Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 175 (всего у книги 339 страниц)

– Она такая, – кивнул я.

– Значит, незачем посвящать Софочку в подробности, – заключил Морозов.

Я насторожился, услышав, как хлопнула входная дверь. Вскоре по лестнице поднялся лекарь, который при виде нас остановился и испуганно икнул:

– Что с ней?

– Все нормально, – поспешил я успокоить парня. – Она сейчас в женской компании приводит себя в порядок и подбирает одежду.

– О-о-о! – протянул Лаврентий Лавович и вздрогнул, когда позади появился Шуйский.

– До чего же неспокойного пассажира вы мне подсунули, Павел Филиппович, – сообщил он, пройдя на кухню.

– Что приключилось? – уточнил я.

– Он ни в какую не хотел оставаться в монастыре! Во что бы то ни стало решил вернуться именно сегодня, потому как без него тут якобы не справятся…

– Вполне возможно, что так и есть, – заявил лекарь, входя на кухню.

При виде Морозова он оробел и остановился у стены.

– Полно вам, юноша, – подбодрил его старик. – Неужто вы меня опасаетесь? Мы же с вами не чужие люди, раз вы теперь служите семье.

– Служу, – торопливо выпалил парень, а потом посмотрел на старшего Чехова и нахмурился. – А что это у вас, князь?

Оставалось лишь подивиться тому, каким уверенным он стал, когда подошел к пострадавшему.

– Позвольте вам помочь, – твердо сказал Лаврентий Лавович.

– Не стоит беспокоиться, – начал было Филипп Петрович. – Это всего лишь…

Но Лаврентий уже призвал тотем, который вырос за его спиной и развернул белые крылья. Сейчас он смотрелся куда более привлекательно. Пропали серые перья и измученный взгляд, ангел вновь казался молодым и полным сил. Лекарь взмахнул руками, и на лице Филиппа Петровича не осталось и следа от пощечины.

– А что у вас на груди? – обеспокоился парень.

– Ожог, – просто ответил Чехов.

– Вы ведь огневик. Такого не должно быть…

– Любовь Федоровна приложила к этому свою руку, – пояснил Морозов.

– Людмила Федоровна, – привычно поправил его лекарь, а потом вдруг осознал, кому решил возразить, и побледнел. – Простите…

– Вы правы. Надо привыкать называть ее этим новым именем, – согласился Александр Васильевич.

Дверь в комнату Виноградовой открылась, и на пороге показалась бабушка. Она вышла наружу и громко, чтобы все слышали, произнесла:

– Сидят и сплетничают тут… – Потом она поморщилась и добавила: – Еще и курят. Надымили.

Затем она быстро подошла к нам и тихонько приказала:

– Не вздумайте пялиться. Ей сейчас все кажется непривычным.

В гостиную вышла Нечаева и ободряюще улыбнулась нам. А следом из комнаты неуверенно шагнула Виноградова. Она облачилась в светло-голубое платье, которое было ей слегка велико. Женщина казалась хрупкой, почти призрачной, но я отчетливо видел, что она настоящая.

– Какая вы сегодня красивая! – вдруг без всякого стеснения выдал Фома и вышел навстречу соседке. – Я так ждал, когда вы проснетесь. И даже журналы вам читал. И…

– Фомушка, ты правда считаешь, что мне это все идет? – смущенно уточнила Любовь Федоровна.

– Очень идет! – ответил парень и, подойдя к ней ближе, наклонился, чтобы убрать с носка ее туфельки лепесток цветка.

– Спасибо, – мягко поблагодарила женщина и оглядела нас блестящими глазами. – Я немного похудела. И все вещи давно вышли из моды… Но это ведь совсем неважно, правда?

– Конечно, – поддержал я.

Хозяйка дома осторожно прошла по комнате и выглянула в окно. На ее лицо упали солнечные лучи закатного солнца.

– Тепло, – прошептала женщина, жмурясь на свет. – Как же мне этого не хватало.

– Мы наверно вас оставим, девочки, – предложил Морозов. – Чтобы не смущать своим вниманием. Полагаю, что вы захотите побыть без лишних глаз и ушей.

– Точно! – быстро согласился с кустодием Шуйский. – Мне тоже пора. Я весь день не был дома. Там наверно…

– Собаки не кормлены, – подсказал Филипп Петрович и коротко поклонился. – Простите, что побеспокоили.

