Соавторы: Олег Самойлов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 288 (всего у книги 329 страниц)
Перо подошёл к тёмному зеркалу. Когда-то он носил серьгу в левом кажется ухе, его это забавляло, и он заявлял возмущающейся Софи, что ни за что с этой финтифлюшкой добровольно не расстанется. А потом где-то потерял. Хорошая была, серебряная, в виде черепка, привет нефорской юности. С тех пор его уши никаким издевательствам не подвергались – не до того было. И вот, блин, довелось.
Нож прошёл через мочку легко, кровь полилась тут же. Много. Тихо шипя, Перо закрыл нож, уперев тупую сторону лезвия в колено, а ладонь второй руки ковшиком (опять заболела) подставил под кровящее ухо. Кровь шмякалась тяжёлыми каплями, пропитывая белоснежные бинты.
– Сюда иди, – тихо позвал Джима, садясь на бортик ванны. – Пей, сколько сможешь. Чем больше, тем лучше.
Джим склоняется над его ухом, проходится языком по растекающимся дорожкам, а потом обхватывает губами разрезанную мочку. Проходится языком и по ней. Глотает. Для удобства опирается коленом о бортик ванной, прижимает к себе голову Арсения почти не истерзанной ладонью.
Кукловод бы за такое убил. За одну секунду убил бы на месте обоих.
А почему ему, проклятию, нравилась моя эта кровь? Она же вроде как не несёт в себе тьмы. Должна быть для него безвкусной.
Джим отрывается, вытирает измазанные в крови губы.
– Тошнит, – признаётся, – у тебя кровь… пахучая. Дай мне секунду.
– Угу.
Арсений созерцает ореол.
Выглотал он немало, – заторможенная мысль. – Нет, правда.
Ореол никуда не делся. Он был ровно таким же, как до начала хреновой «вампирской сессии» с заглатыванием крови.
– Не помогает, – Арсений смотрит теперь на свои руки. Пальцы слегка дрожат. На левой, на бинтах, темнеют пятна от капель крови. – Кровь не действует почему-то. Попробую стянуть по старинке, щас, через минутку. Отдыхай пока.
Отдыхай. С коробкой концентрированной смерти на голове. Ничего лучше не придумал?
Не придумал, потому что от страха обоссался. Не дрейфь, ещё не всё попробовали.
– Арсений, а ты можешь мне объяснить, что происходит? – Джим садится на бортик. Опирается сзади руками. Хмурится. – Или мне нельзя знать?
– Вокруг тебя такая… ерундовина, типа ауры, куда заливается тёмная дрянь от проклятия… Так-то она у всех есть. Я её вижу. Может, Джек тоже видит, после стольких прогулок в Сид, – Арсений сообразил, что словесным мусором оттягивает неизбежное, и оборвал сам себя. – Короче, так она просто красная, а у тебя… почти чёрная. У Исами… за сутки перед смертью было так же. Ты… – слова не слушаются, невнятные, – в общем, умрёшь. Через день или два.
Под конец собственный голос стал тихим, будто он вещал на радио для тараканов. Вон один, кстати, как раз вылез из-под раковины и теперь шевелил усами, сидя на кафеле.
Сигнал ловит, ага.
Джим, видно, ошалел. Слегка потряс головой. Потом усмехнулся горько (губы сжал).
– Я знал, знал, что будущему верить нельзя… Твою мать.
– От крови раньше становилось лучше, щас без изменений, – Арсений прижал его к себе, ткнулся носом в мягкие волосы. – Попробую оттянуть напрямую. Если не поможет – пойду в Сид к знахарке, она должна что-нибудь подсказать. Если нет… придумаю ещё что-нибудь. Через три минуты могу просто отключиться. Сиди в спальне, под присмотром Дженни и Джека, никуда не вылезай. Джеку можешь рассказать, он поймёт.
– Рассказать Джеку, что умру? Ты уверен? – На затылок ложится ладонь. Вплетает пальцы в волосы. Поглаживает. – Арсений, прятки не помогут. Надо… просто успеть сделать побольше.
– Не надо, – с закипающей внутри злостью. – Я сделать что-то пытаюсь, а ты под нож лезть собрался?! Будешь сидеть как миленький. И младшего своего ты зря недооцениваешь. Он-то как раз тебе куролесить не даст, я в него верю.
– Сколько? – По голосу слышно – недоволен.
– Хотя бы несколько часов. Дай мне время. А теперь помолчи просто.
Арсений опускается на пол, на коленки, тянет его за собой. Так будет не больно падать, если что, и Джим сможет легко уложить его на кафель, без вреда для них двоих и окружающей обстановки. Обхватывает Файрвуда, стискивает, может, чуть крепче, чем надо. Это от злости. Но всё лучше, чем бояться.
