Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 105 (всего у книги 329 страниц)
Джим – умничка – даже не посмотрел на него. Захлопнул книгу, заложил ребром ладони, откинулся на спинку кресла с закрытыми глазами. Свет хорошо обрисовал шею и запрокинутую голову, очертил расслабленные пальцы, лёгшие на старинную тёмную обложку.
Живописность, вопиющая фактурность, словно несущая в себе свежий запах масляной краски, и душный тёмный демонизм образа потребовали от фотографа особенных усилий. Арсений в привычном, казалось бы, поиске ракурсов выбивался из сил, отдавался процессу весь, судорожно терзая настройки камеры, и с каждым щелчком затвора выматывал себя всё сильнее.
Джим, словно издеваясь, ещё несколько раз нарочито медленно менял позу, перетекал, а последний раз, как бы ставя точку и показывая, что Арсений имеет право только на ещё один кадр – внезапно выпрямился в кресле и посмотрел прямиком на него, своего фотографа. Взгляд ожёг даже сквозь систему линз объектива. Пальцы, изогнувшись, впились в подлокотник, резко выявив напряжённые линии тонких косточек. Арсений едва успел ухватить порыв, вовремя запечатлеть, не упустив мгновение – первым его отразил тяжёлый тёмный взгляд, властным прищуром, чуть сошедшимися к переносице бровями, залёгшей между ними резкой теневой складкой, затем его приняли сузившиеся крылья тонкого носа, чуть презрительный изгиб губ, вскинутый подбородок, – после чего с подлокотника кресла соскользнула книга, с глухим стуком упав на пол.
– Ко мне, – приказал Файрвуд, весомо опуская ладонь на колено. – Немедленно.
Арсений отложил фотоаппарат на каминную полку, понимая вдруг, как вымотала его эта короткая импровизированная фотосессия. Будто он карабкался полдня в горы, преодолевая довольно тяжёлый подъём, чтобы запечатлеть закат с какого-нибудь приглянувшегося снизу уступа.
Он медленно подошёл к Джиму и уселся на вытертый кресельный подлокотник.
– Ты не понял, Арсень, – насмешливо сказал Джим.
Только сейчас дошло
Это ж он пьяный! Когда успел
– Понял. – Пришлось перебраться к нему на колени. Это было не так уж и удобно, кресло к подобным извращениям явно не располагало. – Я не пушинка, Джим.
– Вот уж точно, Перо. – Горячие руки скользнули под его футболку, сильным нажимом пройдясь по спине ладонями. – Весь мокрый… продует.
В тоне не было и следа привычной сердитой заботливости. Ладони слегка надавили на спину, намекая, что неплохо было бы наклониться. Арсений подчинился. Джим целовал его медленно, но от этого не менее жадно, развратно, с дрожью, привкусом вина, прерывался, почти разрывая контакт, скользил языком по внутренней стороне губ, давая время на пару глубоких вдохов, и снова неспешно впивался глубже. Пальцы под тканью то разжимались, то снова сжимались, вдавливались краями ногтей во влажную кожу.
– Нет, – когда пытка совсем уже перешла границы, Арсений упёрся ладонью в его грудь, отстраняясь. Его немного мутило, из-за мокрой одежды бил лёгкий озноб. – Джим, я устал. Серьёзно, как выжатый лимон, а может и того похуже.
Но последователь, вместо того, чтобы его отпустить, только сильнее обхватил.
– И я устал. Я устал тебя ждать, – сказал на грани шёпота. Позволил ему выпрямиться, но не отпустил. – Твоя беготня, твоя усталость и измотанность из-за постоянных потерь крови… Я устал беспокоиться, ждать твоих редких перерывов, да из них – придёшь, не придёшь. А я только смотрю издали и изображаю невозмутимый индейский столб. Мне. Тебя. Мало. Мало, Арсень.
– А если начистоту… – Арсений, поёжившись, слегка усмехнулся в темноте, вглядываясь в его лихорадочно блестящие глаза. Вот вам и смутное ожидание какой-то дряни, преследовавшее весь день. – Если подумать… Тебе не хватает меня или этого тела, единственно доступного в особняке?
– Это попытка поставить меня на место? – Джим нехорошо прищурился.
– Это попытка выяснить, что на самом деле происходит.
Арсений, высвободившись наконец из объятий, пересел на небольшой пуфик у кресла. Там было ещё холоднее, и дрожь усилилась, пришлось обхватить себя руками. Кроме того, его всё ещё не мог отпустить образ сделанных фотографий: смутно фотограф в нём знал, что только что запечатлел если не шедевр, то очень качественный портрет. Который, будучи представлен на суд зрителей, мог бы завораживать и притягивать взгляды. Фотоаппарат схватил душу.
И уж точно Арсения сейчас не тянуло ругаться с Джимом.
