Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Выполнив один решительный шаг, мужчина набросился на меня. Впился мне в губы и сделал это жадно, властно и откровенно пошло. Он с силой вжал меня в край рабочего стола, задрал юбку и стянул белье.

По венам растеклось пламя жарче лавы, а Джон вдруг схватил меня за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. На лице мужчины сразу расползлась довольная ухмылка.

– Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя, – шепчет он.

Хэнтон вернулся к моим губам в глубоком и сильном поцелуе. Умопомрачительное удовольствие!

Я скучала по этим плечам и широкой твердой груди. Скучала по аромату дорогого одеколона и табака. Как кошка, вдыхаю восхитительные запахи, лишаясь собственного рассудка.

Джон Хэнтон не был нежен. Он был достаточно груб со мной, как если бы это было актом его мести мне за все, через что я заставила его пройти. И если это так, видит Бог, я рада такой мести!

Хэнтон накинул на плечи рубашку, а я разгладила на себе платье и теперь поправляю чулок. Мы сидим на полу, облокотившись о рабочий стол Джона.

В дверь постучались. Вошла Дэйзи. Девушка нисколько не смутилась увиденной сцены, сохранив невозмутимое выражение лица. Осторожно поставила поднос с кофе на пол между мной и Хэнтоном.

– Спасибо, Дэйзи, – в обычной деловой форме благодарит Джон.

Девушка уходит.

Пока я поправляю второй чулок, мужчина внимательно следит за мной. Вернув мне на плечо соскользнувшую лямку черного бюстгальтера, вдруг бросил:

– Выходи за меня.

Мне больше не интересен чулок. Я медленно перевела свой взгляд на мужчину.

– Что скажешь? – добавил он.

Отпуская мне свою жизнь, Анна дала только одно напутствие – быть счастливой. Что значит для меня быть счастливой?

Быть хозяйкой собственной компании?

Быть знаменитой?

Быть богатой?

Быть свободной?

Быть счастливой – значит заслужить любовь Джона Хэнтона. Но его любовь без должного уважения будет короткой – с этого все началось. Заслужить уважение такого мужчины как Хэнтон – значит быть равной ему.

– Ладно, – уверенно говорю я.

– Ладно? – коротко ухмыляется.

– Ладно, – так же уверенно повторила я и поднесла кофе к губам.

– Гнаться за тобой – долгое и кропотливое занятие, дорогая, – мужчина говорит спокойно, но в голосе угадывается претензия. – Неужели нельзя было обойтись без демонстрации своенравности?

– Своенравности, дорогой? – моя бровь многозначительно изогнулась вверх. – Если бы ты хоть сколько-нибудь считался со мной, ничего бы не было. Но ты убежден, что всегда знаешь лучше.

– Коллинс возник между нами тоже из-за личных обид?

– Мое поведение – не обида. Я ушла, потому что отношения с тобой стали обременительны, – спокойно говорю я. – Думала, мне будет лучше без тебя.

– И как, стало лучше?

– Я бы поняла, если ты оставил бы нас с Клайдом в покое. Хоть на какое-то время.

– В другой раз проще убить твоего любовника, – холодно выругался Джон.

– Коллинс не был любовником. Какой другой раз? – с раздражением заметила я. – А впрочем, неважно… Мне пора к Джеферсону.

В полдень выходного дня тепло и солнечно. На большом зеленом поле для гольфа в загородном клубе много игроков.

– Этим жестом вы кое-чего добились, – Алан Лонгер подразумевает фотографии, что доставил ему Генри Фриц. Всматривается строго по направлению движения белого мяча. Мяч остановился. Направляемся к новой позиции. – Моего уважения.

– Это… лестно, – без уверенности в голосе отозвалась я.

– Но это не значит, что вы можете рассчитывать на мое личное расположение к вам. Для меня важны только мои интересы, так же как и ваши собственные – для вас.

– А вы не боитесь, что однажды вместо защиты я приму позицию нападения?

– Сделайте мне одолжение… – Лонгер ударил клюшкой по мячу, и белый шарик покатился к лунке. – Очаровательная мисс Лоуренс, вы выбрали жизнь, в которой никогда не будет покоя. Вам придется защищаться – настанет день, начнете нападать. Ваш ход.

Я встала на позицию, примеряясь клюшкой к мячу.

– Локоть выше, – сказал Лонгер.

– Разве победа не в ваших интересах? – делаю, как сказал он, и мяч катится к лунке по хорошей траектории.

– Предпочитаю сильных соперников. Вкус победы ярче.

