412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Илья Романов » "Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ) » Текст книги (страница 242)
"Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)
  • Текст добавлен: 30 октября 2025, 16:30

Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"


Автор книги: Илья Романов


Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 242 (всего у книги 339 страниц)

Я остановился на пороге приёмной. Свет лампы над столом помощницы ложился мягко, золотистыми пятнами на её руках и скатерти, приглушая углы комнаты. Арина подняла взгляд, заметив меня, и лицо её тут же озарилось улыбкой.

– Добрый вечер, Павел Филиппович. Как прошла встреча?

– Ожидаемо, – отозвался я, проходя внутрь. – Компания не хочет идти на мировую, о чём честно меня и предупредили.

Она удивлённо приподняла брови, слегка наклонив голову:

– То есть…

– Придётся искать повод для обращения в Торговую палату, – сказал я, опускаясь в кресло у стены. – Или иной способ, чтобы прижать промышленников.

Арина Родионовна откинулась немного назад, сложила руки перед собой и покачала головой с лёгким, почти печальным недоумением:

– Не понимаю, почему они так уперлись в эту землю. Складывается ощущение, будто у Кочергина не просто хорошие угодья, а какая-то сказочная, прямо волшебная почва. Единственная в Империи, которая может спасти «Содружество» от краха.

Я усмехнулся, хотя и без веселья, и наклонился вперёд, опираясь локтями о колени:

– Причин, на самом деле, две. Во-первых, они хотят поставить на место адвоката Чехова. Показать, что не боятся. Даже людей из уважаемых домов, с именем, связями и определенной репутацией. Мне это сегодня прямо дали понять. Семён Игнатьевич, конечно, говорил вежливо, но намёк был очевиден: «мы знаем, кто вы, и всё равно не отступим.»

Арина нахмурилась, сжав губы в тонкую линию. Я продолжил:

– А во-вторых… Они не хотят создавать прецедент. Если «Содружество» отступит сейчас, другим промышленникам – особенно мелким, у которых земля пока ещё в собственности, то всем станет ясно: сопротивляться можно. И тогда сделки начнут сыпаться. Им важно, чтобы именно я проиграл. Чтобы это увидели другие. Чтобы почувствовали: даже если за тебя пошел Чехов, ты всё равно останешься ни с чем.

Наступила короткая пауза. Арина Родионовна смотрела в одну точку, будто обдумывая мои слова. Потом медленно кивнула:

– Вот оно как, – тихо пробормотала она. – Значит, дело вовсе не в земле.

– Власть, – сказал я, – куда более ценный ресурс. Земля здесь – всего лишь способ её продемонстрировать.

– Непростое выйдет дело, – с заметной тревогой сказала она.

– Впрочем, когда они были лёгкими? – ответил я.

Собеседница посмотрела на меня внимательно. А потом, с какой-то спокойной твёрдостью в голосе. Той самой, что всегда вызывала у меня уважение. И произнесла:

– Вы справитесь, Павел Филиппович. Я верю в вас.

Я поднял глаза и встретился с её взглядом. Он был прямой, открытый, без преувеличений, без красивых слов.

– Спасибо, Арина Родионовна, – сказал я тихо. – Иногда этого достаточно, чтобы начать сначала.

– Как и всегда, – раздался сверху знакомый голос, в котором и усталость дня, и ехидство вечной бодрости звучали поровну.

Я обернулся. Людмила Фёдоровна Яблокова медленно спускалась с верхнего пролёта, держась за перила. На лице женщины было всё то же выражение ироничной уверенности, которое я привык видеть после воскрешения Яблоковой из мертвых.

– Кто, если не вы, спасёт несчастных помещиков? – добавила она, поднимая бровь и подходя к столу.

– Тоже верно, – кивнул я, откинувшись в кресле. – Кто бы мог подумать, что выпускник лицея, который ещё пару месяцев назад получал диплом под аплодисменты, будет участвовать в разбирательстве Торговой палаты? Да ещё и против крупнейшей агропромышленной компании в Империи.

