Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 181 (всего у книги 329 страниц)
– Это всё так, лишний мусор. Думаем по делу: есть двое подозреваемых, Стабле и, получается, Грин. Оба в особняке. О первом Барни хоть что-то оставил, о второй нам ничего не известно, – Билл набил трубку и пощёлкал зажигалкой. – Вот же зараза… О, подожгла… – он затянулся и выдохнул густое облако дыма. Зажигалка отправилась обратно в карман. – Да ещё фотография Форса в деле, а его я с подозрений не снимал. Но вы и впрямь хорошо поработали, да… Папки оставьте, и можете отдыхать сегодня.
Лайза обернулась на Арсения, тот пожал плечами.
Подвал потихоньку заволакивало дымом.
Оказавшись в коридоре первого этажа, оба тут же, не сговариваясь, направились к двери во внутренний двор.
– Угробит он себя этим своим куревом, – пробормотала рыжая, кутаясь в снятое с вешалки у выхода пальто.
– Ага, – Арсений стянул с крючка чей-то чёрный шарф и в качестве компромисса надел на шею. Он-то и в толстовке на улице не мёрз. – Если мы раньше не скопытимся. Зато думай позитивно – вдруг выкурит из подвала муравьёв?..
– Что я сделаю? Интернет не работает который день. Крысы могли кабель перегрызть, сегодня гляну, – огрызается Райан. Следом невнятно шуршат динамики, затем щёлчок: Фолл отключил связь.
Арсений вползает на чердак, плюхается на свой любимый ящик. Отсюда в три четверти видно работающего за мониторами Форса.
– Послезавтра… нет, уже завтра, всё будет, – произносит как можно нейтральнее. Надеется, Райан поймёт, что это об открытии комнаты.
Молчание.
– Принёс всё, – Перо слегка встряхивает устроенную между ступней сумку. – Банка здоровенная, всё как надо.
– Сложи куда обычно и свободен.
Арсений, плохо понимая, что делает, скинул в картонную коробку все находки – газовые баллончики, детский пистолетик (к нему даже несколько пулек было), несколько любимых хвостатым катушек с проволокой, бутылку с эпоксидной смолой и растворителем – последние еле-еле стащил из подпола, ещё кой-какую мелочёвку. Только жестяную банку из-под консервированных шампиньонов просто поставил рядом. Кинул взгляд на часы. Доходило четыре утра. Вздохнул, уныло поплёлся на выход. Голова от потери крови слегка кружилась, предутренний мир расплывался.
– Перо, – услышал, перешагивая порог. Остановился. – Держись от Тигрицы подальше. Ради своего же блага.
Райан говорил спокойно. По крайней мере, в привычном презрительном голосе новых интонаций не появилось.
Арсений ухватился за косяк исколотой рукой, обернулся.
– Как я это сделаю, интересно, если мы вместе уходим на Ту Сторону? – поинтересовался насмешливо.
– Я предупредил.
Ага, понесло
– Отлично, а я услышал, – зло хмыкнул Перо. – Можешь обрушить на меня парочку ловушек или запереть где-нибудь, хоть сейчас. Только для начала прикинь, каково в одиночку, без помощника, шататься по миру мёртвых. Пока я сам не сдох, одну её туда не пущу, даже не надейся.
Арсений ещё подождал ответных реплик, но их не последовало. Форс предпочёл на него не реагировать. Перо пожал плечами и медленно сошёл по лестнице. На нижней ступеньке голову резко обнесло. Пришлось привалиться к стенке. Рука нырнула в сумку в поисках спасительной капсулы, но её не было.
Надо было ходить по особняку, искать деревянные фигурки, чтобы потом обменять их на капсулы.
Иначе гемостимулина не видать.
– Да что за фигня… – тихо сказал Арсений по-русски. Почти с отчаянием.
Но делать было нечего: держась за стенку, он медленно поплёлся к своей комнате.
Послезавтра за всеми делами настало как-то незаметно, надо было открывать новую комнату. Потому, очередным вечером, дождавшись, пока Джек уснёт, Арсений слинял из комнаты.
Теперь он битый час сидел в гостиной на диване, в полной темноте, прислушивался к шагам и шуршанию обитателей. Ждал, пока особняк угомонится.
Это что, блин, Москва – неспящий город?
Сначала носились по коридору, вроде бы потеряли кого-то. Потом нашли и носились уже поэтому. Грохотали от кухни до кинотеатра – из отрывочных реплик удалось установить, что подпольщики починили кинопроектор и проводили пробный показ найденных в фотолаборатории фильмов.
К часу они угомонились.
Зато, когда он задремал, в гостиную ввалились девушки в составе четырёх со свечками и спиритической доской – хотели попробовать связаться с умершей Эрикой и спросить, кто её убил на самом деле.