– Мне жаль, что я вас ударила, – ответила Виноградова, глядя куда-то мимо всех нас. – Здесь все такое знакомое, но в то же время отчего-то странным образом чужое.

Она отвернулась и вновь уставилась в окно, словно забыв обо всем.

Отец, Морозов и Шуйский спустились по лестнице, и мы с бабушкой проводили их до самого порога.

– Она отвыкла от жизни, – пояснила Софья Яковлевна. – Быть призраком – не самое приятное состояние. Но она пробыла в посмертии очень долго.

– Она опасна? – уточнил Дмитрий Васильевич.

– Поверьте, она быстро вспомнит, что значит жить, – заговорил кустодий. – Ей понадобится не так много времени, чтобы прийти в себя. Но постарайтесь дать ей немного пространства. Не давите и не требуйте внимания.

– А вы ступайте по домам, – велела бабушка и потрепала супруга по щеке. – Вам надо отдохнуть.

Она посмотрела на сына и нахмурилась:

– У тебя все в порядке?

– Лаврентий Лавович меня подлечил.

– Я не про это, – отмахнулась женщина. – Ты выглядишь усталым. Как Маргарита Ивановна? С ней все в порядке?

– Все хорошо, – отмахнулся Филипп Петрович и демонстративно зевнул. – Нам пора.

Я дождался, пока все выйдут, и закрыл дверь. Бабушка тревожно оглянулась.

– Ты все же переживаешь, – отметил я.

– Конечно, – согласилась княгиня. – Для тебя эта женщина стала почти родной. Я знаю, что ты привязался к ней не как к призраку, а как к живому человеку. Мне стоило понять, что она не простой дух. Но я оказалась слишком беспечной.

– Ты не могла предположить подобное развитие событий, – я улыбнулся. – И я рад, что все сложилось именно так. Ведь ты вполне могла посчитать Виноградову опасной и поступила бы с ней, как истинный некромант.

– Да, я бы ее развоплотила, – спокойно признала Софья Яковлевна. – Это было бы логично.

– Значит, я прав. И все, что произошло – к лучшему.

Мы поднялись на второй этаж. Виноградова пододвинула к окну кресло и расположилась так, чтобы ее лицо обдувал ветерок. Она щурилась на заходящее солнце и казалась совершенно спокойной. Иришка принесла ей чай, поставила чашку рядом на столик.

– Осторожнее, он горячий, – предупредила Нечаева за секунду до того, как Виноградова сделала глоток.

Женщина почти сразу выплюнула его на пол и обескураженно уставилась на чашку.

– Горячий… – повторила она и уронила посуду.

Потом закрыла лицо ладонями и затряслась. Я шагнул было к ней, но бабушка остановила меня, взяв за плечо.

– Оставьте нас одних. Ни одна женщина не захочет, чтобы наши настоящие слезы видели мужчины.

Я растерянно смотрел, как Арина обнимает бывшего призрака. Как бабушка садится на подлокотник кресла и похлопывает Виноградову по спине. Рядом появился один из котов Евсеева, который требовательно мяукнул и тут же оказался на коленях у Любови Федоровны.

– Женщина… – пробормотал Фома, направляясь на кухню.

– Это да, – тихо согласился я, шагая за ним.

– А где мы все будем спать? – обеспокоенно спросил Лаврентий Лавович. И добавил: – Я ужасно храплю…

Глава 25 Ночные бдения

Мы вернулись в гостиную, где нашли наших женщин – они сидели за столом и обсуждали новости. Арина Родионовна рассказывала о случившемся в Яблоневом саду: о том, как ловко Морозов обвел вокруг пальца Свиридову.

– Бедная девушка, – усмехнулась соседка. – Она просто не знала, с кем связывается. Полагаю, что она легко отделалась. Александр Васильевич в былые годы мог просто снести ей голову за подобные выходки, а потом намекнуть, что судейская дочь пыталась угрожать Имперской семье. Никто бы даже и не пикнул.

– Сейчас с этим стало строже, – возразила Софья Яковлевна. – Это во время смуты не было нужды заполнять бумаги и согласовывать всяческие… вещи по устранению неугодных.

– Да-а, были времена… – Бухгалтер лукаво улыбнулась и посмотрела на меня. – Наверно, мне стоит привыкать называть княжича на «вы».