Замечания типа «мы в доме маньяка» и «надо было выбираться, а не отношения выяснять» лучше благоразумно опустить? – подумалось вяло, когда он перехватил тяжёлый взгляд своей «модели».
– Ну что ж… – Джим, выдержав паузу, очевидно, давая ему право первому высказаться, не дождался, откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – Я как-то не разграничиваю тебя и твоё тело. И я почти уверен, что если ты оставишь мне тут своё тело, а сам удалишься, я рад не буду. Тебе достаточно?
– Мне всегда достаточно, – тихо ответил Арсений, окидывая его усталым взглядом. Не понимает. Да и не сможет пока что, наверное.
Какое «пока что»
Завтра уже ничего не будет
– Если завтра мы выйдем на свободу – положим, такое случится… – Арсений сцепил пальцы в замок, уперев локти в колени. Время отступать прошло. – Я не боюсь ни огласки, ни потери репутации. Я тебя успел полюбить, Джим Файрвуд, у меня с этим делом быстро. Я всегда знаю, кто мне действительно нужен и насколько нужен. А ты сам? Я всегда где-то, всегда в творчестве, в работе, среди людей, всегда рву задницу на передовой, потому что знаю – я профессионал, меня таковым воспринимают, и я должен это оправдывать. Если я скажу, что остаюсь с тобой, ты – выдержишь? Или мы сойдёмся на коротких и предельно вежливых выяснениях отношений где-то с неделю, а после разбежимся?
– Ммм? – Джим поднял брови. Кажется, он вполне себе удивился. – Я даже и не думал, что ты решишь со мной остаться. Дай мне минутку…
Руки, до этого скрещенные на груди, легли на подлокотники, пальцы напряжёно забарабанили по вытертой обивке.
– Моя жизнь мало чем будет отличаться от твоей, – заговорил он наконец. – Постоянная работа, выходные и отпуск методично прерываются вызовами по сложным случаям. А я ведь ещё и хочу учиться. А огласки – нет, не побоюсь. Я достаточно взрослый человек, чтобы не бояться пересудов. Далее?
– А что далее? – Арсений ощутил, как-то отстранённо, как собственные губы дрогнули в тяжёлой усмешке, – считай, что здесь у нас репетиция. Если понимаешь, что так будет всегда, к чему эти заявления о том, что ты устал ждать? Ждать придётся. Нам… Друг друга и постоянно.
– Видишь ли, ждать человека, с которым… ты официально вместе, и ждать человека в вот такой ситуации – подвешенность, вынужденное притворство и тому подобное – вещи разные, – Джим тяжело вздохнул. – Да, мне тяжело наблюдать за тем, что ты – для всех, среди которых лишь немного выделяюсь я, и то на правах общего доктора. Я, наконец, обрёл человека, с которым хочу быть, но он как бы и не мой. Я бесправен.
– Ну вот, твой, – Арсений на пару секунд развёл руками, после чего слегка хлопнул ладонями по коленям. Горьковатую улыбку скрыть не получилось, ну, может, Джим и не заметил, в полумраке. – Если хочешь, можем пойти и объявить об этом хоть всему миру, начиная с Кукловода, а потом поцеловаться при всех в гостиной. Я серьёзно.
– Арсень, ты либо паясничаешь, либо не желаешь понимать. – Джим потёр пальцами переносицу и встал. – Я схожу в ванную, сброшу… напряжение. После можем поболтать, поиграть в шахматы или лечь спать, если у тебя совсем уж нет сил. Решишься на шахматы – сходи за ними к Лайзе.
– Я действительно был серьёзен, никаких шуток, – тихо сказал Арсений ему вслед. Смутная тоска, ощущение зияющей неизвестности за будущим утренним взрывом давили изнутри. – Просто до сих пор думал, что тебе не понравится огласка, лишнее внимание обитателей и фырканье по углам. Люди бывают редкостными тварями, когда речь заходит о чём-то, чего они не желают принимать. И, если уж идёшь в ванную… может, подумаешь на тему того, что во-он тот серенький диван раз так в …дцать ближе?
– Нет, один так один. Не то настроение, чтоб предаваться разврату на твоих глазах, – Джим спокойно покачал головой. – И мне не важно, о чём будут шушукаться. К тому же, наоборот, будет забавно, как шушукающиеся будут приходить ко мне на приём. Возможно, нам просто следовало обсудить это раньше.
Арсений поднялся с пуфика, в два неслышных шага преодолел отделяющее их расстояние и обнял упрямого последователя. Его всё ещё слегка трясло, и прижаться вот так к явно не мёрзнущему Джиму было вполне хорошо.
– Не пущу. Ни в какую ванную. Лучше уж подохну на месте.
Джим окинул его оценивающе-лукавым взглядом.