– За это короткое время ты стал слишком заметным, Павел, – Яблокова уселась на край дивана, сложив руки на коленях. – Народный адвокат. А значит – неудобный. Кому ж понравится, когда вчерашний лицеист указывает компаниям на грубые нарушения? Заставляет платить по счетам, устранять недоделки, компенсировать ущерб простым работягам. Да ты убыточен для капиталистов, Павел Филиппович. Им бы таких, как ты, в музей сдать. За стекло. И табличку рядом: «опасен для прибыли, не кормить».

Я тихо рассмеялся. Голос у моей соседки был сухой, как всегда, но за словами слышалась та теплая, тревожная забота, с которой она следила за моими делами.

– Работа у меня такая – защищать нанимателей, – усмехнулся я, поднялся с кресла и потянулся. – А к серьёзным делам лучше приступать с утра, на свежую голову. Иначе рискуешь сделать из промышленника жертву, а из юриста – посмешище.

– Верно мыслишь, – одобрительно кивнула Яблокова. – Здоровый сон и режим – всему голова. Ну и овсянка утром лишней не будет. Хотя бы ради приличия.

– Я вызову такси, – поспешно проговорила Арина Родионовна, которая всё это время сидела за столом, тихо словно не хотела мешать разговору, но, как всегда, всё слышала.

Я не стал возражать. Просто кивнул, глядя, как она быстро и точно оформляет заказ. Всё в ней было аккуратно – от движений до интонаций. Не из холодности, нет, а из внутреннего чувства меры.

Когда подъехала машина, я вышел с ней на улицу. Воздух стал заметно прохладнее, и лёгкий ветер пробегал по мостовой, приподнимая край её пальто.

У автомобиля я открыл ей дверцу и помог сесть.

– До завтра, – сказал я, мягко.

– До завтра, Павел Филиппович, – улыбнулась она чуть смущённо. И, уже устраиваясь на сиденье, вдруг взглянула на меня серьёзнее. – Я обязательно позвоню или напишу, когда войду в квартиру. Чтобы вы не переживали.

Я хотел что-то сказать в ответ, но лишь кивнул:

– Хорошо.

Я закрыл дверцу, и машина плавно тронулась. Я стоял на месте, пока её огни не скрылись в арке двора.

Потом развернулся и медленно поднялся обратно по крыльцу.

Яблоковой не было ни в приёмной, ни в гостиной. Дом встретил меня привычной тишиной – не глухой и не пустой, а той, что бывает только в хорошо устроенном жилище: мягкой, живой, наполненной мелкими знаками заботы.На столе стоял заваренный чайник с отваром. Лёгкий пар ещё струился от крышки, медленно рассеиваясь в свете лампы. Рядом – аккуратно поставленная чашка. Видимо, Людмила Фёдоровна оставила всё это на случай, если я решу перед сном немного погреться. Как обычно – не спрашивая, не навязывая, но зная наперёд, что может пригодиться.

Я не стал подходить к столику. Отвар подождёт. Или остынет – в нём всё равно оставалась та забота, которая и была главной. Я прошёл мимо, ступая тише обычного, будто боялся спугнуть покой и направился в свою комнату.

Там было темно. Я не зажигал свет. Приоткрыл окно, впуская внутрь спальни прохладный, речной воздух. Он ворвался свежей волной, пахнул тиной, камнем, влажной травой.

Я встал у окна и некоторое время просто стоял, прислонившись плечом к раме. В груди было глухо, но не тяжело. Не думал ни о статьях закона, ни о Содружестве, ни о грядущей битве, которую придётся вести на чужом поле. Думал о Кочергине – о его рукопожатии, крепком и немного дрожащем. О том, что он ждет помощи. И все еще продолжает верить.

Потом вспоминались мальчишки из приюта. Ванька с упрямым взглядом, за которым пряталась надежда. Слова бабушки: «если помогаешь, помогай по-настоящему». И Гриша, который сказал: «хуже, чем боль – это когда тебя забыли».

Я выдохнул. Медленно. И потянулся к прикроватному столику. Положил на него телефон. Снял пиджак, повесил на спинку кресла. Галстук развязался легко, словно сам понимал, что на сегодня всё. Я сел на край кровати, нащупал рукой кнопку лампы, и та, послушно, мягко загорелась, затопив комнату тёплым светом.

Лежавший на прикроватном столике телефон вдруг тихо пискнул. Я потянулся, взял аппарат, взглянул на экран, на котором высвечивалось сообщение от Нечаевой.