Я сосредоточилась на мяче, что остановился в нескольких метрах от лунки. Неплохо.

– Вы не любите Хэнтона и ни во что не ставите Гроуза. Чем я заслужила ваше расположение?

Лонгер и я идем по зеленому полю к мячам.

– Не люблю наследников.

– А вы разве не наследник?

– Я действительно из богатой семьи, но в ней я шестой сын, не говоря уже о сестрах. Мне ничего не досталось от наследства семьи, кроме имени. Я всего достиг сам. Так же, как и вы, – с любопытством смотрит на меня. – Око за око… Я нигде не нашел такого изречения. Эта мудрость принадлежит вам?

– Нет, – сказала я. Убедившись, что говорить больше я не стану, Лонгер сказал:

– Я сжег фотокарточки.

– Хорошо.

Приготовилась. Удар. Мой мяч не достиг лунки, и Лонгер заявил:

– Вы проиграли.

Я не сильно расстроилась поражению в спорте.

Мы вернулись в клуб. Прислуга подготовила прохладительные коктейли. Лонгер садится в плетеное кресло и жестом предлагает сесть мне.

– Вам не выиграть правительственный иск, – уверенно объявил он. – Согласитесь на мои условия и сохраните хотя бы половину.

– Нет.

– Тогда вы потеряете все.

Глава 17

 Я никогда не задумывалась о собственной свадьбе как о самом важном событии в моей жизни. Изредка представляя это торжество, я никогда не находила в своих мыслях чего-то роскошного, непревзойденного и исключительного.

В моей прежней жизни никогда не было кого-то, кого я могла бы представить в такой день рядом с собой.

Удивительно, какой непредсказуемой может быть жизнь! Я впервые выхожу замуж, а за плечами у меня уже развод. Был даже день, когда мой отец вел меня под руку к жениху… вот только не к моему.

Надеюсь, вселенная оставит наконец свои насмешки надо мной, и свадьба с Джоном Хэнтоном пройдет как надо – без вмешательства Анны, как когда-то в ее свадьбу вмешалась я. Мне бы этого очень хотелось.

– Ты уверена, что хочешь именно это платье? – задумчиво спросила миссис Вэйст, рассматривая меня в отражениях нескольких зеркал. Кэролайн не выказывает откровенного недовольства, но одобрения в ее голосе тоже нет. Женщина в сомнениях.

– Этот выбор мне тоже не понять, – сказала Ева.

Женщины стоят по обе стороны от небольшого круглого подиума, на котором стою я. Им трудно критиковать это платье, ведь сшили его для меня по моему точному заказу. Я понимаю их настроения – мой выбор пал на платье в стиле двадцатых годов, устаревшее в моде и непривлекательное для этого времени.

Силуэт платья приближен к прямоугольнику, с заниженной линией талии и свободной шелковой юбкой в пол; на спине кружева, а спереди выразительное декольте. Рукавов у платья нет.

– Чем мне особенно нравится это платье, – говорю я, любуясь своим отражением в зеркалах. – В этом платье нет талии.

– А тебе есть, что скрывать? – таинственно спрашивает меня Кэролайн.

– Нет, – спокойно говорю я. – В этот день у всех женщин будет узкая талия, а у меня нет…

Женщины тихонько рассмеялись.

Свадьба – это не только забота о платье, еще это масса других хлопот! Гости, приглашения, оформления, приготовления и великое множество мелочей, которые обязательно нужно предусмотреть. Причем чтобы свадьба получилась такой, какой она должна быть в соответствии с модными тенденциями, без упущений, упрощений и казусов, моего участия быть не должно совсем. Я так решила, потому что знаю себя. А еще я знаю Беки Джонс, поэтому для этой работы я пригласила именно ее. Эта женщина знает, что делать.

В организации свадьбы Беки я предоставила полную свободу и неограниченные ресурсы, но за одним только исключением: платье – моя забота! Беки пробовала возражать. Когда женщина стала слишком настойчивой, мне пришлось шикнуть на нее.

Прежний опыт совместной работы показал, что между нами согласия быть не может. Если нужно, чтобы все было как надо, нам с Беки нужно работать порознь, так что в вопрос выбора свадебного платья я не позволю этой женщине просунуть свой проворный носик.

Откуда-то снаружи двумя короткими гудками просигналила машина. Мы с Кэролайн удивленно переглянулись, когда Ева, попросив у нас прощения, вышла из примерочной. Я спустилась по двум ступеням с округлого подиума и с любопытством заглянула в окно. Смотрю, кто вышел из темной машины, и не могу поверить собственным глазам.

