Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 302 (всего у книги 339 страниц)

Я постоянно смотрю себе под ноги, остерегаясь наступить на его. Это не помогло. Когда наступила мужчине на ногу, сразу расцепила руки и отошла в сторону.

– Я предупреждала тебя, – оправдываюсь я.

– Все в порядке, – сказал Джон. Опять протягивает мне ладонь. – Первая неудача – еще не повод бросить все…

Смотрю на него, он смотрит на меня.

Робко делаю шаг вперед. Моя ладонь снова в его руке.

– Шаг шире и чуть быстрее, – сказал он.

Я всегда остерегалась танцев, потому что чудилось, будто выгляжу глупо, силясь повторить неестественные в привычной жизни движения. Все казалось сложным и непонятным. Я чувствовала себя неуклюжей…

Сейчас я тоже чувствую себя неуклюжей. А вот выгляжу я глупо или нет – об этом даже не думаю.

Мне нравится танцевать с Джоном Хэнтоном… Это если быть честной.

Между тем зазвучали низкие ноты, своего рода акцент композиции.

– Когда эпизод повторится – кружись.

– Что? – возразила я. – Нет!

– Только один поворот.

Три шага назад и один в сторону, назад и в сторону. Эта комбинация повторяется снова и снова, пока не наступает момент сделать оборот вокруг своей оси. И в миг, когда я возвращаюсь к его рукам, мы неизбежно сталкиваемся нос к носу. Дыхание только на мгновение становится единым.

Смотрю на Джона. Всматриваюсь в сталь его серых глаз. Ощущаю запах его парфюма.

Из глубин моего сознания вдруг поднялись воспоминания о нас…

«Меня зовут Виктория».

«Джон».

Три шага назад – один в сторону. Поворот, и возвращаюсь к его рукам.

«В юности я искал собственный путь, – как далекое эхо в сознании возник голос Джона. – Обстоятельства привели меня на ферму. Это был суровый и самый полезный урок, который могла преподнести мне жизнь».

Три шага назад – один в сторону.

Я вспоминала лавину в Ханди. В момент столкновения в моем сознании пронеслась только одна мысль…

«Джон».

Три шага назад – один в сторону.

«Любить тебя – сущее проклятие!».

Три шага назад – один в сторону.

«Джон Хэнтон, вы согласны взять на себя обязательство опекуна над Анной Стоун?», – как наяву, слышу сильный голос председательствующего.

Три шага назад – один в сторону.

«Да».

Поворот. Я вернулась к его рукам.

Я чувствую его дыхание.

Когда мужчина склонился ко мне для решительного поцелуя, я сразу опустила подбородок. Отстранилась так, будто испугалась чего-то.

В воздухе возникло напряжение.

Пальцами касаюсь тяжелых век. Я не хочу поднимать взгляд на Джона. Я не хочу опять что-то увидеть в его глазах.

Музыка становится тише. Это не композиция подходит к концу, это я отдаляюсь от источника звука. Мелодию виниловой пластики уже почти не слышно, но громче становится звучание другой… Я узнаю эту мелодию. Этому времени она не принадлежит.

Поменялись ощущения.

Больше нет этого давящего чувства в груди. Мне стало хорошо и комфортно.

Я открыла глаза. Ударил яркий свет. Мне приходится щуриться на солнце.

Перед глазами все плывет. Не вижу контуров. Не понимаю, где я.

Слышу музыку и голоса людей. Звуки становятся громче.

Для того чтобы чувства пришли в норму, потребовалось время. И теперь, когда я вижу… меня бросило в жар и сразу в холод. Стало трудно дышать.

Над головой узкий розовый плакат: «Даниил и Виктория». Между именами изображены сцепленные обручальные кольца.

Во мне будто перевернулась сама душа.

– Выход невесты не сейчас! – на ходу говорит мне женщина в строгом черном платье. Улыбается. – Вернитесь в комнату невесты.

Я не могу издать ни звука. Я как статуя, у которой живыми остаются только глаза, они мечутся от места к месту, с одного лица на другое.

– Вика, вы меня слышите?

На летней веранде очень красиво. Расставлены круглые столы, повсюду цветы, и я, в длинном свадебном платье, даже стою на лепестках белых и красных роз. Люди, что смотрят на меня сейчас, улыбаются. Большинства я совсем не узнаю.