«Я уже дома. Всё хорошо. Собираюсь спать. Спокойной ночи, Павел Филиппович.»

Я усмехнулся. Улыбка вышла тёплой, благодарной. Ответа не требовалось – её слова и так попали точно туда, куда надо.

Я разделся, снял с запястья и убрал на полку часы, поправил покрывало и лёг, ощущая, как тело благодарно отпускает день. Под пальцами – прохладная простыня, над головой – тишина, сквозь окно – еле слышный, но неумолимый шорох города.

Я прикрыл глаза. Дыхание стало ровным.

И вдруг, где-то в преддверии сна, когда ещё не спишь, но уже не совсем бодрствуешь, перед внутренним взором всплыл образ Арины Родионовны. Светлый. Очень живой. Она смотрела на меня с той самой улыбкой – чуть застенчивой, тёплой, внимательной. И, не мигая, заявила:

– Хотела сказать вам перед сном одну важную вещь. Вы со всем справитесь, Павел Филиппович. Мы со всем справимся.

Я хотел было ответить: «Спасибо», но слова не успели родиться. Её образ уже растворился в мягком сумраке. А я провалился в глубокий, спокойный сон.

Глава 26. Откровения

Я проснулся задолго до того, как прозвенел будильник. Прохладные порывы ветра покачивали шторы, впуская в дом запах реки и сырой каменной мостовой. Я тяжело вздохнул, пожалев, что забыл закрыть перед сном окно.

С улицы слышались звонкие крики мальчишек, которые зазывали прохожих купить свежую утреннюю газету, шум машин и голоса чаек. Затем я поднялся и прошел в ванную, где быстро привел себя в порядок. Оделся, вышел в гостиную, где меня встретила Яблокова. Меня вдруг посетила мысль, что я привык к такому началу дня, словно всегда так жил.

Соседка сидела в кресле, закинув ногу на ногу. На столе перед Людмилой Федоровной уже стоял чайник с отваром и тарелка со стопкой блинчиков. В руках, женщина держала какой-то глянцевый журнал:

– Доброе утро, Павел Филиппович, – не отрываясь от чтения, произнесла она. – Садись завтракать, блинчики еще теплые.

– Доброе, – ответил я и сел за стол. Налил в кружку отвар, взял один из блинчиков, сложил его треугольником и окунул в тягучее вишневое варенье. – Что пишут в газетах?

Женщина закрыла журнал и бросила его на стол. Взглянула на меня:

– Про лекаря Родиона Нечаева, который получил какую-то премию от императорской канцелярии, – произнесла она. – За серьезное открытие в лекарском мастерстве. А ведь тот студентик, который пришел ко мне в роковую ночь, тоже был лекарем. Он, кстати, изменился. Стал взрослее, что-ли.

Я замер, как будто кто-то плеснул мне в лицо ледяной водой.

– Может быть, это не тот Родион.

Женщина усмехнулась и покачала головой:

– Я хорошо помню это лицо, Павел Филиппович, – ответила она. – А в журнале есть его фотокарточка. Он изменился. Повзрослел, в глазах появилась уверенность. Но это тот самый студентик. Надеюсь, это совпадение, Павел Филиппович. И этот лекарь не имеет никакого отношения к Арине.

Лицо Яблоковой было спокойным. Но я слишком хорошо знал соседку. И понимал, что она задумала.

– Как тесен мир, Павел Филиппович, продолжила Людмила Федоровна. – Тесен и несправедлив. Он даже не бежал из города. Не скитался всю жизнь, опасаясь, что его поймают. Все это время, он спокойно жил себе в Петрограде. Пока я скиталась в этих четырех стенах и пожирала призраков, чтобы не сдохнуть, этот человек сделал карьеру, стал уважаемым лекарем, получает премии из рук императорского секретаря.

Она взглянула на меня, ожидая реакции. И в этот момент где-то внизу послышался шум. Причем волновались призраки. А через секунду передо мной появился Ярослав:

– Мастер Чехов, к вам посыльный, – произнес он.

– Кто? – уточнил я.

– Призрак, – было мне ответом.

– И что ему нужно?

– Хочет передать послание, – сообщил Ярослав. – Мы можем его сожрать, только прикажите.