– Бросьте, – отмахнулся я. – Думаю, мы можем пренебречь условностями, учитывая обстоятельства нашего знакомства. Я уже привык к тому, что вы относитесь ко мне как тетушка.

Мы повернулись к княгине, чтобы услышать ее мнение. Бабушка кивнула и произнесла:

– Будет уместно, если окружающие решат, что вы имеете отношение к нашей семье. И обращение к Павлу лишний раз будет доказывать, что вы не случайный человек в доме. Что до внешнего сходства с почившей госпожой Виноградовой, то думаю, мало кто сейчас помнит, как выглядела Любовь Федоровна. На старых снимках и видео вы в макияже. Причем, довольно тяжелом.

– Тогда была такая мода, – смутилась Виноградова. – Да и выходить в люди без краски на лице для дамы моего круга было неприлично. Общество могло решить, что я больна. Или пьяна. Потому стрелки на веках, темные тени и яркая помада были признаком того, что женщина ценит себя.

– Сейчас принят более спокойный внешний вид, – согласилась бабушка. – И это нам только на пользу. Никому и в голову не придет сравнивать вас с роковой женщиной из Смутного времени. С небольшими изменениями внешности и новой прической, ваше едва уловимое сходство и вовсе сойдет на нет.

Любовь Федоровна привычным движением тронула лоб и тут же отдернула пальцы.

– Все в порядке, – вежливо откашлялся лекарь. – За то время, пока вы приходили в себя, я поработал с раной, чтобы она была не так заметна. Однако небольшая отметина на коже осталась. С ней вряд ли получится что-то сделать.

Женщина улыбнулась:

– Спасибо, – смущенно произнесла она. – Вы сотворили невозможное. Пожалуй, я должна начислить вам премию из собственных средств.

Лаврентий всплеснул руками.

– Не стоит… – поспешно заверил он, но Любовь Фёдоровна его перебила.

– Стоит! – весомо заявила она. – Поверьте опытному бухгалтеру. Есть не так много вещей, за которые на самом деле надо платить. Можно сэкономить на питье и транспорте, не грех отказать себе в походе в ресторан… Но, по моему личному убеждению, каждый должен щедро платить лекарю! А уж тому, кто вернул меня с иного света – хотя мог бы не усердствовать – я должна отплатить добром.

– Судя по вашей эмали, вы не экономили на зубном, – ляпнул лекарь, но тут же смутился. – Простите…

– Вы можете говорить со мной прямо, юноша. Я совершенно точно не смогу обидеться на вашу искренность.

– Лучшей наградой для меня будет возможность продолжать следить за вашим состоянием. И написать однажды труд, в котором я изложу свои наблюдения. Конечно, при жизни я вряд ли получу признание, но хочется верить, что однажды кому-то помогут мои записи.

– Значит, так и поступим, – согласилась Любовь Федоровна. – Но премию вам я все же выплачу. И не приму отказа!

Я удивленно покосился на бухгалтера, но она выглядела совершенно спокойной, говоря о предстоящих тратах. Видимо все же возвращение с того света сказалось на ней благотворно. Хотя мне все же казалось, что на лице новоявленной Яблоковой время от времени появлялось странное выражение боли.

***

Любовь Федоровна довольно спокойно приняла новость о том, что теперь она официально будет носить другое имя. При этом заметила, что сама выбрала его для оформления счетов в банке.

– Мне показалось, что будет забавным оставить все свое имущество несуществующему человеку с похожим именем и фруктовой фамилией, – пояснила она. – Было бы славно получить теперь документы на это имя. Потому что живой они могут мне пригодиться.

– Все уже сделано, – ответил я и осторожно положил ладонь на плечо женщины.

Вздрогнув, она подняла на меня потемневшие глаза.

– Спасибо, Паша… – Голос у нее был какой-то сдавленный. – Не передать словами, как я благодарна судьбе, что она свела меня именно с тобой. А потом и со всеми вами.

Она оглянулась, обводя взглядом всех присутствующих. Но от меня не укрылось, с каким облегчением она выдохнула, когда я убрал руку с ее плеча.

Поужинали мы тем, что осталось на кухне. Любовь Федоровна отказалась от всего, кроме кусочка хлеба, который она сначала долго держала, недоверчиво посматривая на него, а потом осторожно положила в рот. Я решил не смущать ее своим вниманием и отвернулся, чтобы не видеть, как женщина ест.