– Ну что ж… Быстрого передёргивания не обещаю. Переживёшь?..
Арсений дал себе установку проснуться в четыре. Обычно этот нехитрый способ его не подводил. Так случилось и в этот раз: открыв глаза, он обнаружил, что спит, ткнувшись носом в одеяло на плече Джима. Док спал спокойно, спиной к мягко светящей прикроватной лампе – вчера они забыли выключить свет.
Если повезёт… когда мы снова увидимся, мы все здесь будем уже свободными людьми. Ну, хотя бы в плане нахождения в конкретном особняке.
Он бесшумно оделся и вышел в тёмный коридор. Миновал кинотеатр, дверь неизвестной закрытой комнаты, парочку других дверей, и с удивлением понял, что в гостиной ещё отмечали. Из-за приоткрытой двери слышались голоса – изрядно навеселе. Пели нестройным хором, кто-то визгливо, надрывно и пьяно смеялся. Пока он тихо пробрался мимо двери, внутри ещё и что-то разбилось. Поющие на миг замолкли, потом радостно взвыли.
– Пяти минут не прошло! – Рёв был такой, что Арсений едва не вздрогнул. – Проспорил, точно!
Ответом стал свист и дружный гогот.
Их было слышно даже в ванной, где он сначала заставил себя облиться холодной водой, затем долго, отфыркиваясь, умывался – для работы надо было полностью проснуться.
С новым годом.
Выходя из ванной, Арсений едва не запутался в омеле – её ветки были прикреплены с внутренней стороны двери, там, куда обычно вешали полотенца.
– Да вы с юмором тут, как погляжу… Ещё закусывать ей начните, – пробормотал он себе под нос.
На полутёмной площадке второго этажа обнаружился Джек. Стоял, перевесившись через перила, и прислушивался к шумихе внизу.
– Даже спрашивать не буду, где ты был, – он слабо поморщился.
– Всё исключительно мирно: я дрых, – Арсений сел на перила рядом. – Клянусь.
– Избавь от подробностей.
– Как скажешь.
Они помолчали.
– Я этого не учёл. – Джек со вздохом выпрямился. Теперь он опирался на перила ладонями. – Понятия не имею, когда этот праздник там свернётся. А пока все не разошлись, тащить коробку в прихожую опасно.
– Тогда пойдём в комнату. Чего тут-то торчать, – не слишком уверенно предложил Арсений.
– Не. – Джек слабо отмахнулся. – На кухню. Заодно услышим, когда все разойдутся.
– Если вообще разойдутся.
На кухне крыс молча поставил греться чайник. Свет они включать не стали, как-то не тянуло, ограничились стоящим на шкафу фонариком. Арсений уселся в любимое кресло Дженни. Скрестил руки на столе, уложил на них голову. В сон всё равно тянуло, несмотря на холодный душ.
– Арсень, – Джек заложил руки за спину, опершись о шкафчик у плиты, – а что ты первое сделаешь на свободе? Конечно, когда все формальности…
– Пойду гулять, – невнятно отозвался зам. – Просто выйду вечером на улицу и буду ходить по городу. Может, всю ночь, может, надерусь в каком-нибудь баре. Или заверну к одной хорошей знакомой… она классно играет на скрипке и варит охеренный кофе. И не только… А ты? Кинешься ближайшим рейсом к своей?..
– Не знаю. – Крыс опустил голову. – Хочу с братом побыть. Мы просто, чтобы вместе… да с тех пор, как он уехал учиться.
– Это дело хорошее, – согласился Арсений.
– Ну да.
Забытый чайник тихонько засвистел, выпуская струйки пара.
– А Тэн не кипятит чайник, говорит, его надо доводить до температуры «шум ветра в соснах». Это где-то 90 градусов… так… щас… где-то 190 фаренгейта.
– Сто девяносто четыре, если с Цельсия переводил, – поправил Джек, уже засыпавший в маленький чайник заварку и вроде как что-то ещё из небольшой банки. Теперь он аккуратно заливал туда кипяток. – А было бы неплохо у неё поучиться… Лимон из холодильника достань.
Арсений со вздохом оторвал задницу от табурета. Нашёл лимон, вытащил и вымыл, а вот порезать Джек ему не позволил – отобрал вместе с ножиком.
– Я бы у неё многому поучился. Каллиграфии той же, – Арсений уселся в прежнюю позу.
– Ещё с пару недель назад все зудели… – крыс, замотавший чайничек в два полотенца, зашипел, случайно коснувшись пальцами горячего фарфорового бока. – Что у вас роман.
– Да не, мы вместе только маски клеили.
