Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 263 (всего у книги 339 страниц)

Фома склонил голову набок, прищурился и взглянул на меня с лёгкой ухмылкой:

– Это вы про владельца клуба, да? – уточнил он и небрежно кивнул в сторону дома, откуда мы только что вышли.

– Он самый, – подтвердил я. – Может дать показания, которые мне очень нужны. Без них дело просто не пойдёт. Вот адрес.

– Сделаю, Павел Филиппович, – тут же отозвался Фома с привычной решимостью, будто я попросил его принести с кухни чашку чая, а не организовать внештатную охрану. – И сам подежурю для надёжности. Мало ли.

– Спасибо, – тихо произнёс я.

Фома отмахнулся от благодарности, как от назойливой мухи:

– Да что вы, вашество. Пустяки это всё. А вы для меня столько сделали… я даже не успел должок вернуть. Кстати, я здесь почти закончил. Вас домой подвезти?

Я оглянулся через плечо. Суворов всё ещё дежурил у крыльца, скрестив руки на груди, и с лёгким прищуром наблюдал, как шаманы бегают вокруг призраков с бумажками, ручками и мешочками с травами. Вид у него был сосредоточенный, но, по глазам, я понимал, что ему невероятно любопытно смотреть за работой с мертвыми.

– Был бы признателен, – кивнул я.

Фома понимающе улыбнулся, легко хлопнул меня по плечу. Впервые за все время нашего знакомства. Убрал листок в карман и пошёл отдавать последние указания своим людям. А я направился к Суворову, ощущая тепло дружеской ладони всей кожей.

– Домой, Павел Филиппович? – уточнил Алексей, даже не обернувшись, когда я подошёл.

– Не смею больше занимать ваше время, – ответил я, покачав головой. – Благодарю за компанию, Алексей Михайлович. И за помощь.

– А этот? – Суворов кивнул в сторону здания клуба.

– За ним присмотрят ребята Фомы Ведовича, – объяснил я. – Пару дней, полагаю, не больше. Если завтра всё сложится как надо, то и вовсе обойдёмся без продлений.

Алексей кивнул, и я уловил нотку удовлетворения от выстроенной логики и почти завершённого процесса.

– Тогда показания Трофимова можно будет приобщить к проверке, – заключил он, словно ставя аккуратную точку в досье. – До завтра, Павел Филиппович.

Мы обменялись крепким рукопожатием. Суворов развернулся и пошёл к своей машине. А я остался на месте, позволяя себе на секунду остановиться, чтобы вдохнуть прохладный вечерний воздух и мысленно отметить: день, как ни странно, закончился лучше, чем начался.

– Павел Филиппович, вы едете?

Я обернулся. Фома стоял у капота черной машины с номерами жандармерии. Шаманы уже грузились в служебное авто с синей полосой на борту. И я заметил новый логотип отделения. Щит цвета ночи, и загробного мира, в центре которого был изображен фонарь с золотым пламенем в виде черепа внутри. Видимо, знак «света закона», который освещает даже мир мёртвых. По бокам от щита стояли жандарм в парадной форме, и полупрозрачный силуэт призрака в кандалах. Над щитом была изображена золотая императорская корона, а под щитом вилась лента с девизом: «Vivos custodimus, mortuos regimus»

– «Живых охраняем, мёртвых направляем», – пробормотал я, оценив креатив людей, которые создавали герб. – Красиво. Просто и со вкусом.

– Павел Филиппович…

Голос Фомы вырвал меня из созерцания герба.

– Сейчас. Я кое-что обещал призракам. Можете подождать несколько минут?

Фома кивнул:

– Буду в машине.

Через несколько мгновений автомобили Суворова и жандармского экипажа одна за другой выехали с территории, шум мотора стих в отдалении, и площадка снова погрузилась в привычную тишину. Я проводил взглядом уезжающие авто, на секунду задержался, потом неторопливо направился к кучке призраков, которые собрались чуть поодаль, как настороженнные гимназисты.

Не дойдя до них буквально пары шагов, остановился. Вдохнул поглубже, сосредоточился и призвал тотемы. Они откликнулись сразу, без промедлений. Туман начал клубиться между ними, сгущаясь в узкий овальный проём, похожий на зрачок, за которым таилась бесконечность из света.