– С вами все в порядке? – беспокоится женщина в черном. Она, судя по всему, организатор этой свадьбы.

Возникло тяжелое давящее чувство.

– Я успела забыть… – сдавленно изрекла я. Едва сдерживаю слезы.

– Простите, что?

Я успела забыть, как может выглядеть современное компактное фотооборудование в руках фотографа. За столько времени я забыла, какими могут быть люди, не стесненные обязательствами этикета: это заметно по их улыбкам, по их словам и прикосновениям.

Когда я увидела девушку в жемчуге, элегантной розовой рубашке и в рваных джинсах, на моем лице расползлась улыбка, и продержалась она недолго, потому что из моих глаз прорвались слезы. Ее подруга с длинными распущенными волосами тепло прижимается к парню, и когда она уткнулась в поцелуе ему в висок… я почувствовала зависть.

Вокруг так много людей и никто не обратил на них гневный взгляд. Фотограф поймал этот момент и сделал снимок им на память…

Слезы катятся по щекам и падают мне на грудь.

Я вспомнила, какой может быть жизнь!

Я вспомнила, какой она была у меня раньше, и мои слезы – слезы тоски по ней. Я успела забыть это время, а теперь чувствую его как что-то далекое, мне уже совсем не принадлежащее.

– …у нас паника. Маму на летнюю террасу, – тихонько говорит в рацию женщина в строгом черном платье.

Когда среди цветов и столов появилась мама и протянула мне свои руки, сердце едва не разорвалось на куски. Она говорит нежные слова, стирает мои слезы.

– Мама, – выдохнула я. Сомкнула ее в объятии, больше всего на свете желая, чтобы эта встреча не была последней.

Никто во всем мире – ни в этой вселенной, ни в другой – не будет любить меня так, как любит она!

Я посмотрела в ее красивые, любящие меня больше жизни глаза.

– Давай уйдем в комнату невесты, чтобы жених не увидел, – улыбнулась мне мама. Она взяла меня за руку, уводя за собой в высокий старинный особняк.

– Увидеть невесту до венчания – плохая примета! – говорит нам вслед женщина в черном платье.

– Это ерунда, – отмахнулась я от глупого суеверия.

– Но ты же сама только и говоришь о приметах, постоянно, – с улыбкой напомнила мама. Мы вошли в комнату невесты. Когда закрылась дверь, она заботливо спросила:

– Ну, что с тобой случилось?

Не дождавшись ответа, женщина подошла ко мне и приобняла за плечи. Обе смотрим в большое круглое зеркало.

На мне белое подвенечное платье из шелка, кружева и очень мелкого бисера. Элегантное, нежное и очень красивое.

На манекене есть длинная фата. Ее еще предстоит надеть.

– Я счастлива? – вдруг спросила я, а по лицу женщины пробежало удивление. Ей потребовалось время, чтобы осознать, – вопрос серьезный.

– Ну, дорогая, это знать можешь только ты.

– А как тебе кажется?

Всем видом показываю, как мне важно услышать ее ответ.

– Я вижу тебя счастливой, – уверенно сказала она. – Ты влюблена.

Мне было странно и приятно услышать эти слова.

– А Даниил достоин моей любви?

– Ты задаешь мне очень странные вопросы…

– Просто ответь, – прошу я. – Как тебе кажется?

– Если бы не был достоин, разве я допустила бы эту свадьбу? Ты же меня знаешь.

– Конечно, знаю, – я взяла ее за руки. Стараюсь запомнить ее глаза. Ее улыбку.

Я не смогу взять с собой ее фотографию. Она не сможет уйти вместе со мной. Все, что у меня останется, – только воспоминания о ней.

– У папы все хорошо?

– Ну, он перестал ворчать, – весело отмахнулась мама. – Наконец смирился, что этот день настал.

У нас с мамой есть одна общая черта – мы неспособны скрыть свои чувства и мысли. Все, о чем мы думаем, отражается у нас на лице.

– Знаешь, у меня сейчас такое чувство… – неторопливо говорит она. – Помнишь, я когда-то сказала тебе, будто ты изменилась и сама на себя не похожа?

– Будто не я вовсе, – невольно обрадовалась я тому, что мама смогла почувствовать разницу. Она крепче сжала пальцы на моих ладонях.