Ко мне подошла Кэролайн и тоже посмотрела в окно.

– Тебе знаком этот джентльмен? – заботливо спросила она, и мой взгляд быстро метнулся к миссис Вэйст.

– Да, – рассеянно говорю я, наблюдая, как Ева подошла к Генри Фрицу и сразу поправила ему шляпу. По тому, как они смотрят друг на друга, сразу понимаю: между ними что-то есть. Но почему эти двое скрыли свой роман от меня?

– Он кажется очаровательным мужчиной, – с улыбкой добавила Кэролайн. – Или мне только кажется, и он мерзавец?

– Нет… Генри – очень хороший человек, – торопливо говорю я. – Еве очень повезло.

Еве и вправду повезло!

Генри Фриц не просто хороший парень, он как рыцарь в сверкающих доспехах, сильный и отважный, – настоящий герой. Если Ева будет рядом с таким, как он, у меня нет причин для беспокойства.

Я отошла от окна.

– Ты всегда смотрела на нас с Хэнтоном, как на пару, – говорю я Кэролайн, заглядывая в золото ее глаз. – Всегда. С первой нашей встречи ты говорила о нас, как о паре, хотя знала, что у меня был другой. Почему?

Взгляд женщины изменился – сейчас она смотрит на меня глазами матери много старше и мудрее наивного дитя.

– Я не помню, чтобы видела мистера Коллинса в Стилдоне, – подразумевает она необычное развлечение на дорогих машинах в раскаленной солнцем пустыне. – Нам тебя представил Джон. Машина, которой ты управляла, – разве не его подарок тебе?

Взгляд женщины стал снисходительным.

– Нужно быть слепой, чтобы не видеть, как ты на него смотришь, – сказала Кэролайн, и я почувствовала, как загорелись щеки. – Почему, по-твоему, Джеймс и Марго с таким удовольствием над тобой подшучивали? Не дай ты им повод, чертята бы за тебя не цеплялись.

Женщина положила ладони мне на плечи, с теплой улыбкой оценив меня в свадебном платье.

– Можешь представить, как было трудно Джону делить тебя с кем-то еще? А ведь это не в его характере.

– Могу, – резко говорю я, припомнив о мисс Бауэр. Кэролайн с пониманием улыбнулась.

– Тогда ты можешь представить, какими были его чувства… Он любил тебя, несмотря ни на что. Он пошел на поводу твоих желаний.

Теплые длинные пальцы Кэролайн соскользнули с оголенных плеч и спустились вниз по моим рукам.

– Когда этот день настанет, было только вопросом времени, – задумчиво проговорила она.

Где-то позади скрипнула дверь, и в светлую примерочную вернулась Ева.

– Распоряжусь, чтобы нам приготовили чай, – улыбнулась мне Кэролайн. Женщина прошла мимо Евы и тихонько закрыла за собой дверь.

Я смотрю на Еву, а она с тревогой смотрит на меня.

– Почему ты не сказала мне? – с недоумением спрашиваю я.

– Чтобы отсрочить момент, когда ты смотришь на меня вот так.

Я не сдержалась и рассмеялась, подошла к подруге и обняла ее. Ладони Евы нерешительно легли мне на плечи.

– Один человек как-то пожелал мне одну добрую вещь, – мне вспомнилось послание Анны. Я разомкнула объятия, посмотрела на Еву и сказала ей:

– Будь счастлива.

Ева Нельсон с благодарной улыбкой смотрит на меня в ответ.

Я не знаю причин, по которым Ева мне ничего не сказала, не уверена, что хочу знать их теперь. У нее все хорошо – этого достаточно.

Когда смотрю на свое отражение в зеркале, мне трудно вспомнить ту девчонку с короткими волосами и в зеленом платье, без свободы и больших перспектив на счастливую жизнь.

Сделки с совестью, сделки с гордостью, сделки с мерзавцами! Последние три года моей жизни богаты на потрясения. Мне дважды каким-то чудом повезло сохранить жизнь и даже пришлось побороться за честь. Пришлось с боем возвращать себе право быть хозяйкой собственной жизни, а на этом пути мне не раз довелось больно упасть, чтобы упрямо встать на ноги и идти дальше.

Три года моей жизни – это как попытка вскарабкаться на самую высокую гору, вершину которой способен взять не каждый. Тропы нет, людей вокруг тоже нет. Путь наверх долгий, изнуряющий и, безусловно, опасный. Увидеть солнце на вершине горы, среди необъятных облаков, сможет только победитель. Тот, у кого хватит сил и упорства идти до конца!