Я обернулся к призракам, все они замерли выжидая. Кто-то с интересом, кто-то с тревогой, а кто-то просто молча.

– Если вы готовы покинуть мир живых и уйти на ту сторону, – сказал я ровно, но мягко, – прошу пройти в портал.

Первые двое шагнули вперёд без колебаний – как будто давно ждали этого момента и просто не знали, где искать дверь. Их силуэты растворялись в тумане почти бесшумно, без вспышек и прощаний. Остальные призраки переглянулись с сомнением.

– А что там, мастер-некромант? – тихо спросил один из них, переминаясь с ноги на ногу. Голос у него был робкий, но не дрожал.

Я сделал шаг вперёд, чтобы говорить ближе:

– Новая жизнь, – ответил я. – С чистого листа. Без старых ошибок. Без тяжести.

– Вроде как… второй шанс? – уточнил кто-то из задних. В голосе дрожала надежда, но ещё не до конца оформленная.

– Вроде того, – подтвердил я и кивнул. – Только шаг нужно сделать самому.

Они молчали. Но я уже знал: каждый из них сейчас решает за себя. И если решение будет принято, то без лишних слов.

Тишина стала плотной, как пар над чашкой горячего чая, и один за другим призраки начали тянуться к порталу. Кто-то медленно, будто прощаясь с каждым шагом. Кто-то уверенно, с прямой спиной и сдержанным лицом. Кто-то оборачиваясь, кто-то молча, но все они шли, как идут в новый дом.

Когда последний силуэт растворился в клубящемся тумане, пространство у арки стало вновь открытым и пустым. Почти.

Я повернулся и заметил, что у входа в здание клуба всё ещё оставались двое. Те самые – мужчина и девушка, которых я заметил раньше. Их присутствие ощущалось как лёгкое напряжение воздуха. Они стояли рядом, но не близко. Между ними оставалось какая-то неловкость, в котором пряталась давняя боль.

– Вы остаетесь? – спросил я, подойдя ближе.

Девушка кивнула и чуть потупилась, словно собираясь с духом, а потом вдруг заговорила:

– А можно как-то… ну… начать новую жизнь вместе?

Я удивлённо вскинул бровь:

– Ещё полчаса назад вы, насколько я помню, откровенно ненавидели друг друга.

Они переглянулись, как пара, давно привыкшая понимать друг друга без слов. И оба кивнули, совершенно одинаково.

– Так и есть, – подтвердил мужчина. – Просто…

Он запнулся, как будто нужное слово где-то рядом, но скользит от него, не даваясь в руки. Девушка взглянула на него в упор и произнесла:

– Мы как-то привыкли друг к другу.

Мужчина чуть улыбнулся. Неуверенно, но искренне. И закончил за неё:

– Хотелось бы и дальше быть рядом. Мы многое переосмыслили. И вот…

Он протянул к девушке руку. Нерешительно, словно боялся, что она исчезнет или оттолкнёт. Она, в ответ, сделала шаг вперёд, коснулась его пальцев. Осторожно и легко. Их руки встретились в воздухе, почти не соприкасаясь, но этого оказалось достаточно, чтобы между ними что-то дрогнуло. Пространство вдруг стало будто гуще, воздух затрепетал, как гладь воды от дыхания ветра. И в этой дрожи была хрупкая, почти неощутимая, но настоящая надежда.

Я усмехнулся, покачал головой и тихо пробормотал, будто самому себе:

– Неисповедимы пути Искупителя… Ну что ж, можно попытаться и этот вопрос как-нибудь уладить.

Осторожно закрыл портал, позволив туману затянуться и раствориться в воздухе, а на его месте распахнул другой – уже с иным направлением, и, как мне казалось, с более сложной географией.

– Идите за мной, – бросил я через плечо, не оглядываясь, и просто шагнул в провал. Тень сомкнулась за спиной, и в следующий миг всё вокруг сменилось.

Портал вывел меня точно к знакомым воротам. Они, будто ждали, открылись сами собой, медленно и бесшумно, как в старой сказке.