Арсению захотелось спрятаться под диван.
Как и следовало ожидать, ничерта у самопальных некроманток не получилось, и они убрались восвояси к двум ночи. Энн на ходу доказывала остальным, что не получилось из-за оттёртого Дженни пятна крови на ковре.
К трём вроде наступила тишина. На пять минут.
Несколько подпольщиков за какую-то провинность были отправлены отбывать испытание в кухне, да в прихожей выясняла отношения влюблённая парочка.
А чёрт с тобой, конспирация
Он потихоньку выбрался из гостиной и без фонарика прокрался к закрытой комнате. От заколоченных окон тянуло сквозняком, под потолком мигала в абсолютной тьме камера. Арсений слышал её тихое жужжание.
Парочка в прихожей покончила с обвинительными репликами и теперь притихла. Может, помирились.
– Поехали, – пробормотал Арсений сквозь слегка прикушенный язык. Вытащил ключ, на ощупь нашёл скважину. Тяжёлая резьба в замке громко, на весь коридор щёлкнула. Арсений воровато оглянулся и повернул ключ ещё раз. Второй щелчок, потише. Затем несколько щелчков автоматической блокировки. Дверь приоткрылась.
Каждую секунду ожидая, что с потолка вот-вот раздастся полный гнева праведного голос Фолла, Арсений осторожно протиснулся внутрь.
В нос ударил тёплый запах земли и цветочных удобрений. Ещё пахло цветами, вроде орхидей, и что-то негромко булькало в тишине.
Арсений нашарил в сумке фонарик. Луч тёплого света протянулся от двери к противоположной стене комнаты. Мёртво блеснула тёмная пластмасса: три окна от пола до потолка, разделённых лишь небольшими перемычками, и стеклянная дверь, ведущая, судя по всему, во внутренний двор, были закрыты тяжёлыми жалюзи. Арсений вспомнил, что во внутреннем дворе на месте этих окон как раз густые и высокие заросли кустарников.
Саму комнату наполняли растения в кадках. Они были всех размеров – от пальмы, подпиравший немалый по высоте потолок, до небольших папоротников, кустисто разросшихся в кадках, и фиалок, розетки из круглых листьев которых были скромно втиснуты в крошечные тёмные горшочки. Повсюду стояли подставки для цветов, со стен свешивались плети плюща и бегоний.
Булькал аквариум. Огромное сооружение покоилось на тумбе и содержало в себе одиноко дрейфующую золотую рыбку – она метнулась прочь от направленного на неё фонарного луча.
Арсений медленно прошёл к столику – он, полосатый серо-бежевый диван и кресло притулились в самой середине комнаты, образуя среди зарослей островок цивилизации. На столике лежала забытая кем-то книга, даже с закладкой.
Фолл что ли читать приходил? Или Мэтт этот…
Перо осторожно подошёл к столу, затронул книгу. Свет выхватил название – сплошные иероглифы.
– Исами… – Он, нахмурившись, перевернул несколько страниц свободной рукой. Ни одной картинки. Середина книги заложена огрызком красной ленточки. Позади что-то негромко зашипело. Арсений оставил в покое книгу и направил свет фонарика на диван.
В следующую секунду он резво отскочил назад, навернув по пути табуретку с наставленными на неё пирамидой пластмассовыми ящиками.
Ящики посыпались на пол. Следом рухнула табуретка.
Змея, до этого лежащая клубком на диване в каких-то пятнадцати сантиметрах от Пера, медленно, неохотно развернулась во всю немалую длину; посверкивая зеленоватой чешуёй и изящно извиваясь, она вползла на спинку дивана и исчезла из виду в густой листве торчавшего за спинкой тропического фикуса.
– Твою… кукловодческую… мать, – Арсений огляделся, тяжело дыша. Сердце колотилось как бешеное.
Он принялся водить фонариком по полу, ожидая тарантулов или скорпионов или хотя бы ядовитых тропических тараканов каких-нибудь.
В двери негромко, но в ночной тишине очень слышимо, щёлкнул блокатор.
Включился динамик.
– Восемь раз проходишь испытание. Восемь успешных раз. Сейчас кровь можешь не тратить, это пробное. О продолжении наказания поговорим утром.
Кукловод
Вернулся
Вернулся!!!
Арсений замер. Затем быстро-быстро направил фонарик в сторону мерцающей в углу камеры, широко ухмыляясь.
– Да хоть десять. Ты не поверишь как я рад тебя слышать! – сообщил камере, направляясь к двери за листочком. – Надеюсь, ты скоро заберёшь меня из этого бренного и жестокого мира к себе…
– Если пожелаешь, Арсень, – голос Кукловода из холодного стал глубоким, почти бархатным, – то можешь прийти когда угодно. Даже сейчас. Конечно, когда отработаешь наказание.