С таким упорством и трудом возвратив для себя свою жизнь и свободу, как можно объяснить то, что я делаю прямо сейчас: в подвенечном платье готовлюсь отдать свою жизнь в руки Джона Хэнтона?

Я всерьез это сделаю?

Учитывая, что думаю об этом с улыбкой на губах… выходит, что так.

Я никогда не думала, какой будет моя свадьба, но при всяком раскладе и при любых обстоятельствах я едва ли могла предположить, что этот день настанет 11 июля 1960 года.

Лето, время, когда распускается церцис – красивейшее дерево, усыпанное тысячами мелких розово-фиолетовых цветов. Именно здесь, в этом саду, среди нескольких десятков поразительной красоты деревьев, состоится мое венчание.

Именно здесь мне предстоит обещать Джону Хэнтону свою жизнь, свою свободу, свою любовь.

Почему я это делаю?

Сейчас, когда иду по белой дорожке, усыпанной для меня лепестками роз, думаю, я могу ответить на этот вопрос без всяких сомнений и раздумий. А ответ до невозможного прост.

Ничто не имеет значения без Джона Хэнтона, даже собственная жизнь!

Связывая наши жизни, я делаю это не в силу каких-либо легкомысленных порывов. Учитывая, через что мне пришлось пройти, я со всей ответственностью принимаю решение и делаю шаг вперед.

Бенджамин Лоуренс в красивом сером смокинге и с гордой улыбкой на лице ведет меня к свадебной арке, под которой меня ждет самый привлекательный мужчина в моей жизни. Спокойный взгляд серых глаз обращен на меня, тепло его улыбки предназначено только мне.

Кое-кто рядом с Хэнтоном тоже счастлив. Майкл Гроуз улыбается так, будто сегодня день его собственной свадьбы. Главное – не смотреть на бессовестно обворожительную улыбку Майкла слишком долго…

Мой взгляд метнулся к рядам гостей. Я знаю этих людей, я узнаю их лица.

Я иду под венец к своему жениху!

Это моя свадьба. Это моя жизнь, и Анне в ней больше ничего не принадлежит, как и в моей прежней жизни ничего не принадлежит мне! Даже семьи, заботы о которых мы теперь можем передать в ответственность друг друга и никак иначе. Я уверена, Анна позаботится о самых близких и родных моему сердцу людях, а я позабочусь о тех, кто дорог ей. Я обещаю ей это.

Свадебная арка очень близко, а гости ни на мгновение не сводят с меня глаз. Вытягивают шеи. Их взгляды обещают, что о моем платье будут говорить еще долго.

Я хотела выглядеть не так как все – что ж, я этого добилась!

Осталось только несколько шагов, и я представила, что к свадебной арке, к моему жениху, меня ведет не Бенджамин Лоуренс, а мой собственный отец. Представить это было нетрудно, ведь по счастливому стечению обстоятельств – возможно, по тому, как сложились звезды или повернулась земля, – мне повезло получить для себя те бесценные мгновения, когда папа вел меня по белой дорожке, усыпанной лепестками роз… Я вспоминала его голос, его настроение и запах его парфюма. Я вспомнила обо всем, о чем мы говорили в тот день.

Приподняв подол своего шелкового платья, поднялась по двум ступеням. Под живой аркой, будто сделанной из одних только цветов, я встала напротив Джона Хэнтона.

Девчонка в зеленом платье, коей я была когда-то, краснела от такого взгляда, каким смотрит на меня сейчас Джон.

Позади плеча Хэнтона Майкл Гроуз, позади моего – Ева Нельсон.

За невысокой трибуной, украшенной золотыми лентами и цветами, стоят сразу двое: хмурый регистратор в черной одежде и счастливый священник в белой рясе.

Говорил только священник: он прочитал недолгое обязательное вступление к обряду свадебной церемонии, говорил о земле и о небесах, об ангелах, что спустились с неба, чтобы засвидетельствовать рождение новой семьи.

Когда пришло время клятв, вопреки традиции, первой заговорила я:

– Джон Хэнтон, я люблю тебя больше, чем ты можешь себе представить. Я никогда не говорила тебе этих слов, пронесла свою любовь через года, и вот наконец о том, что чувствую, говорю вслух. Я люблю тебя! Доверяю тебе свою жизнь и обещаю сделать все возможное, чтобы твоя жизнь со мной была нескучной. Согласна ли я быть твоей женой? Джон, я безумно хочу быть твоей женой!

Лицо Хэнтона обрело непривычную мягкость. Гроуз за его спиной широко улыбается.

