Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 264 (всего у книги 339 страниц)

Её ладонь легла мне на щёку, и я прикрыл глаза, позволяя этому мгновению растянуться, впитаться в кожу, в память, в сердце. Словно весь шум мира отступил, оставив нас наедине.

Глава 32
Домашние посиделки

Гостиная встретила нас запахом запечённой в духовке рыбы, укропа и свежего хлеба с семечками. Лампа под кружевным абажуром заливала кухню мягким золотым светом. За столом уже сидела Людмила Фёдоровна. Она поправила салфетку на коленях и с довольным видом смотрела на Фому.

Тот снял пиджак и, закатав рукава, подтягивал отверткой петлю на дверце буфета.

– Когда этот мастер по мебели придет, как обещал, вы обязательно велите оставить старые ручки. Уж больно они хорошие. Будет жаль, если он заменит их на новые.

– Как скажешь – так и сделаю, – кивнула Яблокова. – Мне и самой нравится старинные. Есть в них какая-то особая прелесть.

Питерский закрыл дверцу, прислушиваясь к звуку петель. Довольно хмыкнул и убрал инструменты в свой старый ящик.

– Думала, что ты его заберешь с собой, – заметила женщина.

– Пусть останется здесь, – возразил парень и добавил, погладив металлическую крышку, – я все же думаю, что порой мне придется здесь что-то чинить.

– Никто не возражает, – сказал я, привлекая к себе внимание.

Шаман кивнул. В нём не чувствовалось ни напряжения, ни смущения. Он выглядел так, будто вернулся домой после долгого пути. Фома вымыл руки и сел за стол. Затем отломил кусочек хлеба, обмакнул в соус от рыбы и довольно зажмурился, словно кот, получивший миску сливок. Лицо его светилось довольством.

– Никто не готовит как наша Людмила Федоровна.

– Иришка готовит не хуже, я уверена, – усмехнулась женщина.

– У нее по-другому выходит. Не хуже, – согласился парень и вздохнул, – Но вашу готовку я ни с какой не спутаю.

– Спасибо, мой хороший, – произнесла Яблокова с особой теплотой и погладила Питерского по плечу. – Мне тебя сам Искупитель послал, не иначе.

– Скажете тоже, – пробормотал шаман и бросил на меня смущенный взгляд.

– Ну, как служба? – спросила хозяйка, чуть склонив голову.

Фома проглотил кусок и отозвался с нарочитой невозмутимостью, но при этом с улыбкой:

– Работы хоть отбавляй. Но Павел Филиппович поделился со мной одной мудростью, которой я решил следовать.

– Наш некромант плохого не посоветует, – добродушно заметила Людмила Фёдоровна.

– Мастер-адвокат сказал, что надо меньше работать, – хитро усмехнулся шаман.

– Неужели? – хмыкнула Яблокова. – Зато сам он у нас вовсе не гнушается сверхурочной работы. А на самое важное у него времени не остается.

Запечённая рыба, покрытая золотистой корочкой, источала такой аромат, что даже кот, лежавший до того на подоконнике, не выдержал и лениво потянулся, скосив глаза на угощение. Мы с Ариной Родионовной решил не отставать: вымыли руки и уселись за стол. Людмила Федоровна вручила нам салфетки, а приборы уже были приготовлены.

Фома принялся есть с таким аппетитом, что было ясно: он дома, и здесь никто его не осудит. Парень даже позволил себе пошутить:

– Павел Филиппович, боюсь, если меня так кормить будут каждый вечер, я из шаманов в булочники переквалифицируюсь.

– Так и запишем, – усмехнулся я, – капитан отдела хлебобулочных расследований.

Все тихо рассмеялись. В гостиной закряхтел Буся, который успел переставить фикус уже в третий угол. Но каждый раз ему что-то не нравилось, и он тащил горшок в другое место.

– Пусть выбирает место по душе, – тихо проговорила Яблокова, заметив, что я поглядываю на тотем.

Я кивнул, заметив, как к работе Буси присоединился Козырев. Он по традиции решил помочь и сдвинул полку с книгами. Несколько томов свалились на пол, и в комнате тут же появился Борис Николаевич. Он возмутился такому варварскому отношению к книгам. Оставалось лишь надеяться, что эта перепалка не перерастет в конфликт. Не хотелось бы портить впечатление от вечера разборками с мертвыми.

