нужно проходить испытания сейчас, особенно после бурного празднования? Значит, Кукловод спит. А Файрвуд, заходя получасом ранее в гостиную, проскользнул в слегка приоткрытую дверь. Он не хотел начинать разговор сразу. В ночь на тридцать первое он собрал марионеток. Кукловод прошёлся на их счёт, сказал, что из пяти марионеток можно собрать одного Кукловода. Если судить по дневникам – да. Именно из них, – Дженни, Кейт, Уильяма, Сэма – именно ценой их существования появился Кукловод. Последняя марионетка, изображающая Джона, была использована для этого совсем недавно. Кукловод подмял Джона, чтобы существовать самому. Джим слегка пошевелился. Огонь горит, отпечатывается на дне зрачка, и если перевести взгляд на тёмную поверхность стены, она окажется расцвечена яркими, меняющими цвет пятнами. Джим моргнул и потряс головой. Он почти не волновался. Такое состояние бывало у него перед операциями – когда эмоции оказываются как будто заперты в стеклянной банке внутри. Ты их видишь и даже ощущаешь, но это не имеет никакого значения. Они всё равно отдельно. А хорошо, что Арсень всё-таки составил ему компанию этой ночью. Где-то внутри, в той же банке, родился тёплый комок улыбки. Джим ощущал его даже через прохладное стекло. Проснулся он в одиночестве, зато с потрясающим ощущением счастья. Теперь Арсень – официально его пара. Значит, теперь его можно теребить так же, как и Джека. Интересно, Арсень сам-то понимает, во что ввязался? Последний взгляд на записи. Совершенно излишний взгляд, разве что только для верификации – он запомнил то, что там записано, наизусть. Его соло – соло для двоих, для него и для Джона. Кукловод, если повезёт, будет только зрителем. Это – одна из самых опасных операций. В случае её неудачи пострадает не только оперируемый, пострадают все обитатели. Зато, если операция окажется успешной, он вытащит Джона на поверхность, заставит его принять свои воспоминания, не прятаться от них за личностью Кукловода. А после – такими же разговорами, что сложнее, нужно заставить Джона захотеть жить. Это сложнее. И позже. Последний раз пошурудить кочергой в углях – они как будто этого ждали, с готовностью выпустили искры в чёрный провал трубы. Пара шагов до двери, закрыть её – осторожно, руки ему ещё пригодятся. В ладонь с нежностью влюблённого вампира впиваются шипы. Как привычно. Джим ждёт десять секунд, после сбивает кочергой висящее на стене ружьё. Ещё пять секунд – удар по гвоздям, торчащим из стены. Резкий, неприятный звук взрезает утреннюю тишину, и Джим с трудом давит в себе желание зажать уши. Ещё пять секунд – и, глухо лязгая, со стены падает подцепленный кочергой меч. – Ты вознамерился разрушить особняк, Джеймс Файрвуд? – доносится из зашипевших динамиков. Джим, удовлетворённо улыбнувшись, ставит кочергу на место и садится в кресло. Всё это – медленно и спокойно. Он не торопится. Кукловод любопытен, и раз уж удалось привлечь его внимание, он уже никуда не денется – вступит в диалог. К тому же, в этот час больше нечего делать. Разве что заснуть заново, только есть ли смысл – за пару часов до активизации обитателей? – Я хотел поговорить с тобой, – Джим кладёт ногу на ногу. – В таком случае, я тебя слушаю. Тихий и глубокий вздох – только чтоб это не было понятно ни в камерах, ни в прослушке. Он спокоен. Поехали. – Я хочу рассказать тебе историю, Кукловод. И мне кажется, она тебя заинтересует. – С каких пор меня интересуют твои истории? – В динамиках, на заднем плане, лёгкое шуршание. Джим старается не думать, что происходит по ту сторону. – Ты пару раз рассказывал мне о себе с братом, рассказывал притчи разных мифологий, и это порядком мне надоело. – Это последняя. Джим выждал паузу, мысленно костеря себя за то, что не догадался предварительно запастись кофе. Спать хотелось не особенно сильно. Просто хотелось кофе. – И о ком история? – Кукловод рыкнул, не выдержав паузы. Он не так давно получил тело. Он не привык к недосыпу? Он не привык функционировать, когда только проснулся? – Ты его не знаешь. Но история поучительная. – Не испытывай моё терпение, Джеймс