– Договорились, – Перо вытянул из кармашка листочек со списком. – Жди.
Когда он в половине четвёртого подошёл к кабинету на втором этаже, дверь была приоткрыта. Привычно зайдя внутрь, в прохладную – Кукловод поддерживал температуру для того, чтобы краска сохла равномерно – полутьму, Арсений остановился. Дверь за ним защёлкнулась.
Кукловод был тут. Сидел в кресле у стола в своей любимой позе – закинув ногу на ногу; голова чуть склонена набок, локоть левой руки упирается в подлокотник, пальцы касаются щеки. Настольная лампа, накрытая тёмно-красным абажуром, давала на его лицо рефлекс, похожий на отблеск гаснущих углей в костре. Этот же красноватый свет отразился в тёмных глазах, когда он повернул голову к вошедшему Перу.
Слегка – показалось ли? – улыбнулся.
– Иди сюда. – Медленно-медленно Кукловод окинул его взглядом. – Тебя нужно перевязать.
– Какая честь, – Арсений не подал вида, что удивлён. Не отпуская «модель» из внимания, медленно прошёл к креслу. Глядя Кукловоду в глаза, медленно опустился на пол и протянул ему руку. Бинты пропитались кровью, и старые шрамы, там, где зашивал Джим, ныли. Но к этой боли он привык.
Кукловод взял его руку в свои. Повернул ладонью вверх. Впился внимательным взглядом в окровавленные бинты. Потом, наклонившись, поднёс ладонь к лицу, коснулся кончиком носа разлохматившейся ткани бинтов. Втянул в себя воздух. Провёл кончиком носа по кромке верхнего, самого пострадавшего слоя.
– В запахе твоей крови вся суть жизни, Арсень, – хрипло и тихо.
Арсений выждал секунды три, вбирая попутно линии – свою руку в руках Кукловода. Тёмный огонь в глазах маньяка. Изменившиеся, резкие черты, делавшие его настолько не похожим на Фолла, словно по ним прошёлся, сделав чётче, выразимо рельефнее, какой-то сумасшедший художник.
– Я не знаю этого, – ответил тихо. – А на днях меня и вовсе разжаловали из Перьев.
Кукловод слегка поднял на него лицо. Недоверчиво изогнул брови. Улыбнулся. Миг – и он смеётся, склонив голову к его руке, почти касаясь носом изорванной ткани бинта.
– Это невозможно, Арсень, – заговорил, отсмеявшись. – Ты о выходке Джона? О ней?
Арсений, чуть прищурившись, вглядывался Кукловода. Он впервые видел, чтобы маньяк так смеялся.
Стало слегка страшно.
– Ну да. Он же сказал об этом прямо. На шутку похоже не было.
Кукловод тряхнул головой, всё ещё улыбаясь.
– Не мы сделали тебя Пером, Арсень. Перо – это не статус, не звание. Это твоя суть, твои поступки. Ты сам делаешь себя Пером.
Последний раз вдохнув запах окровавленных бинтов, он выпрямился и потянулся за лежащим на столе ножом для бумаг.
Арсений не шелохнулся, когда холодное лезвие протиснулось под бинты, слегка вдавилось тупой стороной в исколотое месиво ладони. Лёгкое движение вверх, и окровавленный бинт, разрезанный надвое, падает на пол.
– А Тэн, значит, была такой же…
– Несколько другой, но да. То же стремление к свободе, та же ярость…
Кукловод откладывает нож и прикладывается щекой к раздербаненой ладони. В проколах тут же начинает щипать, но ненадолго – уже через секунду Кукловод выпрямляется – на щеке видны следы крови – и плескает перекись в раны из небольшой бутылочки.
Арсений смотрел на него в упор. С ладони, шипя, капала смесь крови и перекиси.
Перекись щипала, шипела, вгрызаясь в изрывшие ладонь проколы.
Пришлось сжать зубы и сосредоточиться, чтобы зверски ноющая рука не дрожала. Инстинктивно Арсений ощущал, что обнаружить сейчас слабость было равносильно смерти. Его, в глазах маньяка.
В горле слегка пересохло, и говорить получилось невнятно.
– Я хочу спросить, – он под шипение перекиси немного откинул голову, чтобы при случае можно было поймать взгляд Кукловода. – Правда, мы об этом ещё не говорили… Портрет. Там… каких именно марионеток ты хочешь видеть в своих руках? Я правильно понимаю, что одной из них должен быть я?
– Верно, ты. Моя главная марионетка. – Кукловод достаёт упаковку бинтов, вскрывает тем же ножом для бумаг.