– Вот сейчас я смотрю на тебя и чувствую то же самое. Господи, даже не знаю, как это сказать, будто я вижу тебя прежнюю. У тебя опять этот тяжелый взгляд! – рассмеялась она.

Минуты летят слишком быстро. А спустя час дамочка в черном объявила, что скоро мой выход. Мне стало не по себе…

Свадьба Анны организована на территории старого загородного особняка, где-то далеко от городских высоток, среди высоких деревьев, зелени травы и цветов.

В приятный солнечный день в красивом зеленом саду собрались родные и близкие, незнакомцы… Впереди белая ковровая дорожка, ряды гостей, свадебная арка.

У начала ковровой дорожки на меня восторженно смотрит девушка в длинном синем платье. Я не знаю ее, но судя по тому, как она улыбается мне, она знает меня. Одними только губами, не издав ни звука, она желает мне удачи.

Девушка в синем платье не моя подруга, а мужчина под свадебной аркой не мой жених.

Это торжество не в мою честь.

Рядом с подружкой невесты стоит мой отец. Он обернулся и улыбнулся мне.

Со дня последней встречи с ним прошло уже два года – он немного постарел.

Я взяла его под руку. Сжалось сердце, так давно я не касалась его руки и не видела его лица.

– Не могу поверить, что делаю это, – смеется папа, ласково заглянув мне в глаза. – А ведь сейчас мог смотреть матч, – съязвил он.

Музыканты заиграли свадебный гимн, и под руку с отцом я ступаю на белую ковровую дорожку, усыпанную лепестками роз.

– Когда-нибудь это должно было случиться, – тихонько говорю ему я.

– Да… но полуфинал тоже не каждый день.

Девушки с последних рядов сжали кулаки, едва сдерживая радостные вопли. В ответ я вежливо улыбнулась незнакомкам.

На меня смотрят добрые улыбчивые лица. Я не знаю большую часть этих людей, что, вывернув шеи, уставились сейчас на меня.

Это уже не моя жизнь, и здесь мне не место.

– Дочка, сейчас лучше смотреть вперед, – тихонько посоветовал мне папа и, в привычной ему манере прищурив взгляд, рассмеялся. А я все равно не могу оторвать от него глаз. Останавливаюсь на полпути к арке, и свадебный гимн сразу затих.

– Вика? – озадачен папа. Я буквально набросилась на него, не желая разомкнуть объятия.

Одновременно с умилительными вздохами гостей посыпались аплодисменты.

Сцену невесты и отца усиленно фиксирует фотограф. Как много я бы отдала только за одну фотографию, которую смогла бы забрать с собой!

Нехотя я разомкнула пальцы и выпустила из объятий отца.

– Ну что, сделаем это? – тихонько спрашивает он и подает мне руку. Снова заиграл свадебный гимн. Я посмотрела на гостей. Сейчас смотрю на жениха.

«Разве я могу сделать это за нее?» – вдруг подумала я.

Если верить словам председательствующего, вот-вот я должна вернуться в Данфорд. Ждать уже недолго.

– Вика, ты в чем-то сомневаешься? – очень серьезно спрашивает меня отец.

– Никаких сомнений, – уверенно объявила я. – Давай попросим фотографа сделать наш совместный снимок – ты, мама и я, и больше никого в кадре. Только мы. Втроем.

– Сейчас?

Я опять посмотрела на жениха. Кажется, он беспокоится.

– Да…

Папа махнул рукой музыкантам, чтобы те перестали играть торжественный гимн.

– Пять минут, и продолжим! – как на стадионе, крикнул он.

Жених сразу спустился с помоста, а отец его остановил:

– Ты! – строго сказал он, направив на мужчину указательный палец. – Стой на месте.

Даниил нехотя, но подчинился.

Мы с отцом встали у высокой зеленой изгороди в саду, к нам торопливо присоединилась мама. Фотограф встал в позу, настраивает ракурс.

– Сохрани эту фотографию, ладно? – прошу я маму.

– Мы повесим ее в гостиной, – сказала она и улыбнулась в объектив. Отец обнял меня за плечи.

Я долго буду помнить этот миг. По правую сторону плеча – мама, по другую – папа. Возможно, это наша последняя фотография, где мы вот так вместе.