Хмурый регистратор странно переглянулся со священником. Нарушение правил его озадачило. Это хорошо. Проявленные эмоции на его скучном лице делают его менее похожим на служителя похоронного бюро.

– Нескучной? – задумчиво повторил Джон. – Знаешь, дорогая, у этих слов тревожный контекст.

– Мистер Хэнтон, ваша клятва, – дружелюбно напомнил священник, чтобы прекратить разговоры и спасти то немногое, что осталось от правил.

– Ты знаешь, какой я, – жизнь со мной обещает быть нелегкой. Я знаю, какая ты, – убежден, жизнь с тобой и вправду будет нескучной. Почему бы нам не пройти ее вместе и не посмотреть, что из этого выйдет?

На лице хмурого регистратора возникло больше эмоций. А вот на лице священника их стало меньше.

Мы обменялись кольцами и поставили свои подписи в журнале строгого регистратора. С этого дня и с этой самой минуты я больше не Лоуренс, мое имя отныне и навсегда – Анна Хэнтон!

– Я люблю тебя, – тихонько сказал мне Джон.

Я знаю, чего стоило такому человеку, как Джон, сказать эти слова, и я с благодарностью смотрю на него за то, что он нашел причины и силы проговорить их вслух.

Глава 18

 43 дня спустя

Джон и я становимся силой, с которой придется считаться. Алан Лонгер это хорошо, должно быть, понял, когда правительственный иск к «Лоуренс нефть» был им проигран.

Справедливости ради, план Лонгера был хорош и он имел все шансы на успех, если бы не группа крупных бизнесменов, чьи интересы были так опрометчиво затронуты. Я получила от титанов промышленности невероятную поддержку, обеспечивающую в совокупности фактически неограниченные возможности. Каждый чиновник в зале суда был по отдельности куплен тем или иным бизнесменом, с которым имеет сколько-нибудь личное знакомство и совместные дела. Ведь никакому дельцу не нужен столь вопиющий прецедент, когда правительство узаконивает откровенный грабеж корпораций.

Алан Лонгер был на этом слушании: им было проиграно не просто сражение, Лонгер проиграл войну! Теперь, когда организованный им иск был проигран, те, кем этот человек так долго мог управлять по отдельности, почувствовали вкус победы. Он не предполагал, что эти люди способны на коллективную работу. Те, кого он считал безусловными одиночками, оказались способны объединяться ради достижения одной цели. Теперь Алан Лонгер будет вынужден бояться, чтобы эти могущественные люди не объединились ради новой цели – пойти против него самого, создав союз, во многом превосходящий его силу и влияние.

Стук от ударов моих каблуков эхом разносится по широкому пустому коридору. Я и Джеферсон идем плечом к плечу вдоль высоких деревянных панелей и быстро приближаемся к дверям, за которыми уже раздаются десятки голосов тех, кто нас за ними ждет.

Долгое многочасовое слушание позади, а я все равно не могу поверить в его исход!

Победа действительно за «Лоуренс нефть»? Слух меня не обманул, и с уст государственного председательствующего действительно прозвучало решение в пользу моей компании?

Я чувствую торжество победы, но не могу до конца насладиться этим чувством, пока в руках сохраняется волнительная дрожь.

Джеферсон прошел вперед и открыл для меня дверь. Когда переступила порог правительственного здания, меня ослепило не солнце, а десятки фотовспышек. Остановилась, легонько сощурив взгляд.

Я привыкла к этому. Где бы я ни была и чем бы ни занималась, внезапно возникшая вспышка перед моим лицом больше меня не пугает. Репортеры стали постоянными спутниками моей жизни, некоторых из них я узнаю в лицо. Самых проворных, наглых и удачливых знаю по именам. Майкл научил: если мне дорога личная жизнь, с такими репортерами лучше встречаться с глазу на глаз и давать то, что им нужно, – эксклюзив. Выгода такого партнерства – ненавязчивость и возможность повлиять на смысл того, что пишут в газетах, когда это очень потребуется.

Десятки репортеров кричат одновременно – голоса их сливаются в один непонятный вопль. Только благодаря молчаливым служителям закона на нас еще не набросились люди с микрофонами, блокнотами и фотоаппаратурой.

Осторожными шажками спускаюсь по широкой лестнице вместе с Джеферсоном. Когда мы встали за невысокую трибуну, огороженную канатным ограждением, толпа смолкла. Репортеры поднимают руки, Джеферсон жестом показывает на одного из них. Меня опять ослепила фотовспышка…

– Миссис Хэнтон!