Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Я закрутил краны, забрался в горячую воду и довольно вздохнул, прикрыв глаза. Думать резко расхотелось. Поэтому я просто лежал, наслаждался одиночеством и в голове у меня было совершенно пусто.

– Господин некромант! – раздался голос из стены. – Можно вас побеспокоить?

– Борис Николаевич, что случилось? – я не смог открыть глаза и махнул рукой, приглашая призрака войти.

– Ничего. Просто я хочу вас попросить. Не говорите Василию о том, что у меня силенок побольше, чем у него.

– Это почему? – от удивления я поднял веки.

Библиотекарь вздохнул и уселся на краешек унитаза. Выглядел он при этом донельзя смущенным.

– Мне кажется, что это станет для Козырева большим ударом. Василий привык быть важным и, кажется, считает, что опекает меня и Ярослава. Если старик узнает правду, то сильно расстроится.

– Мне казалось, что порой Козырев перегибает, – сказал я.

– Бросьте, Павел Филиппович! Я при жизни никогда не имел друзей. Мало кому было дело до заучки, что копается в книгах. А теперь у меня есть компания. Я стал нужным. Мне это нравится. И не хотелось бы менять хоть что-то…

Призрак насторожился и мгновенно истаял. В комнату тотчас заглянул Козырев и прошелся по мне равнодушным взглядом.

– Бориску не видели? – уточнил он и, не дождавшись ответа, исчез.

Я покачал головой и с неохотой выбрался из ванны. С трудом дошел до кровати. И едва моя голова коснулась подушки, как я провалился в глубокий сон.

Проснулся я от звонка будильника. С трудом открыл глаза и несколько мгновений лежал, глядя в потолок. Затем с неохотой нащупал телефон и выключил сигнал. Взглянул на экран, где уже было сообщение от Нечаевой:

«Доброе утро, Павел Филиппович. Очень надеюсь, что вам удалось выспаться и хорошо отдохнуть. Буду ждать вас у здания суда».

Всю сонливость как рукой сняло. Довольно улыбнувшись, я поднялся, привел себя в порядок, быстро оделся и вышел из комнаты.

Яблоковой в гостиной не было. На столе стояла тарелка с успевшими остыть блинчиками и чай. Я торопливо позавтракал и вышел на лестницу, ведущую на первый этаж, в приемную. Откуда и заметил Людмилу Федоровну. Несмотря на жару, она накинула на плечи вязаную шаль. А на голове у нее вместо обычной прически были завиты какие-то странные тугие кудри, которые женщина явно накрутила утром при помощи магии. Лицо Яблоковой украшал яркий макияж. Губы моя соседка зачем-то накрасила морковного цвета помадой, а глаза были подведены зелеными тенями. На столе перед Людмилой Федоровной стояла огромная чашка с чаем и тарелка с несколькими надкусанными пирожками.

Она сидела в кресле секретаря и втолковывала что-то стоявшему в приемной мужчине:

– Говорю же, у Павла Филипповича сегодня важное заседание. После обеда приходите.

– Тогда запишите меня, – робко начал посетитель, и Яблокова горестно вздохнула. Вынула из верхнего ящика стола толстую тетрадь, открыла ее на случайной странице и вынула из подставки ручку. Взглянула на посетителя.

– Фамилия! – строго произнесла она. – Имя! Размер ботинок.

– Сергей Варфоломеев, – растерянно ответил мужчина. – Сорок третий. Стоп! Зачем это вам?

Яблокова записала что-то в тетради. Затем отложила ручку и строго взглянула на пришедшего:

– Ну вот. После обеда приходите.

Она даже попыталась улыбнуться, но вышло у нее очень уж неестественно. Варфоломеев покачал головой и направился к выходу.

– Жестко, – оценил я, спускаясь в приемную.

Людмила Федоровна театрально вздохнула:

– Этот Варфоломей…

– Варфоломеев, – поправил я соседку.

– Варфоломеев, – повторила Яблокова. – Так вот: он прибыл с пустяковым делом. И я сама могла бы его проконсультировать. Но этот человек отказался и потребовал встречи с вами.

– А что за дело? – уточнил я, направляясь к выходу.

– Да раздел имущества и продажа совместного жилья, – отмахнулась женщина. – Он хочет свою долю продать, а бывшая супруга ни в какую не желает ее покупать. Ну, сами понимаете. Плохо они развелись.

– И что же вы посоветовали? – полюбопытствовал я.

– Да найти цыган или каторжан бывших, и уступить им долю, – ответила женщина. – Но вместо того, чтобы сказать «спасибо» за бесплатную консультацию, он начал еще сильнее настаивать на встрече с вами.

Качая головой, я осторожно произнес:

– Людмила Федоровна, вы провели много времени в стазисе. За эти годы право несколько поменялось. И поэтому прошу вас: не давайте больше никому бесплатных консультаций. Просто записывайте людей на прием после обеда. Хорошо?

Яблокова тяжело вздохнула.

– Я всеми силами… – начала она, но в это время входная дверь открылась. На пороге стоял растерянный мужчина в дорогом костюме.

– Занято! – тут же заявила ему Людмила Федоровна. – Покиньте приемную. Я вас вызову.

Мужчина не стал спорить. Лишь ойкнул и исчез за дверью. А Яблокова продолжила как ни в чем не бывало:

– Шастают тут, с мысли сбивают. Так вот: я всеми силами хочу помочь тебе и сделать твой приемный день хоть чуточку легче. И чем ты платишь мне? Черной неблагодарностью…

Она тяжко вздохнула и продолжила:

– Ладно, не буду я твоих клиентов консультировать. Езжай уже.

– Спасибо, – поблагодарил я и направился к выходу.

– Павел Филиппович!

У двери я остановился, обернулся.

– Ни пуха, – произнесла женщина.

– К демонам, – ответил я и покинул приемную.

Глава 14. Заседание

Машина была уже подана к крыльцу. А у капота с настороженным видом стоял Гришаня. Заметив меня, он натянуто улыбнулся в знак приветствия и открыл заднюю дверь, предлагая мне занять место в салоне.

– Доброе утро, мастер, – произнес он, изобразив вежливый полупоклон.

– Доброе, – ответил я, абсолютно не удивляясь тому, что водитель был уже осведомлен об утренней поездке.

Он сел за руль, обернулся и деловито уточнил:

– Ничего, если вас к зданию суда человек из «Сынов» доставит? Это не станет проблемой?

– Ну, на машине нет номеров семьи, – ответил я, пожимая плечами.

– И то верно, – согласился парень и завел двигатель. И машина тронулась.

– Как настроение, мастер? – Гришаня начал разговор беспечным тоном.

Но я теперь уже совсем иначе смотрел на него. Отчего-то вспомнился деревенский одичавший пес, который жил в деревне у нашего поместья. Мальчишки говорили, что однажды он просто вышел из леса и без опаски направился к домам. Видимо, пес знал людей и совершенно не боялся их. Точнее, на удивление точно определял, кто из человеческого населения не представляет опасности. В число безобидных вошли ребятишки и некоторые женщины, из тех жалели животину, подкармливая ее объедками. А вот хмурых мужиков пес обходил по дуге, стараясь при первом же проявлении внимания рвануть прочь.

В один из дней довольно молодой парень решил показать удаль в компании и надумал пнуть старого пса. Тот увернулся от ноги и рванул прочь под хохот глупого человека. А ночью вернулся, отыскал избу шутника и передушил птицу в курятнике.

Поначалу все решили, что это лисица забралась в деревню. Но на следующую ночь история повторилась. В этот раз пострадали козлята. Потом и телят кто-то покусал за ноги. Тут-то парень смекнул, что дело нечисто. Он взял ружье и решил выследить злодея. Устроился в амбаре, из которого была видна приоткрытая калитка на скотный двор, и стал ждать. Однако задремал и проснулся оттого, что его ружье выскользнуло из рук. Очнулся и понял, что оружие кто-то унес. Признаваться в том, что сам так опрофанился, парень постыдился. Но когда наутро вышел на крыльцо, то обнаружил на пороге пропажу со следами зубов на деревянном прикладе.

Через час парень вышел со двора со свежими тушками куриц, которые уцелели после расправы ночного гостя, и пошел в лес. Одну из птиц он положил на старый алтарь, а вторую оставил у кромки леса. Потом громко попросил прощения у обиженного им пса.

Мальчишки говорили, что им это показалось глупым, о чем они и сообщили своим родителям. А те отвесили каждому оплеуху и строго-настрого приказали не чесать языки о том, в чем не разбираются.

Тот пес больше не хулиганил, но не пропал и не ушел из деревни. Именно его детвора при моем появлении в поместье несколько раз демонстративно тащила топить. Тот не сопротивлялся, понимая, что с ним играют. А я выкупал несчастного, не зная, что псу на самом деле ничего не грозило. Получив от меня порцию котлет, тот уходил к кромке леса, откуда мог наблюдать за деревней.

И вот сейчас я отчего-то вспомнил эту историю, глядя на Гришаню. Парень ждал моего ответа, сощурив глаза.

– В суде мне нужно будет выступить экспертом, – проговорил я. – Так что волноваться мне не о чем.

– Главное, чтобы призрака доставили на заседание, – добавил за меня водитель, удивив своей осведомленностью.

– Вряд ли Свиридов решит препятствовать следствию, – возразил я. – Он уже пошел на сделку и не станет усугублять свое положение.

– Судья может и не решиться на такое, – заметил Гришаня. – А монархисты, которых он сдал…

Он не договорил, но я понял, что парень имеет в виду.

– Лидеры монархистов уже за решеткой, – возразил я. – А остальные не станут усложнять себе жизнь. Проще устроить своих за решеткой, чем загреметь в острог всем составом.

Гришаня зло усмехнулся:

– За решеткой им устроиться уже не выйдет, Павел Филиппович. Баланс сил строится, когда у тебя есть кто-то на воле. Те, кто сможет отомстить. А без лидеров черносотенцам на улицах край. Они развалятся на несколько мелких банд и будут грызть друг друга в попытках поделить остатки наследства. А уж в остроге монархистов быстро не станет.

– Не мне влезать в ваш привычный уклад с советами, но поножовщина в закрытом пространстве породит множество призраков, которые в конечном счете могут портить жизнь всем. И «Сынам», и надзирателям, которым придется вызывать для зачистки отдел шаманов, – начал я. – А если призраки пожрут живых, а также друг друга, и станут еще сильнее, шаманы могут с ними и не справиться. Некоторое время назад в остроге было неспокойно, и мне с трудом удалось там всех утихомирить.

Водитель нахмурился. Несколько мгновений он молчал, а затем задумчиво протянул:

– И то правда. Вот умеете вы убеждать! Неспроста едите свой хлеб. Я передам ваши слова Плуту, мастер-некромант.

– На то я и адвокат, чтобы уметь отстаивать свою позицию, – философски изрек я.

– А долго на адвоката учиться? – живо уточнил водитель. – Может мне тоже пойти? Умение-то хорошее.

– Три года лицея, потом еще столько же в институте, – честно ответил я и заметил в отражении зеркала заднего вида, как посмурнело лицо Гришани. – А, еще совсем забыл: после лицея тебя будет ждать год обязательной практики. Причем, скорее всего, тебя определят в жандармерию.

– Хотя, с другой стороны, не особо-то и хотелось, – буркнул водитель и свернул к зданию суда.

Территория была оцеплена кольцом из жандармов, не подпускающих к строению репортеров, которых уже собралось великое множество. Жандармерии удалось скрывать следствие против судьи ровно до той поры, пока Свиридову не было предъявлено обвинение. А дальше информация стремительно распространилась между репортерами. Причем я прекрасно понимал: этот маневр, скорее всего, запустил сам Анатолий Викторович. Если прокурор потребует наказание, отличное от того, что ожидал судья, завтра на первых полосах всех газет будет одна новость. Про судебный произвол и попытки снять с должности невиновного. А через пару дней начнутся демонстрации и пикеты, чтобы создать общественный резонанс. Причем начнутся они в районах, где про Свиридова даже не слышали.

Гришаня остановил машину на парковке и обернулся ко мне:

– Прибыли, мастер Чехов. Оживленно здесь сегодня.

Я кивнул в ответ:

– Подожди меня в машине.

– А я уж думал, что вы передумали, чтобы вас возил такой, как я, – внезапно оскалился парень, блеснув золотом.

– Какой? – невинно осведомился я.

– Ну, считай, что и не человек вовсе, – растерянно уточнил Гришаня.

– Человеком нас делает то, что находится здесь, – я положил ладонь на область сердца. – Поверь, я повидал множество людей, которых не назвал бы человеками. И встречал нелюдей, которые лучше многих моих знакомых.

– Вы про этого здоровяка, который Питерский? – негромко поинтересовался водитель. И тут же пояснил: – От него зверем несет за версту. Я такое чую.

– Он – прирожденный шаман, – серьезно заявил я. – И способен делать то, о чем его сотрудники даже не мечтают.

Гришаня напрягся, но я проникновенно продолжил:

– Фома Ведович сказал, что ты неплохой человек. Что на многое способен. А я доверяю его чутью.

– Может, он ошибся? – хмуро бросил парень.

– Значит, так тому и быть, – не стал спорить я. – Решать тебе.

– Вы правда так считаете? – уточнил Гриша, потирая предплечье с татуировкой, выглянувшей из-под закатанного рукава. – Верите, что я могу что-то решать?

– Только смерть нельзя исправить. Все остальное в силах живых, – ответил я и распахнул дверь.

С этими словами я покинул авто и направился к оцеплению. Жандармы быстро оттеснили репортеров.

– Прошу, Павел Филиппович, – произнес один из правоохранителей, проводив меня к воротам. – А ну, разойдись!

Последняя фраза относилась к журналистам, которые все же, хотя и с явной неохотой, создали для нас коридор. Со всех сторон щелкали фотоаппараты, а толпа гомонила, пытаясь задавать мне вопросы. Но из-за общего шума я не мог разобрать, что от меня хотят. А подходить ближе репортеры опасались. Жандармы могли призвать тотемы и активировать миньонов, которые не будут стесняться в способах разгона особо наглых репортеров.

Я миновал оцепление, передо мной любезно распахнули двери, и я прошел на территорию, которую словно разделила пополам незримая стена. Справа стояла машина жандармерии, на которой, очевидно, доставляли призрака. У транспорта тянулось оцепление из специального отряда Питерского. А рядом дежурило несколько человек в форме нового отделения, которые по-видимому не должны были допустить проникновения на территорию призраков. С правой же стороны стоял судья, в окружении нескольких мужчин в строгих костюмах. Скорее всего, это были защитники, невесть зачем нанятые Свиридовым в таком количестве. Заметив меня, мужчина скривился и нехотя обозначил кивок. Я небрежно ему ответил таким же движением и отвернулся. Центром же всей композиции была Арина Родионовна, которая уже ждала меня на крыльце. Она облачилась в строгое синее платье и пиджак с серебряной окантовкой. Мне подумалось, что девушка неспроста выбрала цвета моей семьи. Или же она понимала, что этот оттенок ей к лицу.

Нечаева сосредоточенно рассматривала окрестности, но, заметив меня, тут же прервала свое занятие, улыбнулась и помахала рукой. Я немедленно направился к ней.

– Доброе утро, Павел Филиппович, – произнесла девушка, едва я поднялся по ступеням.

– Доброе, – ответил я и открыл дверь, впуская спутницу в здание.

И проследовал за ней.

* * *

Свиридова доставили в зал заседания под конвоем из трех жандармов. Но руки судьи не были скованы наручниками. Князь выглядел достаточно свежим в своем темно-красном пиджаке и белоснежной рубашке. На его пальце блестело фамильное кольцо с гербом. Мужчина прошел к обвинительной скамье, а меня же выпроводили в коридор, и процесс начался.

Я сидел на лавке рядом с Нечаевой. На душе у меня было неспокойно.

– Все хорошо? – мягко спросила Арина Родионовна.

– Думаю, да, – кивнул я. – Просто хочется быстрее разобраться с делом.

– Надеюсь, что Елена Анатольевна не пострадает от этого процесса, – вздохнула девушка. Было похоже, что она искренне переживает за Свиридову. – Никому не пожелаю подобных испытаний! Мой папенька никогда бы не поступил со мной так. Представляю, как княжне дурно от всего происходящего!

Наш разговор никто не мог услышать, потому что в коридоре больше никого не было, кроме охраны, стоящей поодаль.

– Остается надеяться, что она сумеет оправиться от такого удара, – продолжила девушка. – Мне кажется, именно из-за этого предательства наша Яблокова так прониклась к Елене Анатольевне.

– Насколько я помню, Людмила Федоровна говорила, что сама росла без отца, – нахмурился я.

– Ее тоже предал мужчина, – пояснила Арина Родионовна и по-хозяйски поправила в нагрудном кармане моего пиджака уголок платка. – Наша женщина только кажется суровой и сильной. А на самом деле она очень ранимая. Я заметила, как она ухаживает за розами, что растут у дома.

– Как-то она мне призналась, что эти кусты выросли из тех цветов, которые ей подарил поклонник, – рассеянно произнес я.

– Не поклонник, а дорогой ее сердцу мужчина, – поправила меня девушка.

– Может и так, – не стал спорить я. – Вероятно, я просто запамятовал. И вы думаете, что это причина, по которой Яблокова решила сменить гнев на милость в отношении Елены?

– Во всяком случае, она достаточно веская, – Нечаева вздохнула. – Поверьте, оскорбленная женщина способна пожалеть подругу по несчастью.

Я внимательно посмотрел на девушку и спросил со странным трепетом:

– Вы тоже испытали подобное?

– Может быть. Я не помню ничего похожего, – Арина Родионовна повела плечами. – Хотя мне кажется, что если бы меня предали, то все закончилось бы все очень скверно…

Она запнулась и подняла на меня потемневшие глаза.

– Не вздумайте меня предавать, Павел Филиппович.

– Не стану, – я взял ее ладонь в свою, желая дать понять, что даже мысли не допускаю о том, чтобы причинить ей вред.

– Ужасно страшно представить, что я могу сделать, если мне будет по-настоящему больно, – прошептала моя невеста.

– Мы не станем это проверять, – пообещал я.

– Договорились.

Девушка встала и направилась в зал. Я же остался дожидаться, пока меня вызовут.

Дверь зала открылась спустя час. И дружинный жандарм вызвал сперва правоохранителей, которые стерегли шар, а через несколько минут и меня. Я встал с лавки, одернул полы пиджака и шагнул к двери.

Шар, в котором хранился Андросов, уже стоял на трибуне. Я прошел к ней, ответил на стандартные вопросы, которые задала мне судья, а затем вызвал тотемы. Предсказуемо первым появился Буся и важно прошелся у трибуны, чтобы усесться перед столом секретаря.

Я же освободил Андросова из плена. И призрак тут же принялся метаться по залу с обезумевшим лицом. Я нахмурился, глядя, как дух беснуется. Этого в моем плане явно не было. Поди знай, из чего создана тюрьма Мары? И остался ли единственный свидетель в своем уме? Все присутствующие вздрагивали, когда Андросов касался их. Помещение наполнилось холодом.

– Итак, Павел Филиппович, можете ли вы явить нам призрака? – уточнила судья, внимательно глядя на меня.

– Сейчас, – ответил я.

– Что-то не так? – моментально влез в разговор один из адвокатов.

– Нет, все хорошо. Просто призрак слегка ослаб за время нахождения в хранилище. А я пока дам рекомендации, как общаться с призраками. Неупокоенные слушаются только некроманта, поэтому мне нужно будет указать на того, кто будет вести допрос. Иначе призрак может попросту его игнорировать. Итак…

Я взглянул на участников процесса, ожидая ответа.

Судья и обвинитель по очереди представились. Затем пришел черед адвокатов, и я кивнул. Покосился на Андросова, который тем временем замедлился и вовсе остановился, внимательно глядя на меня. А затем произнес:

– Ты спас меня, некромант. Умоляю тебя, не отправляй меня обратно в эту тюрьму!

Я кивнул в ответ, и убедившись, что призрак может общаться, осторожно принялся наполнять его силой, проявив в материальном мире. Сидевшие в зале ахнули, а судья, как мне показалось, слегка отстранилась, вжавшись в кресло.

– Ваш свидетель не представляет опасности для окружающих, Павел Филиппович? – уточнила она.

– Не представляет, – успокоил я женщину и перевел взгляд на призрака. – Отвечай на вопросы.

Я перечислил имена и фамилии участников, и призрак послушно ответил:

– Слушаюсь, мастер-некромант.

Я отошел чуть в сторону, поддерживая нити силы. Андросов принялся отвечать на вопросы, которые ему поочередно задавали обвинитель и судья. Адвокаты в этот допрос не вмешивались, лишь едва слышно переговариваясь о чем-то друг с другом.

Допрос продлился почти два часа. За это время Андросов признал, что его тело поднял для допроса некромант Павел Чехов. Допрос был зафиксирован на видео, и нарушений процесса не было. Затем он принялся отвечать на вопросы обвинителя, честно и очень подробно рассказывая эпизоды, в которых был замешан судья и монархисты. Секретарь заседания едва успевала записывать показания в протокол, быстро щелкая по клавиатуре. Буся зачарованно наблюдал за движениями ее пальцев, и каждый листок на его корнях дрожал в такт звукам.

Наконец, допрос закончился, и я с облегчением убрал тотемы. Призрак исчез. Оставалось последнее слово подсудимого, и вынесение приговора.

– Свиридов Анатолий Викторович, встаньте, – попросила судья, и князь послушно поднялся с лавки. – Суд предоставляет вам последнее слово.

– Я признаю себя виновным, ваша честь, раскаиваюсь и прошу о снисхождении, – ответил тот.

Нужных эмоций в его голосе я не услышал. Но судья стукнула по столу молотком, и секретарь объявил:

– Суд удаляется в совещательную комнату.

Все послушно поднялись со своих мест, провожая строгую судью, уходящую для принятия решения.