Что-то вот меня всё это достало.
Всё. Вот это. И то вот, справа, тоже. Но особенно то, которое левее, вот оно совсем.
– Мне это всё не нравится. – Джим вздыхает. Тоже прижимает его к себе. – Но ладно. Буду сидеть, как Рапунцель в высокой башне, с распоротой рукой.
– Ещё б тебе нравилось, – язвит Перо, закрывая глаза и утыкаясь ему в шею.
Последнее, что он помнит – как Джим поглаживает его волосы.
Следом нутро начинает выворачивать болью. Чудится, будто кости гнёт, корёжит, плавит, а внутренности перекручивает через мясорубку. Уши режет собственный вой, дерёт в глотке орать я должен как псих сознание не выдерживает, и кто-то невидимый выдёргивает к чертям все штекеры, отрубая восприятие от горящего заживо тела.
Последней мыслью Арсению очень хочется сказать этому кому-то спасибо.
Примчавшиеся Кукловод и Джек застали Джима уже шарящего руками по потерявшему сознание Арсению. Сначала эта история про смертельную ауру, потом Перо зачем-то его обнял (это и был способ по старинке), а потом сжал его и начал кричать. Громко, сильно, чуть не оглушил за несколько секунд, пока не отрубился. А теперь лежал на холодном полу ванной, скорчившийся, с кровью на шее от разрезанного уха.
Джим уже даже не пытался понять, что происходит. Новости про смерть хватило.
Поэтому, когда дверь распахнулась, являя взбешённого Кукловода и растерянного младшего, было не до объяснений. Джим выдал версию, что Арсений разрезал ухо проволокой, дескать, так тут сидели, бинтовались, а из-за чего он кричал, неизвестно.
Младшему такой истории хватило. Кукловод же с минуту буравил дока взглядом, после чего покачал головой:
– Ни на йоту тебе, Файрвуд, не верю. Разве что из-за чего он отрубился, ты правда не знаешь.
– Утащить его отсюда надо, – со странной интонацией сказал младший. – Кафель же.
Арсений, хоть и худющий, оставался жилистым и тяжёлым. Тащить его даже втроём было тяжеловато. Зато потом, оставив Кукловода с ним, вроде бы, проследить, Джим смог остаться с младшим наедине.
А тот был всё ещё странным. Тихим, с въедливым и каким-то ядовитым взглядом.
Джим изложил всю правду. И про ореол, и про то, то Арсений говорил об Исами и её смерти. Аура.
Младший выслушал спокойно, кивнул.
– И ты ему веришь, что ли? – спросил после минуты молчания.
– А что, есть повод не верить?
Вот, и реакция неожиданная. Не вопли, не отмалчивание, не попытки делать вид, что всё нормально.
– Мне кажется, он уже свихиваться начал, – продолжил Джек, будто и не заметив его реплики. – Не удивительно, пошастай столько в Сид и обратно. Но я бы паники не поднимал. Привиделось ему, вот и всё.
– Если соотнести то, в чём он оказался правым и то, в чём ошибался… не хочу верить в то, что умру, но статистика на его стороне.
Начала закрадываться мысль, что это не Джек. Мало ли какие сущности тут… в Сиде шастают. Вот и вселился кто-то.
Джим поймал себя на том, что с гораздо большим вниманием разглядывает мимику младшего, нежели обдумывает его слова.
Тот пожал плечами.
– А орал он тогда почему? Ты ж сам мне всё время твердил, помнишь, переутомление будет, переутомление… Так что отоспится и ореолы всякие мерещиться перестанут. Ладно, бывай. Я работать.
Джек слегка хлопнул его по плечу и ушёл. Один, без всякого опасения перед тёмными пустыми коридорами.
Может, в его словах и было здравое зерно. Но это всё равно был не Джек.
Перед тем, как вернуться к лежащему в беспамятстве Арсению, Джим прихватил пару эзотерических книжек из запасников Райана – валялись в детской, на сетке лишённой матраса кровати нижнего яруса.
Арсений пришёл в себя рывком, проморгался и тут же увидел над собой Джима. Выругался. Ореол никуда не делся.
– В Сиде… никто не знает, что делать. Знахарка учит Исами дотягиваться до живых, если что, они вдвоём смогут ненадолго удержать в мире живых человека, истекающего кровью, к примеру… Но это нам ничего не даст.
Перо приподнялся на локтях. Лежать не хотелось. Ещё его трясло и слегка ныли когда-то ломаные рёбра.
– Сэм лопочет про своего ненаглядного братца, от него толку нет. Дева не знает ни одного ритуала, который сумел бы помочь. Я тоже не знаю, что можно сделать.
– Если ничего не придумаешь, будем думать, как подороже продать мою жизнь, – Джим хмуро смотрел куда-то в заколоченное окно. – Арсений, я ещё до конца не могу в это поверить, извини.