Перекись щипать перестала.
Арсений кивнул.
– Вторую мне полагается угадать, или скажешь сразу?
– Ты угадаешь, Арсень, – Кукловод, улыбаясь, смотрит в его глаза. – Уверен, что угадаешь.
Витки бинта ровным белым слоем ложились на ладонь. Перевязка была рыхлая, неумелая, но он явно старался.
– Да… – Арсений закрыл глаза, вспоминая свои последние, урывками рисуемые наброски. Отвлекала только остаточная болевая пульсация в ладони и мёрзнущие пальцы. – По крайней мере, попробую.
========== 20 марта ==========
Маньяк медленно проступал из небытия и тьмы.
Это было частью задумки, которую Кукловод мог оценить сам, периодически во время работы подходя взглянуть на свой портрет – нанесённые широким шпателем ровные слои чёрной краски – чтобы не закрашивать кистью весь немалый фон портрета – стали пластами густой тьмы, из которой неясно, тёмными контурами, проступала его собственная фигура, одетая в чёрное. Она становилась всё явственней по мере работы, словно бы действительно возникая из чистой темноты.
Яснее всего, светлыми пятнами – его лицо, полускрытое неровными тенями, руки, удерживающие марионеток, и светлая каменная чаша. Старинные языческие символы на ней Арсений рисовал по памяти – они были вырезаны на стенах в призрачной крипте, где обитал древний Друид. Пока же, на картине, они только полупрозрачными контурами.
Окинув холст взглядом с пяти шагов, Арсений снова подходит к мольберту. Кидает взгляд на модель. Кажется, Кукловод задремал в кресле, по крайней мере, глаза закрыты, и руки, лежащие на подлокотниках, расслаблены.
Он не спал все те двое суток, что художник находится здесь, в этой комнате.
Иногда уходил к себе, отслеживать состояние дел в особняке, и давал отдохнуть Перу, но сам – точно не спал.
Заметно по темноте, широкими коричневато-сиреневыми мазками улёгшейся под закрытыми веками.
Арсений кивает своим мыслям – пусть поспит модель должна быть в хорошей форме – и возвращается к работе.
Взгляд прищурен, впился в тот кусочек полотна, где он собирался сейчас работать.
Кисть касается палитры, упругий ворс резко погружается в густую, пастообразную массу краски, размазывает её в сторону другой; быстрыми движениями кисть принимается сливать воедино два цвета – серый с золотисто-охристым, чуть белого, и – к холсту, прописывать светлый участок.
Его отвлекает шуршание со стороны кресла. Арсений высовывается из-за мольберта, с трудом подавив желание ухватиться за край холста измазанными в краске пальцами.
Кукловод хмурится, сильно, даже лицо искривляется от усилия.
Сжимаются пальцы.
Глаза открывает резко, как будто он просыпается от кошмара. Обводит комнату взглядом. При взгляде на Арсения слегка приподнимает брови.
– Работа окончена, – говорит хриплым спросонья голосом. Это – Джон. Теперь это хорошо заметно, даже мимика стала больше… аристократичной, нежели принадлежащей маньяку. – Иди к себе.
– Три минуты, приведу рабочее место в порядок, – Арсений устало кивает. Закрывает тюбики, убирает в ящик. Опускает кисть в банку с растворителем, им же, стоящим в небольшой бутылочке, смачивает тряпку и тщательно вытирает руки от краски. Комнату наполняет тяжёлый сладковатый запах.
Джон не смотрит на него. Он прикрыл глаза и медленно водит по крышке стола пальцами.
Арсений в последний раз окидывает взглядом портрет, затем проходит к дивану, за своей сумкой.
Невольно косится на Фолла.
Я словно фаворит одного из двух враждующих между собой регентов
Да? А тогда кто номинальный король?
Вопрос интересный
Но если он есть, то рано или поздно возьмёт власть в свои руки
И нехило выпиздит всех остальных
Он подхватывает лямку – всю в старых бурых пятнах крови, закидывает на плечо.
– Дверь – откроешь? – спрашивает мягко.
Джон кидает на него взгляд, достаёт из кармана пульт и нажимает пару кнопок. Дверь тихо щёлкает.
– Можешь идти. Доброго дня.
Арсений выходит из кабинета в полутёмный коридор.
На полу, пробравшиеся сквозь щели в заколоченных окнах, лежат серые отсветы, с далёкой отсюда лестничной площадки в коридор падает тусклый электрический свет.
Перо медленно плетётся к комнате Джима. Однако замирает посреди коридора, у дверей гостиной.
Комната, та самая, которую он два дня назад открыл. Из распахнутых дверей валит дым, тут же столпились гомонящие обитатели.