Щелчок.

– Я люблю вас, – выдохнула я.

– Остаемся на месте, – предупредил фотограф. Сквозь туман вижу его короткий жест.

Щелчок.

По ногам пронесся холодок.

Щелчок.

«Готово», – как далекое эхо, слышу голос фотографа на пути в черную бездну.

Больше не чувствую тяжести платья. Под ногами не гуляет холодок.

Зрение фокусируется. Четкость в контурах появляется не сразу.

«Великолепная Лоуренс», – прочла я большой заголовок газеты в собственных руках. Ниже фотография на всю страницу нефтяных вышек в Стилдоне.

Верхний уголок газеты разорван. На столе ручка.

Сосредоточившись на ощущениях, понимаю, что в моей ладони смят клочок бумаги.

«Анна догадалась сделать то, что не пришло в голову мне».

В напряжении каждая клеточка моего тела. Я вдруг поймала себя на мысли, что мне очень страшно прочесть ее послание.

– Анна?

Очень медленно поднимаю взгляд. Джон стоит близко и внимательно следит за мной. Достаточно спокоен.

Мой взгляд вернулся к рукам. Я растянула записку. Аккуратным, красивым почерком написано:

«Будь счастлива».

Я не смогла сдержать слез, они вырвались из моих глаз и покатились по щекам. Чувства очень противоречивы, сильны и бесконтрольны. Как может сердце разрываться от тоски, в то время как губы растягиваются в улыбке подлинного счастья?

Хэнтон с опаской всматривается в мое лицо, а я торопливо стираю со щек новые слезы. Мужчина решительно не понимает, что со мной происходит. Кажется, впервые он растерян и не знает что делать.

– Прости, – я не узнаю собственного голоса. Тоска опять сжала мне сердце. – Мне… лучше уйти.

– Останься.

Решительно мотаю головой.

Хэнтон хочет настоять, но находит причины этого не делать.

– Мой водитель отвезет тебя, – сказал мне Джон.

Глава 16

Когда я вернулась в дом у реки, я сразу пронеслась через гостиную в кухню. Откупорила бутылку красного вина и наполнила им бокал. Дрожь в руках не унимается, подгибаются даже ноги.

Я села на стул.

Когда в голове стойко возникли образы матери и отца, пальцы вдруг стали слабыми, бокал выпал из моих рук. Я взялась за голову, как будто она стала необыкновенно тяжелой. Меня рвет на части неведомо откуда взявшееся знание, что это было прощание с родными мне людьми, и сейчас я как никогда прежде чувствую боль утраты, настоящей и невыносимой.

Улыбки, взгляды и слова…

Я долго сижу на деревянном стуле, крепко ухватившись за голову. Под ногами уцелевший после падения бокал с растекшимся вином, а поверх красноватой лужи шлепаются слезы.

Каждое мгновение причиняет мне боль. И так все время.

Солнце меняется ночью, свет становится тьмой.

Часы переходят в дни, а дни в недели.

Мне не нужны слова утешения или чье-то присутствие. Подлинное утешение я нашла в работе. Я с головой погружаюсь в отчеты, размышляю над задачами, решаю их. Мой день начинается за рабочим столом и редко заканчивается как-то по-другому. Это была нирвана, в которой я могла не думать о том, что причиняет мне боль, но я слишком увлеклась…

Клайд уехал в Юдеско. Осознать это удалось спустя несколько дней после его отъезда. Глядя в календарь, я не могла поверить, что прошло уже так много времени. Я попыталась вспомнить, когда мы с Коллинсом в последний раз разговаривали, и…

Я не помню.

В голове хаос мыслей. Это как очень запутанный клубок из чувств, эмоций и воспоминаний. Когда я попыталась распутать его, возникло хорошо знакомое чувство – безнадежно. В моей жизни все перевернулось. В моей жизни все не так…

Я настолько увлеклась работой над Стилдоном, что в процессе гонки за своей мечтой не заметила, как изменились обстоятельства, изменилась жизнь, изменилась я.

Как долго я не замечала, что за окном моего дома больше нет машины Фрица? Когда он был здесь в последний раз – неделю или две назад? А может, прошел уже месяц?