– Нормальная человеческая реакция. Стадия отрицания…
Перо поднялся с кровати. Сил неподвижно сидеть не было. Но и по комнате ходить не помогло. Мысли метались в голове с такой силой и скоростью, что грозили проломить к чертям череп.
– Да, наверное. Есть способ удостовериться? Не знаю… гадания, хрустальный шар? Хотя, наверное, на это нет времени…
Джим ложится на спину. Теперь он хмуро смотрит в потолок.
– Может, запереть нас с тобой в комнате? Не от пыли же я задохнусь.
– Я думал уже… – Арсений дошёл до окна и там резко остановился. Обернулся, прошёл до стенки. Снова разворот, обратно, огибая по пути кровать. – Понять бы, что надо делать, а чего нет. А то выйдет как у папаши Эдипа. И ты, может, не задохнёшься от пыли, но начнётся сердечный приступ… Или на тебя упадёт люстра. Да чёрт его… чёрт… я придумаю. Время ещё есть, у Исами ореол держался несколько дней… Я придумаю…
– Я тоже подумаю, – кивает. Это странно смотрится с его выражением лица. – Правда, разбирался бы я… Я почитал кое-что из эзотерического, пока ты спал. Не понял.
– Для этого другой склад ума нужен. А такой склад не нужен уже тебе, – ответил Арсений быстро и на автомате. Резко остановился. Опять. Покачнулся потолок. Напряжение мыслей стало уже невыносимым, ломило в висках. Усмешка сама собой покривила губы. – А вот в каком-нибудь фильме главгерои в такой ситуации…
Мысль была бредовая донельзя, и после неё сам собой вырвался хриплый смешок.
– Что? Ждут приход мудрого старца, который разрешит их проблемы? – Джим поворачивает к нему голову. Его брови вопросительно и скептически приподняты.
– Что? А, нет… я про реализм. – Арсений от него отмахнулся. Блеснувшая самым краешком мысль в чёрном водовороте уже обдуманных и отброшенных, но никуда не девшихся, сразу же пропала.
– А в реализме в тупиковых ситуациях впадают в депрессию. Кажется.
Джим садится. Слегка трясёт головой.
– Я говорил Джеку, он тебе не верит. Говорит, ты переутомился или сходишь с ума из-за влияния Сида. Для него такое нехарактерно, но опустим. – Поднимает на него взгляд. Уже сосредоточенный. – Что я могу сделать полезного?
– Побить меня головой об стену. Я серьёзно. Мозги щас взорвутся.
– Иди сюда, – протягивает к нему руку, – помассирую. А ты отвлекись и расскажи, из-за чего кричал.
– А… – Перо послушно плюхается на кровать и одичало стопорит взгляд в стенку. – Из-за оттягивания.
На голову опускаются чуткие пальцы, начинают мягко проминать.
– То есть ты пытался оттянуть ореол… который я натянул от проклятия, да?
– Что-то вроде… Я же эмпат, как Дженни. Это всё Райан открыл, классифицировал… Но он и наблюдал вас в девяти реальностях. Эмпаты могут стягивать с других проклятие… Я вроде рассказывал… Но представить, что Дженни через такое… В общем, лучше не напоминать. Раньше мне эта способность помогала держать тебя на плаву.
– А теперь, значит, всё слишком плохо…
Пальцы Джима перемещаются от висков куда-то к основанию черепа.
– Всё чертовски плохо, пиздец как плохо, сука, как же всё, блять, плохо!
Арсений вырывается из-под его пальцев и снова принимается ходить по комнате. В ворохе мыслей мелькает ещё одна, острая, яркая – тоже вспышкой, он внезапно понимает сразу и до конца, зачем Райану было восемь реальностей с разными Перьями и все эти заморочки с изучением эзотерики, проклятия, мира призраков, чужого и ненавистного всей сущности хвостатого.
Он оказался в такой же точно ситуации. Только девяти лет не было.
У Форса они были
И он проиграл
– Сиди здесь! – рявкнул он Джиму, вылетая за дверь. Ворвался в спальню, откуда расползались вялые полусонные обитатели: они только просыпались. Райана в комнате не было. Спросил о местоположении хвостатого, но люди только плечами пожимали.
Форс отыскался во дворе. Он сидел у свежей земляной заплаты, низко склонив голову, и надрывно кашлял.
Арсений опустился рядом, коленями в мокрую от ночного дождя землю. Ждал. Назойливо жужжали над ухом и кусали комары, приходилось бить их себя, но насекомые не отставали. Когда приступ отступил, Форс поднял голову. Бледный, даже синеватый слегка.
– Я понял, на кой тебе было тащить в дом восемь Перьев.
Молчание.