– Значит, завтра обязательно откушаете супчик, который мы для вас сварили, – предположила Иришка. – Вы только скажите, чего изволите, и я все для вас приготовлю!

Вместо ответа Виноградова послала девушке благодарную улыбку.

Довольно быстро мы решили разойтись по комнатам. Бабушка вызвалась остаться рядом с соседкой, пока та не заснет.

– Не стоит, Софья Яковлевна, – мягко отказалась Любовь Федоровна. – Если вам будет спокойно, то можете оставить кого-то из призраков присматривать за мной.

– Я не хотела бы смущать вас таким надзором. Все же мы тут не потому, что вы опасны. А только для того, чтобы вас поддержать. Мы все здесь лишь ради этого.

Хозяйка дома пригладила волосы и покачала головой.

– Не знаю, чем заслужила все это. И почему Искупитель позволил мне остаться в этом мире…

– Я видел в кладовой колокольчик, – вдруг подал голос Питерский. – Такой, в который звонят слугам. Пожалуй, я вам его принесу, чтобы можно было звякнуть, если вам что-то понадобится?

– Фомушка, ты просто чудо! – просияла Чехова. – Это то, что нам нужно.

Смущенный донельзя помощник направился к лестнице. И вскоре вернулся со свертком.

– Я помню эту вещицу, – улыбнулась хозяйка дома. – Ее мне проиграл в карты сам губернатор Московии.

– Так вы и в карты играете?! – восхитился Лаврентий Лавович.

– У меня много талантов, – скромно призналась женщина и вынула колокольчик из бумажного пакета.

Язычок ударился о металлический бок, по комнате разнесся тонкий хрустальный звон.

– Вот и славно, – княгиня щелкнула пальцем, и рядом с ней появилась невысокая девочка с серьезными глазами. – Олюшка, если раздастся звон колокольчика, ты немедля узнаешь, что требуется Любови Федоровне и сообщишь мне.

– Да, госпожа.

Призрак поклонилась и отступила в тень. При этом она зачарованно взглянула на Фому, словно понимала, что под его человеческой личиной скрывается зверь.

– Я встретила ее в Московии, – пояснила бабушка. – Олюшка очень вежливая и тихая. Когда-то она следила за тем, чтобы Павел делал уроки.

Я кивнул:

– Помню. Она единственная, кто не позволял мне отвлекаться. Но мне удавалось подкупить ее кошкой.

Бабушка потрепала меня по волосам.

– Олюшка любит кошек, это правда. И она не станет беспокоить кого-то без надобности.

Фома вызвался отвезти Иришку домой, но та отказалась, сославшись на то, что Софья Яковлевна позвонила ее матушке и попросила позволить девушке остаться под ее присмотром в нашем доме.

– Ни к чему ей мотаться туда-сюда, когда с утра можно сразу заняться делами и не тратить время на дорогу. Почивать мы будем в комнате Павла. Я займу диван. Очень полезно для спины поспать на жестком. А девушки займут кровать – она у моего внука бессовестно широкая. И я выступаю гарантом того, что ничего неприличного в доме не произойдет. Никто не посмеет сказать плохого о девушках, которые оставались тут на ночь в моем присутствии.

Питерский покраснел до корней волос, но не выдал вслух своих эмоций.

– Все неприличное тут было задолго до рождения молодежи, – сообщила Виноградова. И они с княгиней обменялись понимающими взглядами.

Мы отправились по комнатам. На прощанье Арина Родионовна легко коснулась пальцами моей ладони. По коже пробежали искорки ее силы, и я невольно задержал дыхание.

Бабушка вынесла мне стопку домашней одежды и костюм для завтрашнего дня.

– Будь начеку, – тихо сказала она, не переставая улыбаться для вида. – Меня беспокоит настроение Виноградовой. Она кажется не в своей тарелке. Если почуешь запах паленого, то сразу вызывай духов и прикажи придушить Любовь Федоровну.

– Что?! – поразился я.

– Чтобы она потеряла сознание и не спалила дом со всеми нами… Я бы попросила лекаря дать ей снотворное, но боюсь, что после него она опять может впасть в летаргию.

– Думаешь, все так серьезно? – я тяжело сглотнул.

– Не стоит недооценивать женщину, которая была мертва почти столько же, сколько до того сознательно жила, – бабушка крепко меня обняла. И шепнула на ухо: – Я позабочусь о девочках, не беспокойся.

– Быть может, стоило всех отправить прочь?

– Чтобы твоя соседка ощутила себя одинокой? Нам всем нужен повод, чтобы жить. А ей сейчас он надобен особенно остро…

Я решительно направился в комнату Лаврентия Лавовича.

– Ох и нелегко вам придется, Павел Филиппович! Боюсь, что выспаться у вас не получится, – покачал головой парень.

– Неужто вы и впрямь храпите? – удивился я.

– От этого недуга мне избавиться не удалось, – подтвердил лекарь. – Уж к кому я только не обращался, мастер Чехов. У нас это семейное, видимо – отец и дед всегда спали в отдельных от супруг комнатах. И из коридора было слышно, что они спят. Когда я дежурю рядом с больными, то сплю вполглаза, и от меня не слышно ни звука. Но стоит мне лечь, чтобы на самом деле выспаться, то внутри меня включается настоящий мотор!

– Быть может, это какое-то проклятье? – предположил я с улыбкой.

Однако вскоре мне стало не до смеха. Гость занял кушетку, оставив мне кровать. Он предположил, что это поможет обмануть его организм, и он решит, что спать крепко не стоит. Но организм лекаря оказался не так наивен. Лаврентий не храпел – он буквально исторгал дикое рычание из грудной клетки. Вскоре я уже сидел у стены и с удивлением рассматривал этого не особенно крупного парня, который заставлял оконные стекла вздрагивать. Заткнуть уши не получилось ничем. Потому как даже через восковые заглушки я слышал Лаврентия. Толкать его я не осмелился, так как точно знал, что в последнее время парень не высыпался.

И вот посреди ночи, я все же взял подушку, одеяло и покрывало и направился прочь. Дождался особо мощного всхрапа и отворил дверь, чтобы тихонько выскочить наружу. На секунду в комнате воцарилась тишина, и я замер, но потом лекарь мощным рыком дал понять, что крепко спит. Я выскочил из комнаты.

В гостиной было темно. Я прокрался к дивану и принялся раскладывать на нем покрывало. Оставалось надеяться, что утром, до того, как все проснутся, меня разбудит Олюшка. Ну, или Фома. Не удивлюсь, если призрак захочет понаблюдать за котом-шаманом в естественной среде его обитания…

Уже собираясь лечь, я бросил взгляд на окно и оторопел. На подоконнике, спиной ко мне, сидела женщина. Она высунула ноги наружу и слегка наклонилась вперед, осматривая окрестности.

– А что происходит? – тихонько осведомился я.

– Все хорошо, – так же негромко ответила Любовь Федоровна.

Я лихорадочно оглянулся, надеясь, что Олюшка окажется рядом. Но тут же вспомнил, что девочке было приказано реагировать на звук колокольчика.

– Вы же понимаете, что не спите? – на всякий случай уточнил я.

Соседка тяжело вздохнула и тряхнула головой. А затем с неохотой сказала:

– Знаю, Паша.

– Вы ведь не собираетесь… того…

Я осторожно подошел ближе, раздумывая, успею ли одним рывком затянуть соседку в комнату, прежде чем она прыгнет.

– Наверно я кажусь тебе сумасшедшей, – с горечью произнесла Виноградова. – Еще вчера я так сильно жалела о собственной смерти, так хотела отмотать время назад и вернуться в тот далекий день, чтобы все исправить… А сегодня мне так плохо… Мне так плохо, Паша!

И тут я понял, что затаскивать женщину в помещение бесполезно. Если она не хочет жить, то найдет другой способ уйти на другую сторону.

– Значит, пришло время нам с вами поговорить, – сказал я. – Вы не хотите вернуться в комнату?

– Мне здесь лучше, – отозвалась хозяйка дома. – Здесь мне почти не больно.

– Тогда подвиньтесь…

Я тоже сел на подоконник и перебросил ноги наружу. Оказалось, что пространства для того, чтобы разместиться вдвоем здесь было достаточно много. Шторы позади нас покачивались, повинуясь сквозняку.

– Что же именно у вас болит, любезная Любовь Федоровна? – спросил я, рассматривая темную полосу канала.

– Все, – ответила она и грустно вздохнула. – Дышать тяжело… Это тело такое неповоротливое и громоздкое. Мне кажется, что я ощущаю каждый волосок на коже, и это ужасно раздражает. А еще у меня бурчит в животе!

– Вы просто проголодались. И тяжелой себя ощущаете, потому что привыкли к призрачному весу.

– Я сегодня трижды пыталась пройти сквозь стену.

– Получилось? – участливо спросил я.

Женщина усмехнулась и ответила:

– Нет.

– Я должен был это узнать, потому что вы – уникальная личность, Любовь Федоровна. Вы сумели сделать то, чего до вас никто не делал. По крайней мере, насколько это известно мне и всем, кто в курсе произошедшего…

– Я разучилась быть живой, некромант. И не знаю, смогу ли вновь…

– Ерунда, – отмахнулся я. – Ни за что не поверю, что великая Виноградова, о которой слагают легенды, оказалась настолько неуверенной в себе. Быть может вас подменили? Или внутри вас поселился какой-нибудь слабый дух?

– Глупости, – ответила мне Виноградова и нахмурилась.

– Значит, вы просто боитесь, что не сумеете воспользоваться вторым шансом.

Собеседница взглянула на меня, словно собиралась испепелить взглядом. Но не нашла что ответить, и тогда я продолжил:

– Вы оставили в прошлом очень яркие события. Даже если о вас говорят правду хотя бы в половине историй, то вы отжигали на славу.

– Где ты нахватался таких словечек? – усмехнулась Любовь Федоровна.

Но я не стал отвлекаться и продолжил:

– Не удивлюсь, если вы просто беспокоитесь, что все самое интересное осталось позади. А впереди вас ждет унылая, серая жизнь, о которой после смерти и скучать не получится. Я прав?

– Что ты знаешь, мальчишка? – фыркнула женщина.

– Я видел достаточно мертвых. И знаю, что многие из них отдали бы душу в рабство ради того, чтобы доделать хотя бы одно дело, которое осталось незавершенным. Взять того же Ярослава…

При упоминании призрака, женщина недовольно поморщилась.

– Надеюсь, он остался во дворе, – проворчала она.

– Он не захотел уходить на ту сторону, потому что страшиться остаться тем же мерзавцем, которым был при жизни в нашем мире. Он хочет получить прощение.

– У кого?

– Думаю, что он сам этого не понимает, но прежде всего парень должен простить самого себя, – предположил я.

– Ты не ту профессию выбрал, княжич, – хмыкнула Любовь Федоровна. – Если у тебя отберут лицензию, то иди в душеправы.

– Я не имею светлой силы, – напомнил я.

– Но есть же такие душеправы, которые не учились лекарскому делу. Которые только языком трепать умеют. Вот ты таким и станешь. Будешь с умным видом рассказывать о том, в чем не разбираешься. И все тебе будут верить. Особенно, если ты брюки нормальные наденешь.

Я посмотрел на свои пижамные штаны и усмехнулся.

– Вы умеете вселить уверенность в себя, Любовь Федоровна. Я это очень ценю. Но хочу вам напомнить, для чего вы вернулись.

– Я вернулась потому, что кольцо не дало мне умереть, – тихо возразила женщина.

– Оно могло бы отправить вас за грань. Но не сделало этого. Потому что вы сами предпочли остаться здесь. Вы оставались на границе, потому что сами выбрали этот мир. Этот город. Этот дом и близких, которые в вас нуждаются.

– Н… нуждаются? – повторила женщина, запинаясь.

– Вы нужны нам всем. Мне, Фоме, Арине, Лаврентию и…

– Призраком я была полезнее! – выпалила женщина. – Я могла пускать слухи, заботиться о доме…

– Но я так рад, что вы живы. И плевать мне на пользу, когда я могу взять вас за руку. Зато теперь, к тому же, вы не сможете так запросто заходить ко мне в спальню по утрам. Это ли не прекрасно?

Мы помолчали какое-то время, а потом женщина спросила:

– Ты думаешь, я смогу достойно прожить новую жизнь?

– Я уверен, что сможете, Любовь Федоровна. А если нет, то всегда можно будет начать писать книжки и печатать их в периодике по главам. Я слышал, что в желтой прессе такое востребовано.

– Ну, уж до такого я не опущусь, – отмахнулась женщина. И добавила: – Зови меня Людмилой Федоровной Яблоковой. Это теперь мое имя.