А когда в последний раз я говорила с Евой? Она оставила мне так много сообщений на автоответчик. Я помню, как нажимала на большую квадратную кнопку: я слышала голос Евы, но я не слушала, что этот голос говорит мне. Запись кончалась, и я забывала…

Несколько месяцев я жила одной только работой, отказываясь замечать собственную жизнь и людей, которые все еще остаются в ней.

Вечно прятаться не получится. Пора принять реальность такой, какая она есть, и что-то делать.

И вот сейчас я впервые за долгое время делаю что-то, совсем не связанное со Стилдоном и «Лоуренс нефть», – еду на вокзал западного Данфорда, чтобы на стилпоезде отправиться в Юдеско.

Теперь, когда у Коллинса появилась возможность возглавить отделение в новой психиатрической больнице, воплотить свои идеи в жизнь и стать тем, кем он хочет быть, могу ли я встать у него на пути?

Стилпоезд ритмично покачивается. Я смотрю в большое окно и на фоне чистого голубого неба вижу в нем холодные и неприступные Ханди. Смотрю на горы и не могу поверить, что мы с Гроузом почти сутки держали путь в этих местах и не погибли.

«Прогресс» вернули на стилполотно, и прямо сейчас я направляюсь в Юдеско в одном из купе этого поезда.

Я спокойна.

Спустя два дня пути на стилпоезде в полдень я прибыла в пункт назначения. На вокзале Юдеско людно и шумно.

Из зала отправления я поднимаюсь по широкой лестнице в вестибюль. Впереди стальная фигура Филиппа Гроуза и первый сконструированный им стилпоезд. Я не прошла мимо, я остановилась перед темной статуей – она кажется живой.

Филипп Гроуз – необыкновенный человек, подаривший миру чудо технологии. Как завороженная, смотрю на его машину.

Разве первая технология в своем роде может быть такой совершенной?

Этот человек появился внезапно и встряхнул сонную в промышленности эпоху. Передвижения и скорость. Сила! Его изобретение – толчок прогресса.

Взгляд мой вернулся к глазам холодной статуи. У стального человека открытый взгляд и широкая улыбка.

Я смотрю на легенду и мечусь в догадках, а по воле случая ли этот человек попал на страницы истории этой эпохи?

С таинственной улыбкой на губах я прошла мимо статуи, и голова моя заполнилась прежними мыслями.

К новой психиатрической больнице Юдеско еду на такси.

Я хочу увидеть Коллинса и страшусь встречи с ним одновременно.

Клайд не был удивлен, когда встретил меня у ворот больницы. Я явилась без предупреждения. Мужчина спокоен, он смотрит так, будто знал, что я буду здесь.

Уже поздняя осень, осыпается желтая листва.

Коллинс открыл передо мной высокую металлическую дверь в воротах. Я сделала шаг вперед и прижалась к нему в объятии. Когда я хотела губами слегка коснуться его губ, мужчина осторожно отстранился.

Поджав губы, отступаю. Многое стало ясно.

– Выглядишь усталой, – с заботой заметил Клайд.

– Дорога была долгой… Прости, что не предупредила о своем появлении. Наверное, стоило позвонить.

– Не беспокойся об этом, – сказал он. Я улыбнулась. – Пройдемся?

Я взяла мужчину под руку.

Сад в красно-оранжевой расцветке выглядит сказочно, на его фоне сказочным дворцом кажется сама больница: здание в шесть этажей с двумя высокими башнями. Рука об руку мы прогуливаемся по внутреннему двору еще пустой больницы.

Мы должны поговорить о том, что происходит с нами. Что нам делать и как быть дальше? Я знаю, что мы будем говорить об этом прямо сейчас. Мы оба это понимаем. Вопрос только в том, кто заговорит первым…

– Я хочу, чтобы ты осталась со мной в Юдеско, – сказал Клайд.

В груди будто остановилось сердце. Это чувство длилось мгновение, но оставило после себя долгий тяжелый след.

– Это невозможно, – с грустью в голосе говорю я. – Моя работа сосредоточена в Данфорде, Илсити и в Стилдоне, и так будет еще долго.

– Я в Юдеско, а ты в Данфорде – так будет еще долго.

– И что нам делать?

– В попытке сохранить то, что есть между нами, одному из нас неизбежно придется отказаться от собственных амбиций… Я мог бы это сделать, – сказал Клайд. – Вот только если бы все было так просто…

Мужчина остановился и прямо посмотрел на меня. Я смотрю на него.