Файрвуд. – Хорошо. Жил-был мальчик. Обычный мальчик в обычной семье. Его звали… предположим, Маугли. – Маугли? Кажется, в голосе прозвучало нечто среднее между удивлением и презрительным недоумением. Маугли. Символ свободы для маленького Джона. Любимый сказочный герой. – Это художественная деталь. Мне просто нравится это имя. Но если тебя это смущает, возьмём самое обычное английское имя. Джон. Джону было четырнадцать лет, – Джим перешёл на лёгкий тон сказителя, – он жил в обычной английской семье. Какими бывают обычные английские семьи? – Мать, отец, пара детей, – раздражённо, но ответили динамики. Ну да ты же других семей и не знаешь, откуда. – Да, именно. Вот как ты и сказал, мать, отец и пара детей. Один из них, старший, и был Джон. Джим встал. В истории, которую он собирался рассказать Кукловоду, ему нужно было быть как можно более убедительным. Это значит – голос, жестикуляция и поменьше статики в позе. – Джон рос хорошим мальчиком. Он хотел быть хорошим мальчиком – для матери, для брата, для отца тоже, и очень старался им быть. Какими бывают хорошие мальчики? – Ты снова испытываешь моё терпение, – тихо и приглушённо. Опасная ситуация, Кукловода лучше не злить, но Джим только улыбнулся. Он уже давно балансирует на лезвии ножа, и если теперь прыгнул в пропасть по одну сторону этого самого лезвия, то только потому, что почти уверен – у него вырастут крылья. – Не принимай это так близко к сердцу. Я лишь хочу быть уверен, что мы одинаково видим ситуацию. Иначе нет смысла рассказывать. Так – какими? – Они любят мать, они любят брата, они любят читать… этого достаточно? Голос раздражённый, но говорит верно. Почти цитирует дневник Джона. Да, Кукловод, мне нужно, чтоб ты сам вытаскивал из себя воспоминания Джона – Да, мы понимаем друг друга верно… Кукловод выпрямился в кресле, с лёгким отвращением глядя в монитор. Что ты затеял, Файрвуд? Пересказывать мне дневники… Рука впилась в подлокотник кресла. Это ощущение – до боли, – слегка его успокоило. Всегда приятно ощущать материальность. Ничего лишнего. К тебе не попало ничего лишнего, доктор. В конце концов, он сам подкидывал станицы в тайники, а до этого перечитывал по нескольку раз не столько из любопытства, – он и так знал о Джоне почти всё – сколько из необходимости фильтровать дневниковую информацию. Некоторые записи – касающиеся их первых контактов друг с другом и тому подобное, Кукловод сразу убрал. Марионеткам ни к чему знать такие подробности. Тем более – таким въедливым марионеткам. Осталось понять, зачем Джиму этот разговор. Зачем тебе, которого выбрал Перо, этот бессмысленный… Пальцы против воли снова вдавились в подлокотник. Кукловод торопливо отогнал мысли о своевольном Пере. У него ещё будет время разобраться с Арсенем и его тягой фотографировать никчёмных марионеток. Джим тем временем остановился прямо напротив камеры. Ну же, давай, кукла. Очередная твоя бессмысленная реплика… Изнутри, в тёмной глубине, в которую он так не любил опускаться, засыпая, снова шевельнулся этот призрак. Неужели на своё имя среагировал? Кукловод замер, вслушиваясь. Нет, не показалось. Джон, не до конца растворившийся, реагировал на слова Джима. Он глухо ворочался где-то на границе сознания чёртова не сумевшая сдохнуть тень и беспокоился. С каждой фразой – всё сильнее. В мысли начал прокрадываться страх. Уже было забытый – страх быть загнанным в тёмный беспросветный угол и остаться там, не видя, не слыша, не ощущая реальности, просто тенью, которой как бы и нет… – Джон был именно таким, – негромко продолжил снова принявшийся расхаживать по гостиной Джим, – он был умный, добрый, дружил со своим младшим братом. Родители очень любили его, и он их тоже. Особенно он любил мать. Мальчики почему-то больше любят мать, это научно доказанный факт. Как думаешь, почему?.. – Она красивая и всегда дарит радость, – раздражённо и быстро, почти запинаясь. Кукловод, в отличие от Джона, крайне презрительно относился к слабому полу, насколько понял Джим. – Идеал женщины. То, что на голове, пытается компенсировать пустоту внутри головы. Дальше. – Ну, его мать