Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 284 (всего у книги 339 страниц)

Глава 14

Странно возвращаться в это мрачное место. Зловещая вывеска «Психиатрическая больница Данфорд» одним своим смыслом несет жутковатое предостережение.

– Не могу поверить, что делаю это, – мрачно шепчу я и поднимаюсь по широким ступеням больницы. Ноги отчаянно противятся входить в эти двери, мозг как в лихорадке поднимает воспоминания о том, что со мной было за этими стенами. Несмотря ни на что, я все равно делаю это.

Так надо сделать.

Скрипнула дверь, и я вхожу в холл больницы. На пути к регистратуре каждый мой шаг сопровождается громким звуком удара каблука о холодный бетонный пол.

Некогда я вышла из больницы лохматой девчонкой в зеленом платьице. Теперь я здесь в синем элегантном платье, с аккуратно уложенными волосами – все по моде, волосок к волоску. Меня даже можно не узнать вот так сразу, впрочем, чего и добивалась.

– Чем могу помочь? – раздался голос с регистратуры. Полная женщина с безразличным взглядом маленьких глазок уставилась на меня, а я, не скрывая своей неприязни, смотрю на нее.

Ненавижу это лицо, как и большинство лиц в этой больнице.

– Анна Стоун.

Взгляд женщины стал хмурым, оценивающим. Она знает это имя.

– К Еве Нельсон, – с прохладой в голосе добавила я.

Пока женщина неторопливо заполняет бумаги, я надолго уставилась на блестящую зеленую мишуру, намотанную вокруг ее медицинской шапочки – единственный атрибут новогоднего настроения в этом зале.

Выглядит странно.

Такое чувство, что администрация больницы обязала своих сотрудников подготовиться к праздникам, когда начнут приходить родственники пациентов. Эта женщина справилась вот так.

– Направо, – прогремела она, протянув мне пропуск. – Санитар проводит.

Мне предоставили белый халат, после чего проводили в комнату отдыха. Здесь стало уютно: в углу стоит высокая наряженная ель, а на окнах развешена зеленая мишура.

Ни пациентов, ни их родственников. Под ненавязчивым присмотром санитара в комнате только я. Присела на зеленый диван, на котором так любит растянуться Ева, осматриваюсь.

К праздникам эту комнату сделали уютной и комфортной. Глаза видят приятную обстановку, но чувства не обманешь. Тоскливой ностальгии нет. В мыслях одно желание – поскорее уйти.

Я не сразу решилась ехать в больницу после того как Клайд Коллинс сообщил, что Ева Нельсон меня ждет. Я не могла себя заставить приехать сюда.

Думала оставить сообщение Джону, о том, куда направляюсь, но, пришлось оставить эту идею и пойти на риск.

Когда я нанимала Брюса Новака, одним из ключевых эпизодов нашей договоренности явилось условие, что Джеферсон ничего не узнает о Еве Нельсон и о моих делах с ней. Если узнает Джеферсон, узнает Хэнтон, а этому мужчине не понравится то, что я намереваюсь сделать.

Ева вошла в комнату отдыха привычной ленивой походкой. Синий шелковый пеньюар сменился на розовый кружевной, на ногах женщины – тапочки с кокетливым пушком на носике. В руке зажата пачка сигарет.

Ева улыбнулась мне, но улыбка на ее лице медленно стала гаснуть.

– У тебя все хорошо? – Ева тревожно смотрит на меня и присаживается рядом.

– Да, Ева.

У меня хмурый взгляд. На короткое время между нами возникла неловкость.

– Что ж… в целом, отлично выглядишь, – опять улыбается она мне.

– А вот ты не очень, – мрачно призналась я.

Улыбка женщины опять погасла. Она прислонилась к спинке дивана и поспешно закурила сигарету – у нее дрожат руки.

– Что нового? – спрашиваю я.

– У меня новый врач, Клайд Коллинс, – подносит к губам сигарету. Встретив мой, более чем прежде, хмурый взгляд, добавила:

– Заменяет, пока… он в отъезде.

Что значит «заменяет»?

Опять уставилась на женщину, на то, как она выглядит, и заболела голова. Неужели Ева ничего не понимает?

Склоняюсь к ней и низким злым голосом говорю:

– Клайд Коллинс – твой шанс выбраться отсюда, – прямо говорю ей я.

Женщина резко посмотрела на меня. На мгновение мне показалось, что сигарета вот-вот вывалится у нее из рук.

– Я не догадалась… – почти неслышно выдохнула она.

– Условие Коллинса – выписать здорового человека, – еще тише говорю ей я. – Сними с себя дешевый продажный образ и докажи доктору, что за тобой право выйти отсюда. А когда он это сделает, я обеспечу тебя квартирой и личным счетом, чтобы ты могла беспрепятственно покинуть это место.

Женщина нервно тушит сигарету, под силой ее пальцев она переломилась в нескольких местах.

– После познакомлю тебя с твоим юристом. Он поможет получить положенную тебе часть состояния мужа. Ты станешь богатой женщиной, и за эту услугу я потребую плату, – даю ей время осмыслить услышанное и твердо говорю:

– Услуга будет стоить очень дорого. Быть может, превысит половину твоего состояния.

Решительные сапфировые глаза вдруг сверкнули, ее подбородок взметнулся вверх.

– Все, что угодно, – уверенно заявила она.

Я побыла с Евой еще немного, а после мы попрощались одним только взглядом, без всяких слов.

Вернулась в регистратуру. С разрешения угрюмой женщины под звонкий стук собственных каблуков и в сопровождении санитара поднялась к доктору Коллинсу.

– Прошу вас, проходите, – кивнул мне доктор Коллинс и жестом пригласил войти в свой кабинет.

Санитар прикрыл дверь и остался за дверью.

В этом маленьком кабинете ничто не изменилось: стол, стул, шкаф. Разве что рабочий стол нагружен бо́льшим количеством бумаг и книг, чем было прежде.

Доктор предлагает мне садиться, но я отказываюсь.

– Этот стул – болезненное напоминание о том, кем я здесь была, – поясняю я. – Простите мое поведение, доктор Коллинс, но я не хочу даже отдаленно почувствовать себя пациентом снова.

– Хорошо, – с пониманием отозвался он и протянул мне в руки желтые листы. – Вы уже разговаривали с мисс Нельсон?

– Да, она сказала, что вы ее временный врач… – тревожно говорю я, опустив глаза к документам. На желтых листах подтверждение слов Евы.

Я в замешательстве.

– Главный врач и его заместитель отсутствуют до конца февраля. Если до этого времени я сочту Еву Нельсон здоровой, моей подписи будет достаточно, чтобы выписать ее, – спокойно сказал Клайд.

Очень хочу снять с глаз несуществующие очки и с раздражением убираю от лица руку.

– Хотите сказать, у Евы два месяца, чтобы убедить вас… – зло выдохнула я, осеклась и уже тише говорю:

– … в своей адекватности?

– Этого более чем достаточно, – спокойным ровным голосом говорит мне Коллинс.

Мужчина невозмутимо смотрит на меня, а я недоверчиво смотрю на него.

Что мне еще остается?

– Будь по-вашему, – вынужденно соглашаюсь я.

Клайд Коллинс выполнил свою часть договоренности, пусть не так, как хотела я, но он это сделал. Теперь дело за мной. Встреча назначена не в этот день и вне стен психиатрической больницы, в противном случае для меня это было бы уже слишком.

В смешанных чувствах торжества и беспокойства наконец беспрепятственно ухожу.

С одной стороны, сделано главное: Ева – пациентка доктора Коллинса. С другой – меня сильно тревожат заявленные доктором сроки и то, как Ева бездарно потеряла две драгоценные недели, пока наблюдалась у него. Ее внешность и поведение… Боже!

Брюс Новак уже нанят, часть его гонорара – сто тысяч баллионов – выплачена. Если Ева Нельсон не выйдет из психиатрической больницы к февралю, значит ли это, что все мои вложения, риск и труд напрасны?

У ворот Центрального парка жду Клайда Коллинса уже десять минут. В который раз посматриваю на маленький циферблат своих наручных часов и злюсь, оттого что доктор опять опаздывает.

Хочется использовать это обстоятельство как повод, чтобы уйти. Все мое существо к этому порывается, но рассудок мгновенно отрезвляет, ведь пути назад уже нет. Если не сегодня, то в другой день с Клайдом Коллинсом все же придется встретиться, чтобы выполнить свою часть договоренности.

Мистер Коллинс появился на той стороне улицы перед входом в Центральный парк. Еще минута, и он будет здесь.

По мере приближения мужчины яростнее бьет тревогу внутренний голос, отвечающий за инстинкты самосохранения. Я все еще помню три незабываемых дня в больнице, и не дай бог угодить обратно!

– Здравствуйте, Виктория, – тепло приветствует меня Клайд, внимательно всматриваясь в мое лицо.

В миг, когда я услышала собственное имя, я мгновенно перестала чувствовать что-либо. Мои тревоги, страхи – от них вдруг не осталось и следа.

– Здравствуйте… – в замешательстве говорю я.

Идем бок о бок. Тру руки, как если бы они замерзли, хотя я в теплых варежках.

– Волнуетесь? – спрашивает Коллинс.

Искоса смотрю на мужчину и, подумав немного, говорю:

– Мне предстоит исповедь человеку, в чьих полномочиях вернуть меня в больницу, – на ходу рассуждаю я. – Я могу надеяться только на честность вашего слова.

– С вашими покровителями вам не понадобится даже честность моего слова, – спокойно заметил Коллинс.

Весомый аргумент, и все равно спокойно мне не стало. Прежде чем приступить к выполнению своей части договоренности, сперва хочу удовлетворить собственное любопытство и резко спрашиваю:

– Мистер Коллинс, когда я вышла из больницы, кто-нибудь спрашивал обо мне?

– Супруги Лоуренс и Томас Стоун.

– Что им сказали?

– Правду, – взгляд доктора встретился с моим. – Вас выписали. При вас жилье и средства.

– Они могут узнать адрес, тот, где я живу? – с надломленным голосом уточняю я.

– Нет. Во-первых, это незаконно, во-вторых, главврач держит ваши документы у себя в сейфе. Полагаю, это в его интересах.

– Хорошо.

– Если сумма ваших средств на счете по любой причине станет меньше ста тысяч баллионов, за вами придет социальная служба… – вдруг сказал Коллинс, а я резко остановилась и уставилась на него. – Думаю, вам следует об этом знать.

– За мной придет социальная служба и что потом?

– Вас привезут в дом мужа.

– Что? – потрясена я. – То есть независимо от моего желания?

По взгляду мужчины понимаю, что дела обстоят именно так.

Закружилась голова. В мыслях полная неразбериха.

В полдень выходного дня в парке много людей, особенно детей. Двое малышей пронеслись между мной и Коллинсом, а элегантная мать сдержанно потребовала от детей порядка, бегло спросив у нас извинений.

– Что вы хотите знать, мистер Коллинс? – рассеяно спрашиваю я.

Мужчина мельком взглянул на меня.

– Расскажите о себе.

Мой пульс участился, возникла волнительная дрожь.

– Моя история покажется невероятной, – мрачно сказала я. Собираюсь с мыслями и, устремив взгляд куда-то вперед, заговорила:

– Меня зовут Виктория. Мне двадцать семь лет. Отец – строитель, а мама учительница. Я единственный ребенок в семье…

Мы пришли к круглому озеру и поднялись в беседку рядом с ним. Над головой светит солнце, снег больше не идет. В преддверии рождества вокруг слышны только разговоры о праздничных приемах, покупках и подарках.

На вопрос Клайда Коллинса о том, как я стала Анной Стоун, я пожала плечами и спокойно ответила:

– В одно ничем не примечательное утро за чашкой кофе словно по щелчку пальцев неожиданно оказалась там, где меня быть совсем не должно. Это был чужой дом, чужая одежда, чужая жизнь, но мое лицо, – немного подумав, спрашиваю у мужчины:

– Возможно хоть немного поверить в мои слова?

– Я верю в то, что в это верите вы, – не задумываясь, отозвался Коллинс. Ответ получился уклончивым. – Что это за чувство, когда вдруг понимаешь, что новая жизнь тебе не принадлежит?

– Потрясение, конечно. Я не знала, что должна делать… – с осторожностью посмотрела на Коллинса. – Я усомнилась в здоровье собственного рассудка.

– Вы допускаете эту мысль сейчас хоть сколько-нибудь?

– Нет!

– Хорошо, – не настаивает Коллинс. – Насколько хорошо вы помните свою жизнь?

– Детство, школа, университет, работа. Я помню все, – уверенно говорю я.

– Воспоминания не кажутся в любой степени нелогичными, несвязными, нереальными?

С раздражением уставилась на невозмутимое лицо Коллинса.

– У вас есть своя семья, вы замужем? – опустил он предыдущий вопрос.

Чувствую неловкость.

– Нет, – выдохнула я.

Мне двадцать семь и я не замужем. Мама очень беспокоится по этому поводу, отец – не очень. Папе нравится, что я все еще падаю на соседнее кресло рядом с ним и болею за футбольную команду Красных быков.

Вот мама бы обрадовалась Анне Стоун. Послушная и одержимая идеей брака… Впрочем, ввиду того, что случилось с Анной, вряд ли это теперь возможно.

Мы спустились с беседки и вернулись на дорогу.

Мужчина спросил:

– Каково было увидеть не себя в отражении зеркала?

Я ответила не сразу. Мысленно ушла в тот самый день и неторопливо говорю:

– Это было мое лицо, но чужой образ, – объясняю я. – В отражении будто сестра-близнец, вроде бы одинаковые, но разница все же есть. Она, Анна Стоун… блондинка с невозможным макияжем на лице. Я никогда не носила одежду подобную той, что носит она. Когда я посмотрела на себя в зеркало, подумала, что это какая-то шутка.

– Было хоть какое-нибудь понимание о том, чье место ты заняла? – мужчина осекся. – Вы заняли…

– Нет. До тех пор, пока не нашла документы, даже имени ее не знала. Пришлось долго работать над тем, чтобы понять, кто такая Анна Стоун и попытаться хоть сколько-нибудь быть похожей на нее. Но, как сами знаете, у меня плохо получилось, – задумалась и неторопливо заговорила опять: – Я не просила жизнь Анны Стоун. Я не знаю, как так вышло, что я оказалась на ее месте. Я ничего не знаю.

Взгляд мужчины по-прежнему внимателен, но непроницаем. Я даже не догадываюсь, о чем он думает.

Когда мы вернулись к высоченным стальным воротам в Центральный парк, Коллинс заговорил очень серьезно:

– Виктория, возможно, я задам вам сложный вопрос, но прошу постараться дать на него честный ответ. Это важно.

Нерешительно даю положительный кивок.

– Если бы у вас была возможность вернуть Анне Стоун ее жизнь с понятными последствиями для себя самой, вы позволили бы этому случиться?

Когда я разомкнула губы, чтобы дать ответ, осознала, что не уверена в правдивости тех слов, которые собиралась говорить. Истина удивила даже меня саму.

Смотрю на Коллинса и решительно говорю:

– Если Анна найдет способ вернуть себе свою жизнь, я не воспрепятствую ей. Но… – громко выдохнула я, собралась с мыслями и продолжила:

– Но я не могу стоять на месте в ожидании, что Анна Стоун когда-нибудь вернется, а я обрету прежнюю жизнь. Я двигаюсь вперед и в ближайший год рассчитываю изменить все… Как только привычный образ жизни Анны Стоун прекратит свое существование, наступит жизнь, полноценно построенная мной, а это может оказаться счастливая невероятная жизнь! Что ж, отказаться от нее добровольно я буду уже не согласна.

Взгляд у Клайда Коллинса внимательный и тяжелый.

– Разумеется, я не говорю о событиях, которые напрямую не зависят от нас с Анной. Если я исчезну по причинам, от меня не зависящим, что ж, пусть будет так.

– Жизнь Анны Стоун не сможет стать полноценно вашей, – говорит Коллинс. – У Анны Стоун есть семья и близкие. Этого не изменить.

– А я и не говорю о вещах постоянных. Образ жизни – это переменные, полученные в результате осознанного выбора: увлечения, круг общения, цели, задачи.

– Развод с мистером Стоуном станет переломным моментом? – вдруг понял он.

– Именно.

– А если получить развод не удастся, вы думали об этом?

– Все равно. Если процесс закончится ничем, что ж, никто не заставит меня оставаться с Томасом Стоуном под одной крышей. Ни социальная служба, ни Том, ни кто-либо еще. А вот бедная Анна, к сожалению… для ее воспитания и характера мой метод невозможен. Она будет терпеть до конца.

– Подождите, – Коллинс выставил руку вперед, призывая меня остановиться. – В браке Анны Стоун что-то не так?

Я задумалась, не зная толком, что ответить.

– Чем больше я узнаю о ее личной жизни, тем меньше верю в ее счастье, – смотрю в глаза Коллинса. – Анна попала в ловушку, из которой едва ли смогла бы выбраться сама. Сейчас у меня хватает решимости на то, на что у самой Анны никогда не хватило бы духу.

В мыслях вдруг появилась свадебная фотография Анны, где на ее лице улыбка подлинного счастья. Улыбка, которой никогда не было на моем лице, а я была счастливой. Теперь пытаюсь представить, как могла бы выглядеть эта жизнерадостная девушка в минуты, часы и дни отчаяния, пока никто не видит. Боюсь, Анна Стоун чувствовала то, чего никогда не чувствовала я – абсолютная безысходность.

– Намеренно не называете деталей, – констатирует Клайд Коллинс, а я выдаю утвердительный кивок и говорю:

– У вас будет возможность узнать обо всех подробностях на бракоразводном процессе Анны и Тома Стоун.

Мужчина с претензией смотрит на меня.

– У нас был уговор, что я рассказываю вам историю Виктории. Разве мы договаривались об Анне Стоун? – решительно напомнила я.

Клайд Коллинс недоволен. Справедливости ради, от временного перевода Евы Нельсон я тоже не в восторге.

– Знаю, мои рассуждения кажутся несколько эгоистичными, но, мистер Коллинс, одно поймите – я не крала ее жизнь. И раз уж я здесь… чего я точно не стану делать, так это стоять на месте и ждать, что чудо повторится опять. А если это все же когда-нибудь произойдет, что ж, Анна скажет спасибо за решение всех ее проблем.

Джон назначил мне встречу в ресторане «Мистраль».

Я вышла из такси, с любопытством оценив объемную бирюзовую вывеску над входом. Прошла через толстые двери в ресторан и сразу встала перед стойкой администрации.

Холл настолько узкий, что мимо человека за стойкой пройти нельзя, разве что перепрыгнуть через него.

– Как ваше имя, мадам? – очень вежливо спрашивает у меня человек в бирюзовом смокинге.

– Анна Стоун.

Мужчина со смешными черными усиками под носом легонько кивнул служащему в белом смокинге, тот сразу подошел ко мне и услужливо принял верхнюю одежду.

– Следуйте за мной, – сказал он.

Когда передо мной распахнулись двери, перед глазами предстал небольшой, но высокий, в два лестничных пролета, зал с купольной непрозрачной крышей. На потолке, по центру, свисает огромная хрустальная люстра – самая большая, которую я когда-либо видела в своей жизни.

Эта громадина должна быть очень тяжелой, и для меня остается неразрешимой загадкой, как она держится на потолке.

Тороплюсь вверх по лестнице за человеком в белом смокинге.

Стены вокруг бирюзовые, а под ногами белый мрамор.

Шик и изящество, вот что представляет собой привилегированный ресторан «Мистраль». Здесь бывают политики, бизнесмены, банкиры, есть знаменитости. Среди немногочисленных гостей узнаю певицу Бое.

Попасть в ресторан «Мистраль» – все равно что попасть в закрытый клуб. Пропускной карточкой здесь может быть только популярное и влиятельное имя. Что здесь делаю я? Меня пригласил Джон Хэнтон, поэтому ведут меня исключительно к его столику, а присесть за любой другой мне не позволят.

Вдруг настал момент, когда в груди возникло странное волнительное чувство. Оно пришло внезапно, как торнадо ворвалось мне в самое сердце и закралось в мысли.

По ощущениям – будто сама душа узнает среди присутствующих душу, ей родственную. Волнение возросло. Мой взгляд пробежал по разным лицам, но я не вижу никого знакомого мне, кроме увлеченного газетой Джона Хэнтона.

– Миссис Стоун? – вежливо позвал человек в белом смокинге. В тот же самый миг на меня поднял глаза и сам Джон.

– Я иду… – тряхнув головой, рассеянно говорю я.

Человек в белом смокинге проводил меня до столика Хэнтона и теперь ждет заказ. Присев, не стала даже открывать меню, чай и фирменный десерт должны меня вполне устроить.

Быстро сделав запись в блокноте, человек в смокинге ушел.

Опять смотрю на Джона, у него серьезное лицо.

– Зачем ты меня позвал? – наконец спрашиваю я.

Взгляд серых глаз стал строже.

– Для начала, здравствуй, Анна, – сказал он тоном, требующим от меня ответной вежливости.

– Здравствуй, – сразу говорю я.

Хэнтон приподнимает газету вверх. Появился человек в белом смокинге – не тот, что приняла заказ, а другой, – взял из рук Джона ненужную прессу и ушел с ней.

– Стоун пытается найти тебя, – сказал Хэнтон, а я растерялась. С упреком добавил:

– Зачем ты открыла новый счет?

– Чеки, что получила в Юдеско… – с запинкой поясняю я. – Я хотела, чтобы эти деньги оставались только в моем распоряжении, поэтому мне понадобился счет, который не имел бы отношения даже к тебе.

– Что ж, дорогая, усилиями Стоуна этот счет заморожен, – сдвинув брови, проговорил он. А потом его взгляд уткнулся мне в руки. Тоненькая чайная ложка в моих пальцах мгновенно согнулась вдвое. Я не хотела этого, так получилось.

Почти пятьсот тысяч осталось на счету, и доступа у меня к ним нет. Такое чувство, будто на меня рухнул мир.

– Со счетом, что открыл для тебя Джеферсон, пока что все в порядке, – заявил Хэнтон. По выражению его лица вдруг понимаю, что открыть просто счет в банке… было очень большой ошибкой с моей стороны.

Ну почему я решила, что если счет открытый Хэнтоном на мое имя остался нетронутым Стоуном или кем-то еще, таковым останется и тот счет, что открыла я сама. Как наивно!

– Если с этим счетом все в порядке, значит, за мной не придет социальная служба? – надломленным голосом спрашиваю я.

– Нет, – сказал Джон, а я с облегчением выдохнула. – Но Стоун хочет получить контроль над всеми твоими банковскими счетами и уже обратился для этого в судебный комитет. Он намеревается вернуть тебя под свою опеку.

– Вернуть в Гринпарк.

– И раскрыть личность твоего покровителя, – особенно мрачно подытожил Джон. – В понедельник Патрик отправит твои документы на развод в судебный комитет. Оба процесса объединят в одно слушание.

Принесли чай и красный десерт. Я подняла фарфоровую чашку и сделала свой первый глоток.

Необычное эмоциональное послевкусие. Наконец дело с разводом движется и надо бы радоваться, но… ввиду мрачных обстоятельств не могу.

Рассудок как в тумане.

Не говоря ни слова, из внутреннего кармана серого пиджака Джон вынул маленькую черную коробочку. С некоторым удивлением слежу за его неторопливыми действиями. Когда коробочка легла на стол и Хэнтон подушечками пальцев придвинул ее ко мне, я сразу выпрямилась на стуле и уставилась на черный футляр у своих рук.

Мой взгляд метнулся к Джону и почти сразу вернулся к рукам.

С замиранием сердца медленно приподнимаю черную крышку – как ярко сверкают камни! От потрясения у меня приоткрылся рот.

Беру браслет в руки – бриллианты прямоугольной формы тянутся друг за другом сплошной нитью у меня на ладони. Их блеск яркий и чистый.

Это великолепное украшение!

Я словно воспарила в небо. Былое беспокойство ушло вмиг, а взамен возникло счастье.

Резко поднимаю глаза на Джона и вижу на любимом лице довольную улыбку. Этому мужчине определенно нравится то, что он видит.

– Позволь тебе помочь, – Хэнтон принял браслет из моих рук и застегнул его на моем запястье.

– Спасибо, Джон, – наконец изрекла я. Заглядывая в серую сталь его глаз, вижу там тепло.

Мне никто и никогда не дарил ничего подобного.

Рассматривая украшение на своем запястье, я понимаю, что хочу носить его всегда – тонкий, изысканный браслет согревает, прежде всего, не блеском бриллиантов, а теплым чувством понимания, от кого этот подарок.