Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 202 (всего у книги 339 страниц)

Глава 9 Правила перерождения

Призраки зависли в нескольких шагах, рассматривая нас с мрачным любопытством. Неупокоенные не сразу осознали, кто перед ними. Но ощущали нашу силу, и только это останавливало их от злых шуток.

– Ловидух сюда совсем не приходил, что ли? – послышался рядом удивленный голос Фомы.

– Похоже на то, – ответил я. – Видимо, всплеск моей силы отпугнул его.

Призраков было очень много. И все они были свежими, обратившимися во время бунта. Большинство из них оказались в изорванной одежде, залитой красным, всклокоченные, растрепанные. Глаза их горели недобрым огнем. Я щелчком поставил тотемы и призвал всех своих миньонов. И только после этого шагнул вперед:

– Здравствуйте, мастера! Меня зовут Павел Филиппович Чехов, и я некромант.

– Мы помним, – послышались полные злости голоса. Один из призраков бросился ко мне, но топор Минина тут же завизжал и одним ударом разрубил призрака пополам.

– Не нужно так делать, – пояснил я. – Я вам не враг, и даже наоборот – пришел, чтобы помочь.

В толпе снова послышались возмущенные шепотки. Но я спокойно продолжил:

– Например, перевести желающих на ту сторону, если в этом мире вас больше ничто не держит.

– А что ты хочешь взамен, некромант? – уточнил один из призраков.

– Чтобы вы все рассказали, – просто ответил я.

– Предлагаешь нам стучать? – усмехнулся бывший заключенный, мужчина лет сорока с татуировками «Черной Сотни».

– Это уже не ваша организация, – поправил я монархиста. – Теперь вы в том состоянии, которое стоит выше мирского. Вы свободны от прежних обязательств и клятв.

Я старался говорить убедительно, прекрасно понимая, что привязанность к банде может быть очень сильной. И сейчас я пытался разрушить эту связь. Иначе призраки просто ничего не расскажут.

– Ты хочешь заставить нас предать организацию, – начал было призрак, но я его перебил.

– Ты расскажешь мне все, что я потребую! – повысив голос, произнес я и раскинул в стороны руки.

С кончиков пальцев потекла сила и туманом обернулась вокруг меня. Марево было ледяным и колючим. Призраки попятились. И я заметил, как их бесноватая смелость быстро испарилась. А во взглядах неупокоенных появилось что-то похожее на уважение. Видимо, наконец они признали силу некроманта, который легко может развоплотить их, поодиночке или всех скопом.

– Я пришел сюда не для того, чтобы кому-то вредить, – продолжил я замогильным голосом. – И не стану уничтожать вас, если вы не будете меня провоцировать. Я не виноват в вашей погибели. Некоторые из вас напали на меня и получили за это по заслугам.

– Если бы не ты, некромант, то мы бы остались живы, – подал голос мужчина в форме офицера.

– Вы исполняли свой долг и пали от рук заключенных, – возразил я. – То есть, все здесь сами выбрали свою судьбу! Но вам пора понять, что сетовать на судьбу глупо. Вам не изменить того, что уже случилось. Прошлого не вернуть. Ваша жизнь в этом мире завершена. Смерть дает вам возможность пойти дальше и обрести новую жизнь в иной действительности.

Призраки принялись переглядываться, молчаливо ища друг у друга поддержки.

– Мы остались здесь не просто так, – осторожно начал говорить здоровяк в серой робе. – Некоторые пробовали молиться, но никто из них не ушел в иной мир. Выходит, что мы останемся здесь навсегда? Многие из нас испытывают голод, который ничем не унять. Нутро горит так люто, мастер-некромант, что выть хочется!

– Все это можно исправить, – пообещал я. – Для любого, кто решит уйти, я открою врата.

– И там будет новая жизнь?! – выкрикнул кто-то из толпы. – Счастливая?!

– Счастья обещать вам никто не сможет, – я покачал головой. – Но у каждого будет шанс начать все заново. Будет возможность совершать новые ошибки и не повторять прошлых.

– А помнить об этой жизни мы будем? – с любопытством спросил парень со шрамом на пол-лица.