Арина Родионовна в этот момент слегка коснулась моей ладони, предлагая ломоть хлеба. Людмила Фёдоровна, уловив движение, взглянула на руку девушки, перевела взгляд на неё, а затем на меня.

– Павел Филиппович… – хозяйка прищурилась, будто проверяя догадку. – Неужто наш княжич, наконец, поступил как приличный человек?

Арина кивнула, и румянец мгновенно залил её щёки. Голос прозвучал чуть тише обычного, но в нём было столько света, что я непроизвольно задержал дыхание:

– Павел Филиппович официально сделал мне предложение.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина, лишь часы на стене тихо отмеряли мгновения. Потом Людмила Фёдоровна всплеснула руками, её лицо озарилось искренней радостью, и она воскликнула:

– Да ведь это замечательно! Поздравляю вас, мои дорогие!

Она вскочила на ноги и почти сразу оказалась между мной и Нечаевой. Сначала женщина запечатлела на моей щеке поцелуй, а потом проделала то же самое с Ариной.

– Слов нет, как я рада. Вы замечательная пара. А у меня как раз на вашу помолвку есть отличный подарок…

– Ковер? – предположил я.

Яблокова запнулась, явно разочарованная тем, что я перебил ее, но все же собралась и заявила:

– Ковер надо заслужить, Павел Филиппович. А вы только что обесценили мою попытку быть доброй.

– Простите, – я торопливо постарался исправиться.

– Поздно, – отрезала Людмила Федоровна, но я видел, что в ее глазах светится улыбка. – Ковер я подарю Арине Родионовне. А вам достанется бумага, в которую он был завернут. Так и знайте – половина ковра могла быть вашей, но вы свое счастье упустили.

– Протестую! – воскликнул я, пытаясь сдержать смех.

– Протест отклонен, – с напускной серьезностью заявила женщина и пригладила мои волосы. – В другой раз будешь более осмотрительным, адвокат Чехов. И следующий шанс заполучить такой дорогой подарок будет на твою свадьбу.

– Сначала мне надо доучиться и получить документ о совершеннолетии, – смущенно сообщила Нечаева. – Думаю, что мои родители согласятся с нашими планами.

– Не сомневаюсь в этом, – кивнул я.

– Вот и славно, – счастливо заулыбалась Яблокова. – Я так люблю свадьбы.

Фома, уже успевший проглотить очередной кусок рыбы, не удержался и вставил:

– Только не устраивайте ее в понедельник. У всех служащих в этот день совещание.

– Никто не делает свадьбы в понедельник, – заметила Людмила Федоровна, возвращаясь на свое место.

– Так и Павел Филиппович у нас особенный – некромант все ж, а не абы кто, – пробасил Питерский.

Напряжение, которое могло возникнуть при упоминании родни Нечаевой, улетучилось с лица Яблоковой без следа.

Буся, наконец, установил цветок у кресла в гостиной и остался доволен проделанной работой. Когда двое призраков начали повышать голоса, пенек щелкнул корнем и на мгновенье втянул в себя темную силу. Домашние духи тотчас стали полупрозрачными и замолчали, косясь на Бусю с невольным уважением. Тот же, как генерал на смотре войск, окинул присутствующих горящим взглядом и проскрипел что-то одобрительное. А потом вернул силу призракам.

Вечер превратился в праздник – тихий, домашний, без лишнего шума. Мы сидели за столом, говорили о делах и хлопотах, о завтрашней церемонии, о новом титуле Беловой и о том, что впереди у нас только лучшее.

Я любовался профилем Арины Родионовны, наслаждался едой и с удовольствием слушал рассказы Фомы о его новой работе. В какое-то время поймал взгляд Яблоковой. Мне показалось, что в нем проскользнула легкая печаль, которая тут же сменилась умиротворением.

Когда мы вышли во двор, воздух встретил нас прохладой и запахом влажного камня. День догорал, и вечер ложился на город мягким покрывалом.

– Не беспокойтесь, Павел Филиппович, я доставлю Арину Родионову домой в целости и сохранности, – сказал Фома и уже шагнул вперёд, открывая дверцу своей машины.