– Оно и понятно, – Джек, хмыкнув, нарезал лимон, вытащил банку с мёдом и плюхнулся на стул, уложив ноги на соседнюю табуретку. Откинул голову на спинку, уставившись в потолок. – Расхаживает по дому такая… загадочная, и ты с ней… Заметь, она с тобой с единственным разговаривала тут, ну, ещё с Дженни. Дама в чёрном…
– Эт ещё одна легенда?
– А? Да не. Это как в белом, только в чёрном.
– А.
– Три минуты надо засечь, а то передержим заварку.
– Угу.
– А я ещё, бывало, раньше… смотрю на неё…
– Заварку?..
– На Тэн, придурок. Ну вот, смотрю и думаю: она ведь тоже была мелкой. Носилась, творила всякую ерунду. Волосы в косички заплетала…
– Это вряд ли. Вроде японская культура косичек не предполагает.
– Да пофиг. Ну и вот думаю – неужели это всё у неё было? Она как будто такая всегда была. Не улыбалась, не смеялась.
– Мне пару раз улыбалась. Я видел. – Арсений, не поднимая головы, прочертил на столе несколько линий пальцем.
– Да тебе все улыбаются, это мы уже обсуждали, – крыс отмахнулся от него. – Тоже мне…
– Это потому что я упорен и настойчив в достижении цели.
– Какой ещё?
– Чтобы все улыбались. Люблю, когда люди улыбаются… – Арсений пробормотал это совсем уж сонно и съехал щекой по руке, уткнувшись носом в локоть.
– Арсень, не спи. Щас чай заварится.
– Не сплю.
Джек поднялся со стула, загремел чашками. Потянуло запахом свежезаваренного чая, лимоном и чем-то ещё таким острым, но приятным.
– Вот. – Перед Пером на стол бухнулась кружка. – Чёрный с имбирём, лимоном и мёдом. Клёвая штука.
– А ты не перестаёшь удивлять… – Арсений, не поднимая головы от стола, обхватил тёплые бока кружки перебинтованными ладонями. – Спасибо.
– Да ладно.
Джек со вздохом опустился обратно. Беззлобно ругнулся на чай – слишком горячий.
Пили в полном молчании. Через прихожую от гостиной всё ещё слышались пьяные голоса празднующих. Арсению, прихлёбывающему ароматное варево, подумалось, что без заначек тут не обошлось – к этому времени они должны были выжрать уже все запасы вина из поставки.
– Как бы чего не было, – вырвалось вслух.
Джек, до этого изучавший чаинки на дне своей чашки, встрепенулся.
– Чего именно?
– Да кто знает. – Арсений слегка пожал плечами. – Пойдут колобродить, а там ловушки…
В коридоре послышался смех, негромкие переговаривания, дверь распахнулась, и в кухню спутанным обнимательным клубком ввалилась пьяная на ходу целующаяся парочка. Девушка увидела их, ойкнула и торопливо вытолкнула своего спутника обратно в коридор. Дверь закрылась.
– Представляю, что щас по комнатам творится, – хмыкнул лидер. Подпёр подбородок кулаком и тоскливо уставился в стенку.
– Ну что, зря они, что ли, омелу развешивали…
– Праздник, – изрёк Джек глубокомысленно.
Минут через пять молчания Арсений предложил сыграть в города. Перебрасывались вяло, в конечном итоге Джек сполз на стол, отвечая всё тише, потом пробормотал, что так нечестно – Арсень вырос в стране, где априори разных городов и их названий больше, – и уснул рядом с кружкой.
Арсений ещё минуты три сидел неподвижно, стараясь не смотреть в тёмный угол кухни – там ещё с середины их кухонных посиделок маячил смутным облаком знакомый туман. Он то выстилался над полом, то снова вытягивался, обволакивая тощую лапу торшера.
– Что же тебе от меня надо… – прошептал Перо, утыкаясь лбом в стол. Показалось, только на секунду закрыл глаза, а его уже тряс лидер.
Джим вздохнул, собираясь с мыслями.
Гостиная в этот час особенно уютна, несмотря на оставшийся от празднования хаос: перевёрнутый стул прямиком посередине комнаты, на полу – пустые бутылки и осколки, на столе – гора посуды и объедков. Про состояние покрывал на диване, ковра и мелкого убранства и говорить не стоит. Если бы в комнате велись военные действия, было бы куда меньше беспорядка.
Хотя и больше крови.
Джим только что заново разжёг камин – просто, чтобы посидеть, поглядеть на огонь и привести сознание в порядок. Он знает, о чём собирается говорить и знает, зачем это нужно.
Огонь мягко потрескивает. На него можно смотреть сколько угодно – на пляшущие языки, на чернеющие поленья, вглядываться в мерцающие угли в самом центре костерка. Он освещает не очень большое пространство и делает каждую вещь, на которой пляшут его световые пятна, потрясающе контрастной. А ведь днём и шторы, и диван, вообще всё – иное…