действительно была хорошей. С ней было весело, несмотря на то, что она не так часто была дома. Она была довольно занятой женщиной, часто уезжала. Почему может уезжать женщина, мать, от своих детей, которых очень любит? – Джеймс Файрвуд! – Подожди, представь, что это логическая задачка. Это же интересно – я задаю исходные параметры, и ты ориентируешься на них и логически выводишь ответ. – После я тебя накажу, – тихо пообещали динамики. – Хорошо. Я согласен поиграть. Значит, женщина, работа, частые разъезды… актриса? Да! Он идёт как по колее! – Хорошо. Актриса. Это значит – красивая, очень живая, и каждый её приезд для мальчиков – как праздник. Вот так она была в разъездах, а отец жил дома. Он читал мальчикам книги и тоже очень их любил. – Чего ты добиваешься? – Просто история, ничего более. Послушай меня, пожалуйста. Мальчик рос в тепле и уюте… – Как тепличное растение, – тихо, почти неслышно. – … читал интересные книги, дружил с хорошей девочкой, игравшей в марионеточный театр. Она очень нравилась ему, и Джон-Маугли тоже научился управлять марионетками. Ходил в школу, терпеть не мог тесные галстуки… как думаешь, почему подростки так не любят школьную форму и тесные галстуки? – Уравниловка, теснота, правила… подростки терпеть не могут, когда ограничивают их свободу, Джеймс. Но ты вряд ли поймёшь. – Возможно. Мальчик жил в просторном доме и немного боялся крыс в подвале. Хотя крысы потом и начали ассоциироваться у него с уютом. Он очень любил засыпать под топоток их маленьких лапок. И он очень хотел научиться управлять марионетками как можно лучше. – Конечно, он хотел. Управлять всеми марионетками разом – что может быть лучше? Твой тон высокомерен. Слишком высокомерен для такой непритязательной истории. – Очень уютный быт, не правда ли? – Слишком. – И судьба решила так же. Не могло всё продолжаться так хорошо всегда. Как думаешь, что могло случиться? – Снова логическая задачка? Ты заигрался. Джим, ходивший взад-вперед у камина, остановился и виновато развёл руками прямо в объектив камеры. – Вовсе нет. Но ведь неинтересно только слушать, быть сотворцом истории куда интереснее. А я не хочу, чтоб ты заскучал на середине. – Что могло случиться с такой семьёй… смерть? Чья-нибудь смерть?.. Кукловод не мог остановиться. Он рад был отключить динамики, отключить мониторы, сжаться на полу, зажать уши руками – вдруг, вдруг вкрадчивый голос доктора доберётся сюда и без систем связи? – но не мог. Тёмная тень словно преследовала его ответы, накладывалась на них, давила, правила слова, уводила их в сторону. Но это не может быть правдой, у него нет сил! Тень – он, он, а не я! Рука потянулась к штекеру – обесточить мониторы, выключить связь… И снова, рванувшись, вцепилась в подлокотник кресла. – Да, смерть. Хотя сначала – нет. Девочка, которую он так любил, попала в аварию и не приходила в себя. Когда она очнётся, то уже никто не вспомнит о нём, и никто ей не расскажет. – Неужели твоя идиллическая семья переехала? – динамики заскрипели, но Джим не смог трактовать интонацию. Это немного напрягало. Что в этом скрипе? Беспокойство? Сарказм? Джим выдержал паузу, сделав во время неё ещё пару переходов туда-сюда перед камином. – Не совсем. Он обидел брата. Он очень любил своего брата, но всё равно обидел его. – Эта история напоминает твою… – Ты прав, немного похоже. Но, в отличие от меня, Джон уже никогда не сможет извиниться перед Сэмом, не сможет загладить вину. И поэтому потом, в далёком будущем, Джон будет помнить об этом. Он будет стараться примирить братьев всегда, он будет делать всё, чтобы братья поняли, как важны друг для друга. Разве это не страшно, Кукловод? Помнить ошибку, не иметь возможности её исправить, и страдать от этого… Уйди Ты же решил уйти Джон не слушал. Он ворочался сильнее и сильнее, и Кукловода захлёстывали волны его ужаса. Отчаяния, страха, боли, недоумения… Он не знал, откуда Джиму известно его прошлое. Глупый Джон не следил за своими сентиментальными записульками. Он их не перечитывал. Он раскидывал их по комнате, он отправил дневник под кровать. Он сминал листы и