– Нобелевской ждёшь? – хрипит. Сплёвывает в сторону, в траву, бьёт комара на щеке. – Расстрою, Перо, её за догадливость не вручают.
– Создать восемь параллельных временных реальностей… – тоже шлёпнуть впившееся в шею насекомое, на автомате, – чтобы попытаться спасти дорогого человека… Когда ты узнал о её смерти?
Теперь Форс смотрит как-то иначе. Без враждебности… с интересом.
– В первый день, как выкинуло… туда, где все вышли из особняка. Фолл рассказал, что Тигрица погибла, но умолчал, при каких обстоятельствах.
Арсений смотрит в светло-золотистые глаза. Даже так Форс остаётся зверем. В конце концов, Драконы тоже болеют.
– Может, попробуем ещё раз рвануть эту реальность? В последний…
Пальцы вжимаются в землю. Она слегка чвакает, напитанная водой. Над ухом ноет комар. Хоть бы жрал уже, сука, и перестал пищать.
Райан чуть прищуривается.
– Старший или младший? – коротко.
– Старший.
Пристальный взгляд, и хвостатый вдруг ухмыляется. Зло и радостно.
– Восемь провальных попыток неплохо убеждают в бессмысленности затеи. А я при перемещении в будущее, скорей всего, сдохну. Так что валяй один… герой.
Арсений хватает комок грязи и швыряет в дерево за его спиной. Грязь шмякается о ствол, разлетаясь комками и ошмётками. От резкого движения успевшая сесть парочка комаров снова взмывает в воздух.
Райан тихо и хрипло смеётся.
– Ты мне мстишь за её смерть?
– А кому ещё, Перо? Не боженьке же всемогущему.
Всё ещё посмеиваясь, хвостатый ёрзает и наваливается на дерево. Отгоняет кружащихся комаров.
– Хочешь, дам совет? – говорит, глядя куда-то в тёмную крону дерева. – Иди и оставайся до конца рядом. Это единственная адекватная вещь, которую ты сейчас можешь сделать.
Арсений подавляет желание ему врезать. Мстит – его право. В какой-то мере он и впрямь предал свою сестру – в обмен на жизни тех, кто был на чердаке. Это был его выбор. Райан сделал свой. Правых нет.
Перо поднимается из грязи и идёт к крыльцу. Больше ему тут и впрямь делать нечего.
– Не сдаваться, не сдаваться, не сдаваться, не сдава… СУКА!!! – заорал Перо, впечатывая кулак в стенку. Костяшки рвануло болью. Упираясь ими в стенку, Арсений тяжело дышал, с ненавистью сверля взглядом выцветшую деревянную панель.
Через две комнаты скрипнула дверь, наружу высунулся Джек.
– Чего шумишь?
Арсений обернулся к нему.
– Ты же считаешь, что я свихнулся? Ну вот и считай дальше, не мешай одинокому психу буйствовать в пустом облезлом коридоре.
– Как скажешь, Пёрышко.
Крыс хмыкнул и засунулся обратно.
Перо ещё немного постоял так, потом отлепил пострадавший кулак от стены. Проходя мимо приоткрытой двери, увидел копошащихся Кукловода и Джека.
Чёрт с вами со всеми. Но я найду способ
Ага, а здравый смысл тебе ничего не подсказывает? Например, что если уж хвостатый с его мозгами за девять лет не нашёл способа спасти Исами, то ты…
Стоп, но в той реальности Джим выжил! Он есть в будущем!
Или
Записка.
Перо резко замер посреди коридора. Записка, переданная Фоллом из будущего.
Я решил её не показывать Джону
Решил будь что будет
Самойлов, блядина, ты ГРОХНУЛ БУДУЩЕЕ!
Ты ёбаный хренов гений!
Сделал хуже всем и разом!
Не, сучара, это талант!!! Непризнанный!
Арсений резко развернулся и ещё раз впечатал кулак в стенку. К горлу подступала паника.
– Я придумаю… Придумаю… Исами, чёрт… Я… никого не могу уберечь… даже помочь не могу… Сестра…
Пальцы медленно распрямились. Взгляд замер на стене. Боль в костяшках отошла на задний план.
Освещённая вечерним светом детская. Исами касается кончиками пальцев воды в гадательной чаше.
Ты вытягиваешь из ткани реальности нити их смертей.
Через портрет.
– П… – он сглотнул. – Портрет как вольт… Потрет как… Твою ж мать!
– Стоять! – рявкнул Перо, едва вписываясь в угол. На него недоумённо посмотрела небольшая очередь сонных обитателей, выстроившихся к двери туалета, но Арсений был уже за углом.
Адская тварь и не подумала слушаться. Мигнув в последний раз ярко-алым, она рассыпалась, как остывший уголёк из костра.
У тебя точно есть разум. И сейчас ты морочишь мой.