Я проводил девушку до машины. Она остановилась у самой дверцы и обернулась. В свете фонаря её глаза блестели так ярко, что весь двор будто озарился мягким сиянием.

– До завтра, – тихо сказал я, стараясь вложить в эти слова всё то, что чувствовал. – Я заеду за вами перед церемонией.

– До завтра, Павел Филиппович, – ответила она взволнованно. Мне показалось, что она хотела сказать что-то еще, но осеклась, смутившись свидетелей нашей беседы.

Она села в салон, платье мягко заскользило по сиденью, и дверь закрылась с тихим щелчком. Фома устроился за рулем, и машина тронулась плавно, без рывков, будто тоже понимала, что везёт самое ценное, что у меня есть.

Я прошел до арки и смотрел вслед автомобилю, пока красные огоньки фар не растворились в темноте улицы. В груди разливалось чувство счастья, от которого становится легче дышать и теплее жить.

– Хороший вечер, – послышалось с лавки, на которой по своему обыкновению устроился Евсеев с чашкой горячего чая и одним из котов.

– Твоя правда, – ответил я и медленно зашагал к порогу.

Я вернулся в гостиную, застав Людмилу Фёдоровну, которая устроилась в кресле у лампы и фикуса. В руках она держала книгу. На столике рядом дымилась чашка чая. Аромат мяты и чабреца перебивал даже запах жареной рыбы, который всё ещё витал в воздухе.

Из кухни доносились голоса. Оказалось, что призраки прекрасно справлялись с уборкой и мытьем посуды.

– Вы не беспокоитесь, что они разобьют тарелки? – уточнил я у Яблоковой.

– Даже если разобьют, то на счастье, – с поразительной легкостью отмахнулась она, словно никогда не страдала излишней бережливостью. – К тому же – пусть лучше побьют посуду, чем я стану ее мыть, – добавила хозяйка дома.

– Ваша правда. Может нам купить посудомойку? – предложил я.

– Ну, Павел Филиппович, ты уж в крайности не бросайся, – женщина погрозила мне пальцем. – Ты хоть догадываешься, какие нам приходят счета за свет?

– Не знаю, – усмехнулся я, довольный тем, что некоторые вещи остаются неизменными.

– Вот и не знай, – припечатала Яблокова. – К тому же с призраками приятно иметь дело: профсоюза у них нет, денег платить не надо. А после работы у них не остается запала для того, чтобы между собой пререкаться.

– Везде выгода, – согласился я.

– Улыбаешься, – заметила Яблокова, не поднимая глаз от книги. – И это правильно. Запоздалая настоящая помолвка всё же лучше, чем та, что была.

Я хмыкнул и подошёл ближе.

– Вы ещё скажите, что я безнадежно медлил.

Она подняла на меня взгляд и улыбнулась. Выражение ее лица сделалось хитрым.

– Разве это секрет? Запомни, пока ждёшь идеального момента – жизнь проходит мимо.

Я сел напротив, откинувшись на спинку кресла.

– Не спорю, момент я искал долго. Но, признаться, и сам рад, что решился.

– Вот и молодец, – мягко кивнула она. – Мужчина обязан говорить вовремя. Иначе потом всю жизнь будет слушать, что упустил шанс.

– Думаете, Арина будет мне напоминать?

– Обязательно, – засмеялась Людмила Фёдоровна. – Умная женщина всегда напоминает мужчине о его промедлениях. Но не для того, чтобы упрекнуть. А чтобы он больше не забывал о том, что по-настоящему важно.

Я улыбнулся, чувствуя, что спорить с такой логикой бессмысленно.

– А ещё, пока ты провожал свою невесту, – сообщила она с самым невинным видом, – я успела заказать ей цветы. Прямо к порогу ее квартиры.

Я даже растерялся.

– Вы…

– Конечно, я, – перебила она. – Надо понимать, что девушке нужны не только серьёзные слова, но и красивые жесты. Ты же хочешь, чтобы Арина чувствовала себя счастливой?

– Хочу, – признался я. – Вы, Людмила Фёдоровна, настоящий стратег.

– А ты, Павел, наконец-то начал взрослеть, – сказала она и вернулась к своей книге, будто разговор был исчерпан.