Я сделал шаг вперёд. Земля под ногами была сухой, хорошо утрамбованной. Воздух – прохладный, с терпкой горчинкой старых трав и древесной золы.

На пороге уже стояла Мара. Она вышла заранее – как будто знала, что я появлюсь именно здесь и сейчас. Скрестила на груди руки, прищурилась с деланной ленью, а на губах её играла рассеянная улыбка.

– Какой чудный гость зашёл ко мне сегодня, – произнесла она, медленно оглядывая меня с головы до ног, словно искала, с чего бы начать разбор. – Признаюсь, вопрос с мачехой ты разрешил очень… оригинально.

Голос у неё был тёплым, как мёд, но восторга в нём не звучало. И я не обманулся. Просто кивнул, принимая её слова как благодарность.

– Какими судьбами ты заглянул в мою обитель? – с лёгким интересом поинтересовалась Мара, ступая с крыльца и подходя ближе, будто хотела разглядеть во мне нечто, чего раньше не замечала.

– Желаю пригласить вас на настоящую помолвку с Ариной Родионовной, – ответил я спокойно.

Мара чуть склонила голову, и в её взгляде мелькнул неподдельный интерес.

– Вот как? – протянула она, и уголки губ изогнулись, но не в усмешке, а скорее в задумчивости. – И что же ты хочешь в подарок?

Я на секунду помолчал, потом обернулся. Призраки, та самая пара, всё ещё стояли позади, чуть в стороне, словно не решались сделать шаг без моего разрешения.

– Чтобы эти двое начали новую жизнь, – произнёс я. – В одном мире и в одно время. Если это, конечно, возможно.

Владычица подземного мира вскинула брови, с удивлением, в котором угадывался даже лёгкий налёт недоумения. Несколько мгновений она просто смотрела на меня, будто решала, серьёзно ли это или новая попытка торга. А потом вдруг тихо рассмеялась. Смех у неё был не злой, но с оттенком сарказма, словно всё происходящее слегка выходило за пределы её понимания добра и зла.

– Ты просишь за этих? – она кивнула в сторону призраков, будто это были не души, а треснувшие чашки на столе.

Я пожал плечами:

– Иногда нужно давать второй шанс. Даже если люди его не заслужили.

– Как благородно, – протянула Мара, сдерживая усмешку. – Ты мог бы попросить что угодно. Силу, знания, ключ от дверей, которые никто не открывал веками. А ты просишь в подарок счастье… этим. Которые, напомню, когда-то убили друг друга.

Она покачала головой и добавила, уже почти с нежностью, как человек, который всё видел и всё понял:

– Глупо, мастер-некромант. Но… красиво.

– У меня уже есть всё, что нужно для счастья, – ответил я спокойно, без пафоса. – Крепкая семья, любимая работа, лучшая невеста, верные друзья. О большем человек мечтать и не смеет.

Она прищурилась и чуть склонила голову набок, а потом хитро улыбнулась – так, как улыбаются только те, кто уверен: судьба ещё внесёт свои коррективы в твой список «всё, что нужно».

– Будь по-твоему – протянула Мара. – Но учти: я даю им второй шанс. А вот что они с ним сделают – не моя забота.

Она плавно взмахнула рукой, будто приглаживая воздух, и рядом с призраками открылся новый портал. Не мрачный и не клубящийся. За ним виднелось солнце – тёплое, почти настоящее, с мягкими тенями и лёгким шорохом листвы, словно за той гранью их действительно ждала жизнь, а не просто перерождение.

– Идите, – велела Мара, не громко, но так, что не ослушаешься. – Вы будете жить рядом. Будете смутно помнить друг друга. А дальше… всё зависит от вас.

Призраки склонили головы. В их жесте было что-то трогательное, не рабское, а благодарное.

– Спасибо вам, владычица подземного мира, – хором произнесли они и переглянулись. И в этом взгляде, между отблесками тени и света, я вдруг увидел ту самую искру, которая когда-то связала их, а потом развела по разные стороны смерти.

Девушка задержалась на секунду. Уже занесла ногу за порог портала, но вдруг обернулась ко мне. Её взгляд был ясным, спокойным, но немного влажным.

– Спасибо, мастер-некромант, – произнесла она. Тихо, почти шёпотом. И мне показалось, что в уголке её глаза действительно блеснула слеза.

А потом она шагнула вперёд, и солнце за порталом сомкнулось за её спиной.

– В новом мире они, скорее всего, опять истребят друг друга, – послышался почти насмешливый голос Мары.

– Это ведь не точно, – спокойно отозвался я, оборачиваясь к владычице подземного мира. – Каждый имеет право на второй шанс. Даже если в прошлый раз всё пошло наперекосяк.

Мара фыркнула, будто ей хотелось возразить. Вместо этого она скрестила руки на груди, немного склонила голову и с театральной тяжестью вздохнула:

– Признаться, добрая я сегодня. Ты сумел растрогать моё сердце, мастер-некромант. Что редкость. Так что… лови.

Она сделала лёгкое движение рукой, и в воздухе что-то мелькнуло. Я автоматически протянул ладонь и поймал предмет. На коже оказался холодный, гладкий стеклянный шар – внутри, будто в капле замершего времени, плавал крошечный призрак.

– Это… – начал я, удивлённо разглядывая находку.

– Приказчик, который покончил с собой, – перебила меня Мара, без всякого драматизма, словно речь шла о давно отданной книге из библиотеки.

– А, – протянул я. – А откуда…

– Слухами полнится не только земля, но и подземный мир, – устало усмехнулась она. – Считай это моим подарком. А вот проводы этой парочки – жест доброй воли. Хотя уверена: они всё равно рано или поздно прирежут друг друга. Такая у них натура.

Я склонил голову.

– Спасибо вам, – произнёс без насмешки.

Но Мара только махнула рукой, будто отгоняя бабочку:

– Иди уже, пока я не передумала. А то ещё попрошу у тебя танец. А мои танцы, знаешь ли, очень сильно привязывают. Потом не отлепишься.

– Главное, на помолвку приходите, – быстро попрощался я, чувствуя, как в её голосе появляется тот опасный оттенок, за которым могут последовать сюрпризы.

Потому, не дожидаясь продолжения, шагнул в портал.

В следующий миг я снова оказался во дворе клуба. Всё было на своих местах – тишина, запах древесины, вечернее небо. Я выдохнул, достал шар, посмотрел на него ещё раз, затем убрал в карман.

Я подошёл к машине и заглянул в окно. На заднем диванчике, величественно стоял горшок с фикусом. Рядом с ним, в напряжённой позе стража Империи, сидел Буся и бережно придерживал украденное растение, словно оно вот-вот могло выскочить в окно и сбежать обратно.

– Это ещё что за новость? – усмехнулся я, приподнимая бровь.

– Буся считает, что фикусу тут не место, – с готовностью пояснил Фома, облокотившись на дверь. – Мол, здесь ему плохо, душно, и никто не разговаривает с ним ласково. А у вас, говорит, будет в самый раз. Думаю, Людмила Федоровна будет только рада новому зелёному жильцу.

– А нас, часом, не привлекут за кражу особо ценных предметов интерьера? – уточнил я, не столько с тревогой, сколько по привычке.

Буся в ответ насупился. Взглядом, полным укора, посмотрел на меня исподлобья, как бы намекая, что, во-первых, фикус – не имущество, а личность, и, во-вторых, обратно он его не отдаст ни при каких обстоятельствах. Потом бережно обнял горшок корнями и что-то едва слышно заворчал на своем древесном.

Я пожал плечами. Бывают в жизни моменты, когда спорить не имеет смысла. Этот был как раз из таких. Сел на переднее сиденье, пристегнул ремень.

Фома уселся за руль, повернулся ко мне и с довольной улыбкой спросил:

– Ну, куда едем, вашество?

– Домой, – ответил я, и это слово прозвучало особенно приятно.

Фома кивнул, завёл двигатель, и машина мягко покатилась из арки, унося нас в сторону знакомых улиц и спокойного вечера, где фикус будет принят как родной.

Глава 31
Домой

Фома вел машину уверенно. Улицы мелькали за окнами, и казалось, будто шаман жил в Петрограде десятки лет, знал каждый двор, каждую арку. Я только собирался отметить про себя эту уверенность, как Питерский, словно прочитал мои мысли, ухмыльнулся и сказал:

– Коты всегда находят путь домой.

Он чуть наклонился вперед, обводя взглядом дорогу, и добавил уже мягче:

– Я хоть и скитался по разным углам, да только ваш дом для меня всегда останется родным.

Я посмотрел на него, заметив, как он привычным движением поправил ворот рубахи. От этого его признания на душе стало теплее.

– Для меня это много значит, – кивнул я и покосился на Бусю, который устроился на заднем сиденье с видом истинного победителя, будто только что выиграл приз у самого императора.

– Малыш у вас с серьезным нравом, – заметил Питерский, покачав головой. – Всех шаманов отгонял от цветка. Да так яростно, что ни один не посмел близко подойти к фикусу. Видать, приглянулся он ему.

– Для тотемов вообще несвойственно иметь характер, – отозвался я усмехнувшись. – По крайней мере, у других аристократов. Для большинства тотем – всего лишь инструмент.

– Значит, вам повезло, – резюмировал друг, и на его губах мелькнула улыбка.

– Мы давно не виделись, – заметил я, внимательно всматриваясь в его лицо. – Надеюсь, что ты не слишком загружен работой.

– По самые уши, – нехотя признался парень и чуть смутился, словно сам понимал, что звучит это странно. – В свой дом заглядывал всего пару раз. Ночую в отделе. Хорошо еще, что в кабинете есть диван. Мне ведь многого и не надо…

– Не дело это, – покачал я головой, припомнив знакомые тени под глазами людей, которые однажды решили обменять жизнь на служебные бумаги. – Мой отец тоже жил работой. И поверь, ничего хорошего в этом нет. Только иллюзия, что ты нужен и незаменим. На деле же ты остаешься у пустого стола, с холодным чаем и чужими делами вместо собственной судьбы.

– Верю, – вздохнул Фома и повел плечами, будто пытался стряхнуть с них груз, что лип к нему день за днем. – Просто сейчас много всего навалилось…

– Так будет всегда, – уверил я друга, прекрасно зная, что у дел свойство множиться, как призракам у порога некроманта: стоит одному появиться – глядишь, уже целая толпа.

Но Фома только тяжело вздохнул и, уставившись в окно, глухо произнес:

– Да и не к кому мне возвращаться домой. Там пусто.

– Неужто Иришка все еще не приехала? – уточнил я осторожно, стараясь, чтобы вопрос не прозвучал нагло.

– Не приехала, – хмуро сообщил шаман. – Как укатила в деревню, так и остается там.

– Может, с ней что-то приключилось? – предположил я. – Между вами же всё по-прежнему?

– Наверное, – буркнул Фома и тряхнул головой, как будто хотел стряхнуть с себя неуверенность вместе с дорожной пылью.

– Что это значит? – мягко уточнил я, наблюдая, как он сжимает руки на руле чуть крепче обычного.

– Она мне звонит, почитай, каждый день, – нехотя начал Фома. – Говорит, в деревне дел выше крыши. То родне нужна помощь, то козёл сбежал, то банки под закатку закончились. Надо, мол, наварить варенья, наготовить консервов – на всю семью, как в осадное время.

Он усмехнулся, но в этой усмешке чувствовалась усталость.

– Такое ощущение, будто она там командует целым батальоном, а не просто помогает бабкам с засолкой огурцов.

– Неужто кроме неё больше некому? – нахмурился я, подозревая неладное.

– Она уверяет, что некому, – сдержанно ответил Фома. – Говорит, что каждый год они с матушкой заезжают в деревню, чтобы помочь родне со стороны её покойного батюшки. Зинаида, мол, даже отпуск для этого берет. Вот и в этот раз, как только лето началось, махнули туда. Варенье крутить да икру из кабачков закатывать.

– Странно это, – пожал я плечами. – Ведь Иришка собиралась поступать. Не поверю, что она передумала получить образование.

– Не передумала, – кивнул Питерский. – Мы с ней договорились, что она получит специальность. Даже несмотря на замужество. Я ведь человек, как сейчас говорят, прогрессивный. Не стану, значит, требовать, чтобы супружница непременно сидела дома и щи варила…

Он на секунду замолчал, а потом тихо добавил, с почти мечтательной ноткой:

– Хотя щи у Иришки получаются… самые лучшие. Такие, что в них можно не только ложку поставить, но и всю душу утопить. И не жалко будет.

– Быть может, стоит самому отправиться в гости к деревенским? – предложил я, глядя на него исподлобья. – Могу составить компанию. Только чуть позже. В ближайшее время мне нужно решить вопрос с «Содружеством».

– Я тут поузнавал про это самое «Содружество», – произнёс Фома негромко, будто опасался, что даже закрытые окна в машине донести наши слова не туда. – И, знаете… подумал, что, может, оно и к лучшему, что моя невеста уехала из столицы. От греха, как говорится, подальше.

– Заметил слежку за собой? – уточнил я, вглядываясь в его лицо.

– Не уверен, – глухо бросил парень. А потом тяжело вздохнул и добавил: – Я раньше никого не боялся. Всегда знал, что у меня жизней не меньше семи осталось. Да и чего мне было терять, кроме целой шкуры? Но сейчас… научился озираться. Научился слушать тишину и запоминать тех, кто слишком долго стоит на одном углу. Видно, взрослею. Или просто стал понимать, сколько всего могу потерять.

– Придётся привыкать к этому, – кивнул я. – Но как только разберёмся с этим делом, надо будет навестить родичей твоей невесты. А то еще решат, что ты передумал жениться, и начнут подыскивать ей тракториста. Или, не дай Искупитель, зубного лекаря. Такие в деревне на вес золота.

– Не передумал, – проворчал Фома, чуть надавив на газ, будто хотел ускорить разговор. – И буду только рад вашей компании. Вас Зинаида уважает. А если придётся вести с ней неприятную беседу… ну, сами понимаете, хорошо бы иметь за спиной некроманта. На всякий случай.

– Думаешь, она может отобрать у тебя семь оставшихся жизней? – усмехнулся я.

– Говорят, что тёщи и не на такое способны, – хмыкнул шаман, но потом посерьёзнел и добавил: – Я беспокоюсь, что матушка Иришки всё ещё не знает, кто я таков. И когда проведает…

– Будет рада принять тебя в семью, – уверенно заявил я, не дав ему договорить.

– Вы не можете этого знать, – возразил Питерский, скосив на меня взгляд, в котором смешались сомнение и надежда.

– Каждая приличная женщина просто обязана любить котов, – заметил я рассудительно. – А ты как-никак один из самых важных котов в Империи. К тому же Зинаида произвела впечатление именно порядочной женщины. Так что всё у тебя будет хорошо. Главное – не царапай мебель и не меть углы.

– Хорошо, если так, – наконец на лице Фомы появилась та самая знакомая улыбка, от которой даже хмурое утро казалось чуть светлее. – Умеете вы, Павел Филиппович, поднять настроение. Даром что некромант.

– Настроение, как и мёртвых, поднимать – дело одинаково несложное, – отмахнулся я. – Главное, произнести правильные слова и вовремя щёлкнуть пальцами.

Машина свернула в знакомую арку, колёса привычно клацнули на решётке ливнёвки, и мы въехали во двор. Я только успел заметить, как на крыльце мелькнула фигура Ярослава – призрак, как всегда, опередил всех. Почти сразу дверь распахнулась, и на порог вылетела Яблокова.

Она не пошла, а бросилась к машине, как будто за рулём был не Фома, а внук, вернувшийся с войны. И едва тот выбрался из салона, как оказался в её цепких объятиях.

– Искупитель свидетель, дня не проходит, чтобы я не жалела, что ты съехал, – воскликнула она, сжав его так, будто собиралась проверить, не хрустнут ли кости. – Ты похудел! Неужели заболел? Или ешь, что попало? Если так, то знай: я буду возить тебе обеды на службу. Через жандармов, через кустодиев, хоть голубиной почтой – но накормлю.

Яблокова отстранилась от Фомы всего на шаг, но руки убирать не спешила. Одной ладонью бережно взяла его за подбородок, другой провела по щеке, будто хотела убедиться, что он и впрямь перед ней, живой, настоящий.

– Ах ты ж мой золотой, – пробормотала она почти шёпотом и принялась гладить его лицо кончиками пальцев. Делала она это мягко, по-матерински.

Женщина заглянула ему в глаза. Смотрела долго, не мигая, и в её взгляде сверкнул свет и тот самый материнский страх, что накатывает, когда младший ребёнок слишком долго не возвращается домой.

– И как тебя город не съел без присмотра? – прошептала она, и пальцы её скользнули в густые волосы волосы шамана, ловко приглаживая непокорную чёлку.

А у Фомы от её прикосновений между волос вдруг, как ни в чём не бывало, показались два кошачьих уха. Он даже голову чуть наклонил – в точности как кот, которому чешут за ушком.

– Ты ж мой хороший, – шепнула Яблокова, и в её голосе появилась слабая хрипотца от накативших слёз. Она тут же смахнула их тыльной стороной ладони, попыталась улыбнуться, но улыбка вышла сдержанной.

– Ты почаще приезжай. Даже если ночью с работы… я всегда накормлю. А утром завтрак приготовлю.

Я аккуратно помог Бусе выбраться из машины, следя, чтобы тот не повредил фикус. Буся держал цветок с такой бережностью, будто выносил из пожара смысл жизни. Горшок оказался цел, листья невредимы, а Буся смотрел на них так, будто только что обрел потерянного много лет назад друга детства.

– А это что? – удивлённо прищурилась Людмила Федоровна, едва заметив наше зелёное пополнение.

В этот момент пенёк, не теряя ни секунды, подбежал к ней и принялся стрекотать, потрясая корнями с видом чрезвычайной важности. Он дрожал от возмущения, корешки топали по камням, словно доказывая неотложность возложенной на тотем миссии спасения зеленых насаждений.

Яблокова слушала его с такой серьёзностью, словно у неё на приёме оказался министр иностранных дел. Кивала, хмурилась, даже приподняла бровь в одном месте, что у неё случалось крайне редко и всегда означало внутренний протест.

А потом она заговорила, и я опешил:

– Неужели? Конечно, нельзя было оставлять Машеньку в таком ужасном месте.

– Машеньку? – переспросил я, опасаясь, что фикус обзавёлся именем без моего ведома.

– Это Маша, – заявила Людмила Федоровна так уверенно, будто речь шла о нашей дальней родственнице, внезапно нашедшейся спустя годы, и указала на цветок. – Буся понял, что она чудом смогла выжить в том ужасном месте. Там не было ни света, ни радости. Как только люди могут создавать подобные условия и в них существовать?

– Люди могут и не такое, – согласился я, глядя на фикус, который, казалось, действительно дышал облегчённо. – Вы не против растения в доме?

– Как можно не приютить такую красоту, – всплеснула руками Яблокова, будто речь шла уже не о растении, а как минимум о сироте с трогательной судьбой. – Проходите в дом. Я запекла рыбу. Вышло очень аппетитно. И для фикуса местечко найдём поприятнее. Чтобы ей было уютно.

Она развернулась и пошла к крыльцу, а я переглянулся с Бусей. Тот кивнул, прижимая к себе горшок, словно Машеньку могли в любой момент отобрать.

– Я думал, что фикус – мальчик, – шепнул мне Фома, склоняясь ближе.

– Мне даже думать об этом кажется странным, – так же шепотом поделился я, не в силах скрыть ироничную улыбку. – Мы же всё-таки не в роддоме с цветочными табличками.

Из приёмной, словно по сигналу, вышла Нечаева. Шла она быстро, но с достоинством, как будто спешила, но не хотела этого показывать.

– Я рада вас видеть, Фома Ведович, – воскликнула она, кладя руку ему на плечо.

Жест был тёплый, почти ласковый. Фома тут же смутился. Даже уши порозовели.

– Ну, что вы со мной как с чужим, – пробормотал он, пряча взгляд куда-то в пол. – Всегда на «ты» говорили, а сейчас…

Он переминался с ноги на ногу, будто оказался на приеме в неподобающей одежде.

– Прости, просто тогда уж и ко мне можно по-простому, – предложила девушка с лукавой усмешкой, легко пожав плечами.

– Мне… придётся привыкать к такому, – вздохнул Питерский. – А дела у меня… идут. Завтра, между прочим, меня пригласили на торжество госпожи Беловой. Официальное пригласительное письмо прислали. Пришлось заказать костюм из тех, которые принято одевать на подобные мероприятия. В карточке было указано, в каком цвете мне положено быть – в белом. Значит, на церемонии должен присутствовать сам император.

– Так вот что принёс почтальон! – всплеснула руками Арина Родионовна и, не теряя ни секунды, вернулась к своему столу, где как раз лежала аккуратная стопка корреспонденции.

Через мгновение она снова подошла ко мне и с торжественностью, достойной архивариуса имперской канцелярии, вручила конверт из плотной белой бумаги. Моё имя на нём было выведено красивым, чуть старомодным почерком, тёмно-красными чернилами. Почти как вином по пергаменту.

– Началось, – пробормотал я, поворачивая конверт в руках.

А тем временем Людмила Федоровна, без лишних слов, ухватила Фому под локоть и с видом, не терпящим возражений, повела его наверх. Вероятно, намереваясь накормить, допросить и проверить на признаки хронической усталости. Всё, как полагается для возвращения беглеца в родные стены.

Я быстро вскрыл конверт. Внутри оказалась карточка пригласительного билета, плотная, с золотым тиснением по краю и ароматом свежих чернил.

К моему облегчению на ней значилось два имени – моё и моей невесты.

– Это для нас с вами, – протянул я бумагу Арине, глядя, как она чуть растерянно берёт карточку.

Она пробежалась взглядом по строкам и ахнула:

– Павел Филиппович и Арина… – губы дрогнули, и она бросила на меня неуверенный взгляд, будто искала подтверждение, что это не ошибка типографа и не розыгрыш с призрачным подтекстом.

– Прошу вас надеть аксессуары цветов Чеховых, – сказал я ровно, без пафоса, но с той теплотой, которая не нуждается в декорациях. – Мне стоило сделать это давно…

Я замолчал на миг, чувствуя, как слова становятся плотнее в горле.

– Повторить клятвы помолвки, которую я… тогда пропустил. И кольцо…

Нечаева заметно смутилась. Щёки её порозовели, взгляд скользнул в сторону, будто она искала спасения в тенях приёмной. Неловко потянув за тонкую цепочку на шее, она извлекла из выреза платья кольцо с крупным сапфиром.

– Софья Яковлевна вручила мне это от вашего имени, – прошептала она, стараясь говорить спокойно, но голос всё же дрогнул. – Но я… не решилась его носить. Всё же…

– Простите, – сказал я тихо, бережно взяв её ладонь в свою. Коснулся пальцев губами – не как благородный жених, а как человек, который слишком долго откладывал самое важное. – Я вёл себя совершенно неподобающе. Мне стоило произнести эти слова давно…

Я медленно опустился на одно колено, ощущая истину: сейчас или никогда.

Нечаева стояла, затаив дыхание, а на щеках её разлился румянец. Она стала ещё прекрасней, как будто этот самый момент нужен был ей так же, как и мне.

– Дорогая Арина Родионовна… Арина… – начал я, чувствуя, как сердце отчего-то ведёт себя неровно, словно решило, что для таких слов нужно особое сопровождение. – Прошу вас оказать мне честь… То есть… сделать меня счастливым, согласившись стать моей невестой.

– Да, – прошептала она, почти неслышно, и протянула мне помолвочное кольцо Чеховых – оно было тёплым от её кожи, словно хранило в себе частицу её сердца.

Я аккуратно надел ободок на её тонкий безымянный палец, стараясь не дрожать, и лишь после этого поднялся на ноги.

Она несколько мгновений смотрела на кольцо, словно не веря, что оно на месте, что это происходит на самом деле. Сапфир ловил свет, переливался, как осколок неба в ясный день. А потом Арина подняла ко мне лицо, и в её глазах сияло такое счастье, что всё вокруг на мгновение словно замерло.

– Да, – повторила она, уже громче, с чуть дрожащим голосом, и приподнялась на носочки.

Я наклонился. Наши губы встретились в осторожном поцелуе. В нём не было страсти, не было торопливости, а только нежность, благодарность и тихое обещание: быть рядом, слышать, оберегать.