Но я покачал головой:

– Кажется, я понимаю, чей это посланник. Пусть пройдет.

Ярослав кивнул и исчез в полу.

– Давайте обсудим это потом, Людмила Федоровна, – произнес я и встал с кресла.

Женщина поджала губы, но кивнула:

– Хорошо, Павел Филиппович.

Я взял со стола чашку с отваром, спустился по лестнице и вошел в приемную, где меня уже ждал гость. Это был тот самый призрак, чей труп я видел в прозекторской. Он был окружен местными привидениями, облик которых был очень решительным.

– Доброе утро, мастер-некромант, – произнес гость. – Я пришел, чтобы…

– Передать весточку от Щукина, – перебил его я. – Который прячется неподалеку. Очень недальновидно. Потому что я легко могу сделать так, чтобы район перекрыли. И бывший жандарм уедет в камеру Мрачного Замка.

– Мастер Щукин просил передать вам, что у него есть одна очень интересная информация, – продолжил призрак.

– Какая же? – уточнил я. – Надеюсь, это чистосердечное признание во всех его душегубствах?

– Он расскажет все при встрече, – был мне ответ. – Но он сказал, что вас это заинтересует. Дело касается вашей покойной матери.

И в этот момент чашка выпала из моей руки. Ударилась об пол и со звоном разлетелась на сотню осколков.

– Где? – уточнил я.

– На старой мануфактуре Ильина, – ответил призрак. – И Щукин очень просил вас прийти одному.

Я усмехнулся:

– И где гарантии, что Щукин расскажет правду?

– Рассказывать будет не он. У него есть призрак, который поведает вам все. Если же Щукин почует, что на него устроили облаву, он развеет этого призрака.

Я кивнул:

– Буду через час.

Призрак-парламентер шагнул сквозь стену и исчез.

– Мастер… – в один голос начали было Ярослав и Козырев, но я только отмахнулся.

– Это очень похоже на ловушку, – добавил Борис. – Лучше и безопаснее будет оцепить район кустодиями, поймать его и уже в отделении узнать, что он хотел вам рассказать.

Я покачал головой:

– Щукин четко дал понять, что развеет призрака. И тогда все, что он знал…

Я замялся, откашлялся, потому что к горлу подкатил холодный ком.

…про неё, – выговорил я наконец. – Развеется вместе с ним. И сразу хочу вас предупредить: ни слова об услышанном Людмиле Федоровне. Во всяком случае, до моего возвращения. Всем ясно?

– А если она спросит? – лукаво уточнил Козырев.

– Старайтесь не попадаться ей на глаза, – заявил я. – А если начнет спрашивать – максимально уходите от ответа.

– Тогда она разозлится, – резонно заметил Ярослав.

– А если вы расскажете, то разозлюсь я.

Бывший культист вздохнул:

– Ладно, пойду посмотрю, что там делает Евсеев.

Он шагнул сквозь стену и скрылся на улице. Козырев задержался:

– Подождите минуту, Павел Филиппович, – произнес он и торопливо исчез в доме. Вернулся он спустя несколько секунд. Перед собой призрак тащил кусочек зеркала:

– Вот. Если что, дайте знать. И мы прибудем, – произнес он.

– Спасибо.

Я взял стекляшку и убрал его в карман пиджака. А затем шагнул к дверям, на ходу вынимая из телефон.

* * *

На всякий случай я отошел на пару кварталов от дома. И только после этого вызвал машину такси. Авто прибыло спустя несколько минут. Я открыл заднюю дверь, сел на сиденье и назвал адрес. Водитель покосился на меня в зеркало заднего вида, но не стал задавать вопросов. Молча кивнул, и машина выехала в указанную сторону. Я же откинулся на спинку кресла и уставился в окно.

Старая мануфактура Ильина располагалась на окраине города. Зданию было более ста лет, даже во времена правления Демидовых, после смены владельца оно продолжило работу. Только смута смогла убить производство, и за десятилетие здание пришло в упадок. Одно время здание даже хотели выкупить, но за время Смуты, у помещения появилось очень много собственников. Часть из которых до сих пор числились пропавшими без вести. Поэтому договориться о покупке не удалось, а затем мануфактуру просто забросили.

