Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 277 (всего у книги 339 страниц)

Глава 6

Хэнтон уехал рано утром, пока я еще спала. Когда проснулась, приняла душ и с чашкой горячего кофе вышла на балкон. Тучи рассеялись, над Данфордом поднимается солнце. В прохладе утра чувствуется сильная влажность.

Нашла визитку Джеферсона. Сняла трубку и набрала его номер.

– Джеферсон у аппарата, – тут же рявкнул юрист.

– Анна Стоун, – с некоторым замешательством говорю я. – Патрик, мои документы по-прежнему у вас?

– Они у Хэнтона.

– Что? Почему?!

– Спросите у него самого, – предложил Джеферсон. После чего бросил чопорное «до свидания», и посыпались короткие гудки.

Во мне бушуют тревога и злость. Набираю номер Хэнтона. Ответила Дэйзи. Девушка перевела звонок на Джона, и я услышала его спокойный ровный голос:

– Доброе утро, Анна.

– На каких условиях ты готов вернуть мне документы? – резко спрашиваю я.

На короткое время образовалась неприятная тишина, и мужчина серьезно заговорил:

– Верну их в любое время, когда не останется причин верить, что ты натворишь глупостей.

Уголки моих губ разочарованно опустились вниз. Очевидно, вчера я была не так убедительна, как хотела в это верить.

– Так нечестно, Джон, – со злостью выдохнула я. – Ты не можешь так поступать. Я приняла решение!

– Плохое решение, – уверенно изрек он.

– Том может согласиться на развод… – опять попыталась я.

– Он не согласится, – в его голосе компромисса нет, и я устало прикрываю рукой глаза. Нет никакого смысла продолжать этот разговор. Это тупик.

– Твое решение окончательно? – без надежды на другой исход спрашиваю я и получаю вполне ожидаемый ответ:

– Да.

И вот эти знакомые чувства. Снова! Безысходность. Зависимость. Бессилие.

– Благодарю за уделенное мне время, мистер Хэнтон, обещаю беспокоить реже.

Черная трубка сразу упала на телефон.

Скрипя зубами, взяла со стола оставленные Джоном деньги и сделала то, чего Хэнтон просил меня не делать. Отправилась в Гринпарк.

Дом на Солнечной улице оставался пуст. Меня не было здесь только день, а кажется, будто прошла уже вечность.

В первый день я радовалась своему решению и своему одиночеству в этом доме. Ходила по дому, слушала радио и даже почитала скучную книгу. Джон не звонил. Том тоже не звонил. Так и прошел день, спокойно и тихо. Второй день ничем не отличался от первого, а на третий я начала скучать…

Четвертый день был самым трудным, от безделья я начала сходить с ума. В том, что мой рассудок временно помутился, сомневаться не приходится, ведь с некоторой степенью удовольствия я смотрю передачу по кройке и шитью.

Еще пара дней, и вернется Том. Что я буду делать, если разговор с ним пойдет не так, как нужно? Вернусь в Данфорд? Время – хороший доктор, ведь такая перспектива больше не злит меня так, как это было сперва.

С одной стороны, мое возвращение в Данфорд будет означать, что я проиграла Джону нашу маленькую войну принципов. А с другой стороны, с той, что абсолютно свободна от разногласий, что разделяют нас с Хэнтоном, я очень хочу воспользоваться возможностью жить в его квартире. Несмотря ни на что.

Самые большие трудности, с которыми приходится сталкиваться в этой ненормальной реальности, упираются в деньги. Мне непривычно быть той, что неспособна обеспечить себя даже малым достатком. При моей прежней жизни у меня всегда были возможности, а теперь они ограничены волей мужчин.

Провести неделю одной в доме достаточно тяжело – это время кажется вечностью. Ведь я так ни разу не ушла дальше калитки дома 68 на Солнечной улице. От скуки даже стало нравиться выходить к качелям, чтобы посмотреть, как по узким тротуарам ходят люди. Никогда бы не подумала, что утренние приветствия с соседкой Ани-Мари могут доставить удовольствие.

– Доброе утро! – приветливо машет она мне рукой. У нее аккуратная прическа с ненавязчивыми завитушками на плечах, яркие алые губы и красивое синее платье. И так каждый день, чтобы пройти сто метров к магазину – единственному на весь городок.

– Доброе утро! – отозвалась я, растянув на лице вполне искреннюю улыбку.

Магия живого общения!

Скоро должен приехать Том. Начинать с ним диалог о разводе в условиях нечищеного дома и при отсутствии адекватной еды было бы неразумно. Поэтому за день до его приезда я взялась за уборку и сделала ее в своем стиле. Без фанатизма.

То же и с едой – в духовке я приготовила индейку в кисло-сладком соусе. Готовила строго по рецепту в книге, никакой самодеятельности, но получилось не так, как на картинке. Немного расстроилась, но больше разозлилась. Бросила книгу в ящик, чтобы глаза мои ее не видели!

Переделывать ничего не стала. Будь что будет.

Я привела в порядок волосы, лицо и одежду. Посмотрела на дом – он чист, а еще в нем вкусно пахнет едой.

Я довольна результатом и даже готова к тому, что мою работу могут все равно оценить как «плохо». К моему удовольствию, Том остался доволен. Он приехал поздно вечером и, рассматривая его немного уставшее, но растянувшееся в улыбке лицо, я подумала: «а не переборщила ли?». Может, было бы лучше оставить дом в том виде, в каком он был, и даже сделать его хуже? Быть может, тогда у Тома было бы больше причин разойтись со мной…

Хожу за Томом, он без устали рассказывает о тех днях, что провел в Конектике. Слушаю его и стараюсь даже вникнуть во все, что он говорит, но мысли мои все равно где-то далеко.

Я в некотором замешательстве. Мне нужно сказать всего несколько слов, но я не представляю, когда это лучше сделать.

Когда наступает тот самый момент, что считается лучшим, чтобы огорошить человека невероятной новостью? Когда человек безмятежно спокоен или занят, когда он сидит или стоит, когда он улыбается или вообще не выражает никаких эмоций? Лучше, чтобы это случилось в гостиной или на кухне?

Когда и где наступает тот самый момент?

– Я хочу развод, – прямо говорю я и внимательно всматриваюсь в лицо Тома. На кухне повисла гнетущая тишина, и в воздухе чувствуется странное напряжение. Том на какое-то время потерял лицо. Затем его брови приподнялись вверх, а губы приоткрылись.

Мужчина откладывает газету в сторону.

– Что это значит? – опешил он. – Анна, ты хорошо себя чувствуешь?

– Я в порядке, – быстро отвечаю я, сильнее сжав пальцами теплую кружку. Том смотрит на меня, а я смотрю на него. – Что ты думаешь об этом?

– Что я думаю? – к потрясению на его лице примешался гнев. – Ты несешь бред!

– Из меня не вышла хорошая жена и…

– Почему ты хочешь развод со мной? – требует Том.

– Я не люблю тебя, – сорвалось с моих губ. Вижу, как медленно-медленно пальцы мужчины сжимаются в кулак. – Прости меня, но это так, – добавила я и вжалась в спинку стула, приложив немало усилий, чтобы не вскочить с места и не спрятаться за первой же дверью, где есть замок.

К моему заметному облегчению, кулак Тома разжался. Мужчина молчит. Взгляд его опущен, а брови остаются поднятыми вверх. Он определенно хочет что-то сказать, но будто не способен подобрать нужных слов.

– Зачем ты ездила в Данфорд? – неожиданно спокойно спрашивает он.

– Я уже говорила тебе…

– Почему ты не ездила, скажем, в Конектик? Мы бы вместе могли возвращаться домой. Но ты этого не делала, почему?

Я не ждала такого вопроса и, признаться честно, он меня несколько озадачил.

– Мне нужно было место, где нет этого дома, где нет твоей матери… – я с осторожностью смотрю на Тома. Господи, я определенно совершаю ошибку, но все равно говорю это. – Где нет тебя.

– Нет меня? – Том смотрит на меня, как на умалишенную.

Мое сердце бьется где-то в горле.

– Прошу тебя, Том, подумай. Если мы будем в этом вопросе заодно, развод пройдет быстро и… нам не придется слишком долго терпеть это унижение.

Взгляд Тома становится ядовитым.

– Неужели ты согласен оставаться со мной после всего, что я сказала? – мой голос становится на тон выше. – О какой совместной жизни может идти речь теперь?

Том не изменился в лице.

– Скажи что-нибудь! – не выдержала я его долгого молчания.

– Я устал, – с подчеркнутым безразличием в голосе сказал он и поднялся из-за стола. – Пойду спать.

Том обошел стол и словно в трансе вышел из кухни. На сегодня вопрос закрыт, но, быть может, утром он сможет посмотреть на ситуацию как-то иначе.

– Все пошло не так, – обреченно выдохнула я. Задумчиво постукиваю пальцами по столу – получается ритм.

Хорошо хоть на причины исчезновения из дома миссис Стоун не возникло много вопросов. На вопрос «где мама?» ответ «вернулась домой» Тома вполне устроил.

Большие надежды возложены на утро. Я проснулась около семи и больше не смогла сомкнуть глаз. Привела себя в порядок, вышла в кухню и налила чашечку горячего кофе, побрела к лучшему месту в этом доме – к качелям на веранде.

В выходной перед понедельником улица совершенно пуста. В окнах домов не горит свет, не видно ответственных хозяек, мужчины не торопятся на стилпоезд. Тихо и спокойно. Так было до тех пор, пока не скрипнули дверные петли.

В домашней одежде неспешно подошел Том и присел рядом.

Мужчина кажется спокойным. Я улыбнулась ему, и он улыбнулся мне в ответ – получилось неловко. Какое-то время молча смотрим прямо перед собой, в пустоту улицы.

– Ты хорошо спала?

– Не очень.

– И я не очень, – признался Том. – Твои слова никак не уходят из головы.

Смотрю искоса и вижу, как мужчина задумчиво хмурится.

– Пытался понять, где тот момент, когда это началось, – добавил он и прямо посмотрел на меня. В этот самый миг сердце мое болезненно сжалось. – Прошлое уже не поправить, но я бы хотел попытаться что-то сделать с настоящим. Я хочу попытаться.

«Но я не хочу», – промелькнула у меня в голосе грустная мысль, но говорю я совсем другое:

– Что ты предлагаешь?

– Предлагаю поехать в Данфорд. К северу от центра есть парк. Пообедаем в лучшем ресторане, закажем там фирменные блюда, прогуляемся по саду. Как когда-то, – берет меня за руку. – У нас новый дом, у тебя и у меня новая жизнь. Слишком много перемен вот так сразу. Нам нужно выдохнуть, Анна. Нам обоим это нужно…

Смотрю в искренние глаза Тома и понимаю, что выхода у меня нет.

– Хорошо. Попробуем.

Я по-разному представляла это утро, но предположить не могла, что оно может стать даже приятным. Я и Том вместе позавтракали и о многом поговорили. Когда часы показали полдесятого, вместе отправились на стилстанцию и взяли два билета в Данфорд.

Дорога в Данфорд оказалась увлекательной. Том может быть обаятельным, когда не говорит о моих недостатках – он интересно рассказывает, и я с удовольствием его слушаю, а когда речь заходит о веселых казусах из личного опыта, искренне смеюсь. Правда, когда он погружается в воспоминания о нас, его фраза «ты помнишь?» меня сильно беспокоит.

Когда Том ненадолго вышел из купе, мысли мои сами ушли к Джону. Мне вдруг вспомнились его глаза, губы и голос. Увы, сколько себя не обманывай, а я очень скучаю по этому обольстительному мерзавцу.

Мы прибыли на вокзал восточного Данфорда. Его брат-близнец находится на западе, а здесь я впервые. Любопытно увидеть те же высокие и толстые стены, но в отделке из зеленого мрамора. Я сравниваю все, что вижу, и на выходе из вокзала с улыбкой поднимаю глаза к купольной крыше высоко над головой, она в точности как у западного брата.

На улице тепло и солнечно.

На привокзальной площади Том выбрал для нас машину такси, черную с оранжевыми шашечками. Он открыл для меня дверь, и, пока я удобно устраивалась в стареньком темном салоне, склонился к водителю и назвал ему адрес. Когда Том сел рядом со мной и захлопнул дверь, выражение его лица мгновенно стало холодным и непроницаемым.

Смотрю на Тома в некотором замешательстве, а он с демонстративным безразличием смотрит прямо перед собой.

Жаль, что его поведение не вызвало во мне сколько-нибудь разумных подозрений раньше. Дверь закрыта, машина тронулась – я в ловушке! У меня дрогнули губы, когда осознала это, но было уже поздно.

Водитель такси остался совершенно равнодушен к моим настойчивым требованиям остановить машину и вскоре, миновав черту города, по неровной дороге мы едем через желтые поля. Здесь нет людей, животных и даже деревьев.

Когда машина остановилась перед высоким серым зданием, Том, не беспокоясь ни о чем, спокойно вышел. Я тоже вышла из машины. На меня подул теплый воздух, а дрожь по телу пронеслась, как будто меня окатили холодной водой. Я смотрю на большое серое здание и не могу вздохнуть. Я вижу вывеску: «Психиатрическая больница Данфорд».

Сквозь сковывающее тело оцепенение делаю шаг назад, смелее получается второй, а на третий уже бегу! Бегу так быстро, как только могу. У меня сердце бьется в груди, в голове, в руках и ногах и даже в пятках!

Когда услышала погоню за спиной, резко свернула в траву полей. В полях, где негде скрыться, сбежать нельзя. Меня нагнали и повалили на землю. Сильный мужчина в белом халате – санитар – грубо схватил меня за руку, поставил на ноги и поволок к страшному месту.

У меня все тело трясется. Санитар упрямо тащит вперед, а я еле-еле перебираю ногами.

Том спокойно стоит у главного входа в больницу. Лицо его по-прежнему не выражает никаких чувств. Он проходит в двери, а меня приходится втаскивать в них.

Холл больницы с его мрачными голубыми стенами, металлическими решетками на окнах и скучной обстановкой выглядит как призрак прошлой эпохи.

Впереди идет холодный и безразличный Том и останавливается перед женщиной в белом медицинском халате. Это брюнетка, на ее губах яркая красная помада. Ненавижу этот цвет!

Губы женщины растягиваются в приветственной улыбке и предназначена она только для Тома. В сочетании с волчьим взглядом приветствие выходит жутковатым.

– Мистер Стоун, я – Ингрид Миллер, старшая медсестра. Следуйте за мной.

Я словно пустое место, не достойное ее внимания. Едва взглянув на меня, женщина развернулась на каблуках и направилась вглубь коридора.

– Что ты делаешь, Том? – требую я. – Почему?!

– Тебе нужна помощь, Анна. Здесь тебе ее окажут.

– Мерзавец!

Тут же раздался резкий голос старшей медсестры:

– У нас есть смирительные рубашки, миссис Стоун. Желаете примерить?

– Иди к черту! – выкрикнула ей в ответ.

Женщина развернулась на каблуках. Ее глаза опасно сверкнули.

– Не стоит, – просит женщину Том. – Она не в себе. Не освоилась…

Ингрид Миллер согласно кивнула, но взгляд ее остался прежним, опасным.

Дальше по коридору показалась развилка. Старшая медсестра и Том свернули налево, в то время как меня потащили вправо, к лифту.

– Том! – кричу я, в моем тоне только просьба. – Том, не поступай так со мной, прошу тебя!

Том не обернулся, и я брыкаюсь в руках санитара.

– Пустите меня, – прошипела я. – Я не останусь здесь!

Оказаться в таком месте в пятидесятых равносильно смерти. Психиатрическая больница этого века – билет в один конец, где жизнь превратится в ад на земле. Людей мучили, пытали, морили голодом, о них забывали. Сюда легко попасть и невозможно выйти даже после смерти. На территории больницы есть кладбище.

Нужно выбраться! Нужно спасать себя и делать это надо уже сейчас, а для этого придется взять себя в руки и успокоиться.

Делаю глубокий вдох и выдох. И так несколько раз, пока паника в разумных пределах не оставила мое сознание.

– Я хотела бы позвонить, – сдержанно прошу я.

– Только с разрешения врача, – был мне прохладный ответ санитара.

– А когда я его увижу?

– Сейчас, – сказал санитар и потянул меня из лифта, через темный коридор к широкой и старенькой двери с позолоченными ручками.

За дверью слышен спокойный хрипловатый голос. Мужчина за дверью с кем-то разговаривает по телефону. Я слышу, как он дважды назвал мое имя. Мне нехорошо.

Когда голос за дверью стих, санитар заглянул в кабинет.

– Стоун, – промычал он и почти сразу втолкнул меня в кабинет главного врача.

Дверь за мной с легким щелчком закрылась.

– Главврач Пол Андерсен, – обыденным рабочим тоном представился немолодой мужчина у широкого рабочего стола. – Проходите, миссис Стоун.

У главврача небольшой овальный кабинет. Большую часть комнаты занимают рабочий стол и шкаф. Мебель здесь дорогая и новая.

Я нерешительно подошла к большому широкому окну – оно выходит во внутренний двор больницы. Там, внизу, люди в серых пижамах с взлохмаченными волосами и отрешенными взглядами шатаются из стороны в сторону, словно зомби. Удручающее зрелище.

Все мое естество противится тому, чтобы быть здесь. В руках опять появилась нервная дрожь, и мне чудом удалось сдержать мгновенный порыв к бегству.

– Присаживайтесь, миссис Стоун.

Я отлепила глаза от окна. Мистер Андерсен терпеливо дал мне время осмотреться, теперь лучше сделать так, как он просит. Молча занимаю кресло по другую сторону его стола. Мистер Андерсен сцепляет пальцы в замок и спрашивает:

– Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

– Вы мне скажите… – спокойно говорю я. – Почему я здесь?

Губы врача растягиваются в сдержанной улыбке.

– Ваш супруг выражает беспокойство касательно состояния вашего душевного здоровья, поэтому вы здесь. Судя по тому, что я от него услышал, его опасения не лишены смысла, – мужчина надевает круглые очки, открывает желтую папку с записями. – Так-с, позитивная, ответственная, не склонная к агрессии, – медленно читает он. – Это ваша характеристика до вступления в брак, а теперь она прямо противоположна: агрессивно-решительная, апатичная, безответственная, – поднимает на меня взгляд. – Что скажете, миссис Стоун?

– Том заблуждается.

– Хотите сказать, вашему супругу показалось?

– Хочу сказать, что наш брак претерпевает не лучшие времена, поэтому Том делает неправильные выводы. Думаю, он преувеличивает… сильно.

– Вот как, – у врача вдумчивый и проницательный взгляд. Мельком посмотрев записи, спрашивает:

– Как часто у вас возникают вспышки агрессии?

– Я не склонна к агрессии.

– Вы выставили за дверь свекровь. Сделали это грубо.

– Я сделала это решительно, но не грубо, – многозначительно заметила я.

Взгляд врача опять ныряет в записи:

– Вы кричали ей, чтобы та убралась из дома.

– Все было не так, – возмутилась я.

– Отрицаете?

– Она злоупотребила гостеприимством, и я потребовала, чтобы миссис Стоун покинула дом. Я не говорила ей убираться из него!

– Вы не оставили ей выбора.

– Это мой дом! Моя… – зло выпалила я и сразу замолкла.

– Ваш дом. Ваши правила… Так-с, – у врача серьезный взгляд. – Старшая медсестра сказала, что вы ругались на нее.

– Нет, – обреченно качаю я головой.

– Она лжет?

– Она вмешалась в наш с Томом разговор. Я ее осадила.

– А мне доложили, что вы спровоцировали конфликт с мужем. Ваш супруг и мисс Миллер пытались вас успокоить. Разве не так было дело?

– Вы выворачиваете наизнанку смысл моих слов, – низким голосом констатирую я.

– Хотите сказать, медперсонал заблуждается? Я тоже заблуждаюсь?

– Вы неверно трактуете события. Это я пытаюсь сказать.

Некоторое время врач внимательно смотрит на меня. Затем перебирает записи в папке и, поправив на глазах очки, читает вслух:

– По-другому смотрит, иначе говорит, изменились осанка и походка, привычки и навыки, – поднимает на меня взгляд. – Тоже преувеличение?

– Безусловно, – мой голос кажется спокойным, но сердце будто провалилось в пятки.

Врач задумчиво хмыкнул.

– Как вас зовут?

Мои брови удивленно изогнулись.

– Анна Стоун, – спокойно говорю я. На этот раз голос едва не дрогнул.

– Хорошо, – подводит руки к подбородку. Оценивает меня.

– Вы будто мне не верите, – говорю я и даже пытаюсь вежливо улыбнуться.

– Я пытаюсь понять вас.

– И как успехи?

Врач издает короткий смешок.

– У меня нет оснований полагать, что мистер Стоун заблуждается в своих наблюдениях, – внимательно смотрит на меня, а затем медленно произносит. – В вас изменились не просто отдельные черты характера, миссис Стоун, в вас изменилась сама личность, и я хотел узнать, есть ли у этой личности имя.

Я опешила. Врач, недолго наблюдая за моей реакцией, склонился к бумагам и лениво поставил размашистую закорючку. Работа выполнена, диагноз поставлен.

– Вот так просто? Вы готовы запереть здесь здорового человека, руководствуясь мнением кого-то со стороны? – обрела я голос, и звучит он достаточно мрачно.

– Любопытно, что вы называете собственного супруга посторонним лицом, – делает новую запись, и вскоре скрежет металлического наконечника по бумаге прекратился. – Хотя, может, он вам не супруг вовсе?

Поджав губы, не могу оторвать прямой взгляд от врача, а тот, уверенно его выдержав, спокойно говорит:

– Вы ни разу не назвали мистера Стоуна мужем.

– Я развожусь с ним… поэтому не намерена так его называть, – тихо поясняю я.

– А может, вы не намерены называть супругом человека, который таковым вам не является?

– Том мой муж, а я его жена. Нет отрицания, мистер Андерсен, – спокойно говорю я. – Вы намереваетесь лечить здорового человека.

Я смотрю на врача, а он смотрит на меня. На его губах растянулась добрая, но недоверчивая улыбка, и в этот самый миг внутри меня что-то поломалось. Это как удар под дых. Голова кругом и кажется, вот-вот сознание оставит меня. Глубоко втягиваю воздух и надломленным голосом спрашиваю:

– Я могу сделать звонок?

Брови врача удивленно приподнялись.

– Кому вы хотите звонить?

– Другу из Данфорда.

– Вы поэтому так часто ездили в Данфорд, к другу?

На какое-то мгновение я растерялась.

– Верно, – уверенно киваю я. – Так я могу позвонить?

– А я смогу при этом разговоре присутствовать?

– Разумеется.

Врач придвинул ко мне телефон.

Снимаю трубку и набираю знакомые цифры. Делаю это медленно, потому что едва контролирую напряжение в собственных пальцах. Мистер Андерсен аккуратно переписывает набранные мною цифры на листок бумаги.

В трубке послышались долгие гудки похожие на вечность.

– Приемная мистера Хэнтона, слушаю вас.

– Анна Стоун. Я могу поговорить с Джоном? – спрашиваю я, сознательно не называя его полное имя.

– Мистер Хэнтон не может сейчас ответить на звонок. Я могу ему что-нибудь передать?

– Да, – резко говорю я. – Психиатрическая больница Данфорд. Я теперь здесь, и мне нужна помощь.

На той стороне провода молчание.

– Ты слышишь меня, Дэйзи? – забеспокоилась я.

– Да… миссис Стоун, – с запинкой говорит она. – Это все?

– Передай это Джону. Хорошо? – в упор смотрю на мистера Андерсена. На губах мужчины легкая улыбка.

– Как только мистер Хэнтон вернется, я сразу ему доложу об этом.

– Спасибо, Дэйзи… – сказала я и нехотя положила черную трубку на место.

Теперь Джон узнает, где я. Дай бог ему будет не все равно и он вытащит меня из этого места.

Глаза врача в задумчивости опущены на лист бумаги. В его записях появились еще две строчки: «Джон» и «Дэйзи».

– Думаю, на этом мы можем закончить, – выдохнул он. Неспешно поднялся с кресла, прошел через кабинет и выглянул за дверь. Почти сразу вошел санитар. – Отведи к мисс Миллер.

Я поднялась и безропотно подошла к мужчинам. Своим поведением даю понять, что готова быть послушной.

Главврач кивнул санитару, и я спокойно иду сама, по правую руку от мужчины в белом халате. На лифте мы спустились шестью этажами ниже в подвальные помещения. Когда лифт остановился, санитар с силой дернул в сторону решетку, и я не сразу решилась выйти из него. Здесь холодно и мрачно. Сыро. На потолке свисает лампа накаливания без плафона.

Меня пробирает озноб то ли от страха, то ли от холода. Здесь как в темнице.

Санитар не намерен ждать, когда я свыкнусь с суровой реальностью и приду в себя. Бесцеремонно хватает меня за руку и тащит прямо по коридору. Над головой мерцает блеклый свет от желтых ламп.

С громким скрипом мужчина открывает тяжелую железную дверь и заводит меня в комнату. Здесь лампы горят ярче.

На стенах и на полу голубой потрескавшийся кафель. Справа из стены торчат ржавые душевые трубы, а на противоположной стороне – битые раковины. В уголке стоит стол из светлой стали, а рядом с ним, на стене, висит длинный красный шланг, похожий на пожарный. Уверена, эта штука способна держать очень высокий напор.

Санитар вышел, а меня оставил здесь. Холодок пробежал по коже, когда взгляд мой уткнулся в Ингрид Миллер. Две кривые на внешность женщины рядом с ней – младшие по рангу медсестры.

– Что вы собираетесь делать? – осторожно спрашиваю я у Ингрид Миллер.

Женщина неприятно улыбнулась мне, натянув на руки тонкие резиновые перчатки.

– Раздевайся, – сказала она. Одна из медсестер подает ей шланг.

– Я могу сама помыться, – тихонько пискнула я.

– Раздевайся или тебе поможет мистер Круз, – тон ее голоса не дает сомневаться в твердости ее намерения.

Мысль, что за дело может взяться верзила-санитар, крепко отрезвила. Больше не медлю и стягиваю с себя платье, чулки, нижнее белье и оставляю все на металлическом столе.

Стыдливо обнимаю себя руками, с ужасом глядя на шланг в руках этой обиженной на всю голову женщины.

– К стене, – командует она, и я безропотно подчиняюсь. Мысленно подготовилась к ледяной воде под сильным напором, но…

Мисс Миллер выжимает носик шланга вбок, и я, глубоко выдохнув, закрываю глаза. Сильный напор ледяной воды резко обрушился на меня, и я не в силах сдержать вопль:

– Хватит!

Напор ледяной воды бьет не мягче хлыста. Прячу руками лицо, падаю на колени, подставив под удар спину. Вода хлещет по голове, шее и спине. Для меня это был шок.

– Хватит! – опять кричу я, вода попадает в глаза и рот.

Пытка длилась недолго.

Напор воды вдруг спал, а затем и вовсе прекратился. Вода тоненькой струйкой падает на мокрый пол под ноги мисс Миллер. В тишине этот звук эхом разносится по стенам мрачной комнаты.

Я дрожу от холода.

– Вставай! – властный голос женщины режет обострившийся слух, и я вскакиваю на ноги.

Мисс Миллер стягивает с рук перчатки и надевает новые. Смотрит на меня и говорит:

– Расставь ноги.

– Что? – у меня округлились глаза. Дыхание по-прежнему тяжелое.

Старшая медсестра дернула головой, и две ее помощницы встали по обе стороны от меня: одна схватила правую руку, другая – левую. Та, что слева, ногой ударила мне по голени, и я расставила ноги. Награждаю ее уничтожающим взглядом, а в ответ получаю наглую ухмылку. Присев на корточки, мисс Миллер рявкнула:

– Шире.

И я подчинилась. Я по-прежнему трясусь от холода, но, почувствовав ее холодные руки, задрожала еще сильнее. Этот кошмар длился не больше минуты.

– Одевайся.

С трясущимися от холода руками, униженная и обнаженная, сгребаю со стола полотенце и стыдливо прикрываюсь им.

На столе больше нет моих вещей, взамен оставлены сорочка и халат.

Приятно облачиться в одежду. Мои руки все еще трясутся, но уже не от холода.

Прижимая к груди кусок жесткой застиранной материи, что зовется полотенцем, молча следую за Ингрид Миллер, за женщиной, которую в мыслях убиваю самым жестоким и изощренным способом, который приходит мне на ум.

– Твоя палата, – старшая медсестра Миллер открывает передо мной дверь. – Тебе не позволяется иметь личных вещей. Ужин в шесть часов, в восемь отбой. Завтрак в восемь, обед в час. Уборная прямо по коридору – четвертая дверь направо. Душ каждые понедельник и четверг. Завтра, когда позовут на завтрак, сперва придешь в процедурный кабинет: прямо по коридору, вторая дверь направо.

Рассеянно киваю, все еще поглощенная фантазией жестокой расправы над Ингрид Миллер. Женщина закрывает за мной дверь, а я остаюсь радоваться своей пока еще персональной палате.

Палата – маленькое вытянутое помещение с одним окошком размером с форточку у самого потолка, а потолки здесь высокие. По обе стороны палаты две кровати со смирительными ремнями. Больше здесь ничего нет.

Присаживаюсь на кровать. Очень хочу выпить чай, горячий и согревающий. Это лучшее лекарство при моральной лихорадке после болезненной и унизительной процедуры.

Но чай мне никто не приготовит и даже самой его приготовить вряд ли когда-нибудь позволят.

Укладываю тяжелую голову себе на руки.

– Том, сукин ты сын! – едва слышно выругалась я. Прокручиваю весь сегодняшний день, начиная от утреннего разговора с ним и заканчивая поездкой в Данфорд, и внутри меня все клокочет от раздражения и ярости. Подлый низкий Том! Джон был прав в отношении него. Он был прав с самого начала. Том Стоун – слабый, самолюбивый, жалкий человек!

– Забери меня, Джон. Ради всего святого, сделай это уже завтра… – по щекам потекли слезы. Закидываю ноги на кровать, обняв себя руками. Плачу.