Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Я не стал напоминать ей, что клиентом для меня был Щукин. И я как раз занимаюсь тем, что узнаю подробности дела. Да и не ждала Ромская от меня ответа. Она поднялась на ноги и заходила по комнате, цепляя подошвой тапочек тряпку на ковре.

– Я, почитай, сорок лет отдала службе. Верой и правдой посвятила большую часть жизни процветанию империи…

– Простите за мой вопрос… – начал было я.

Мира подошла к серванту и открыла створку, чтобы взять с полки книгу в обложке обтянутой бархатом. Этой книгой оказался толстый фотоальбом ручной работы. На сером картоне страниц были приклеены ажурные уголки из бумаги, которые удерживали фотографии. Снимки местами пожелтели, но на черно-белых изображениях очень хорошо можно было рассмотреть подтянутую темноволосую женщину с веселой усмешкой на широком лице.

– Узнаете? – с затаенной гордостью спросила Мира, и я недоуменно взглянул на нее. – Не говорите, что я настолько изменилась!

Прозвучало сердито, и я вновь перевел взгляд на снимки. Мира в молодости была совершенно другой. Я бы никогда не узнал ее, если бы не женщина, которая стояла напротив и ждала моей реакции.

– Вы служили… – медленно произнес я.

– В остроге, – с гордостью подтвердила Ромская. – Я там всяких подонков насмотрелась. И никогда не ошибалась в людях. Всегда точно знала, кто прячет заточенную зубную щетку или другую запрещенку какую…

– Понятно, – протянул я и на этот раз сделал настоящий глоток чая. Тот оказался совершенно невкусным, и я с трудом заставил себя протолкнуть напиток в желудок.

– Я долго работала, – продолжила Мира и приосанилась. – Жила в общежитии и только при выходе на пенсию мне досталась по ордеру эта квартирка. Тут царил полный бардак. На одной площадке со мной обитала мадам с жирными котами, которые истошно орали по весне. Я сделала все, чтобы извести живность. Писала жалобы в лекарскую службу, чтобы проверили жилище на предмет заразы. Потом замеряла уровень звука и писала в градоохранные организации. В профсоюз писала…

– Зачем? – уточнил я.

– Чтобы место свое знала эта дамочка, – как ни в чем не бывало заявила Мира. – Я законы знаю. Все жалобы проверяют. На них должны реагировать.

– Для чего вы это делали?

– Я за порядком слежу в этом доме. И во дворе, – насупилась женщина. – Надо мной жила со своим мужем одна арфистка. И я добилась, чтобы она со своим инструментом поганым и мужем визгливым убралась отсюда.

– Вы не любите музыку? – я откашлялся.

– Арфа тяжелая, – очевидно не в первый раз пояснила Мира. – И она могла продавить пол и согнуть балку.

Я невольно посмотрел наверх, оценив высокий потолок с лепниной, густо замазаный побелкой.

– А на третьем этаже жил мерзкий старик, который постоянно кашлял. Я выяснила, что он был репрессированным. И какое-то время провел на каторге. И терпеть его кашель я не собиралась. Он принес мне с десяток справок о том, что легкие у него чистые, а слабость в них астмическая. Но меня не проведешь, – Мира злобно усмехнулась. – Я выжила этого убогого чахоточного.

– И куда он съехал?

– В богадельню, наверно, – безразлично отмахнулась женщина. – Свою квартирку он продать не может. Жилье наше за городом значится. У нас весь дом не частный, а принадлежит империи.

– Ясно, – внутри меня все заледенело от омерзения.

– И этот Щукин мне сразу не понравился. Ходил со своими газетенками и не оставлял их внизу.

– Так на крышках почтовых ящиков замочки, – напомнил я.

– Это я повесила, – довольно отметила хозяйка квартиры. – Чтобы никто не додумался кидать всяческий мусор.

– К вам нельзя зайти без домофона, – рассеянно заметил я.

– Мерзавцы найдут возможность, – ожесточенно заявила Ромская и вновь стукнула себя по колену, тотчас скривившись от боли. При этом ее лицо приобрело странное страдающее выражение, которое тут же сменилось на злорадное.

– Так что же сделал Щукин? – вернулся я к прежней теме.

– Он таскал мне письма. Много писем. Эти гадские, свернутые в квадраты записки, так их обычно складывают в острогах.

– Так письма были оттуда? – я уже не мог притворяться, что пью чай, и отодвинул чашку.

– И с каторги, – добавила женщина и скривила губы. – Поначалу я подумала, что это какая-то глупая шутка. Но потом поняла, что письма настоящие.

– Их вам слали каторжане и сидельцы?

– Именно, – глухо подтвердила Мира. – И не один десяток. Больше сотни мерзавцев писали мне всякое.

Мне подумалось, что кто-то мог узнать адрес бывшей надзирательницы и начать ей угрожать.

– Они вас напугали?

– Нет, – без тени сомнения отмахнулась женщина и поднялась с кресла. – Сейчас покажу.

Она вышла в прихожую и вскоре вернулась, держа в руках большую обувную коробку, обернутую бечевкой. Сняла веревку и откинула крышку. Рядом с ваксой, щеткой для чистки ботинок и мотком шнурков лежало несколько стопок писем, свернутых квадратом с печатью в виде птицы в клетке.

– Вот кое-что из тех мерзких посланий, которые я не отдала жандармам.

Женщина покраснела и потерла переносицу.

– Это часть писем?

– Да.

– Почему вы не передали улики?

– Потому что, – Мира нервно дернула плечом. – Там есть кое-что слишком личное… лишнее, – поправилась она.

С молчаливого согласия хозяйки я развернул письмо и по первым строкам понял, что оно носит не угрожающий характер, а любовный. Мире Ромской писали амурные письма тоскующие по женской ласке каторжане. И разбавляли тексты странноватыми рисунками роз и колючей проволоки, сделанными синей ручкой.

– Они все были такими? – откашлялся я и свернул бумагу.

– Те, что я отдала жандармам, были просто для знакомства. Мне предлагали вести беседы в письмах дружеского характера.

Я представил всю боль Миры от происходящего и едва смог удержаться от улыбки. Люди, которых она презирала, писали ей письма. И ей пришлось их читать, потому как иначе она поступить не могла.

С чистого листа

Мира положила письма обратно в коробку и замотала ее бечевкой. Я подумал о том, что хозяйка квартиры могла бы избавиться от корреспонденции, но предпочла хранить ее, пусть и в обувной коробке. Женщина погладила крышку дрогнувшими пальцами и встрепенулась, бросила на меня затравленный взгляд, словно я застал ее за чем-то неприличным.

– Это мерзость, – глухо проговорила Мира и затопала в коридор. Послышался звук отпираемого замка, а затем скрип дверцы. Очевидно, женщина предпочитала прятать "мерзость" в запираемый шкаф.

– То есть эти люди стали писать вам без причин. Откуда они могли взять ваши данные?

Женщина презрительно фыркнула:

– Все затеял Щукин, очевидно же.

– А ему это зачем? – не понял я.

Ромская на мгновенье смешалась.

– Он ведь просто носил вам письма, – напомнил я. – Или там было что-то еще?

– Иногда приносил мне брошюрки, – безразлично отозвалась хозяйка квартиры и дернула плечом. – Они мне, в общем-то, без надобности.

Я заметил стопку журналов на подоконнике. Это было странным, учитывая, что беспорядка в комнате не было.

– Позволите? – спросил я и, не дожидаясь ответа, взял верхнюю брошюру.

– Пустое это, – заявила женщина, но глаза ее странно блеснули. – Так, листаю иногда для развлечения.

Развлечений на страницах издания не было. На газетной бумаге тесно друг другу были напечатаны объявления разного толка. Тут предлагали купить одежду почивших супругов, театральные парики, посуду времен Смуты, детские коляски, картинные рамы, книги и открытки. В других разделах люди искали нянь и сиделок по сходной цене, помощь в квартирных переездах, уборку жилищ после смерти родственников. Дальше шли предложения магического характера. Спиритические сеансы, скупка и продажа старинных оберегов, которые обладали магическими свойствами. Судя по предложению, спросом пользовались талисманы на любовь, удачу, прибыль, и защиту от духов. На одной из страниц в двойную рамку было обведено объявление о скупке старых надгробий в любом состоянии.

Потом шли услуги гадалок и колдунов, как белых, так и темных. Причем сами объявления были составлены так, чтобы Минод и жандармы не смогли выдвинуть обвинение. Скорее всего, колдуны и колдуньи не имели патента и не платили налоги. Шарлатанов, которые выманивали деньги у доверчивых людей, среди таких "потомственных специалистов и энергетов" было очень много.

На последней странице жирным шрифтом выделялся заголовок «Общение» и шла приписка, что брошюра со списком адресов одиноких людей выйдет в четверг. Также предлагалось всем желающим обратиться в редакцию для размещения просьб и контактов.

Хозяйка квартиры неожиданно прытко подскочила и схватила стопку журналов, прижала их к груди и попятились, словно пыталась спасти от меня сокровище. А потом отнесла их в угол и сгрузила на кресло.

– Выбросить это все надобно, – зло забормотала Мира. – Щукин натаскал мне макулатуры. Наверняка, чтобы чаще ходить и мучить меня письмишками от этих…

– Дайте мне пару журналов, – очень вежливо попросил я.

Ромская потеряла уверенный вид.

– А тебе зачем? – склонив голову набок и хитро прищурившись, уточнила она

– Я страсть как люблю различный антиквариат. А в этих брошюрках множество всяких вещиц, часть из которых могут быть интересными. Вы все равно собирались выбрасывать макулатуру. Или я вас неправильно понял?

Женщина с тоской посмотрела на дверь, а потом заворчала:

– Я вам не должна ничего отдавать. С чего бы это? И кто вы такой, чтобы я вам что-то дарила? Это мое. Мое!

– Значит, мне придется пойти в редакцию и посмотреть подшивку, – словно для самого себя тихо проговорил я. Но так, чтобы женщина услышала.

Мира вспыхнула, буквально подпрыгнула на месте и бросила журналы на пол. А сама довольно шустро для своего возраста рванула на кухню. И я в одно мгновенье догадался, что дело пахнет порохом. Щелкнул пальцами и в углу комнаты тотчас появился корявый болотный пень с горящими углями вместо глаз. От него ко мне протянулась нить силы. Вовремя. Дверь кухни распахнулась и на пороге появилась Мира Ромская. Это было эффектно, как если бы богиня войны служила в остроге и вышла на пенсию, то она была бы именно такой. Чалма сдвинулась с головы, открыв остриженный седой висок, халат распахнулся, явив на обозрение футболку с названием Крестовского острога и надписью «охрана». Женщина расставила ноги, чтобы сохранить равновесие, и вскинула револьвер.

– Не двигайся, – процедила она. – Не хочу попортить обивку дивана.

– Сказочная отвага, – восхитился я и в момент, когда прогремел выстрел, передо мной материализовался воин со щитом. Боец вскинул щит и принял на себя пулю и спокойно вытащил из досок кусочек расплющенного металла.

Я взмахнул ладонью и передо мной появилась хрупкая девушка в белом платье с венком из цветов на голове. Она могла бы казаться красивой, если бы не кости, проглядывающие сквозь истлевшую плоть.

– Спой, милая, – приказал я и девушка завизжала, запрокинув лицо к высокому потолку.

Мира выронила револьвер, замычала, повалилась на пол и раскинула руки в стороны. Потом резко прогнулась в спине, заставив позвоночник опасно хрустнуть.

В гостиной лопнуло окно, в стеклах серванта пошли трещины, в прихожей раскололось зеркало. Чашка на столе со звоном раскрошилась и на скатерть вылился невкусный чай.

– Браво, – я несколько раз хлопнул в ладоши, и моя помощница смущенно поклонилась. – Лучшей баньши мне слышать не доводилось. Отправляйся домой.

Призрачная девушка обернулась ко мне, изящно поклонилась и растворилась, возвращаясь на место силы.

Я же подошел к хозяйке квартире и поднял оружие, оценив его вес. Прочитал гравировку на стволе: «От Крестовского Острога Ромской Мире за безупречную работу». И пробормотал:

– Хоть где-то ваши таланты оценили по достоинству.

Прошел в угол, где кучей валялись журналы. Выбрал один из них, довольно потрепанный с датой выпуска двухмесячной давности. На его обложке виднелась надпись «Общение одиноких и нуждающихся». Ниже шла приписка «достойные подданные в поисках спутника и спутницы». Как я и ожидал, в разделе «Господа» нашлись колонки с объявлениями, часть из которых были обведены красным карандашом. В разделе «Дамы» в самом конце был вырван клочок, но в единственной уцелевшей строке угадывалось имя Мира. Наклонившись, я выбрал еще несколько выпусков за четверг и быстро пролистал до дамского раздела. В каждом был вымаран один квадратик с объявлением, оставляя лишь небольшую часть, в которой угадывался текст. Я сложил все, собрав из них первоначальное.

«Явись ко мне мужем, другом, товарищем, не моложе 40 лет, пусть ты бедный, обделенный, оскорбленный несправедливым обвинением, но добрый человек. Осчастливлю, согрею твою жизнь. Готова ждать, слать почтою письма и бандероли. Одинокая, интересная. Жажду идеальной любви. Томлюсь душевным одиночеством. Анонимам не отвечу. Цель – замужество. Тайну переписки гарантирую честным словом». Далее следовало уточнение, что писать стоит на почтовое отделение, с доставкой по адресу.

– Ясно-понятно, – пробормотал я и покосился на охающую женщину, которая пыталась подняться на ноги. Но у нее не получалось и она вновь и вновь падала на пол.

Тотемный пень со странным выражением, походящим на удивление, посмотрел на Миру, а потом перевел свои красные глаза на меня. Будто хотел мне о чем-то сказать. Я потянул на себя нить темной силы, и она звонко отозвалась, словно гитарная струна, которую резко дернули. Немало удивленный, я подошел к Мире и наклонился.

– Госпожа Ромская? – позвал я, наблюдая, как кривится лицо хозяйки квартиры. – Вы ли это?

Женщина до того дергалась, а тут замерла и рывком развернула голову, чтобы встретиться со мной глазами.

– Подите вон из моего дома. Я жандармов позову. Жалобу напишу. Звонить буду…

– Жандармов позову я, – перебил я женщину.

– Жаловаться буду, – как заведенная повторяла Мирская, вращая мутными глазами.

– Вас арестуют. Отвезут в острог и посадят в одну из тех тесных камер, которые вам так знакомы. Если повезёт, займете узкую железную койку. Если нет, то спать будете у стены, прямо на бетонном, покрытом ветошью полу.

– Я почетный работник…

– Вы оболгали порядочного человека. Оклеветали Щукина. Но что куда страшнее, вы пытались стрелять в аристократа, Мира. Хотели убить меня из револьвера.

Женщина прижала пальцы к глазам с такой силой, что суставы побледнели от напряжения. Рот ее раззявился, дыхание вырывалось из легких с хрипом.

– Это не я, – внезапно просипела Мира, стаскивая с себя чалму. – Она все делала. Не я.

Я отшатнулся от женщины и прищурился. Полоса ткани развернулась, явив почти лысый череп с клочками криво подстриженных волос. На коже виднелся рисунок, напоминающий зеркально отображенную руну. В это же мгновение я увидел то, что долго было скрыто от моего взгляда. Передо мной был призрак. Он бился внутри клетки живого тела и тянул ко мне свои тонкие длинные руки.

– Одержимая, – восхитился я. – Большая редкость, скажу я вам, Мира.

Одержимость и правда редко встречалась. У человека одна душа, и призрак может либо аккуратно выдавить ее, заменив собой и взяв тело под свой контроль. Но это было рискованно, потому что хозяин мог запросто умереть, а в покойника вселиться бы уже не вышло. Ещё дух был способен сосуществовать с душой человека в симбиозе. Изредка заменяя ее, и делая из носителя марионетку.

Призрак разевал рот в беззвучном крике, я же внимательно рассматривал женщину. Если дух уничтожил ее душу, изгнание запросто может прикончить Миру. А убивать ее я не хотел.

К моей великой удаче, душа у Ромской все же была. Маленькая, неказистая, но какая уж есть. Я довольно кивнул и поставил тотемы. Вызвал призрака-пирата. Хорошо бы подстраховаться и призвать ещё одного бойца, но рисковать я не хотел. Затем создал "Фонарь Харона", и тонкая ниточка силы потянулась к призраку.

Тот жадно принялся впитывать темную энергию, я же ждал, пока она подействует. Долго ждать не пришлось. Призрак быстро опьянел и потерял чувство самосохранения. Рванулся из тела, я же бросил ещё одну нить, связал его и дёрнул на себя. И дал команду пирату:

– Руби.

Миньон шагнул к призраку, взмахнул саблей и перерубил противника пополам. И тварь истаяла, растворившись в воздухе.

На всякий случай я снова зажёг фонарь Харона, но комната была пуста.

Я довольно вздохнул, отпустил миньона и отменил тотемы. Сел в кресло и принялся ждать, пока лежавшая на полу Ромская придет в себя.

Мира пришла в сознание через несколько минут. Резко жадно вздохнула, словно вынырнула из воды. Села на полу. Растерянно провела ладонью по голове и охнула.

– Какой стыд, – простонала она и схватила было свою старую чалму, а потом резко отбросила ткань прочь. – Я долго не понимала, что со мной что-то не так. Поначалу эта тварь не высовывала свой нос и тихонько спала на самом донышке моей души. Лишь иногда давала о себе знать. И мне стало казаться, что это часть меня самой.

Я протянул женщине стакан воды, и она с благодарностью его приняла. Зубы застучали о край емкости, и часть жидкости пролилась на футболку. Утерев губы рукавом халата, Мира протянула мне ладонь, а потом опомнилась и попыталсь ее отдернуть.

Но я успел схватить ее за запястье и потянул на себе. Потом бережно обхватил за плечо и помог сесть в кресло.

– Спасибо, – робко произнесла Ромская и осмотрелась. – Как же здесь… странно.

– Что именно? – мягко уточнил я.

– Я бы никогда не выбрала такой мебели, – пояснила женщина и вновь пригладила череп. – Это ужасно…

Я подошел к шкафу и распахнул створки. На вешалках висели серые костюмы, напоминающие робы. На полках лежали стопки черных футболок и белья. На самой верхней виднелось что-то красное и я потянул на себя сверток. В нем оказался отрез батиста бирюзового цвета.

– Я помню, как покупала это, – подала голос женщина.

Долго думать я не стал и оторвал полосу шириной около полуметра. Мира забрала ткань и ловко обмотала голову, закрепив края.

– Руки помнят, – произнесла она дрожащим голосом и вдруг прижала ладони к лицу и затряслась.

Мне никогда не удавалось равнодушно относиться к женским слезам. Тем более, таким – тихим, горьким, когда все тело вздрагивает, а душа темнеет от боли.

– Прошу вас, Мира…

– Украл… у меня жизнь. Шанс быть счастливой, – произнесла женщина отрывисто между долгими судорожными вздохами. – И как теперь мне быть? Что делать?

– Жить, – сказал я, садясь на стул напротив.

– Несправедливо, – Ромская покачала головой. Обрывок ткани, который женщина не заправила, качнулся за спиной словно большое крыло бабочки.

– Призрак смог забраться в вас потому, что вы ему позволили. Он не сумел бы сделать это так надолго, если бы вы не подходили друг к другу или у вас не было общей тайны.

Прозвучало немного сурово, но я не хотел лгать.

– То есть?

– Вы знали этого человека, не так ли? – спросил я.

Мира молчала, отвернувшись к окну. Тяжелая полосатая штора выцвела за несколько лет, которые она провела в расправленном состоянии. И хозяйка квартиры рассматривала ее с выражением отвращения.

– Гриня ухаживал со мной, когда мы учились в гимназии. Но встретив мою двоюродную сестру, быстро охладел ко мне и стал увиваться за ней. Они поженились через несколько месяцев, так как сестра потяжелела.

– Сочувствую, – сказал я, но Мира словно не заметила этого.

– Я и виду не подавала, но каждый раз, когда видела их вместе, сердце сжималось. Однако спустя время Гриня избил сестру, и та скинула дитя.

– Это печально.

– Когда Гриня попал в острог, я не стала говорить о том, что знаю его. Хотя мне стоило об этом сообщить начальству.

– И что вы сделали? – я понимал, что все не так просто.

– Отыгралась на нем, как могла. Договорилась с приятелями, чтобы он попадал в карцер чаще, чем заслуживал. И я приходила к камере и смотрела, как он стоял в каменном мешке, и с жадностью смотрел на крохотное окошко, забранное решеткой. Свет из него никогда не падал на бедолагу.

Вскоре до самых глупых дошло, что к этому арестанту не стоит даже подходить. Иначе вся камера могла остаться без ужина. Гриня сидел у стены в одиночестве и не мог даже словом с кем-то перекинуться. Когда начался бунт, он сам вышел из камеры, попросив повесить его, сделав шестым. Был такой метод воспитания…

– Один к пяти, – я кивнул.

– О, – женщина грустно улыбнулась. – Вы знаете историю.

– У меня есть учителя.

– Когда Гриню выводили во двор, он увидел меня и все понял. Осознал, что все это время жил в аду, благодаря мне. И я не могла отвести глаз от него, пока он всходил по ступеням на эшафот. Мы смотрели друг на друга, когда ему одевали петлю на шею. И когда Гриня сорвался вниз…

Женщина замолчала, и лишь громкое дыхание давало знать, что она борется с волнением.

– Я так виновата перед ним.

– Вы не заставляли его избивать беременную супругу, – возразил я.

То, как женщина вздрогнула и опустила плечи, убедило, что я не прав.

– Это я создала, слух, что кузина нагуляла дитя. Я надеялась, что Гриня бросит ее. Не думала, что он напьется и…

– Понятно, – произнес я без осуждения.

– Я виновата, – Ромская выглядела потерянной.

– И вы заплатили цену. Украли его жизнь и шанс быть счастливым, и он ответил вам тем же.

– Значит, мы квиты.

Потрясенная простой истиной женщина поднялась на ноги. Она подошла к окну и резким движением сорвала с карниза штору. В комнату хлынул свет. Я зажмурился и лишь спустя секунду встрепенулся. Мне показалось, что Мира сейчас выпрыгнет в окно, но я вовремя вспомнил, что этаж первый.

– Только он мертв, а я жива, – выдохнула хозяйка квартиры.

– Все так. Но никогда не поздно начать все заново, Мира, – произнес я. – Начать жизнь с чистого листа.

Она громко чихнула, а затем неожиданно рассмеялась:

– Правду говорите. Мне нужно просто открыть все замки. Снять колючую проволоку. Исправить ошибки, которые я совершила. Жизнь только начинается.

Я улыбнулся и кивнул, подтверждая ее слова.