Я знаю, что хочет сказать Клайд. И сейчас он проговорит вслух то, что я очень боюсь услышать.

– Тебе не безразличен Джон Хэнтон. «Лоуренс нефть» всегда будет связывать тебя с ним. Моя жертва будет напрасна.

Мне нужно отрицать? Я должна возражать? Или… мне следует быть честной с нами?

– Ты хочешь, чтобы я отказалась от «Лоуренс нефть», – очень тихо и мрачно проговорила я. Это был не вопрос. Я озвучила вслух условия Клайда и в этот самый миг во мне что-то поломалось.

Я знала, каким будет исход этой встречи, и все равно оказалась к нему не готова.

– Я не могу от тебя этого требовать… – сказал Клайд.

– А я не могу согласиться на это.

Клайд добр, он честен и благороден в своих помыслах и поступках, в отличие от меня. Припоминаю, что было между мной и Хэнтоном в день отправления стилпоезда в Илсити…

Дело не в «Лоуренс нефть» и дело даже не в Хэнтоне.

Дело в нас с Клайдом. Дело во мне и моих чувствах к нему – они даже наполовину не так сильны, как те, что я до сих пор испытываю к человеку с темной сталью в глазах.

Клайд заслуживает кого-то лучше, чем я.

– Не тяготись о моих чувствах. Со мной будет все в порядке, – уголки губ на лице мужчины уверенно поднялись вверх. – Ты можешь обещать мне то же?

Я легонько кивнула.

– Скажи это, – попросил меня Клайд.

– Со мной будет все хорошо.

В груди не разрывается сердце, оно только жалобно поскуливает. Разговор был коротким, даже слишком, вопреки всем обдуманным мною вариантам предполагаемого развития событий.

Клайд проводил меня до ворот, и какое-то время мы молча смотрим друг на друга. Повсюду с деревьев сыпется осенняя листва.

– Клайд, – робко зову я. – То, к чему мы сейчас пришли, ведь не означает, что мы больше никогда не увидимся? Я хочу сказать, ведь нам не придется делать вид, что мы не знаем друг друга?

Мужчина улыбнулся. В этой улыбке я вижу сожаление… Сожаление о нас.

– Я всегда буду тебе рад.

Я и Клайд больше не вместе, но это совсем не значит, что я поехала к Хэнтону и сразу постучалась ему в дверь. Проходят недели, и я отказала Джону во всех неформальных встречах. Если мы встречаемся, то по делу, а когда говорим – то о работе.

Некогда я рассталась с Джоном, теперь стоит точка в отношениях с Клайдом. В миг, когда в моей жизни образовалась пустота, стало спокойно и хорошо. Я никому ничего не должна. Я никому ничего не обязана.

Никакой вины и переживаний. Я устала от этих чувств.

Теперь я хочу насладиться покоем, залечить еще саднящие раны и наконец простить себя за все те глупости, которые довелось совершить.

За месяцы работы мы с Томпсоном добились великолепных успехов. Завод преобразился до неузнаваемости – он полностью ориентирован на нефтеперерабатывающее дело. В завод пришлось много вложить – сил и средств – но результат превзошел даже самые смелые ожидания. Теперь это место не кажется тенью своего былого величия. Завод стал лучше, он стал больше. В нем возродилась жизнь, и я не смогла дать этой жизни другое имя.

«Стилдон» – отражение характера этих мест.

Когда в пропасти минувших лет ушли люди, развалились дома, потрескались дороги, завод Стилдона остался прочно стоять на фундаменте.

Полностью груженые стилпоезда совершают по три рейса в день. Каждый день. Семь дней в неделю.

Всего через несколько месяцев «Технология будущего» поставит на стилполотно еще один поезд!

А когда заговорили о производстве бензина и керосина, далекий Конектик, так сильно зависимый от нефти севера и условий Алана Лонгера, теперь рассматривает возможность строить собственный стальной путь на юг.

«Стилдон – феникс, восставший из пепла», – сказал «Данфорд пресс».

«Меня тоже можно сравнить с фениксом», – однажды подумала я. Жизнь Анны когда-то полыхнула огнем и обратилась в пепел. А из пепла ее разрушенной жизни вдруг родилась я – новая Анна. Расколола клетку, расправила крылья и дотянулась до небес.