швырял их в стену. Он не знал, что Кукловод подобрал и отдал записки Перу. Чего ты так испугался? Это же Джим Файрвуд, он псих, он докопался до твоего прошлого… Оно ничего не значит! Кукловод, осознавая, что его злость так же беспокоит Джона, попытался успокоиться – как мог, вцепился пальцами в край столешницы, глухо задышал сквозь стиснутые зубы. Джон затих. Секунда. Вторая. И Кукловода резко выталкивают в тот самый страшный тёмный угол. Он стремительно теряет материальность, боль от впившихся пальцев, последним исчезает это чувство, стиснутых зубов – страшно, даже такое неприятное ощущение терять страшно, и тьма… На его место врывается Джон. Даже не он сам, измученный и уставший от постоянных кошмаров, а тот маленький испуганный мальчик, которого обвинили в убийстве семьи, который стоял на суде, не понимая, что происходит, который никогда не сможет извиниться ни перед родителями, ни перед братом, который сходил с ума от страха, вины и горя в душной одиночной камере… Он не видит мониторов, он сжимается в кресле, он пытается стать невидимым. Оголённый комок нервов, у него больше нет защиты. Кукловод ушёл. Его не слышно. Перед глазами – испуганные глаза Сэма, которого в первый раз ударил любимый старший брат. А в руках – тяжесть металлического корпуса отобранной игрушки. – Да... – Джон в поисках спасения подтягивает к себе микрофон дрожащими пальцами. – Люди никогда не ценят… то, что у них есть… Они никогда не понимают… что когда-нибудь станет поздно… – Проспали! Седьмой час! – Сообразив, что зам проснулся, Джек выпустил его плечо и отскочил к двери. – Арсень, если не сейчас, мы просто этого не сделаем! Давай быстрей! Сон как рукой смело. Ощущая странную невесомость в недрах живота, Арсений соскочил с кресла и кинулся догонять Джека. Тот был уже на лестнице. В особняке стояла мёртвая тишина, двери комнат были наглухо закрыты. Взгляд, мазнувший по уходящим во тьму прямоугольникам с жёлтыми пятнами стикеров на них. Отогнать лишние мысли. Поворот. Лесенка. В комнате Джек сунул ему в руки коробку, сам схватил с кровати и закинул на плечо сумку. – Тут всё, – выдохнул тяжело. – Вниз, быстро. Мне ещё глушилку устанавливать. Арсений плохо помнил, как с коробкой на руках – прижимая её к себе, как младенца – промчался по лестнице. В прихожей Джек бросил ему короткое «твоё испытание», Арсений привычно дёрнул на себя дверную ручку, не ощущая боли от шипов, и кинулся собирать предметы. Подкова зонт туфель – Готово. У нас четыре минуты, зато она мощнее глушит сигнал… Джек позади зашуршал в коробке, вытаскивая наружу страшный агрегат. Раскуроченные вагоны, приспособленные под корпус, тяжёлый тёмно-зелёный прямоугольник управляющей микросхемы, красно-синие вены проводов. – Перо, помаячь там. Если кто-то зайдёт… – Понял. Портфель тотем статуэтка кошки – Почти всё… Да не проходи ты испытание дальше! Полторы минуты… На стол приземляется кинутая с лестницы шахмата. Отскакивает от поверхности, падает на пол. Джек на корточках, к нему спиной, копается в раскуроченном теле игрушечного поезда. – Запускаю, Перо. Голос лидера слегка дрожит. Пальцы вцепляются в перила. Десять секунд. Пятнадцать. – Чёрт! – Джек изо всей силы ударил по двери кулаком и тут же принялся что-то лихорадочно ощупывать под бывшей цистерной. – Я же рассчитал схему… Не понимаю… Она в три раза сильнее жрёт заряд батареи! – И что?! – почти выкрикнуть, нервы и так уже натянуты до предела. – Таймер не запустится – вот что! Батарейка… Ступеньки, тёмный линолеум. Руки отчаянно ощупывают карманы, находят – два дня назад обменял на паззл… – Вот! – дрожащие пальцы сами собой всовывают в руку лидера найденную батарейку. Джек, сжав зубы, выдёргивает из клубка два каких-то одному ему известных провода, дальше заслоняет всё спиной. – Всё равно… Жрёт как сука!!! Разряда не будет, гремучка не сдетонирует! – А если… – Да где я тебе щас переделаю?! – взревел крыс, оборачиваясь. Бледный как смерть. – Арсень, твоя комната! Верхняя полка над столом, маленькая коробка, батарейки! Быстро!

    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю