Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 339 страниц)

Музейные истории

Дом Режиссера располагался в старом городе. Фома свернул на улицу Литераторов, въехал в арку четырехэтажного дома с табличкой «Здесь жил выдающийся режиссер Сергей Матвеевич Роум». Остановился на парковке:

– Кажется, вашество, поговорить тут и не с кем будет, – произнес слуга и указал на двери. На одной из массивных дубовых створок была закреплена вывеска:

"Дом-музей киноискусства".

– Эвона как, – задумчиво пробормотал я, рассматривая двери. – Интересно, давно ли дом стал музеем?

Отчего-то вспомнились странные люди, которые скупали жилища с призраками и превращали их в дома для наведения страхов. Ладно, проверить будет не лишним.

В подобном заведении должен быть смотритель, который наверняка знает всех жильцов. Ну, а на самый крайний случай можно будет попытаться призвать местных призраков. Хотя после "невест" я опасался проделывать такой трюк, беспокоясь о своем нынешнем ресурсе сил.

Я вышел из авто, направился в сторону дверей. Поднялся по ступеням крыльца, потянул на себя тяжёлую створку, которая со скрипом распахнулась. Я перешагнул через порог, и оказался в просторном холле.

– Добрый день, мастер, – послышалось справа от меня. Я обернулся и заметил за стойкой мужчину лет шестидесяти, которого не увидел сразу.

Он улыбнулся и вышел из-за стойки. И я отметил, что мужчина был в бордовой ливрее привратника. Он надел на лысеющую голову фуражку и направился в мою сторону:

– Желаете экскурсию по квартирам известных режиссеров? – начал он. – Так сказать, взглянуть на жизнь творцов. В этом доме восемь квартир. И у каждой из них есть своя история. У одних светлые, у других – темные. И даже кровавые.

Последнюю фразу он произнес заговорщицким шепотом, и я улыбнулся:

– Мне больше интересно про второй вариант.

Мужчина кивнул:

– Три квартиры. С вас семьдесят пять копеек.

Я достал портмоне и вытащил рублевую купюру:

– Держите. Сдачи не надо. И мне нужна одна квартира. Режиссер времён смуты.

Привратник нахмурился, будто вспоминая, а затем кивнул и быстро забрал купюру из моих рук, спрятав в карман. Вежливо поинтересовался:

– Билет нужен?

Я покачал головой, и мужчина засуетился:

– Сейчас. Аня!

В подсобке послышался шум, и через несколько мгновений к стойке выскочила девочка лет шестнадцати. Она была облачена в форму лицеистки, рукава курточки были испачканы мелом, а на лице виднелись следы чернил.

– Внучка, – пояснил мне работник и обратился к родственнице, – Подмени меня у стойки. А я пока проведу гостю индивидуальную экскурсию.

– Хорошо, – ответила девочка и поклонилась.

Мужчина повел меня к застеленной красным ковром лестнице:

– Дом Режиссера построен почти двести лет назад, – заговорил он, поднимаясь по скрипучим ступеням. – Сначала здесь жили постановщики Александровского и Михайловского театров. Самых старых театров Петрограда. Квартиры им пожаловал сам Император Александр, который очень любил искусство. Вы наверняка знаете об этой его особенности. После смерти императора, его сын, Николай, утвердил новый циркуляр, по которому человеку творческой профессии с получением ежегодной Александровской премии, жаловали дом и титул дворянина. Признание императора становилось вершиной карьеры творца. Затем, когда кино заняло ведущую роль, здесь жили величайшие деятели мира кинематографа. Роум, Георгий Далия, Александр Белый, Юрий Чулюкин, Игорь Стархов, Леонид Ландай. Все они вписали свои имена в историю кинематографа. Но, к сожалению, судьба некоторых гениев сложилась трагически. А вот и наша остановка. Прошу.

Он открыл передо мной дверь с цифрой "два", жестом предложил войти. И я переступил порог квартиры.

В помещении были высокие потолки, которые по периметру покрывала лепнина, походящая на зефирную. А в центре потолка раскинулась роспись в виде пухлых ангелочков, облаков и овечек, который каким-то чудесным образом занесло на нарисованное небо. Из его середины вниз свисала витая цепь, на которой крепилась огромная бронзовая люстра с множеством стеклянных капель. Стены покрывало зеленое сукно, которое вбирало в себя звуки, не позволяя эху разлетаться в пространстве. Под ногами порой слегка похрустывал паркет, выложенный елочкой. Не мудрено учитывая влажный сквозняк, просачивающийся через открытые рамы окон. Мебель тут была массивной, из темного дерева под толстым слоем лака. Шкафы и полки на толстых ножках в виде птичьих лап расположились вдоль стен. Обитый коричневой кожей дивана стоял у окна. Перед ним раскинулся тяжелый стол, на котором разместились рамки с фотографиями, крупной хрустальной пепельницей, бронзовой фигурой птицы с раскинутыми в стороны крыльями. Высокая стопка журналов с яркими обложками лежала у самого края.

– В этой квартире жил Игорь Стархов, – начал экскурсовод. – потомок знаменитого Алексея Стархова, который в свое время был постановщиком в Александровском театре. Его постановки по классике так нравились императору Павлу, что он одному из первых пожаловал Алексею квартиру в доме Режиссера. Так началась династия Старховых, которая трагически прервалась на Игоре. Идёмте, мастер.

В следующей комнате нашелся большой обеденный стол, покрытый вышитой дорожкой с кистями на краях. Стулья хвастались резными спинками и чехлами на сиденьях из ткани в бело синюю полоску.

Большой камин занимал часть комнаты и был обложен глянцевыми изразцами. Сложенные плитки составляли красивый рисунок бирюзовых императорских лилий на белом фоне. Окна закрывали тяжелые синие шторы с подхватами, украшенными бахромой с кистями. А вдоль стены шел стеллаж, на котором стояли самые разнообразные статуэтки.

– Здесь хранятся все награды династии Старховых, – пояснил экскурсовод, заметив мой интерес. – Правда, Игорь не успел получить ни одной.

В четвертой комнате на полу лежал палас в полоску, а на стене висел ковер с восточным узором. Поверх этого ковра были развешены ножи и изогнутые клинки. Ножны висели рядом и были богато украшены камнями и нитями. Я подошел ближе и убедился, что поверх коллекции располагается чистейшее стекло, закрывающее оружие. Большую кованую кровать с высокой обитой бархатом спинкой, поверх матраса лежало атласное покрывало с аляповатым узором. Балдахин казался тяжелым. Расшитая орлами ткань крепилась на высоких столбиках, а крыша представляла собой корону из металла. Кто-то из живущих здесь явно желал видеть себя императором.

– В начале Смуты кино почти не снималось, – с грустью сообщил экскурсовод. – Государству было не до кинематографа. Александровская премия была упразднена. А тем немногим, кто остался в профессии, приходилось обращаться к лихим людям. Это был большой риск, потому, что пропасть без вести в те лихие времена было просто. И в этом показательна судьба молодого режиссера Игоря Стархова. Молодой человек окончил Петроградский институт драматургии и работал на студии "Петроградфильм". После начала Смуты парень снял несколько сериалов, которые в те времена были очень востребованы. А затем нашел заёмные деньги для съемок полнометражного фильма про дом с призраками. "Дом с сюрпризом". О нем мало кто слышал, потому что фильм не получил успеха в прокате. А через пару месяцев Стархов пропал. И о его местонахождении неизвестно до сих пор.

– Разве не было никаких версий? – удивился я.

– Две, – ответил экскурсовод. – Перед исчезновением он занимал деньги у друзей и знакомых. Говорил, что это вопрос жизни и смерти. Видимо, средства ему нужны были чтобы расплатиться с кредиторами. И по первой версии, парень бежал с капиталом в Европу. А по второй его нашли кредиторы и закатали в бетон, как было принято в те времена. Дело было более десяти лет назад.

– А вы как думаете? – живо спросил я у экскурсовода. Мужчина пожал плечами:

– То было лихое время. После провала фильма в прокате Стархов жаловался, что за ним следят. Что у дома дежурят машины, которые ездят за ним по городу. Он часто пропадал, скрываясь от кредиторов. Многие думали, что у него паранойя, вызванная любовью к горячительным напиткам. Стархов был кутила и игрок. Завсегдатай всех притонов города. Поговаривают, что он был полюбовником самой Виноградовой. И она приезжала к нему сама в некоторые безлунные ночи. Но доказательств этому нет, кроме нескольких записок.

– А кем она была? – я удивленно вскинул брови.

– Виноградова была известной личностью лихих времен, – с готовностью сообщил мужчина.

Он подвел меня к столу, где виднелась записка, в которой я не угадал почерк бухгалтера. На бумажке небрежно было написано признание в любви. При чем довольно грубое, вовсе не в стиле моей соседки.

– Любовь Федоровна владела подпольными игорными домами, проститутошными, – принялся пояснять сопровождающий. – Через нее покупали контрафактные товары, ввозили контрабанду. Ко всему прочему она была шикарной дамой.

– Неужели? – я усмехнулся.

– Виноградова была участницей многих скандалов тех лет. Был случай, который потряс Петроград. Один из молодых аристократов, который сумел получить титул от императора, влюбился в нее. Он нанимал экипажи с лошадьми и платил жандармам, которые перекрывали дорожное движение, чтобы он приехал к ней с корзинами цветов. Парень осыпал улицы, по которым шла Виноградова цветами. Буквально.

– Надо же, – я сдержанно усмехнулся. – И все ради преступницы?

– Поговаривают, что Виноградова обладала невероятной харизмой. Она умела кружить головы мужчинам. Тот самый молодой аристократ едва не погиб ради нее. Любовь Федоровна предпочла ему другого, более влиятельного мужчину и парень вызвал того на дуэль. Был страшный скандал. Второй мужчина был женат, но принял вызов. И двое влюбленных стрелялись с двадцати шагов в Елизаветинском парке при дюжине свидетелей.

– Разве это не было запрещено?

– В те времена дуэлянтам грозила смертная казнь. А самой Виноградовой опасность не грозила. Но ходят слухи, что обратилась к кустодиям, которые сумели замять это громкое дело. Никто не знает, о ком просила влюбленная дама – о молодом любовнике или богатом ухажере. Но оба они остались живы. А молодой аристократ вскоре обзавелся семьей и стал приличный поданным, который никогда больше не был замешан в скандалах.

– Я полагал, что он погиб, – задумчиво пробормотал я.

– Что вы, он жив, как мне кажется, и по сей день. А если и помер, то точно не из-за роковой любви.

– А как погибла Виноградова? – неожиданно спросил я.

– С режиссером это никак не связано и широкой публике известно немного, – протянул мужчина, но я тотчас положил на стол перед ним второй рубль.

– История эта темная. В тот далекий вечер в дом, который и по сей день имеет мрачную репутацию, пришли семь человек. Поговаривают, что они пытались выбить из хозяйки дома долг. Виноградова была известна тем, что всегда отдавала долги без напоминаний. И потому странно было, что кому-то она могла задолжать. Охрана Любови Федоровны была убита почти сразу, как говорили жандармы. Женщину пытались погубить стихиями, но она была не так проста, как злодеи думали. Никто не знает, что случилось в доме, но за порог через час вышел только один человек, покрытый ожогами.

– Кто? – я вдруг понял, что почти не дышал все это время.

– Кто-то из выбивающих долги в то время, – мужчина пожал плечами. – Смута спрятала имя того человека. Видео с этим бедолагой показывали по новостям. Быть может, он был бродягой, который был никому не нужен. Если такой и умер в ближайшей канаве, то никому до него не было дела. А возможно, этим выжившим оказался кто-то, кому женщина разбила сердце. Его могли выходить лекари, если денег хватило.

– Дом не сгорел, – задумчиво пробормотал я.

– Наверно Любовь Федоровна не была достаточно сильной, – предположил сопровождающий.

Однако я понимал, что это не так. Потому что в таком случае и призрак не смог бы владеть достойной силой. А Виноградова была мощным духом после смерти. Значит, она могла бы спалить весь дом, отбиваясь от нападавших.

– Странно, что жандармы не стали разбираться в произошедшем, – негромко рассуждал я.

– Времена были такими, – пожал плечами мужчина в ливрее и с грустью посмотрел на купюру, все еще лежащую на столе.

– Ведь ее убили топором, – продолжил я.

– О чем вы? – удивился сопровождающий и нахмурился. – Я точно помню, что в новостях говорили, что ее заморозили насмерть.

– Уверены? – удивился я.

Мужчина задумался и покачал головой.

– Слухи ходили разные. Верить им нельзя. Впрочем, и новостям тоже.

– Спасибо за интересный рассказ, – я подвинул купюру в сторону работника и он тотчас ее забрал и сунул в карман.

– Пройдемте дальше, – улыбнулся провожатый.

В последней комнате в красных тонах стоял огромный алый рояль с золотистой росписью. Его крышка была поднята. На подставке расположились пожелтевшие листы нотами. Я невольно осмотрел внутреннюю часть инструмента и отметил, что пыли там нет. На противоположной от окна стене висела крупная золоченая рама с портретом дамы в откровенном платье темного бордового цвета. Женщина держала в руках веер из перьев и дерзко смотрела поверх него на зрителя. Хотя нижнюю часть лицо скрывал веер, мне показалось, что женщина напоминает мне Регину, если бы та обрезала густую челку. Вдоль стены стояли полки, на которых за стеклом расположились ряды пластинок в цветных картонных конвертах.

Портрет меня заинтересовал, и я уточнил:

– Это же Катерина Петрова, верно?

Экскурсовод кивнул:

– Все верно, мастер. Они со Старховым познакомились на съемках сериала, где Катерина играла жандарма сыскного отдела. Это была последняя роль Поповой перед ее убийством. К тому времени она уже была фактически свободна и вела бракоразводный процесс со своим жутким супругом.

– Понятно, – кивнул я.

– Игорь в то время лечился от зависимости от хмельных напитков. Он пытался вернуться к трезвой жизни. Неожиданно бросил посещать проститутошные и игорные дома. Порвал с друзьями и близкими родственниками. Открыто признавал, что встретил женщину своей жизни и говорил о том, что сразу после оформления развода Катерины, он женится на ней, несмотря на прошлое девушки. Катерина часто оставалась тут на ночь, а потом даже жила в этой квартире. Иногда пара ругалась и делала это громко и экспрессивно. Попова била посуду, вышвыривала одежду из окна, выбиралась на подоконник и грозилась выброситься на мостовую. Она была яркой девушкой и все ее поступки были такими же яркими. Игорь был от нее в восторге и считал своей музой. Правда длилось это недолго. Сначала ревнивый супруг убил Катерину, а затем пропал Стархов. Вероятно, Попов мог убить и его. Хотя доказать это у следователя не вышло. Тот мужчина отказывался до последнего признать свою вину.

– Какая трагичная история, – вздохнул я, осматривая комнату.

Картина начинала вырисовываться.

Душегуб выбрал Катерину в качестве своей жертвы. Вероятно, тогда девушка уже встречалась со Старховым. Маньяк избавился от горе-режиссера, принял его личину и начал играть с Катериной. Возможно, он даже жил с ней, когда настоящий Игорь был уже мертв. Не зря же он изменил старые привычки и сменил круг общения. Затем душегуб убил Попову, открыв счёт "невест". И сделал так, что Стархов пропал, так как эта личина ему была уже не нужна. Благо, свалить это исчезновение было на кого.

Я с сожалением ещё раз осмотрел квартиру. Возможно, когда-то здесь были отпечатки убийцы. И даже ДНК. Но увы, каждодневная уборка музея, скорее всего, уничтожила все следы. И поблагодарил экскурсовода:

– Спасибо за экскурсию, мастер…

– Иван, – подсказал экскурсовод.

– Мастер Иван, – закончил я.

Мужчина развел руками:

– Если это все, то давайте пройдем на выход.

– Охотно, – согласился я.

Рыбак рыбака

Дом Витте Льва Витальевича располагался в живописном месте неподалеку от Николаевского парка. Сразу за его домом протекал ручей и от которого тянуло прохладой.

Фома остановился на подъездной дорожке и с сомнением уточнил:

– Вы уверены, вашество, что тут живет лекарь по убогим? Уж больно здесь все красивое.

– А как должно быть? – удивился я.

Парень пожал плечами:

– Ну, не знаю. Но я думал, что сразу станет понятно, что тут обитает главный по скудоумным. А тут вона чо.

Он кивнул на табличку, где было выведено: «Дом высокой культуры. Соблюдайте порядок».

Отвечать я не стал. Вышел из авто и зашагал вдоль невысокого белого заборчика к аккуратной калитке. Дорожка ведущая к дому была выложена розовым камнем. По обе стороны от нее росли аккуратно подстриженные кустики с крохотными белыми цветочками на колючих ветвях. На придомовой территории располагались ухоженные пышные клумбы. У одной из них присел невысокий старичок в неотбеленной льняной рубахе и серых свободных штанах. Он срезал крупные пионы. При моем появлении поднялся и снял соломенную шляпу.

– Здравы будьте, молодой человек, – он склонил голову к плечу и окинул меня очень внимательным взглядом. – Позвольте спросить, к кому вы направляетесь?

– А вы знаете всех жильцов в доме? – уточнил я.

Мужчина кивнул:

– Конечно. Здесь всего шесть квартир.

– Неужели? – я посмотрел на входную дверь и заметил рядом с ней на стене табличку с фамилиями. Их действительно было немного. Видимо, апартаменты здесь были большими.

– Мы с соседями живем давно и весьма дружно, юноша. Ходим друг другу на чай. А также забираем почту, следим за питомцами и цветами соседей, если кто-то отбывает в отпуск.

– Хороший у вас дом.

– Не жалуемся, – мужчина улыбнулся, возвращая на макушку плетеную шляпу. – Если вы к Мигулиной Тамилочке, то она отбыла на канал кататься на лодочках со своими кузинами. А ее батюшка, думаю, будет рад вас принять и обсудить ваши притязания к его дочери. Девушка она хорошая, но засиделась в девках. И думается, что это не самым лучшим образом сказывается на характере. Видите ли, молодой человек, когда юная особа долго остается без семейных уз, она начинает догадываться, что без супруга ее жизнь может быть куда приятнее. В ее голове появляются мысли о карьере, самостоятельности и всякой подобной чуши. Не дело это.

– Нет, я не свататься, – смутился я и даже развел руки в стороны. – В ином случае я бы пришел с цветами.

– Так зачем дело стало? – жилец улыбнулся и указал на клумбу, – могу собрать вам цветы на любой случай – хоть для извинения, хоть для поминок, хоть для того, чтобы произвести впечатление.

Я улыбнулся:

– Вы местный садовник?

– Можно и так сказать, юноша, – старик поднял корзинку со сложенными в ней колышками, бечевкой и садовыми ножницами.

– Позвольте, я вам помогу.

– Извольте, – улыбнулся старичок и передал мне корзину. – Мне нравится ухаживать за растениями. У нас есть садик на заднем дворе, который я заложил лет десять назад. Там был пустырь, на котором росли колючки, а мне удалось… да что я говорю? Сейчас вы сами все увидите.

Мы обогнули дом, и поначалу я увидел лишь высокие кусты сирени. Тропа вела мимо и вскоре мы оказались в уютном садике, засаженным невысокими яблонями и вишнями.

– Жаль, деревья уже отцвели, и вы не застали это чудо, – произнес мой провожатый. – Аромат стоит невероятный. А вид…

– Представляю, – улыбнулся я оглядываясь.

Беседка расположилась между кустами смородины и выглядела капитальной, даже несмотря на кружевные наличники, вырезанные из светлого дерева. Внутри на помосте высился стол, вокруг которого располагались лавки с широкими спинками. Столешницу покрывала белая скатерть с деревенской вышивкой по краям. Это выглядело мило. В центре стола высилась прозрачная стеклянная ваза. Старик поставил в нее срезанные ранее пионы, расправил листья на стеблях и отступил на шаг, чтобы оценить композицию. И гордостью спросил:

– Хороши ведь? —

– Красивые, – согласился я, хотя был уверен, что мужчина вряд ли нуждался в моем одобрении.

– Левушка, ты привел гостя? – из-за деревьев показалась невысокая женщина средних лет в легком сарафане и кружевной вязаной шали, наброшенной на плечи.

Ее благородно выбеленные сединой волосы были собраны в высокую прическу и скреплены черепаховым гребнем. Дама улыбнулась, показав милые ямочки на щеках, и я хотел было ответить, но старичок перебил меня.

– Где мои манеры? Я Лев Витальевич, а это моя супруга, Надежда Алексеевна Витте. А вы…

– Павел Филиппович Чехов, – быстро представился я и помог женщине поставить на стол самовар.

– Я узнал вас, юноша, – удивил меня лекарь. – Запомнил ваш снимок в «Ведомостях». Правда, он был взят, видимо, из вашего лицея и на мой вкус не особо удался.

– В газете печатали мою фотографию? – удивился я.

– И даже заметку написали, хоть и небольшую, но довольно занятную. А вы не знали? – усмехнулся Лев, впиваясь в меня цепким взглядом. – У вас абсолютно отсутствует самолюбование. Что редкость в наше время для молодого поколения. Я отчего-то полагал, что вы должны упиваться вниманием к своей персоне. Сейчас даже совершенно пустой, ничего не достигший человек мнит о себе Искупитель весть что. А вы выделяетесь из всех.

– Наверно, если бы я знал о публикации…

– Бросьте, – махнул рукой лекарь. – Я нарочно встретил вас перед домом. Долго сидел на лавочке у порога и ждал, пока вы появитесь у калитки. И сразу, как приметил, направился к клумбе.

– Зачем? – заинтересованно уточнил я.

– Мне было любопытно, как вы отреагируете на простоватого навязчивого садовника. Поддержите ли беседу или оттолкнете с дороги. А потом вы помогли смешному старику донести корзинку. Хотя могли бы сослаться на дела, сказать, что торопитесь и пойти в дом.

– Вы меня проверяли? – я улыбнулся.

– Лев Витальевич любит такие шутки, – отозвалась его жена, которая расставляла тарелки. – Проверяет наших знакомцев и приятелей. Друзья уже привыкли к его выходкам.

– И даже считают это забавным, – усмехнулся лекарь.

– Кроме тебя, дорогой, мало кто так думает, – отметила женщина, но не выглядела раздосадованной. Видимо, этот разговор возникал в семье часто.

– Вы уж простите мне мою слабость, – обратился ко мне Лев Витальевич. – Я привык наблюдать за людьми и делать выводы об их особенностях.

– И какие выводы вы сделали обо мне? Или еще рано об этом говорить?

– Для начала, юноша, я уверен, что вы лишены нарциссизма, которым страдают аристократы вашего возраста и статуса. В наше время это довольно редкое явление.

– Даже не знаю, что ответить.

– Странно, учитывая уникальность вашего оттенка силы. Любой другой бы решил, что он слишком особенный и достоин почитания. А вы воспитаны иначе. Ваш батюшка сумел привить вам скромность, которая стоит восхищения.

– Бабушка, – поправил его я. – Она занималась моим воспитанием с раннего детства.

– Она ведь тоже темная, – словно для самого себя произнес мужчина и несколько раз кивнул. – И вполне уверенная женщина, которая построила карьеру.

– Дорогой, – напомнила о нашем присутствии Надежда Алексеевна и мягко коснулась плеча супруга. – Может, сядем за стол?

– Конечно, – спохватился Лев Витальевич и вновь снял с головы шляпу и повесил ее на крючок, приколоченный к арке беседки. – Надеюсь, вы располагаете временем, чтобы выпить чаю? Моя Наденька составляет на редкость хорошие сборы, которые могут бодрить или расслаблять, в зависимости от состава. Без ее чаев я не сумел бы написать труды, которые сделали меня знаменитым.

– Ты мне льстишь, – женщина разлила по чашкам напиток.

– Я тебя недооцениваю, – вздохнул лекарь и пояснил мне. – Наденька редактировала все мои работы, дописывала недостающее и то, о чем я запамятовал.

Женщина вздохнула, подвинула к себе вазу с пионами и принялась расправлять розовые лепестки. Я обратил внимание, что ее ухоженные пальцы были украшены изысканными кольцами, свидетельствующими о тонком вкусе владелицы.

– Хорошая женщина нужна каждому мужчине, – назидательным тоном продолжил лекарь. – Если вам удастся найти себе достойную супругу, то жизнь ваша сложится. А вот окажись рядом кто-то недостаточно…

В этот момент Надежда Алексеевна вздрогнула и словно очнулась от транса. Она растерянно обвела затуманенными глазами стол, посмотрела на меня, затем перевела взгляд на супруга и побледнела.

– С вами все хорошо? – спохватился я.

Лев Витальевич быстро подскочил и подхватил жену под локоть.

– Милая, ты выпила пилюли с утра? – тихо уточнил он.

– Кажется… – беспомощно сообщила Надежда и зажмурилась. – Не помню. Левушка, дурно мне. Так дурно…

– Пойдем, дорогая. Тебе надо прилечь, – лекарь довольно уверенно помог супруге встать на ноги и направился по дорожке к дому, бросив через плечо, – Скоро вернусь, мастер Чехов, прошу простить.

Я остался один и рассеянно отхлебнул чай. Между деревьев появилась фигура человека, шагающего со стороны ручья. При ближайшем рассмотрении им оказался мужчина среднего роста в парусиновой шляпе, просторной рубахе, свободных штанах, закатанных до середины лодыжек и галошах. Незнакомец нес на плече удочку и небольшой садок, в котором трепыхалось несколько карасей.

– День добрый, – поприветствовал он меня и коротко кивнул. – Вы пожаловали в гости ко Льву Витальевичу?

– Все так, – ответил я. – Он повел супругу в квартиру, так как ей нездоровилось.

– Опять? – нахмурился мужчина и стянул головной убор, повесив его рядом с соломенной шляпой.

Он уселся на место, которого до того занимала Надежда Алексеевна и поморщившись, локтем отодвинул подальше вазу с цветами. Потом повел носом и потер его рукавом рубахи. Но мгновенье спустя, все же чихнул, прикрывшись все тем же рукавом.

– Простите, у меня аллергия, – он повел плечами. – Обычно я принимаю снадобье, но сегодня запамятовал.

– Все в порядке, – ответил я.

– Я обитаю в этом же доме, над апартаментами лекаря, – начал мужчина. – Они с женой живут очень дружно. Лев Витальевич души не чает в супружнице. Надежда Алексеевна – добрейший человек. Все в доме так считают. Когда кто-то уезжает на курорт, то только ей и доверяет полив цветов или уход за рыбками. И не потому, что она владеет стихией воды. Все дело в том, что она на самом деле добрая женщина.

– Понятно, – я покосился в сторону черного хода в дом, где скрылся лекарь с супругой.

– Все же Лев Витальевич – великий человек, который смог не только вылечить пациентку, от которой все отказались, но и затем предложить ей брак. Практически он сделал себе супругу, – мужчина хмыкнул и покачал головой. – Поговаривают, что до того, как ее отдали мастеру Витте, Надежда была в ужасном состоянии. Она не говорила, не узнавала людей, которые ухаживали за ней, и кричала, когда кто-то ее касался.

– Что же у нее была за немога? – ужаснувшись, спросил я.

– Что-то психическое, – мужчина посмотрел в сторону. – Вроде как она пережила какую-то страшную трагедию и после этого не смогла прийти в себя. Больше знает, конечно же, сам Витте. Он буквально поселился в лекарском доме, в палате своей будущей супруги. Поговаривали, что Лев Витальевич стал одержим идеей вернуть ей разум. Он рисковал карьерой и репутацией, так как многие ополчились против его любви к Надежде Алексеевне. Но у него получилось вылечить ее и получить согласие на брак.

– Но приступы у Надежды Алексеевны все же бывают? – с болезненным любопытством уточнил я.

– Увы. Любая психическая хвороба имеет свойство рано или поздно проявляться. Чаще всего, это наследственное. Болезнь стоит контролировать и помнить, что полного излечения не будет никогда. Именно так пояснил мне однажды Лев Витальевич.

– Бедная женщина. Даже не представляю, что она могла пережить, чтобы так страдать до сих пор, – я задумался.

– Не жалейте ее, – внезапно нахмурился незнакомец. – Она нашла свою судьбу только благодаря этой хвори. Лев Витальевич не заметил бы другой женщины и вряд ли сумел бы сблизиться с ней, будь она здорова. Скорее всего, он отпугнул бы Надежду Алексеевну своим странным чувством юмора и экстравагантными выкрутасам. Видели бы вы его наряд крестьянина, в котором он порой ходит в торговые ряды и выясняет, какие скидки лавочники делают убогим или буйным.

Я не знал, что на это сказать и потому просто усмехнулся.

– Чудак-человек, согласен, – продолжил мужчина, не заметив, что я ничего не ответил. – Но он хороший душеправ. И способен вывести из тьмы безумия почти любого. И человек сможет жить как обычный.

– Почти?

– Вам бы стоило стать следователем, – заметил собеседник. – А вы, к слову, не он самый?

– Нет, – я мотнул головой.

– В любом случае у Льва Витальевича были неудачи. И некоторых страдальцев он так и не сумел спасти. Но как говорится, у каждого лекаря есть свое кладбище. И чем лекарь более великий, тем шире то самое кладбище, – мужчина сощурился и внимательно взглянул на меня, – а вы пришли со своей хворью или просить за кого-то? Простите мое любопытство, юноша, я писатель и потому часто задаю нетактичные вопросы.

– Я пришел просить не за себя, – ответил я, не желая вдаваться в подробности.

– Не стоит переоценивать собственную душу, юноша. Если у вас есть сомнения – займитесь своим здоровьем до того, как хвороба станет явной, – мужчина поднял указательный палец, и я невольно взглянул на странный перстень с янтарем, в котором ярким бликом отразился солнечный луч.

На мгновенье я зачарованно задержал взгляд на украшении, которое показалось мне дамским и совершенно неуместным на мужской руке, а потом тряхнул головой, пытаясь прийти в себя. В голове зашумело, видимо оттого, что завтрак я умудрился пропустить, и я сделал еще один глоток чая.

Мужчина же вздохнул, с тоской покосился на сачок с рыбой и произнес:

– Хотел бы я посидеть тут с вами и дождаться незабвенного Льва Витальевича, чтобы выразить ему свое почтение. Но надобно идти домой, пока рыба не заснула. Несмотря на то, что сейчас все можно купить на рынке, мне нравится добывать себе воскресный обед самому. Благо чуть дальше в заводи можно выловить хороших карасей. Быть может, если вы решитесь навестить Льва Витальевича в другой раз, то сможете бы составить нам компанию на рыбалке.

– К сожалению, я не силен в обращении со снастями, – признался я.

– Я бы с радостью научил вас, – улыбнулся мужчина. – Поверьте, я мастер в любом виде охоты. Жаль, найти ученика сейчас практически невозможно.

– Может, как-нибудь соберусь, – ответил я с улыбкой.

– Молодежь нынче не особенно любит тишину и уединение. Но в этом есть некая прелесть. Приятно ощущать себя воином с копьем. Иногда приходится ждать часами, пока рыба решится подплыть к крючку и заглотить наживку. И даже это не конец охоты. Надо проявить терпение, выждать момента, когда поплавок качнется, пойдет вниз, когда почти скроется под поверхностью воды. В этот секунду сердце в груди замирает. Рыбак стоит, задержав дыхание, и ощущае момент, когда удочка в руке собирается дрогнуть.

– Собирается? – недоверчиво уточнил я.

– Хороший охотник точно знает, когда его добыча заглотила наживку и ее надо подсечь. И уж тут нельзя медлить и сомневаться. Стоит тянуть рыбу наверх и к себе по дуге. Но делать это не безобразным лихорадочным рывком. А уверенным движением вытаскивать жертву из воды. Когда она оказывается на виду, трепыхается в тщетных попытках освободиться, то лишь глубже насаживается на крючок и уже никуда не денется. Я люблю этот момент. Он завораживает.