– Никто не может помнить о прожитом, – подал голос Фома. – Но каждый порой видит знаки. Иногда в груди что-то встрепыхнется, и сердце забьется чаще. Каждый знает это странное ощущение, когда тоскуешь о том, чего никогда не было. Когда душа мается без повода. Разве нет?

Призраки закивали, кое-кто понурился, рассматривая носки своих истертых ботинок.

– Иногда нам приходят сны, в которых мы видим былое или то, что могло бы с нами быть… Это и есть отголоски других наших жизней? Тех, которые были прежде?

– Раньше тоже была жизнь? – удивленно спросил офицер.

– Как же не быть? – хитро сощурился Питерский. – Каждому дается много возможностей и шансов. Только большинство живут как попало, повторяя все те же ошибки, что и раньше. Все им кажется, что это черновик, что настоящая жизнь будет когда-то потом. А надобно каждую жить взаправду!

– Легко говорить, когда родился в золотой колыбели, – проворчал кто-то. – А ты попробуй родись в работном доме.

Фома шагнул вперед и вперился тяжелым взглядом в толпу.

– Посмотрите на меня. Я родился в обычном срубе. И рос без мамки и бати. Знаю, что такое – житие тяжкое, когда досыта не ешь, не одет и не обут. Когда крыша над головой – небо, а вместо постели стылая земля. Никто не смеет говорить, что мне в жизни не досталось испытаний. Однако я не пошел по беззаконному пути. И не стал лиходеем. Никого не губил, не грабил и слабых не обижал. Каждый сам выбирает свой путь. И тут среди вас каждый сам выбрал. Вы можете говорить, что вас на путь бандитский привели обстоятельства. Что по-другому жить не выходило. Да только себя не обманешь! Каждый из вас пред самим собой врать не может. Выбор был у каждого из вас. В тот момент, когда впервые вышли вы на кривую дорожку – сам Искупитель положил вам на плечо свою ладонь. Но вы того не заметили, отмахнулись от нее и пошли дорогой, которую для себя приметили. Каждая загубленная вами душа навсегда останется на вашей совести пятном. Каждая чужая слеза, которая пролилась по вашей вине – отольется вам.

– И зачем тогда уходить отседава? – хмуро осведомился крупный мужчина с раной подо рваной рубахой.

– Потому что сейчас вы уйдете сами, пока еще понимаете кто вы такие, – ответил я. – Сегодня вы все еще люди, хоть и мертвые. Пусть у вас нет тел, но души еще не растеряли человечности. Но призраки, которые не уходят слишком долго, постепенно забывают о своей жизни. Они ничего не испытывают, ни к чему не стремятся, кроме одного – они пытаются утолить голод, который с каждым днем будет становиться все сильнее.

– Чем его можно утолить?! – рявкнул здоровяк в робе.

– Сначала вы будете пытаться ухватить кого-то из живых. Но у вас ничего не получится – для этого вы слишком слабы. Вас сейчас много и именно потому у вас получается воздействовать на живых. Но когда вас станет меньше, то самые сильные вдруг осознают, что для существования следует пожирать своих товарищей.

Призраки содрогнулись и принялись озираться, словно ожидали, что соседи начнут на них кидаться.

– Вы забудете о дружбе и товариществе. О том, что у вас были принципы и вера во что-то хорошее… Вы станете голодными, ненавидящими все живое сгустками энергии. И тогда вас придется уничтожить словно бешеных псов. Это сделают жрецы, шаманы или я, ваш покорный слуга. Но в любом случае, у тех, кого уничтожат, не будет будущего. Ничего за гранью их ждать не будет, только тьма и забвение.

– Я правильно понял, что в следующей жизни, мне придется отвечать за все грехи, которые натворить успел здесь? – вперед вышел худощавый мужичок, перед которым уважительно расступились другие мертвые осужденные. – Ежели так, то мне незачем идти туда. Потому как у меня руки по самую шею красные, господин хороший. Мне проще…

Он бросился вперед и замер, остановленный рукой Фомы. Тот ухватил призрака за горло огромной нечеловеческой лапой и сжал ее. Призрак выпучил глаза и принялся царапать мохнатую руку удлинившимися когтями.

– Сколько же в тебе грязи… – просипел Питерский и, приподняв духа над землей, зарычал.

Пространство содрогнулось. Мир словно замер, когда дух забился в сильной хватке шамана.

– Ты не достоин шанса на новую жизнь, – произнес Фома со странной торжественностью, и дух в его руке принялся светлеть, пока не стал практически прозрачным. После чего он вспыхнул и осыпался искрами на землю.

Фома отряхнул руку с видимым отвращением, а потом фыркнул, словно в нос ему попала соринка.

– Никто не пройдет во врата, если сам не захочет. Мы никого не заставляем. Но обещаю, что сам каждого оставшегося я изничтожу, – мрачно сообщил он.

– А сдюжишь? – испуганно уточнил кто-то.

– Он не один, – проговорил я, и тьма вокруг меня стала почти осязаемой. – Здесь не останется проклятых душ. Мы зачистим этот двор от призраков, чтобы живые могли служить закону и охранять порядок.

– То есть выбора у нас нет? – нахмурился здоровяк в робе.

– Почему же нет? – сурово ответил Питерский. – Подходи и попробуй бороться!

– Нет, господин хороший, дураков нет, – тотчас покачал головой черносотенец. – Ежели ты так легко самого Дикого угомонил, то других и вовсе одним пальцем испепелишь. К тому же я все же рискну и перейду на ту сторону. Как знать, может и получится стать кем-то, счастливее меня нынешнего.

– Однажды у каждого получится, – кивнул Питерский.

– Если врешь, то пусть это будет на твоей совести! – ответил за всех офицер. И коротко поклонился.

– Спрашивай, – заявил мертвый заключенный.

– Хорошо, – продолжил я. – Итак, сперва я хочу узнать, что случилось с трупом Андросова. Кто к нему подходил, что делал…

Призраки снова переглянулись. А затем один из них ответил:

– Никто, мастер-некромант. После того как бунт пресекли, мертвого Андросова погрузили в машину и увезли.

– Кто грузил?

– Жандармы в форме третьего отделения.

– И ничего странного не было?

Призраки покачали головами:

– Ничего. Жандармы упаковали труп в деревянный ящик, поставили в машину и отправили его в отдел.

– Вот оно что… – пробормотал я. Выходило, что тело превратили в бомбу не в остроге. – И отметин никаких на трупе не было?

– Отметин?

– Чего-то неправильного, отчего у вас чуйка бы взвыла, – охотно пояснил Фома. – Например, на трупе появились буквы, которые никто из обычных людей не стал бы на нем малевать…

Призраки замотали головами, подтверждая мою теорию. И я вздохнул:

– А теперь, мастера, давайте поможем жандармерии в борьбе с уличной преступностью. Все, кто желает отправиться на другую сторону с чистой совестью – направо. Налево ступают те, кто пойдет в иной мир с грузом преступлений. А на месте остаются те, кто решил остаться тут и ждать, пока их развоплотят.

По центру, ожидаемо, никого не осталось. Несколько призраков демонстративно перешли на левую сторону. И с независимым видом отвернулись от тех, кто ступил в правую часть двора.

Внезапно один из пеньков по-утиному зашагал к небольшой компании слева, ухватил там двоих призраков и уверенно повел к толпе справа. Это были почти мальчишки, и они с видимым облегчением позволили тотему сопроводить себя в другую группу, где и затерялись меж других духов.

– Умница, – похвалил я пенек, когда тот вернулся.

Гордый собой тотем закряхтел, что-то рассказывая другим двум пням.

– Ты как? – спросил я у Фомы, убедившись, что нас не слышат.

– Хорошо, вашество, – ответил он, поведя плечами. – Я и сам не понял, как этого Дикого смог… ну, того самого.

– Мы с этим еще поработаем. Но ты молодец! Я даже не ожидал, что ты так умеешь ладно говорить.