Я ещё некоторое время молча наблюдал за ней и думал, что, пожалуй, без этой заботливой и порой саркастичной женщины моя жизнь была бы куда беднее.

– Завтра мы вместе с Ариной пойдем на прием, – напомнил я. – Наверное, надо будет попросить бабушку выслать моей невесте семейные украшения.

– Возьму это на себя, – улыбнулась Яблокова. – Я как раз собиралась найти повод позвонить княгине. Будет славно, если я расскажу ей о том, что кольцо с сапфиром теперь красуется на пальце ее невестки.

– Софья Яковлевна наверняка тоже решит, что я долго тянул, – я криво усмехнулся.

– Естественно, – кивнула собеседница. – Ты нам не безразличен. Потому мы и журим тебя.

– Мне придется с этим смириться, – я развел руки в стороны.

– Выбора у тебя все равно нет.

Из кухни донесся пронзительный звон посуды, а потом из стены выглянул Козырев и заискивающе сообщил:

– Мы там кое-что…

Новый звон сотряс воздух. Яблокова глубоко вздохнула и махнула рукой, давая понять Василию, что наказывать их никто не станет.

– Посудомойка, кстати, стоит не особенно дорого, – словно между прочим бросил я.

– Проще будет завести в доме призрачную женщину, которая будет следить за этими…– Людмила Федоровна усмехнулась. – Но я беспокоюсь, что Василий и Борис начнут из-за нее брачные танцы и разнесут весь дом.

– Мое дело – предложить, – заключил я и взглянул на часы.

Мы обменялись ещё парой фраз о завтрашнем дне. Яблокова пожелала мне спокойной ночи тоном, в котором слышалась почти материнская забота. Я направился в свою комнату. Быстро принял душ и лёг, впервые за долгое время ощущая, что всё действительно складывается правильно.

Дом дышал ровно и мирно. И даже призраки, казалось, в эту ночь решили не тревожить нас.

* * *

Я проснулся оттого, что в окно пробился первый робкий свет. Теплый, ещё сонный, но настойчивый. Пахло домашним хлебом, чаем и чуть-чуть ладаном, которым Людмила Фёдоровна любила «освежать воздух» в особенно важные дни. Я потянулся, нехотя вылез из-под одеяла и поплёлся в ванную.

Вода в душе бодро хлестала по плечам, будто хотела вымыть остатки сна вместе с сомнениями и раздумьями.

Когда я вернулся в спальню, полотенце всё ещё висело на шее, а волосы прилипли ко лбу. И тут меня ждал сюрприз. На спинке кресла был развешан белый костюм – аккуратно выглаженный, с жилетом и галстуком. Каждая складка на месте, каждая пуговица сияет так, будто её полировали часами.

Я сразу понял, чьих это рук дело. Людмила Федоровна отличалась особой любовью к мелочам. Если уж она решал подготовить наряд, то сделала это с педантичностью лучшего камердинера.

– Великолепно, – пробормотал я, рассматривая костюм.

Я облачался медленно. Белый костюм сидел идеально, будто был сшит именно для этого утра. Материя мягко ложилась на плечи, пуговицы застёгивались без усилий, а воротник не пытался меня задушить. Для сегодняшнего дня я выбрал запонки с гербом семьи и синий платок, который разместил в нагрудном кармане пиджака.

Затем оглянулся в зеркало. В отражении был человек, которому предстоял важный день. И, честно говоря, вид у него был весьма достойный.

Я вышел из спальни, поправляя манжеты. В гостиной меня ожидала Людмила Фёдоровна. Она устроилась за столом, где уже был накрыт завтрак: тарелка с румяными блинчиками, корзинка с булочками, вазочка с вареньем, чайник. Всё выглядело так, будто она заранее знала, что я выйду именно в этот момент.

– Вот и наш жених, – сказала она, оглядев меня с головы до ног. – Ну надо же… Павел, я тебя таким ещё не видела.

– Это вы про костюм или про то, что я проснулся вовремя? – уточнил я, садясь за стол.

Она хитро прищурилась и поставила передо мной чашку чая.

– И про костюм, и про то, что выглядишь человеком, которому не стыдно показаться людям.

– Серьёзная похвала, – заметил я и взял чашку.