Водитель остановил машину у распахнутых ворот и кивнул в сторону заросшей высоким бурьяном территории:

– Прибыли, мастер, – произнес он.

Я вынул из кармана бумажник, отсчитал нужную сумму и, поблагодарив водителя, вышел из авто. Направился в сторону здания.

Под подошвами ботинок хрустело битое стекло и строительный мусор. А впереди, в нескольких шагах от меня, высилось двухэтажное здание, красные кирпичные стены которого были густо разрисованы разноцветными рисунками и исписаны надписями, частично затертыми временем и дождями.

Над входом чернела старая ржавая табличка, на которой едва читались буквы: «Товарищество Ильина». Двери в здание не было. На ее месте зиял черный провал. Я остановился у покосившегося крыльца, глубоко вздохнул, собираясь с силами, а затем шагнул внутрь. И усмехнулся, ощутив тянущее ощущение, которое бывает, когда одаренного отрезают от силы. Видимо, Щукин решил подстраховаться на случай, если прибудут жандармы. Вынул из кармана телефон. Связи в здании тоже не было.

Внутри было темно. Только редкие лучи пробивались сквозь выбитые стекла, разрезая пыльный воздух на полосы света. В этих лучах двигались, пыль и клочья паутины. Где-то в углу ритмично капала вода. Холл бывшей проходной был завален мусором: обломками кирпича, битым стеклом и куски черепицы. Справа чернела громада текстильного цеха. И от дверей виднелись покрытые грязью и пылью ряды перекошенных, проржавевших железных каркасов, которые когда-то были станками. Слева же, судя по засыпанным мусором остовам больших бочек, был цех, в котором красили ткани.

Я остановился у лестницы, которая вела на второй этаж, в административную часть здания. Громко произнес:

– Добрый день, мастер Щукин. Мне передали, что вы меня искали.

Мой голос гулким эхом разнесся по помещению. Некоторое время ответом было молчание. А затем послышался мужской голос:

– Добрый день, Павел Филиппович. Рад, что вы приняли мое приглашение. Прошу, проходите. Жду вас на втором этаже. Первая комната направо.

Я шагнул на металлическую ступень лестницы, которая угрожающе заскрипела под тяжестью моего веса. И принялся осторожно подниматься по крутой лестнице. Поднялся на второй этаж, свернул в правое крыло и остановился в проеме нужной комнаты.

В центре помещения стоял человек, в котором с большим трудом можно было узнать бывшего начальника специального отдела жандармерии. Былой лоск слез с него, и теперь передо мной стоял мужчина неопределенного возраста. Белки глаз были красными от недосыпа, под веками залегли темные мешки. Лицо покрывала щетина. А седые волосы были всклокочены. Рядом с ним был едва заметный призрак женщины, в рясе Синода. Второго призрака видно не было. Очевидно, выполнив свою роль, он пошел на корм Щукину.

Заметив мой взгляд, бывший жандарм только развел руками:

– Простите за мой внешний вид, Павел Филиппович. Жизнь в бегах, когда за тобой охотится вся жандармерия и кустодии Империи, накладывает свой отпечаток.

Я покосился в дальний угол комнаты, где лежал грязный матрас, и картонка, на которой стояла нехитрая посуда. Неподалеку чернело кострище, на котором, очевидно, беглый готовил еду:

– Стоит ли такая жизнь потраченных на нее усилий? – уточнил я. – Если бы вы сдались жандармерии, то уже сидели бы в теплой и уютной одиночной камере. Да и кормили бы вас трижды в день.

Щукин усмехнулся:

– Всему свое время, Павел Филиппович, – ответил он. – Те, кто меня знают, могут сказать про меня разное. И только в одном мнении они будут едины. Я всегда был за справедливость. Чтобы человек понес заслуженное наказание за преступления. Я хотел, чтобы ваш отец ответил за то, что сделал, но как итог, меня выкинули с должности как бродячего пса. Как вы считаете, это справедливо?

Я пожал плечами:

– Не знаю, за что вы так ополчились на моего отца. Он делал то, что должен был делать.

Щукин хмыкнул:

– Потом, когда я, приложив массу усилий, наконец вернулся в Петроград и занял должность начальника специального отдела, мне опять пришлось столкнуться с вашей семьей. И итогом было новое отстранение.