Головокружительный успех принес с собой массу работы и проблем. Самая опасная проблема – Алан Лонгер.

Законодательная палата от его лица выдвинула иск, оспаривая мои права на «Лоуренс нефть». Рассматривается возможность участия в делах компании правительства. Основания для этого сильно притянуты за уши…

Как бы там ни было, процесс необратим.

Меня хотят ограбить.

Я отнеслась к этому достаточно спокойно, если так вообще можно выразиться, учитывая, чем обернулась моя жизнь.

А правильно ли я поступаю?

Может, Алан Лонгер не тот человек, с которым стоило бы сражаться? Хэнтон, Вэйст и Гроуз выбрали сдержанную позицию в отношениях с этим мерзавцем, остерегаясь прямого наступления. Может, стоило задуматься, почему три титана своего дела не поступают так, как поступаю я?

Может, не идти на условия Лонгера было ошибкой?

Когда ты владеешь чем-то, похожим на «Корпорацию Хэнтона» или «Лоуренс нефть», за право существовать и твердо стоять на ногах приходится платить. Хэнтон никогда не говорил подробно о том, по какому принципу ведет дела с Лонгером. Я об этом его никогда не спрашивала. Это дело каждого. Это выбор каждого.

Мой выбор – пойти в сопротивление. И сейчас весь крупный бизнес замер в тревожном ожидании. Чем закончится эта схватка?

Начинается новое шоу.

Когда я приехала в свою квартиру в Данфорде, первым делом я достала из сейфа желтый конверт с фотокарточками, которые сделал Фриц. У меня нет глупых намерений в их отношении.

Я взяла конверт и села в квадратное кресло, высыпав на колени черно-белые снимки.

Я внимательно всматриваюсь в скверное содержание отвратительного вечера, откладывая в сторону карточку за карточкой. А когда отложила последнюю из них, дипломатично сцепила руки в замок и крепко задумалась.

Что я собираюсь с ними делать?

Прошли долгие минуты, в голову опять полезли сомнения.

Может, моя позиция – ошибка, и мое желание победить Лонгера – наивная глупость? Быть может, вместо открытого сопротивления стоило договариваться с этим человеком и попытаться отстоять для себя более выгодные условия, чем те, на которых настоял сам Лонгер?

Все может быть, а сейчас… Зачем я смотрю на эту мерзость?

Что я хочу сделать?

Возникло знакомое чувство, будто разум уже принял решение, но я не поспеваю за ходом его работы. Я жду, когда идея окончательно созреет во что-то обозримое.

Может, я думаю о мести?

Слепая месть, не сулящая никакой пользы моему предприятию. Месть ради мести, унижающая и мое достоинство тоже?

Как отвратительно. Все равно, что заявить: «На большее я не способна».

Нет, мне нужна не месть, а продуктивное решение проблемы.

Я хочу победить, сохранив достоинство. На тех же условиях готова проиграть.

Когда взглянула на ручку на столе, я вдруг поняла, какую цель преследую. Мое восприятие, наконец, настигло идею.

Эти снимки не помогут мне достичь цели. Они – только средство давления, унижающие мои гордость и самолюбие.

Я собрала карточки и вложила их обратно в конверт, но на обратной стороне одной из них большим размашистым почерком написала мудрость Ганди:

«Око за око, и мир ослепнет».

Я не стану мстить Алану Лонгеру за его стремление защитить свои интересы. Нефть он считает своим делом, а я вторглась на его территорию. Желание отделаться от меня вполне объяснимо. Не во взаимной антипатии дело, не в мести решение, это схватка за зону влияния. Каждый из нас стремится защитить свою выгоду.

Фотокарточки – несомненный способ давления, но я не хочу победить или проиграть вот так… Если мы будем сражаться, это произойдет красиво, так, что даже поражение будет достойно уважения в моих глазах и в глазах тех, кто будет внимательно следить за этой схваткой.

Отправить конверт Лонгеру не было для меня простым решением. Для этого потребовалась сила воли.

Я не хочу встречаться с Лонгером лично и не могу отправить конверт с таким содержанием обычным способом. Репортеры повсюду, они заглядывают не только в окна, но и в мой почтовый ящик. Они подкупают всякого, кто меня окружает.