– Сегодня у меня нет повода ворчать, – Яблокова покачала головой. – Всё на месте, всё к лицу. В таком виде, Павел Филиппович, и умереть не стыдно.

Я поперхнулся чаем и закашлялся. Чудом не испачкал одежду, успев прикрыться салфеткой.

– Приятно знать, – прохрипел я. – Вы умеете приободрить с утра.

Людмила Фёдоровна рассмеялась так, что в уголках глаз появились морщинки.

– Когда облик у человека хороший – значит, он готов к любым обстоятельствам. Даже к самым… непредвиденным.

– Отлично, – вздохнул я. – Теперь я спокоен. Если что, буду выглядеть прилично на всех фотографиях для некрологов.

Она снова рассмеялась и, дотронувшись до моего плеча, добавила уже мягче:

– Шутки шутками, но ты правда хорош сегодня. И если Арина увидит тебя в этом костюме, то окончательно решит, что не ошиблась.

Я ничего не ответил – только кивнул. А внутри, вопреки белому костюму и солнечному утру, всё похолодело. Слова Людмилы Фёдоровны застряли под рёбрами, как заноза.

Быстро покончив с трапезой, я попрощался с Яблоковой и спустился к выходу.

Во дворе уже стояла машина представительского класса. Лакированный кузов сиял, как зеркало, отражая солнечные блики.

Водитель в безупречных перчатках стоял у дверцы. Выглядел он так серьёзно, будто собирался везти не меня, а как минимум министра.

– Машину прислал князь Чехов, – сообщил он, и я кивнул.

Я устроился в салоне. Запах кожи и дорогого полироля окружил со всех сторон.

– Куда едем, мастер Чехов? – раздался спокойный голос водителя.

– К Нечаевой, – ответил я.

Машина тронулась почти неслышно, и город поплыл за окнами. Утренний Петроград был ещё сонным: булочники расставляли корзины с хлебом, дворники лениво махали метлами.

Я смотрел на всё это и думал, что мир, как ни странно, продолжает жить по своим законам. Люди спешат, ругаются, торгуются, а я еду к девушке, которая согласилась стать моей невестой. Ирония судьбы заключалась в том, что даже в этот момент я чувствовал, что внутри остаётся тень от слов Яблоковой.

«В таком виде и умереть не стыдно», – эхом звучало в голове.

Я усмехнулся про себя и поправил манжет:

– Надеюсь, сегодня всё же обойдётся без такой проверки.

Глава 33
На бал

Машина мягко затормозила у дома Нечаевой. Я не стал дожидаться, когда водитель, как и положено по этикету, откроет мою дверь. Сам выбрался из салона и направился к парадной.

Стоило мне оказаться под сводами здания, как знакомая фигура возникла рядом: стёганый халат, растрепанные волосы, в руках неизменная газета, которую Карпович, кажется, никогда так и не дочитывал.

– Ринат Давидович, – произнёс я, чуть склонив голову, и направился к лестнице, чтобы по пути узнать от словоохотливого призрака новости.

Старик просиял так, будто я только что назначил его главным судьёй империи.

– О, господин некромант! Узнали! Да ещё и по имени-отчеству обратились… Вот это уважение!

Он довольно заулыбался и поправил сбившиеся на затылке волосы, которые тотчас вернулись в прежнее положение.

– Я ведь слежу тут за всем, как и обещал, – важно отрапортовал Карпович. – Порядок в доме соблюдается, новых жильцов… э-э… мертвых то есть, не появилось. Та дамочка, что любила прыгать с лестницы, так и не вернулась. Видимо, нашла себе новое пристанище, – он театрально вздохнул, – а я уж привык к её представлениям.

– Рад слышать, что всё спокойно, – кивнул я. – Без новшеств.

– Как же без новшеств, – оживился он, – соседи с третьего этажа опять ругались из-за опозданий супруга к ужину. Но до битья посуды не дошло, так что я даже скучаю. На шестой этаж въехала старуха из важных аристократов. Всю квартиру заставили вазами и коробками. А внутри ничего любопытного. Я надеялся, что там будет чей-то прах, проклятая шкатулка с танцующей балериной или на худой конец чья-нибудь сухая кость. Но на деле нашлись новые ковры из азиатской империи. Такие безвкусные, скажу я вам. Вот раньше были ковры – красные… – призрак мечтательно прикрыл глаза.

Я усмехнулся, решив, что в этих коврах определенно есть какая-то магия, раз даже призраки говорят о них с придыханием.

– Главное, что без новых усопших, – отметил я.

– Именно! – гордо расправил плечи Карпович. – А я ведь говорил, что на моём посту всё будет под контролем.

Я двинулся по парадной вверх по лестнице, и Карпович, разумеется, поплёлся рядом. Подошва его тапочка слегка шаркала по ступеням, и создавалось впечатление, будто я иду с живым соседом, которому не терпится поделиться последними новостями. Газету он сунул подмышку, освобождая руки для жестикуляции.

– А вы знаете, Павел Филиппович, – заговорил Ринат Давидович вполголоса, будто боялся, что кто-то подслушает, – вчера к вашей барышне приезжал её батюшка.

– О? – приподнял я бровь. – Сам явился?

– Собственной персоной! – торжественно кивнул призрак. – Поздновато, правда. Часы били уже десять, когда он вошёл. Сначала я подумал: неужто какой-нибудь ухажёр с запоздалым визитом? Но нет, оказался отец. Привез ей платье в большом чехле. Оно мне показалось свадебным, но я мало смыслю в современной моде.

Мы преодолели ещё на один пролет.

– И как долго Родион Романович пробыл у дочери? – уточнил я рассеянно.

– Недолго, – вздохнул старик. – Около получаса, не больше. Но, знаете ли… когда он уходил, барышня выглядела так, будто ей звёзды с неба подарили. Счастливая была, прямо светилась вся.

Я усмехнулся и поправил манжет.

– Значит, редкие визиты отца ценятся особенно.

– А как же! – горячо поддержал Карпович. – Слово родителей – оно ведь всегда весит много. Даже если между делом сказано. А Арина потом ещё долго по дому ходила и счастливо вздыхала.

– Вот видите, – заметил я. – Даже в вашем дежурстве есть место хорошим новостям.

Старик кивнул с серьезностью.

– Я потому и слежу за порядком, – сказал он, поднимая газету, словно знамя. – Чтобы все жители дома всегда могла вернуться в свои квартиры и чувствовали себя в безопасности. А вы, мастер Чехов, будьте быть спокойны: я всё вижу, всё слышу.

– Верю, – сказал я.

– Новая жиличка меня беспокоит только.

– И чем же?

– Старовата. Как бы не померла и не стала таскаться за мной. А я ведь мужчина инетерсный, видный, хоть и мертвый. Но ко всему прочему я женатый, знаете ли. И мне не до всяких… бабушек, пусть даже с маникюром и прической, как у императрицы. Тем более, у нее даже кота нет. Что за женщина может быть в ее возрасте без кота? Это не просто неприлично, но даже подозрительно.

Карпович всё никак не унимался, пока мы поднимались по лестнице. Газету он прижал к груди, будто это был отчёт в канцелярию, и продолжал рассказывать обо всём, что видел и слышал.

– Ах да, совсем забыл! – он вдруг хлопнул себя по лбу. – Сегодня с утра к барышне заходил ваш водитель, из семьи Чеховых. С коробкой в руках, аккуратненькой такой, перевязанной лентой. Передал Арине Родионовне – и был таков. Даже чаю не попросил, представляете?

Я приподнял бровь. Водитель, коробка, лента… Всё это подозрительно напоминало один из тех сюрпризов, что любит устраивать бабушка.

– И что было дальше? – спросил я, хотя и так уже догадывался.

– Затем барышня закрылась. И я не стал входить, как мы с вами и договаривались. К тому же, как я понял, она тоже меня стала видеть. Теперь так просто уже и не зайдешь в гости. Сразу заприметит, – скорбно сообщил призрак. – Но по ее восхищенному шепоту я понял – подарок ей пришёлся по душе.

Мы как раз подошли к её двери. Я постучал, и она почти тотчас отворилась.

Арина стояла на пороге. И я понял, что Карпович ни словом не обманул: коробка явно содержала нечто большее, чем простой аксессуар. На девушке было торжественное белое платье с аккуратным синим кружевом по скромному вырезу декольте, тёмно-синий пояс подчёркивал талию, а перчатки того же оттенка делали образ завершённым и строгим.

Но главное – это были украшения. Я узнал их сразу: фамильный гарнитур Чеховых, сапфиры и бриллианты, которые бабушка берегла для особых случаев. На Арине они смотрелись так, словно всегда принадлежали ей. Синие камни переливались в утреннем свете, ловя каждый луч, и делали её ещё светлее, ещё прекраснее.

Я на мгновение задержал дыхание. Осознал, что это знак. Софья Яковлевна, не сказав ни слова, сотворила настоящее чудо: теперь все, кто увидит Арину, будут знать, что она официально моя невеста.

– Павел Филиппович, – робко улыбнулась девушка, – вы вовремя.

Я кивнул, всё ещё не находя слов. Лишь отметил про себя, что бабушка умеет расставлять акценты лучше любого оратора: иногда одно ожерелье говорит громче всех клятв.

А Карпович довольно хмыкнул у меня за спиной, точно тоже понял скрытый смысл происходящего.

Я сделал шаг ближе, и пальцы сами нашли девичью руку. Тёплую, лёгкую, будто созданную для того, чтобы держать её в своей ладони. Затем слегка наклонился, почти коснувшись губами её перчатки.

Арина улыбнулась, но не смутилась, как бывало раньше, а наоборот, проявила неожиданную смелость. Она аккуратно потянула меня за руку ближе к себе, и её глаза сверкнули таким светом, что на секунду весь мир вокруг перестал существовать. Девушка привстала на носочки, и я ощутил её осторожное, едва уловимое прикосновение к уголку моих губ.

– Я так рада, что вызвала у вас именно такую реакцию, – прошептала она, и в её голосе прозвучала игривая нотка. – Раз вы потеряли дар речи, значит, я выгляжу действительно достойно.

Я не выдержал. Все мои попытки сохранять хладнокровие рухнули в тот миг, и я вернул ей поцелуй. Уже не робкий, а настоящий, полный всего, что не успел и не смог сказать словами.

Когда мы отстранились, дыхание сбилось, сердце колотилось так, будто собиралось пробить грудную клетку. Я прикрыл глаза и выдохнул:

– Ближайшие пару лет мне будет очень… сложно.

Девушка не отстранилась. Наоборот, подняла руку и мягко коснулась моей щеки. Её пальцы показались горячими сквозь перчатку, но в этом прикосновении было столько обещания, что я едва удержался, чтобы снова не притянуть её к себе.

– Мы справимся, Павел Филиппович, – тихо сказала Арина, и в её голосе не было ни тени сомнений.

Она смотрела прямо в мои глаза. И я понял: да, мы справимся со всем вместе.

Мы шагнули из квартиры в парадную, и прохладный воздух привел меня в чувство. Но сердце всё равно продолжало стучать как-то судорожно.

Арина шла рядом, держась чуть ближе, чем обычно, и платье её тихо шуршало при каждом шаге.

– Вам тяжело дышать, Павел Филиппович, – заметила Арина, бросив на меня внимательный взгляд. – Или это я вас так напугала?

– Напугали? – я усмехнулся, стараясь говорить спокойнее. – Это было слишком мягко сказано. Вы меня буквально разоружили.

– Тогда я довольна, – сказала она с лукавой улыбкой и чуть прижалась к моему локтю, будто проверяя, не дрожу ли я.

Сапфиры и бриллианты сияли при каждом движении: ожерелье, серьги, браслет. Всё смотрелось настолько органично, будто эти украшения всегда принадлежали ей. И я уловил в себе неожиданное чувство: не тревогу, а удовлетворение. Радость от того, что теперь весь мир увидит её именно такой: не просто секретарем, не просто девушкой из аристократической семьи.

– Вы так смотрите, – заметила Арина, чуть улыбнувшись, – будто видите меня впервые.

– Возможно, так оно и есть, – ответил я. – Вчера вы были моей невестой только для нас двоих. Сегодня вы будете ею для всего высшего света.

Она задержала взгляд, в котором отразились и смущение, и гордость.

– И вы довольны этим?

– Более чем, – сказал я, и в моем голосе не было сомнений. – Пусть все знают. Пусть гадают, обсуждают, осуждают или завидуют. Главное, что теперь никто не посмеет поставить под вопрос, кто вы для меня.