– Насколько мне известно, вы помогали Свиридову, который оказался связан с черносотенцами. Так что вы легко отделались, потому что в противном случае к тому списку преступлений, которые вы совершили, добавилось бы еще столько же статей.

– Я всего лишь хотел развоплотить того злобного призрака, который жил в вашем доме!

– В протоколах обыска никаких призраков в моем доме обнаружено не было, – просто ответил я. – Может быть, вы ошиблись?

Щукин покачал головой, но промолчал.

– Я не могу вас винить, – продолжил я. – Вы просто ненавидите мою семью. Наверняка у вас есть для этого свои причины. Вы действуете как бешеный пес, стараясь доставить как можно больше вреда мне или моему отцу.

Бывший жандарм усмехнулся:

– Вот тут вы не правы. Я просто хочу справедливости. И поэтому пригласил на нашу встречу одну гостью. Вы ее не знаете, но поверьте, мне стоило великих трудов найти ее. И вызволить из места, где она почила. Но давайте сперва я расскажу вам одну сказку. А уже потом вы побеседуете с призраком. Итак, жили-были в столице Империи два человека. Молодой и амбициозный дознаватель третьего отделения жандармерии, и стажерка, которая попала на практику по распределению в это же третье отделение. Практикантка была юной, глупой, и угораздило ее влюбиться в этого молодого дознавателя. Только вот беда: дознаватель тот был счастливо женат. И очень любил свою супругу, не давая практикантке ни малейшего шанса. Но любовь, Павел Филиппович, очень сильное чувство. Оно способно согревать человека, а может выжечь его дотла. Так и произошло с этой практиканткой.

Щукин замолчал, с интересом глядя на меня.

– Пока так себе сказка, – ответил я. – Не стоит даже времени, потраченного на дорогу до этого заброшенного здания. И уж точно не стоит нахождения в этом сыром холодном кирпичном мешке, да еще и в вашей компании.

Бывший жандарм загадочно усмехнулся:

– Это только начало, – произнес он. – Самое интересное дальше, Павел Филиппович. Так вот: Демидовы держали под контролем все источники информации. А во времена Смуты, на прилавки хлынули сотни газет с кричащими заголовками про людей, которые живут в центре земли, про древние цивилизации, про магов и русалок. А еще появилось целое полчище гадалок и ведьм, которые обещали что угодно, за умеренную плату. И отчаявшись, девушка обратилась к такой ведьме за помощью. И ей повезло. Тогда Синод не выдавал патенты всяким колдунам, потому что реальных доказательств, что в простолюдинах может быть извращенный дар, не было. Да и сейчас настоящие одаренные встречаются очень редко. Так что среди колдуний находились самородки.

Я нахмурился, начиная понимать, к чему ведет Щукин. Вспомнилось старое дело с Альбиной и Темой. А жандарм продолжил:

– Юная практикантка была готова на все, только бы развести семью дознавателя. И решила навести отворот на женщину. Но любовь была настолько крепка, что даже отворотная сильная порча не смогла заставить женщину уйти из семьи. Но она смогла сделать так, что супруга начала чахнуть и умерла. Тогда все свалили на одержимость, и разбираться особо не стали. А юная практикантка начала охаживать убитого горем дознавателя, чтобы наконец быть вместе и жить счастливо. Правда, практикантке пришлось снова прибегнуть к заклятиям. И вот свершилось: свадьба, счастливая семья. Наконец, юная практикантка могла стать довольной.

По спине пробежал холодок, а внутри образовался неприятный ком. Я открыл было рот, но слова застряли в горле.

– По вашему лицу вижу, что вы узнали в образах героев, – восторженно произнес Щукин. – Но это еще не все.

– Не все? – усмехнулся я.

– Не все, – подтвердил бывший жандарм. – Знаете, что я заметил за долгое время работы жандармом? Наказание всегда настигает нарушителя правил.

– Судя по всему, не в этой истории, – пробормотал я.