Человеком, которому я еще могу доверять, несомненно, остается Генри Фриц. На втором этаже ресторана «Мистраль» за отдаленным от общего зала столике я вижу, как приближается невысокая фигура Генри. Я сразу обратила внимание на выглаженную одежду, начищенные туфли и аккуратно причесанные волосы.

– Господи, Генри, ты отлично выглядишь, – похвалила я, тепло приветствуя друга улыбкой.

– Когда в твоей жизни появляется женщина, это неизбежно, – улыбнулся Фриц и сел за столик. – Анна Лоуренс. Сколько уже… почти год прошел?

– Да, где-то так, Генри, – смотрю на мужчину и сама собой на лице растянулась улыбка. – Как ее зовут?

– Кларис, – ответил Фриц. – Я с таким энтузиазмом слежу за твоей судьбой, что Кларис, кажется, начинает ревновать.

– Ну… это неизбежно, когда в твоей жизни появляется женщина, а ты увлечен судьбой другой, – тихонько рассмеялась я.

– Да. В этом что-то есть.

Официант принес две чашки кофе и легкий завтрак.

– Чем могу служить Великолепной Лоуренс? – мужчина взял кофе.

– Мне нужна услуга, Генри. Я хочу, чтобы ты передал один пакет Алану Лонгеру лично в руки.

– Это можно устроить, – с готовностью ответил мужчина. – В случае опасности как поступить с пакетом?

– Уничтожь его, – сказала я и протянула Фрицу желтый конверт. Генри узнал этот пакет. Взгляд его вдруг стал серьезным. Мужчина внимательно смотрит на меня и наконец произносит:

– Хорошо.

Когда я вошла в строгий серый кабинет Хэнтона, мне отчего-то стало холодно.

Хэнтон поднял на меня взгляд. Смотрит прямо, не улыбается.

– Здравствуй, Джон.

– Анна. Чем обязан? – в этих словах нет тепла. Одно только сухое деловое приветствие.

– Ты, должно быть, слышал об иске против «Лоуренс нефть»?

– Разумеется.

Мужчина поднялся, на мгновение взглянул на чистое небо над Данфордом. Смотрю Хэнтону строго в глаза, он отвечает тем же.

– Мне нужен Джеферсон, – прямо сказала я.

– Мне он тоже нужен.

– Я не прошу об одолжении. Пока он будет работать на меня, я готова платить. Назови цену.

Джон улыбнулся. Но улыбка получилась какой-то безликой, не выражающей никаких чувств.

– Мне не нужны деньги.

Я нахмурилась. Мне нужен Джеферсон, и сейчас я совсем не рассматриваю возможность уйти, не заручившись его поддержкой.

– Тебе не нужны деньги, ладно…Тогда чего ты хочешь?

Совершенно не поменявшись в лице и с деловой прохладой в голосе Джон заявил:

– Я хочу, чтобы ты спала со мной.

От изумления у меня приоткрылись губы.

Смотрю на Джона и понимаю, он очень серьезен в выдвинутом предложении. За мной только право согласиться или отказаться. Я говорю:

– Ладно.

Продолжаем испытующе смотреть друг на друга. В лице Хэнтон остается строг, и взгляд его в этот самый миг до неприятного проницателен.

– Пока Джеферсон занят делами «Лоуренс нефть», я буду с тобой где угодно и когда угодно, – сказала я.

Мужчина вдруг направился ко мне.

– Ты явишься ко мне днем или ночью, всегда, когда я этого захочу.

– Не сделаю этого, только когда объективно не позволят обстоятельства, – возразила я.

Джон расстегивает верхние пуговицы рубашки. Я отступила на шаг назад.

– Если мы обо всем договорились, тогда я иду к Джеферсону.

– Ты сможешь сделать это позже, – в его тоне нет компромисса.

– Он в кабинете будет только час, а переговорить с ним нужно уже сегодня, – настаиваю я.

Джон расстегнул еще несколько пуговиц, частично обнажив грудь. Снял телефонную трубку и набрал несколько цифр.

– Патрик, какое дело у тебя назначено на три часа? – потребовал он и медленно расправился с еще одной пуговицей. – Перенеси встречу и дождись мисс Лоуренс в кабинете, – последнее прозвучало как приказ.