– Я ж не лукавил. А правду говорить всегда просто, – усмехнулся парень. – Вот вы о смерти знаете много, Павел Филиппович, а мне о жизни простых людей достаточно известно. Ну, когда тут я без сознания после взрыва лежал, то котом был в том лесу. И там мне многое открылось. Жизнь не такая сложная, как принято о ней думать. Надо хорошее делать и после себя обиженных не оставлять. Если позади не оставлять ничего скверного, то и тягот в новой жизни будет меньше.

Я понимал, что простыми словами Фома смог убедить призраков выступить на нашей стороне. У него был талант убеждения, о котором мечтал каждый из лидеров.

***

Допрос призраков вышел на редкость простым. Живые жандармы с опаской вышли во двор. Затем вынесли лавки, на которых и устроились, чтобы заполнять документацию. Я напитывал силой очередного призрака, жандарм-дознаватель задавал ему вопросы, а я повторял их. Неупокоенные послушно отвечали на вопросы. А жандармы едва успевали записывать все в протокол. Все это заняло несколько часов, и допрос закончился, когда уже начинало вечереть. И к моему сожалению имя Свиридова не всплыло во время допроса ни разу.

После того как протоколы было составлены, жандармы отобрали призраков, которые должны были выступить свидетелями и дать показания против монархистов. И я направил их искать вещи, к которым были привязаны призраки. А затем я перевёл часть призраков на ту сторону. Так что количество неупокоенных во дворе резко сократилось. Остальных Фома же строго-настрого предупредил:

– И больше тут не балавайтесь! – При этом он погрозил оставшимся духам пальцем. – Не то мы вернёмся, и тогда разговор будет другим!

Призраки послушно закивали головами, давая нам понять, что все прекрасно поняли. И в сопровождении жандармов мы направились к воротам.

– Спасибо вам, Павел Филиппович, – произнёс один из офицеров следственной группы с нашивками капитана. Очевидно, он был старшим в полевой работе. – Без вас, работа в этом проклятом остроге затянулась бы на недели.

– Не за что, – устало ответил я.

– Да как же не за что?! – удивился мужчина и кивнул на ящик, где лежали опечатанные вещи, к которым были привязаны призраки. – Вы с Фомой Ведовичем такую работу проделали! Столько материала по монархистам! Теперь, вся «Черная Сотня» попадет на каторгу…

Я только кивнул и предупредил:

– Отвезите вещи в отдел как можно быстрее. И поместите под усиленную охрану.

По выражению лица собеседника я увидел, что капитан прекрасно осознает серьезность этого предупреждения. Призраки были для жандармов единственным козырем. И если монархисты от них избавятся, дело развалится, так и не дойдя до суда.

Коротко попрощавшись, я и сел в авто. Фома занял место за рулем и произнёс:

– Как думаете, вашество, выйдет теперь у жандармов черносотенцев прижать?

– Ну, если ничего не произойдет по дороге от острога до отделения, шансы есть, – ответил я.

И в этот момент на парковку въехала целый конвой машин жандармерии. Два черных бронеавтомобиля и с десяток легковушек. Дверь одной машины открылась, и наружу выскочили бойцы спецотряда, тут же рассредоточившись по территории. А от ворот к конвою под усиленной охраной направились люди с коробкой, в которой хранились опечатанные вещи, которые принадлежали призракам. За ними шла целая процессия призраков. Все это происходило под строгим контролем силовиков.

– Хотя вряд ли по дороге что-то случится, – с облегчением ответил я. – Уж не знаю, кто стал начальником третьего отдела, и как он успел согласовать разрешение на целый конвой, но человек явно хочет закрыть это дело.

Коробку тем временем загрузили в броневик, в котором разместилась часть спецотряда. А затем жандармы расселись по машинам, и конвой уехал со стоянки, скрывшись в вечерних сумерках.

– Не зря приезжали, – отметил я и откинулся на спинку кресла.

– Только вот по поводу Андросова ничего выяснить не получилось, – ответил Фома.

– Почему? – удивился я.

– Ну, раз призраки ничего не видели во дворе… – начал было Фома и вдруг замолк. А затем быстро забормотал: – Труп не тронули во дворе, и никто не подходил к нему в отделении, значит…

– На тело нанесли отметки уже по дороге в отдел! – заключил я. – Тот, кто это совершил, достаточно умен. И понимал, что если бы он сделал все в неразберихе острожного бунта, призраки обязательно заметили бы его. И рассказали бы потом все некроманту, который явился бы, чтобы допросить неупокоенных.

– И что делать будем? – уточнил Фома.

– Завтра попытаемся узнать путь, по которому машина доставила труп Андросова в отдел, – ответил я. – А дальше будем думать, как нам поступить…

Глава 10 Новые обстоятельства

Домой мы прибыли, когда уже стемнело. Фома остановил машину у крыльца и обернулся ко мне.

– Приехали, вашество, – проговорил он негромко.

– Спасибо, – ответил я и взглянул на дом, на втором этаже которого горел свет.

Фома нахмурился, а затем произнес:

– Переживаю я, как бы с призраками, которых в свидетели записали, чего не случилось.

– Надеюсь, такой конвой сможет уберечь их, – ответил я. – К тому же – это ведь не тела и на них нарисовать ничего не выйдет.

– Ваша правда, – нехотя согласился парень.

В кармане зазвонил телефон. Достав аппарат, я увидел на экране незнакомый номер. Появилось нехорошее предчувствие, и я с неохотой принял вызов.

– Добрый вечер, Павел Филиппович, – послышался в динамике мужской голос. – Мы не представлены друг другу. Не выдалось удобного случая. Меня зовут Егор Дмитриевич Колесников. И я звоню вам, чтобы выразить благодарность за бесценную помощь в острожном расследовании. Без вас и Фомы Ведовича дело бы затянулось.

– Колесников… – рассеянно пробормотал я.

– Его назначили начальником третьего отдела, – едва слышно подсказал мне Питерский. – На место Шуйского.

– Служу императору и Империи, – ответил я. – Надеюсь, призраков доставили куда следует.

– В целости и сохранности, – заверил меня Колесников.

– Отлично. Теперь следите, чтобы вещи, к которым привязаны призраки, не пропали. К ним не стоит никого подпускать и оставлять без присмотра. Это очень важно.

– Не извольте беспокоиться. Они уже под усиленной охраной. И мышь не проскочит, – заверил меня новый начальник третьего отделения.

Видимо, жандарм очень хотел полностью закрыть монархистов на каторге. И готов был сделать для этого все. Интересно, в чем причина такого рвения? Идейность и борьба с бандитизмом? Или обычный карьеризм? Впрочем, и то и другое было хорошим мотивом.

– Я хотел обратиться к вам с еще одной просьбой, Павел Филиппович, – проговорил Колесников.

– Слушаю, – осторожно отозвался я.

– Я хотел бы указать вас экспертом при допросах призраков на судебных заседаниях, – произнёс собеседник. – Вы же умеете проявлять духов. А во время процесса нужно будет, чтобы свидетелей видели и слышали присутствующие на заседании. Иначе могут возникнуть подозрения в подтасовке фактов. Не хотелось бы разбирать десятки жалоб и ходатайств от подозреваемых.

И то верно. В заседании будет принимать участие множество людей. И все они должны будут слышать показания призрачных свидетелей. Обеспечить такую возможность могут только два человека в Империи, а бабушка вряд ли захочет являться на заседания, резонно решив, что мне практика нужнее…

– Хорошо, – ответил я.

– Спасибо, Павел Филиппович. Я ваш должник, – тут же произнес собеседник.

– Рад буду сотрудничать, раз это принесет пользу Империи. Если это все, то прошу меня простить. У меня… – начал было я.

– Понимаю, мастер Чехов. У вас выдался тяжелый день. Извините, что побеспокоил. До свидания.

– До свидания, – ответил я и, завершив вызов, повернулся к Фоме. – Конвой доставил призраков в отделение.

– Это хорошо, вашество, – ответил Питерский. – Теперь главное, чтобы до суда ничего с ними не случилось.

– Ну, полагаю, новый начальник разбойного отделения очень хочет, чтобы монархисты стали городской легендой, – ответил я.

– Как это? – не понял Питерский.

– Он хочет, чтобы все монархисты получили бессрочный срок на каторге, – пояснил я. – И все, что от них останется – только сказки, которыми будут пугать детей. А сам он навсегда станет тем героем, во время службы которого прекратились бесчинства банды на улицах города. То есть, он и сам станет своего рода легендой.