– О нет, Павел Филиппович, – возразил жандарм. – Как раз в этой истории, за фасадом счастья прячутся озера слез. И злобы. Как я понял из разговора с нашей гостьей, любое вмешательство в естественный ход вещей накладывает отпечаток на того, кто вмешивается. И такой отпечаток лег на практикантку из нашей истории. Она должна была родить ребенка, но беременность проходила тяжело. И тогда практикантка обратилась к ведьме, благодаря которой загубила невинную жизнь. Та рассказал ей, что за забранную жизнь, практикантка должна заплатить жизнью кого-то из семьи. Такое вот проклятье. И тогда практикантка задумала хитрый план. У дознавателя был сын, который унаследовал темный некромантский дар. И практикантка решила принести в жертву его. Но она не учла того, что дар в мальчике уже проснулся раньше срока. Вернее, не дар, а особенность слышать призраков. Наверное, сработал стресс, который перенес мальчик после смерти матери. И когда практикантка ночью пробралась в комнату к мальчику, призраки, которые охраняли мальчика, напали на нее. Они не могли ее убить, но смогли напугать, пусть и ценой собственного существования. Они развоплотились, но и смертельно перепуганная практикантка сбежала из комнаты. И потеряла ребенка, которого носила под сердцем.

– Вот оно что, – холодно усмехнулся я. – Ну, хотя бы проклятье снялось.

– Нет, Павел Филиппович, это так не работает, – покачал головой Щукин. – Та практикантка тоже так думала. И поэтому, когда она второй раз забеременела, то особо не волновалась. Но судьбу не обманешь. А случайную смерть не выдашь за отданную сознательно. Проблемы были те же.

Он замолчал, глядя на меня:

– Поэтому практикантка сейчас живет в монастыре? – уточнил я, и Щукин кивнул:

– И думает, как бы избавиться от вас, Павел Филиппович. Или вы правда думаете, что вы такая крупная фигура, которая попала в поле зрения социалистов? Социалисты – это миф, мастер Чехов. Марионетки, которые были в руках крупных промышленников. Правда, марионетки идейные. После того как промышленников, которые их спонсировали, зачистили, движение развалилось само собой. Идейная борьба требует больших средств, а сейчас не начало века, когда можно грабить банки и организации, добывая деньги ради революции. Жила и Северок, которых наняла та… да ладно, Павел Филиппович, вы уже догадались, кто стоит за этой молодой практиканткой из истории. Так что давайте называть героев своими именами. Так вот: Жила и Северок, которые стояли за покушениями, действовали отнюдь не в интересах революции. А ради корыстной наживы. А Маргарита помогла им бежать в Мезоамерику.

– Почему не убила?

– Потому что понимала, что некромант рано или поздно найдет трупы или призраков. И сможет с ними поговорить. А оставлять таких людей в Империи… глупо. А вот как сложилась их судьба за океаном, мне неведомо. Скорее всего, они утонули во время пересечения океана. А может быть умерли уже на чужой земле. Но Маргарита избавилась от них совершенно точно. В уме вашей мачехе не откажешь.

– Но вы сказали у вас есть свидетель?

Я кивнул в сторону призрака женщины.

– Все верно. Это та самая ведьма, которая сжила со свету вашу мать. Маргарита убила ее после того, как узнала о проклятье. Тогда она еще не ведала, как раскроется ваш дар.

– Интересная сказка, – произнес я и обратился к призраку:

– Как тебя зовут?

– Прасковья, – проскрежетала та.

– Маргарита правда обращалась к тебе, чтобы убить княжну Чехову?

– Не убить, а устроить отворот, – ответила призрак. – Но вышло так, что княгиня сильно любила мужа. Приворот пришлось делать несколько раз, каждый раз прибегая к более серьезным методам. И получилось так, что княгиня не выдержала манипуляций, начала чахнуть, появились признаки одержимости. И она скончалась.

В словах призрака я слышал скорбь и раскаяние. Она понимала, кто перед ней стоит. Даже не чувствуя силы, которую заблокировали блокираторы, которые Щукин где-то украл. Она ощущала дар Мары.

– Ты ни в чем не виновата, – произнес я, крепко сжимая кулаки. – Ты всего лишь исполнительница. Настоящее зло прячется на святой земле.

– Не прячется, – поправил меня Щукин. – Пытается выжить. Расклад такой, что-либо умрете вы, либо она и ее ребенок.

– Не буду лить слезы по женщине, которая убила мою мать, – холодно ответил я и снова обратился к призраку. – Тебя убила Маргарита?