Мы вошли в кабину лифта. Арина поправила синий пояс на талии и тихо добавила:

– Софья Яковлевна всё устроила так, будто это было заранее задумано.

– Она мастер в таких делах, – усмехнулся я. – Один гарнитур говорит громче сотни слов. Теперь каждый, кто увидит вас, поймёт, что вы часть семьи Чеховых.

– А вы… не боитесь, что для кого-то это прозвучит слишком громко?

Я серьёзно взглянул на Арину Родионовну.

– Нет. Наоборот. Я хочу, чтобы весь город знал. Чтобы ни у кого не осталось ни малейших сомнений.

Она тихо выдохнула, и в её улыбке появилось то самое тепло, из-за которого я чувствовал себя почти беззащитным и одновременно всемогущим.

Мы вышли во двор. Машина уже ждала у ворот, водитель почтительно распахнул дверцу. Я помог Арине сесть в салон, и сам устроился рядом с ней..

* * *

Машина вскоре мягко замедлила ход и остановилась у самого порога высокого здания. Каменные колонны на фасаде возвышались так торжественно, будто сами участвовали в церемонии и были не менее важны, чем гости. На лестнице уже толпились слуги и распорядители в строгих костюмах.

Я помог Арине выйти. Её белое платье с синей отделкой засияло ярче, когда на него упал солнечный свет. Сапфиры вспыхнули так, что ближайшая дама вуалью прикрыла глаза, чтобы не выглядеть случайной свечкой на фоне люстры.

К нам почти сразу подошёл распорядитель. Это был высокий мужчина с лицом, которое словно было создано для того, чтобы смотреть строго и уважительно одновременно. Он протянул руку.

– Ваш пригласительный, мастер Чехов.

Я вынул конверт, который успел помять в кармане и передал мужчине. Тот мельком взглянул на бумагу, и выражение его лица смягчилось: теперь к уважению прибавилась капля почтения.

– Прошу, пройдите внутрь, – сказал он и слегка поклонился. – Вас уже ожидают.

Мы с Ариной обменялись коротким взглядом, и я повёл её по ступеням.

Внутри здание встретило нас пышностью, от которой даже Виноградова ахнула бы и принялась подсчитывать расходы. Стены украшали гербы старинных семей – цветные щиты, вышитые на тканях, сияли золотом и серебром. Над всем этим возвышался императорский герб, так что сразу было ясно: кто в этом зале главный.

По обе стороны коридора стояли высокие вазы с живыми цветами. Здесь были лилии, розы, редкие орхидеи. Аромат был такой густой, что казалось, будто попал не в парадный зал, а в цветочную оранжерею, где заблудились все парфюмеры столицы.

На полу тянулись красные дорожки – мягкие, глубокого бархатного оттенка. Каждый шаг по ним звучал приглушённо, будто сам зал не желал тревожить торжественность момента.

Гости уже собирались. Все облачены в белоснежные костюмы, и лишь аксессуары, галстуки, пояса, перчатки, броши, выдавали цвета их семей. Получалось словно живое полотно: белый фон, расшитый десятками оттенков – изумрудным, сапфировым, рубиновым. В этой пестроте было что-то странное: каждый хотел выделиться, но в итоге все смотрелись как часть одного тщательно продуманного орнамента.

Я поймал себя на мысли, что мой собственный белый костюм теперь смотрится куда увереннее. И что рядом со мной Арина с сапфирами Чеховых выглядит не хуже любой княгини. А может, и лучше, потому что в её улыбке было то, чего не купишь ни за какие фамильные драгоценности.

Мы едва успели сделать несколько шагов по залу, как к нам буквально выплыла Екатерина Юрьевна. Белое платье на ней было слишком пышным и куда более напоминало подвенечное, чем светский наряд. На фоне остальных гостей, облачённых в строгие костюмы и умеренно украшенные платья, она выглядела так, будто собиралась не на церемонию, а под венец.

– Добрый день, Павел Филиппович, – протянула она со снисходительной улыбкой. Её взгляд скользнул по мне, но задержался на Арине. Точнее, на драгоценностях, сверкающих на её шее и руках.

Улыбка Екатерины дрогнула, и в уголках губ мелькнула едва заметная досада.