– А, вон что! – пробасил Фома. – Ну скорее бы…

В этом я не разделял энтузиазма Питерского. Потому что острожные призраки поведали о многих нарушениях, а значит, сбор доказательств может занять не один год.

– Ладно, идем, Фома, – произнёс я.

– Секунду, вашество, еще один вопрос, – быстро произнес Питерский. – Как думаете, кто виноват во взрыве трупа?

– У меня только один вариант, если откинуть Свиридова, – после недолгой паузы ответил я. – Человек должен был обладать полномочиями, чтобы вмешаться в движение конвоя. Так что на ум приходит только Щукин. Он с самого начала испытывал неприязнь к нашей семье, и особо этого не скрывал. Не понимаю только, чем мы ему так насолили.

– Об этом вам стоит спросить у Филиппа Петровича. Он раньше был знаком с этим самым Щукиным. И, кажется, точно в курсе, какая крыса пробежала между вами.

– Кошка, – поправил я машинально.

– Кошка к плохому не пробежит. Коты всегда на удачу приходят, уж поверьте, – усмехнулся Питерский и открыл дверь, чтобы выйти из салона.

Я тоже выбрался наружу и запрокинул голову к сиреневому бархатному небу, наполненному ранними звездами. Ветер донес до меня аромат влажных роз.

– Павел Филиппович, – раздался голос Евсеева, который только что вышел из своей квартирки. – Приходили работники, которым было велено поставить гараж. Городские власти выдали согласие на пристройку. И в ближайшие дни все будет сделано.

– Это хорошо, – кивнул я.

– Так-то оно так, да только народу тут чужого будет много. Вы бы приказали вашему призраку, которого Ярославом кличут, чтобы он следил за всеми особенно пристально. Не нравится мне, когда чужие шастают.

– Помнится, ты раньше работал в учреждении, где народа было много. Да и в твоем доме квартир имелось немало.

– К хорошему быстро привыкаешь, – вздохнул мужчина. И переступил с ноги на ногу, словно хотел еще о чем-то попросить.

– Чего еще надо? – не стал тянуть я и спросил первым.

– Мне бы соглашение составить, Павел Филиппович.

– Какое?

– Я же на развод так и не подал. Думал, что супружница моя уже отнесла бумаги, куда надобно. А оказалось, что мы все еще в браке.

– Вот оно как, – протянул я. – Неужто эта женщина сюда приходила?

– Я очень удивлен, что она сюда не приперлась, ваше благородие. Она у меня баба шумная и склочная. И если бы пришла, то опозорила бы меня почем зря.

– Она уже тут бывала, когда ты был в лекарне. Она же и котов принесла. О каком соглашении ты говоришь?

– Хочу, чтобы она отказалась от котов. Потому как жена прислала мне бумагу, что хочет забрать себе одного кота. Причем ей все равно Литра забрать или Пряника. Вы представляете? Она так и написала: «Любого блохастого мне отдай»…

– Думаю, ей просто надо, чтобы ты отказался от своей доли в квартире, потому она и прислала такое требование. А коты, впрочем, на самом деле являются имуществом. И она могла бы их требовать. Однако, она сама принесла их на мой двор и оставила тут.

– Бросьте, мастер, я откажусь от доли в этой проклятой квартире. Потому как я уж точно не вернусь в то жилище. Как и к той жизни тоже. Пусть бывшая супружница там обитает сама, как ей вздумается. А я… пока служу вам, буду откладывать на жилье. И когда уже не смогу быть полезен, то перееду в какую-нибудь комнатенку…

– Ты ведь знаешь, что будешь получать пенсию от нашей семьи? – напомнил я. – Никто из тех, кто служил Чеховым, не доживает свой век в нищете. Об этом можешь не беспокоиться.

– Благодарствую, Павел Филиппович! Значит, я правильно мыслю, что надо отказаться от своей доли?

– Решать тебе, – вздохнул я. – Но я могу на раз доказать, что твоя супруга отказалась от имущества в виде котов и оставила их в мое распоряжение добровольно.

– Да не хочется мне с этим всем разбираться, Павел Филиппович, – признался мужчина. – Я тут новую жизнь начал. И, оглядываясь назад, даже недоумеваю, как я раньше жил и что творил со своей судьбой.

– Соглашение составить будет несложно. Конверт можно взять у Нечаевой и отправить со всей корреспонденцией почтовой службой.

– И оплату провести через Арину Родионовну? – уточнил Евсеев.

– Оплату оформим в пятьдесят копеек, чтобы все было официально, – подтвердил я, пряча улыбку.

Евсеев довольно закивал.

– Спасибо, мастер Чехов. Век за вас молиться буду. И потом, если на другую сторону не уйду.

С этими словами он развернулся и зашагал в сторону пристройки, в которой квартировался.

***

Призраки куда-то подевались. Во всяком случае, на первом этаже я не встретил ни Козырева, ни Ярослава. Я поднялся по ступеням, остановился на пороге кухни, где за столом уже собрались близкие. И судя по обрывкам фраз, темой беседы все еще была предстоящая свадьба Фомы.

Заметив меня, собравшиеся сразу прекратили разговор.

– Где пропадали, Павел Филиппович? – уточнила Яблокова.

– Закрыл одно из дел по назначению, – ответил я, сев в свободное кресло. – А потом решил помочь нашей жандармерии с острожным бунтом.

При этих словах Софья Яковлевна на миг побледнела. А затем недовольно поджала губы и покачала головой:

– Решил поработать с недавно обращенными призраками? – сухо уточнила она.

Я пожал плечами:

– Они безобразничали. Пугали следственную группу, пытались воздействовать на живых. Мне пришлось вмешаться, пока в остроге не произошло что-то нехорошее. К тому же со мной был Фома Ведович.

– И как все прошло? – спросила Людмила Федоровна.

– Поначалу было тяжело, – признался я. – Но в целом все получилось.

Бабушка покачала головой:

– Все равно это был отчаянный поступок. Свежие призраки бывают очень своевольны и сильны. А ты только что пришел в себя.

– Я успел отдохнуть, пока спал, – возразил я с улыбкой. – Поверь, я не стал бы рисковать понапрасну. У меня слишком много планов на жизнь. И даже несмотря на то, что я некромант, умирать мне совсем не хочется.

Я пристально взглянул на смотрящую на меня в упор Арину Родионовну. Она не отвела глаз, и на мгновенье мне показалось, что ее зрачки стали узкими, как у кошки, которая смотрит на свет. Затем иллюзия спала, и я понял, что все это время не дышал.

– Я заварю чай, – предложила девушка. И направилась к плите.

– В коробочке со слоном лежат листья мяты, – подсказала Яблокова. – Павлу Филипповичу сейчас полезно выпить чаю с мятой.

– И перекусить! – всплеснула руками бабушка, заметив, как на кухню зашел Фома. – Вы ведь наверняка голодные.

Иришка тотчас подскочила на ноги и принялась вынимать из духового шкафа глиняные горшочки, прикрытые крышками.

Я заметил, что Софья Яковлевна направилась в гостиную, и пошел за ней. Женщина посмотрела мне за плечо, убеждаясь, что нас никто не слышит, и спросила:

– Отец тебе звонил?

Я покачал головой, и бабушка нахмурилась:

– Он заезжал сюда, чтобы тебя проведать, но я сказала, что ты уехал по делам. Филипп обещал позвонить тебе или же приехать вечером.

– Фома упомянул, что он приезжал, когда я был без сознания.

– Конечно! Ты ведь ему не чужой человек. К тому же я заметила, что после нашего семейного отпуска за городом, вы стали ближе. Или мне показалось?

– Не показалось, – я усмехнулся, оценив деликатность бабушки. – Я решил, что пришло время повзрослеть. Хватит мне уже обижаться на прошлое. Что было – то прошло.

– Правильно, – с облегчением выдохнула некромантка. – Для таких, как мы, очень важно уметь не оглядываться. К тому же у тебя тоже когда-нибудь будет семья. Важно, чтобы ты не повторил ошибок отца, а у Филиппа была возможность общаться с внуками.

– Ты торопишь события, – хмыкнул я.

– Думаешь, я была готова стать бабушкой? – княгиня покачала головой. – Мне казалось, что я слишком молода для этого. Да мне и сейчас так кажется. Смотрю на тебя и думаю, что ты слишком взрослый, чтобы быть моим внуком. И когда только успел так вымахать? Кажется, еще вчера ты был мальчишкой, который взорвал свою первую крысу.

– Она была всего одна, – проворчал я и на мгновенье нахмурился.

Но Софья Яковлевна это заметила и напряженно уточнила:

– Что случилось?

– Расскажи мне про Щукина. Ты ведь знаешь этого человека? – спросил я прямо.

– Щукин… – женщина скривилась, словно откусила лимон. – Не самый приятный тип! Он был вхож в нашу семью.

– Даже так? – удивился я.

– Он учился вместе с Филиппом. Они приятельствовали. Хотя мне этот паренек всегда казался каким-то мутным. Было в нем что-то странное, что-то настораживающее. И все наши домашние призраки в его присутствии осторожничали. Иногда мне казалось, что он их замечает. Но он совершенно точно не был некромантом.

– Он может быть шаманом? – уточнил я.

– Твой помощник родился шаманом. Он другой по своей сути, и я ощущаю его силу издали.

– Я такого не чую, – признался я растерянно.

– Рано тебе еще все знать, – бабушка растрепала волосы у меня на макушке. – Придет время, и ты будешь предсказывать погоду по тому, как ноют колени. А пока пусть у тебя будет много неясностей в жизни. Так даже интереснее.

– Так что с Щукиным? – напомнил я.

Княгиня нахмурилась, словно пытаясь подобрать слова.

– Я не уверена, что поняла, что с ним не так. Знаешь, ведь нечасто встретишь авантюристов, которые обратились к шаманизму осознанно. Этот путь не для всех. Не каждый способен принять такой дар. Или скорее проклятье – тут уж как посмотреть… – Софья Яковлевна подошла к окну и отдернула штору в сторону. – Простым людям не положено видеть духов. Тем, кто решается открыть особое зрение, приходиться платить за эту способность.

– И какова же плата? – я встал с ней рядом.

– Это всегда что-то по-настоящему ценное, чего сам человек в себе не замечает или не считает важным. Кто-то теряет талант к танцам и отказывается ходить на вечеринки, которые кажутся ему глупыми. И теряет девушку… Другой перестает получать удовольствие от хорошей компании и начинает сторониться людей. Он иногда будет тосковать по прежним временам, но повторить их не захочет. И от него отворачиваются друзья. Другие забывают о прежних привязанностях и уходят от любимых уже осознанно.

– То есть новые возможности замещают что-то важное в жизни человека?

– Человек становится иным. Только кто-то очень близкий может заметить изменения в нем. Но посторонние, думаю, не обратят внимания, если человек вдруг прекратит напевать по утрам. Или перестанет гладить кота, которого потом внезапно выбросит из дома.

– Думаешь, Щукин мог стать шаманом? – спросил я.

– Сейчас я бы заподозрила его именно в этом. Но когда он приходил в наш дом, я много еще не знала. И не понимала, отчего рядом с ним мне становится не по себе. Филипп говорил, что у парня есть особый дар – он ощущает таланты других людей и замечает воздействия. Якобы, когда наши призраки оказывались рядом, гость начинал озираться. Мне и в голову не приходило, что он нанес на себя шаманские руны. Это ведь что-то совершенно невообразимое. Как можно так рисковать?

– И что произошло потом? Почему отец с ним повздорил?

– Это случилось много позже. Они вместе учились, затем проходили практику, и Щукину довелось попасть на азиатскую границу, где он служил несколько лет. Вот именно оттуда он и вернулся совсем другим человеком. Я это точно осознала, встретив его случайно на одном из приемов. Парень походил на зверя. От него веяло чем-то хищным и темным. Он смотрел на меня, не отводя взгляда. Словно чуял во мне добычу. Знаешь, никто такого себе не позволял. Я ведь не безобидная ромашка.