– Она отравила меня каким-то ядом. Давно.

– Чтобы ты ничего не рассказала про то, что Маргарита виновна в смерти моей матери?

– Да.

Я открыл было рот, чтобы задать новый вопрос, но в этот момент заметил, что стоявший в центре комнаты бывший жандарм вдруг исчез из поля зрения. Но развернуться я не успел. Сзади на шею упала петля, которая начала затягиваться, лишая меня воздуха. Я захрипел, пытаясь освободиться, но тщетно. Щукин держал крепко.

– Нападать… со спины, – просипел я. – Подло, мастер.

– Зато действенно, – прорычал Щукин мне в ухо.

Я впился ладонью в шнур гарроты, пытаясь оттянуть ее. А удавка сжималась на шее.

– Когда… я… обращусь…

– Я попросту съем тебя, – перебил меня Щукин. – А потом и всю твою семейку. Кроме Маргариты, которая скажет мне «спасибо»

Сознание начало угасать. Зрение сходилось в точку. Перед глазами прыгали круги. А боль в горле начала почему-то затихать.

Как же не хватает призраков, – отчего-то мелькнула в голове мысль, и в этот момент я вспомнил Козырева.

– Мастер Щукин, ты обещал отпустить меня, – послышался голос мертвой ведьмы, которая, видимо, прочитала мои мысли.

Я быстро сунул руку в карман, нащупав осколок зеркала, крепко сжал его в ладони, чувствуя, как стекло режет руку. Но в этот момент я был этому рад.

– Потом, – послышался голос жандарма. – Пока ты мне…

Я резко вынул руку и ударил сбоку, где должен был быть противник. А затем вдавил осколок и повернул ладонь, разрывая ткани и обламывая стекло. И ударил повторно.

Послышался вопль, и хватка резко ослабла. И я рухнул на грязный пол, жадно хватая ртом воздух. С трудом поднялся на ноги, сжимая в ладони осколок стекла. Щукин лежал в шаге от меня. Гаррота валялась рядом. А на левой штанине быстро набиралось темное пятно. На пол капало красное, образовывая лужу.

Я шагнул к противнику и с трудом прохрипел:

– Видимо, вскрыта артерия. Я бы вызвал вам скорую, мастер бывший жандарм, но увы, здесь не ловит связь.

Слова давались тяжело, словно в горле было полно битого стекла. Приходилось буквально выплевывать каждое слово.

Щукин попытался встать, но тут же рухнул обратно. Я же шагнул к нему, глядя в угасающие глаза противника. Он попытался было что-то сказать, но изо рта послышалось хрип и бульканье. Я же просто смотрел, как лужа на полу растекается все больше.

Через минуту, глаза бывшего жандарма затянула стеклянная поволока. А рядом с ним возник призрак. Он взглянул на меня, а затем бросился. И в этот момент, в его спину ударил крюк. А появившийся из портала в углу комнаты духолов дернул цепь, утаскивая сопротивляющегося, воющего жандарма за собой. Уже у портала, духолов остановился. Обернулся и коснулся кончиками пальцев краёв шляпы:

– Мара передает поклон, отмеченный, – произнес он. И я удивленно поднял бровь. Потому что впервые слышал, чтобы духолов говорил.

Гость тем временем прыгнул в портал, утягивая за собой Щукина. И я сел рядом с трупом, переводя дух.

– Хороший бой, – послышался за спиной шипящий голос. Я не стал оборачиваться. Слишком устал. К тому же я и без того знал, кто находится за спиной.

– Увы, но твоим проводником я не стану, – устало ответил я.

– Вариантов у тебя нет, – прошипел голос. – Ты простой смертный…

– Не стоит усугублять ситуацию, – послышался еще один голос. И этот голос был мне знаком. Я обернулся. В шаге от меня завис над полом полупрозрачное существо с торсом человека, длинным змеиным хвостом и вытянутой ящероподобной головой, которую венчал какой-то убор из перьев. Существо было огромным, плоская голова упиралась в потолок. А длинные руки касались пола. Тело существа было покрыто чешуей, и мне показалось, что на чешуйках светятся неведомые мне знаки-руны. За спиной виднелись сложенные крылья.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю