Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 267 (всего у книги 339 страниц)

Глава 37
Откровения

После завершения торжественной части атмосфера в зале стала заметно мягче. Тяжесть императорского взгляда, сдерживавшая эмоции, чуть отступила. Гости, словно обсудив все новости, позволили себе вздохнуть свободнее, а вместе с этим и вторую, а то и третью рюмку чего покрепче.

Пока Его Величество находился в зале, даже самые отчаянные светские острословы не рискнули бы шептаться о сцене с Екатериной Юрьевной. Племянница супруги Императора, какой бы фривольной она не была, имела статус в высоком обществе. Но стоило Императору удалиться, как общество постепенно вернулось к своему привычному состоянию: недоверчивому наблюдению, тонкой насмешке и затаённому злорадству.

Теперь на Екатерину Юрьевну смотрели. Но не так, как она привыкла. Не с восхищением и придворным трепетом, а с почти научным интересом.

Впрочем, она этого не замечала. Ну, или делала вид, что не замечала. Стояла по-хозяйски, опираясь на руку Вальдорова, который выглядел так, будто его только что вытащили из ледяной воды. Лицо кустодия было бледнее фарфора, и лишь заострившиеся скулы выдавали напряжение, как будто он старался не скрипеть зубами.

Екатерина же держалась гордо, как королева. Словно всё, что случилось на церемонии, было частью ее плана В её позе, в повороте головы, в самоуверенной улыбке читалось одно: она просто дала Шуйскому шанс. Щедро, великодушно. А он, глупец, отказался. И наверняка еще не раз и не два будет горько жалеть об этом.

В её воображении, можно не сомневаться, вчерашний бастард обязан был пасть к её ногам. Он, конечно, должен был быть потрясён. Как-никак, сама Екатерина Юрьевна – партия не просто выгодная, а имперски значимая. Возможность заключить с ней союз это билет в первый ряд, на самую верхнюю ступень лестницы, по которой весь высший свет карабкался годами.

Но, как оказалось, Шуйский по этой лестнице предпочёл не подниматься вовсе. Он просто ушёл в другую сторону.

Сейчас же весь зал наблюдал, как бывшая героиня трагедии в одном акте висит на локте Вальдорова, словно он и есть тот стал для нее более надёжным и ценным призом.

Я сделал глоток шампанского и подумал, что судьба всё-таки женщина с чувством юмора.

Все, кто хоть немного разбирался в придворных привычках и нюансах общения, прекрасно понимали: Станислав Викторович не просто так позволил себе обращаться к Екатерине Юрьевне на «ты». В подобных кругах такая фамильярность не бывает случайной, особенно во время официальной церемонии, когда каждое слово звучит громче, чем обычно, и может быть услышано не только в этом зале, но и далеко за его пределами.

Екатерина была не просто племянницей императрицы. Она была вхожа в семью. И потому её поведение, столь уверенное и бескомпромиссное, вряд ли было результатом внезапного порыва. Скорее всего, она действовала по заранее продуманному сценарию, а сам выход к трону был не эмоциональной вспышкой.

Я бы ничуть не удивился, узнав, что вся эта сцена была спланирована не ею, конечно, а Императрицей. Всё выглядело слишком театрально и выверено. Если бы не один нюанс, который не был просчитан.

Никто в этом зале не ожидал, что Шуйский откажется. Да ещё и не просто откажется, а сделает это вслух, без смущения, при всех, с прямой спиной и тоном, который не оставляет пространства для сомнений.

А теперь весь зал, как водится, делал вид, что ничего не произошло. Что это была вполне обычная сцена, как на любом большом празднике. Поднимали бокалы, обсуждали светские новости, украдкой бросая взгляды на Екатерину Юрьевну. А та, похоже, так и не поняла до конца, что спектакль закончился, но аплодисментов не будет.

Мои прежние подозрения по поводу участия Екатерины Юрьевны в травле Алисы подтвердились. Всё складывалось слишком уж последовательно, чтобы списать это на совпадения или недопонимание. Всё было решено заранее: девушку, «неподходящую» для звания княгини, аккуратно собирались убрать из жизни Дмитрия Васильевича. Без особого шума, вежливо, по-дворцовому. Чтобы титул, как водится, достался «правильной» кандидатке.

Я поймал себя на лёгкой улыбке. Алисе, надо признать, повезло. Быть любимой мужчиной, который не теряет головы под взглядом Императора и не меняет решений под нажимом всей Империи – редкое везение. Особенно если учесть, что поначалу Дмитрий казался мне не самым приятным человеком.

Но внутри него было гораздо больше, чем происхождение и занимаемая должность. Просто нужно было, чтобы рядом оказалась та, кто умеет слышать. Та, ради которой и хочется быть не только титулом, но и человеком.

Глядя на Алису, которая без суеты держит его под руку, мягко касается его ладони, чуть улыбается, не для публики, а просто так, я подумал: может, всё-таки настоящие князья не рождаются. Их делают. Тихо, без лозунгов. Ласковым взглядом, доверием и вот такими пальцами, уверенно переплетающимися с твоими.

Мы с Фомой стояли у колонны, бок о бок, наблюдая, как Екатерина Юрьевна, словно ничего не случилось, важно прошествовала мимо в компании спутника.

Фома тихо хмыкнул и сделал глоток шампанского.

– Не люблю я его, – проговорил он вполголоса, – этого Константина. Высокомерный он и вредный. И сдается мне, что мы с вами ему не нравимся.

Я усмехнулся, не отрывая взгляда от парочки.

– Согласен. Никогда он не отличался теплотой.

Фома сделал паузу и вдруг вздохнул по-настоящему.

– Но вот сейчас, честно… жалко его.

Я удивлённо повернул голову.

– Жалко?

– Ага, – кивнул Питерский. – Вы только посмотрите на него. Бледный, как простыня в прозекторской. А ведь они только познакомились. Она ж его измотает до потери пульса и своим характером, и голосом, и вот этим взглядом, как у тетки, которая точно знает, где у тебя болит.

Я не удержался и тихо рассмеялся. Фома говорил почти сочувственно, но глаза у него при этом блестели, как у кота, наблюдающего за воробьем, которого он всё равно ловить не станет, но понаблюдать – всегда пожалуйста.

– В моей деревне была мудрая бабка. Так она говорила: «Пнешь кота – сломаешь себе судьбу», – продолжил шаман. – К тому же, сдается мне, что этот Вальдоров не просто так рядом со мной терся. Может гадость какую задумал. А я в него кинул эту девицу, как гранату.

Мы оба снова посмотрели в сторону Вальдорова. Он как раз ловко уворачивался от попытки Екатерины что-то шепнуть ему на ухо.

– Да уж, – пробормотал я. – Похоже, ему тоже стало жалко себя.

И тут голос Арины вдруг прервал нашу весёлую беседу:

– А может, они два сапога пара?

Мы обернулись. Она стояла рядом и смотрела на удаляющуюся парочку чуть прищурившись, без насмешки, а скорее, с интересом.

– Екатерина ведь никогда по-настоящему не сталкивалась с таким, – продолжила Арина. – С кустодием при исполнении. С мужчиной, который вырос в военной структуре, который живёт уставом и кодексом. Она всю жизнь обитала при дворе, в ореоле титулов и родственников.

Она сделала лёгкую паузу и добавила, уже мягче:

– А если станет супругой, скажем, Вальдорова… испытает всё, что переживают жёны жандармов и солдат. Все тревоги, все ограничения, всю холодную сторону службы. И никакой императорский двор не спасёт от этой повседневности.

Мы переглянулись. И правда, от того, как она это сказала, пара чуть поодаль теперь выглядела иначе. Уже не карикатурно, а немного трагикомично.

Алиса, всё ещё в своём белом плаще, стоявшая чуть в стороне с Дмитрием, вдруг тихо подала голос:

– Ещё неизвестно, кто кого воспитывать будет.

Мы посмотрели на неё. Она говорила не громко, но в её словах было много наблюдательности.

– Я слышала, – добавила она, – что семья Вальдорова имеет серьёзный вес в Империи. Они из тех, кто может позволить себе поставить на место даже самоуверенных знатных невест.

Она чуть пожала плечами.

– У них не принято позволять супругам лишнего. Неважно, кто ты по титулу, если ты стала частью семьи. И в таком споре Екатерине уже не помогут ни придворные связи, ни капризы. Это станет делом внутренним.

– Семейным и закрытым, – добавил Шуйский сухо, но без злобы.

– А может… – снова тихо сказала Арина, – именно такой холодной водой её и окатит жизнь. Сначала шок. А потом взросление. И ей, может быть, это пойдет только на пользу.

– Ну, или развязка, – добавил я. – Быстрая, громкая и с вещами через балкон.

Фома рассмеялся почти тепло:

– Не хотел бы я быть их соседом. Хотя, с другой стороны, скучно точно не будет.

Постепенно вокруг нас начало сгущаться общественное внимание. То самое, которое в аристократической среде бывает особенно назойливым после громких заявлений и не менее громких отказов. К Алисе начали подходить гости. Они делали это чинно, сдержанно, иногда даже чуть извиняющимся тоном. Каждый спешил выразить своё уважение новоиспечённой аристократке, осторожно выстраивая фразы так, чтобы не прозвучать ни слишком холодно, ни чересчур восторженно.

Но при этом я отчётливо видел: ни один из них не удержался от того, чтобы внимательно, почти исподтишка, рассмотреть Алису. Нет, никто не позволял себе грубого взгляда, скорее, изысканное любопытство: что же такого нашёл в ней Шуйский? Где в этой хрупкой, сдержанной девушке прячется тот самый огонь, который заставил князя отказаться от блестящей партии ради неё?

Я даже мысленно представил, как уже завтра в гостиных старых усадеб будут наливать чай, раскладывать песочное печенье на тонких блюдцах и тихо, со вкусом обсуждать всё, что сегодня видели. И, конечно, будут гадать: неужели любовь? Или всё-таки характер?

Меня с Ариной, разумеется, вниманием тоже не обошли. Поздравления с помолвкой сыпались один за другим. Были лёгкие поклоны, протянутые руки, уверения в добром отношении, благие пожелания и даже робкие попытки шутить. Все старались держаться корректно, как будто мы с Нечаевой теперь представляли собой нечто большее, чем просто пару. Мы стали влиятельным союзом.

Я, признаться, ловил себя на мысли, что почти никого из этих людей не знал. Некоторые фамилии звучали смутно знакомо, но лица сливались в один общий портрет: вежливый, улыбчивый, дипломатичный. От каждого пахло дорогим одеколоном и осторожностью.

А вот Арина Родионовна, словно выросшая в этом кругу, чувствовала себя абсолютно спокойно. Она не просто принимала поздравления, а с лёгкостью тепло передавала приветы чьим-то сестрам, искренне интересовалась здоровьем тётушек и даже поздравляла с недавними успехами в учёбе какого-то смущённого юношу, который от её слов чуть не уронил бокал с шампанским.

Я смотрел на неё с тихим восхищением. Та лёгкость, с которой она вплеталась в этот сложный, тонко сбалансированный мир, была настоящим искусством. И где-то глубоко внутри я почувствовал, что с такой женщиной мне не страшны даже вычурные салоны с самыми изысканными интригами.

Она знала, что и главное кому, говорить.

А я, как обычно, просто стоял рядом и кивал, изображая уверенность. Но, к счастью, мне это прощали. На фоне сияющей невесты это было почти естественно.

Мы с Ариной Родионовной всё ещё принимали поздравления, когда я заметил, как Шуйский, стоявший чуть поодаль, на мгновение поймал мой взгляд. В этом молчаливом взгляде было больше, чем в сотне благопристойных реплик. В нём сквозило понимание. И, возможно, усталость.

Я отвёл взгляд, сделав вид, что заинтересовался фамильным перстнем на пальце молодого аристократа, но мысли продолжали крутиться в голове, как заведённые. Всё складывалось слишком аккуратно: как Шуйскому позволили публично отвергнуть племянницу императрицы, как молча смирились с тем, что он выбрал себе невыгодную, в глазах многих, даже неподходящую, невесту. Как не только не осудили, но и благословили союз.

Император был слишком спокоен. И так быстро согласился.

Я вспомнил рассказ призрака Романа, услышанный в резиденции Шуйского, неподалеку от старой семейной усыпальницы, и в горле пересохло.

Миньон императорской семьи забирал предложенных ему жертв. Пожирал тех, кто был рождён от императорской крови, чтобы хранить силу и защищать семью.

И теперь, когда у Шуйского появится наследник, Империя получила нового кандидата на эту роль. Никто не станет приносить в жертву детей правящего императора. А вот ребёнок бастарда, даже титулованного, особенно если он окажется одарённым, будет идеальной жертвой.

Я с трудом сглотнул и перевёл дыхание, чувствуя, как во рту стало горько. Праздник будто потускнел. В глазах по-прежнему дрожал свет, музыка, нарядные платья и бокалы с шампанским. Но где-то в глубине сгустилась тень.

Сердце сжалось. Быть может, Император и правда позволил Шуйскому сделать выбор. Но только потому, что уже знал, как его использовать. Слишком уж расчётлив был его благосклонный взгляд.

Я едва заметно покачал головой. Всё равно, выбор был сделан. Дмитрий выбрал Алису. А значит, вместе им придётся выдержать куда больше, чем им сейчас кажется. Надеюсь, он готов. Надеюсь, она тоже. Но я понял, что не останусь в стороне. И тоже буду готов.

– Ты бледен, – тихо сказала Арина Родионовна, незаметно коснувшись моей руки.

– Просто слишком много впечатлений, – пробормотал я, стараясь улыбнуться.

Но внутри всё сжималось. Как перед бурей, которую ещё не видно, но воздух потяжелел.

В какой-то момент поток гостей вдруг иссяк, словно сама судьба щёлкнула пальцами, переключая внимание публики на кого-то другого. Рядом с нами стало непривычно тихо. Большинство обернулось в сторону другого нового дворянина, чьё появление, судя по всё нарастающему шепоту, требовало немедленного обсуждения и парочки поклонов.

Арина Родионовна аккуратно подхватила под локоть Алису и повела её чуть в сторону, подальше от лишних ушей и глаз. Видимо, ей не терпелось рассмотреть помолвочное кольцо Беловой и заодно продемонстрировать приятельнице свое. Их голоса слились в мягкий, почти дружеский шорох.

Я остался стоять на месте. И в это время ко мне подошёл Дмитрий Васильевич.

Он остановился рядом, на шаг ближе, чем того требовал этикет, и покачал головой, будто ещё сам не до конца верил в то, что произошло.

– Чудно всё это, – тихо сказал он, косо взглянув на Фому, который, не особенно смущаясь, целеустремлённо направлялся к столу с закусками, словно ничто в мире не могло быть важнее красной рыбы с укропом. – Вот честно: ещё пару лет назад, скажи мне кто-нибудь, что я осмелюсь перечить императору, я бы, пожалуй, просто рассмеялся. Или велел умыться тому, кто решился так шутить.

Он снова посмотрел на Алису, и на губах его появилась улыбка. Та самая, тёплая, не показная, а настоящая.

– Она согласилась идти со мной, зная, что это может обернуться изгнанием. Непринятием. Презрением. – Он говорил тихо, будто делился самым сокровенным. – И всё равно пошла.

Он сделал паузу. А потом, чуть наклонившись ближе, почти шепотом, добавил:

– А знаете… я втайне надеялся, что Станислав Викторович всё же изгонит нас из столицы. Чтобы всё стало проще.

Я удивлённо взглянул на него, но не перебил. Он продолжал:

– Накануне церемонии я нашёл конверт. Без подписи, но с печатью. Почерк был отцовский. В письме он поведал мне нечто… странное.

Шуйский замолчал, переводя взгляд куда-то в тень между колонн, словно решал, стоит ли делиться дальше. Или надо ещё подождать.

– В тот день, когда вы приходили говорить с мёртвыми в моём особняке… – продолжил он медленно, – вы тогда узнали о чём-то зловещем. Так ведь?

Я не сразу ответил. Просто кивнул. Говорить не хотелось. И не нужно было, потому что он уже всё знал.

– И именно об этом вы собирались поговорить со мной позже? – продолжил парень, с кривой улыбкой. – Но так и не успели?

– Верно, – сказал я негромко.

Он чуть качнул головой и коротко усмехнулся:

– Вы тогда спросили меня о локоне моих волосах. Признаться, это прозвучало странно. Хотя, чего уж там, некроманту можно вести себя необычно, – голос его стал еще тише и мне пришлось подвинуться ближе, чтобы разобрать слова, – Так вот… тот самый конверт с моими волосами, который матушка отдала… Он взял его, чтобы отнести на алтарь.

Я почувствовал, как в груди сжалось что-то тяжёлое. Истина, о которой мы оба знали, теперь прозвучала вслух.

– Мы со всем справимся, – сказал я, твёрдо. Может, даже чересчур резко. – Придумаем, как спасти вас и ваших детей. Я буду рядом и сделаю все…

Дмитрий посмотрел на меня пристально, словно не мог поверить услышанному.

– Спасибо, – тихо произнес он. – Звучит банально, но… если бы это сказал кто-то другой, я, наверное, счёл это чьей-то игрой. Или попыткой подкупить. Но вам я верю. Судьба подарила мне друга, которого я не заслуживаю.

– Дмитрий…

– Отец сжёг мои волосы. И не положил их на алтарь, – вдруг перебил меня князь

Я замер.

Он стоял напротив, не пряча взгляда. В его глазах блеснуло то самое, что стараются сдерживать мужчины с военным воспитанием и титулом за плечами. Но на этот раз он не отводил глаз.

– Он рассказал мне всё, – продолжил князь, голосом чуть ниже обычного, почти на грани шёпота. – Подробно. Без прикрас. Если бы не знакомство с вами, Павел Филиппович… я бы, наверное, посчитал всё это сказками. Странными, тревожными, но всё же выдумками. А теперь… я верю. И я знаю, что отец подарил мне свободу. Освободил меня от той тени, что висела над нами поколениями.

Он гулко сглотнул и в голосе его появилась тёплая горечь:

– По крови я остаюсь Шуйским. Но по духу… я больше не часть этой семьи. Не той её части, что приносила себя в жертву. Я не их продолжение. И их долги меня не коснуться.

И в этот момент во мне что-то сорвалось. Облегчение накрыло неожиданно, с головой, будто стены вдруг рухнули, и сквозь пыль просочился свежий, живой воздух. У меня подкосились колени, и я машинально ухватился за плечо Дмитрия, чтобы не рухнуть прямо на мраморный пол.

Он вздрогнул, но не отстранился. Я вдруг просто обнял его. Крепко, по-настоящему, без церемоний, без нужды держать лицо.

Он замер на долю секунды, а затем глухо, прошептал:

– Он всё-таки… любил меня, Павел Филиппович.

Я крепче сжал его плечо.

– Отец спас не только меня, – продолжал князь. – Он спас и моих детей. Он дал нам то, чего сам никогда не имел – свободу.

Я ничего не ответил. Просто стоял, обняв его за плечи, и чувствовал, как сквозь толщу всего – обид, ожиданий, страхов и фамильной гордыни – прорывается простое, человеческое: сын понял, что отец его любил. Не по титулу. Не по долгу. А по-настоящему.

Глава 38
Задушевные беседы

Прием заканчивался, и гости потихоньку начали расходиться.

– Наверное, мне тоже пора, – вздохнула Нечаева, когда Шуйский и Алиса покинули зал.

Я кивнул. Хотя это далось мне с трудом. Отпускать девушку не хотелось. И словно прочитав мои мысли, она улыбнулась и лукаво взглянула на меня:

– Завтра рабочий день, Павел Филиппович. К восьми утра я буду в вашем офисе.

– Хорошо, – со вздохом ответил я.

Мы вышли из зала, остановились на крыльце, некоторое время любуясь вечерним Петроградом. Над городом уже опустились сумерки, и всё вокруг будто стало мягче, тише. Улицы тянулись в янтарном магическом свете фонарей, мостовые блестели, словно после недавнего дождя. На проспекте за каналом скользили огни машин, а где-то далеко послышался приглушенный гул трамвая.

– Когда я была ребёнком, – сказала Арина, не отрывая взгляда от темной воды канала, – мне казалось, что этот город живой. Что он наблюдает за тобой, через окна, отражения в реках и арках дворов-колодцев.

– Наверное, город и правда живой, – ответил я.

Девушка повернулась ко мне, и я заметил, как легкий порыв ветра шевельнул локон ее волос:

– Вы имеете в виду призраков? – уточнила она.

– И их тоже, – кивнул я.

Мы некоторое время стояли рядом, любуясь видами столицы. А затем Арина вздохнула и с неохотой произнесла:

– Пора.

Мы спустились по ступеням крыльца, подошли к машине с номерами семьи. Я открыл дверь, помогая Арине сесть на заднее сиденье, и разместился рядом. Устало произнес, обращаясь к водителю:

– Сначала заедем в «Солнечный Город».

Водитель кивнул, завел двигатель, и авто выехало на дорогу.

– Как прошла аудиенция? – уточнила Арина.

– Как оказалось, Александр Васильевич имеет большое влияние на императорскую семью, – ответил я. – Так что Станислав Викторович распорядился создать оперативную группу под руководством Зимина.

Нечаева кивнула:

– Станислав Александрович не из тех людей, кто пойдет на поводу агрохолдинга. При всех его недостатках и тяжелом характере у него есть понятие справедливости. Пусть своеобразное, но…

– Иначе бы его просто не взяли бы в кустодии с его биографией, – согласился я. – Так что вы правы. И теперь я уверен в благоприятном исходе дела.

Арина улыбнулась и неожиданно положила свою ладонь поверх моей. Крепко сжала.

– Я верила, что вам удастся привести это дело к порядку.

– Боюсь, вы сильно переоцениваете мои силы, – вздохнул я. – Признаться, даже я не думал, что все получится.

– Я просто верю в вас, – произнесла девушка. – Потому что вы. исключительный человек. Пусть и некромант.

Я повернулся к сидевшей рядом Нечаевой и непроизвольно отметил, какой счастливой выглядит девушка.

– Спасибо, – дрогнувшим голосом пробормотал я.

– За что? – удивилась Арина.

– За то, что верили в успех, казалось, такого безнадежного дела, – просто ответил я.

Она промолчала. Только сильнее сжала мои пальцы.

Машина остановилась у крыльца жилого комплекса. Я вышел из авто, помог выбраться из салона девушке. На некоторое время мы замерли у открытой двери.

– До завтра? – спросил я. Арина улыбнулась, а затем неожиданно встала на носочки, а затем едва заметно коснулась губами моей щеки:

– До завтра, Павел Филиппович, – тихо произнесла она. А затем быстро развернулась и направилась внутрь здания. Я сбежал по ступеням, сел в авто, откинулся на спинку сиденья, устало произнес:

– Отвезите меня домой.

Машина выехала на дорогу, и я прикрыл глаза. И отчего-то, перед взором появился образ улыбающейся Арины, которая смотрела на меня и держала за руку. И от этого, где-то в глубине души растекалось приятное тепло

* * *

Авто въехало в арку, остановилось у крыльца. Водитель заглушил мотор, обернулся и произнес:

– Прибыли, мастер Чехов.

– Благодарю.

Я посмотрел в окно. У крыльца стояли, о чем-то активно споря, Козырев и Борис. Время от времени Василий повышал голос, а иногда даже переходил на жесты. Бывший библиотекарь же отвечал Василию с присущим ему спокойствием. А во дворе, рядом с розовым кустом, играли Литр и Пряник. Чуть вдалеке, наблюдая за котами, сидел Евсеев. И от этой картины я не смог сдержать довольной улыбки. Уютный дом, в который через какое-то время переедет невеста. Призраки, которые за это время стали как родные, несмотря на их склочный характер. Сварливая соседка, которую нам каким-то чудом удалось воскресить из мертвых. Но при всем этом, это был мой дом. Куда мне хотелось возвращаться. Водитель вышел из машины, открыл дверь, помогая мне выйти.

– Благодарю.

Я выбрался из салона, поравнялся с Евсеевым:

– Добрый день, – поприветствовал его я.

Слуга оторвался от своего занятия, улыбнулся и произнес:

– Что же, вы правы, мастер-некромант. День сегодня действительно добрый.

– Случилось что-то хорошее? – полюбопытствовал я.

Евсеев покачал головой:

– Для того, чтобы день был хорошим, не обязательно нужна причина, Павел Филиппович. Достаточно просто проснуться с утра бодрым, чтобы не ныли на погоду старые кости, чтобы можно было погладить котов. Наверное, так и выглядят маленькие кусочки счастья, которые делают день добрым.

Я улыбнулся:

– Наверное, вы правы.

– А если еще и вспомнить, как кусок жизни просуществовал, и от чего ушел, то любой день будет добрым, – продолжил Евсеев. – Даже если за окном ливень с грозой, а колени крутит так, что не спасают мази Синодников.

– Приятно слышать, что сейчас вы проживаете лучшую жизнь, – ответил я и направился к крыльцу. Заметив меня, призраки мигом прекратили спор.

– Павел Филиппович, – затараторил Козырев. – Вас там гость ожидает.

Я остановился у ступеней крыльца, вопросительно поднял бровь:

– Вот как? И кто же?

– Филипп Петрович, – влез в разговор Борис. – Ждет вас в гостиной. А с ним еще мастер Зимин.

– Прибыл чернее тучи, – перебил его Козырев. – Видимо расстроен чем-то…

– Такую информацию нужно подавать дозированно, – возмутился Борис. – Вам следовало быть тактичнее.

– Ой, Бориска, – скривился Василий. – Что бы ты понимал в такте. Всю свою жизнь дальше архива носу не казал, а тут о такте мне рассказывать будешь? Да я всю жизнь…

Я улыбнулся и поднялся по ступеням, оставив призраков развивать новый спор.

* * *

Зимин встретил меня, поднявшись с кресла.

– Павел Филиппович, я должен был пояснить, каким образом документы оказались у меня…

– Бросьте, вы не посторонний человек раз даже Яблокова позволила вам войти в мой кабинет и забрать папку, – отмахнулся я и добавил, – К сожалению, я не мог взять ее с собой на церемонию. На любое мероприятие с участием императора нельзя проносить подозрительные предметы.

– Раз между нами нет недоразумений, то я отправлюсь по своим делам. Спасибо за компанию, – он кивнул в сторону князя Чехова, который стоял у окна.

– И вам спасибо, – рассеянно ответил Филипп Петрович.

Отец стоял у окна гостиной, опершись ладонями на подоконник, и смотрел куда-то вдаль. Он казался отстраненным, словно нарисованным на обрамленным в раму полотне.

– Ты в норме? – спросил я, когда мы остались одни.

– Какая уж тут норма, – покачал головой князь и взглянул на меня исподлобья. – Ты наверно слышал о похожих историях от мертвых. Когда приходилось избавляться от жен… И как они справлялись?

Он обернулся и посмотрел на меня, словно ожидая ответа. Но по его взгляду я понял, что отец не хочет слышать правды.

– По-разному, – уклончиво ответил я и встал рядом с мужчиной.

Мы были с ним одного роста. Волосы были уложены практически одинаково. Я также привык складывать руки на груди. В едва различимом отражении стекла было не понять кто из нас кто. Старший родич тоже заметил это и едва заметно усмехнулся.

– Лилия была бы счастлива, видя, каким ты вырос.

– Мы похожи, – сказал я задумчиво.

– Тебе еще придется нарастить мышцы, – отец толкнул меня локтем в бок. – Но вот в плечах ты будешь чуть шире меня лет через двадцать…

Филипп Петрович замер, словно в его голову пришла какая-то не самая приятная мысль. А затем провел по волосам пальцами.

– Не думал, что доживу до момента, когда осознаю, насколько я глуп.

– Ты вовсе не такой, – я покачал головой. – Но люди всегда слепы, когда дело касается их самих. Мы лишь в чужих глаза видим даже мелкие соринки…

– Мне стоило догадаться, что происходит под моим носом, – мрачно оборвал меня отец. – Я все же не простой обыватель, а один из лучших жандармов этого города. Но позволил злу твориться в собственном доме. И поэтому потерял любимую женщину. Потерял твою мать. И тебя…

– Я не потерялся, – возразил я.

– Разве? – с горечью уточнил князь и приложил кулак к подбородку. – Я был обязан выбрать своего ребенка, а не постороннюю женщину. Никогда не смогу простить себе этого. Этим поступком я предал Лилию…

– Перестань, – оборвал я князя и повернулся к нему, положив руку на плечо. – Со мной все было не просто. Судьба одарила тебя темным сыном. Ты не сумел бы справиться с моим воспитанием. Поверь, ты бы сломал меня, пытаясь сделать все как надо. Давай оба признаем, что жизнь все расставила по своим местам. Все сложилось так, как должно было. И никак иначе. Слышишь?

Филипп долго не отводил от меня пронзительного взгляда, а потом привлек к себе, крепко обняв.

– Я не заслужил тебя, сын. Искупитель подарил мне лучшего наследника.

– Быть может, судьба еще побалует тебя…– предположил я и отец вздрогнул.

– Я должен был отпустить ее, – тихо сказал он, отстраняясь. – Пойми, какую бы ошибку Маргарита не совершила много лет назад, я не мог отнять у нее дитя. По закону я в своем праве.

– Все верно, – кивнул я.

– Но по совести, все не так, – отец вздохнул. – Я уже не справился с воспитанием тебя. Не хватало еще взять на себя ответственность за второго ребенка. Да и неправильно это – отнимать у матери ее дитя. Маргарита мечтала о ребенке. Она будет любить его и заботиться как о сокровище. В этом я не сомневаюсь.

– Ты поступил благородно, – не раздумывая, ответил я. – Не знаю, смог бы я повести себя так же в этой ситуации.

– Мы похожи, – напомнил мне отец, – Но я хочу верить, что тебе не придется принимать таких же решений. Никогда. Пусть у тебя все будет лучше, чем у меня.

Я хотел ответить, но в этот момент в комнату вошла Людмила Федоровна. Она смутилась, увидев нас, стоящих у окна.

– Простите, не знала, что вы беседуете, – тихо произнесла она и попятилась.

– Все в порядке, – улыбнулся я. – Вы нам не помешали. Вы всегда вовремя.

– Скажешь тоже, – отмахнулась женщина. – Быть может, вам приготовить чай? Морозов оставил у нас кисет и кажется, что он какой-то волшебный. Потому что травы в нем никак не заканчиваются. Я боюсь сглазить, но каждое утро мешочек становится полным, несмотря на то, что накануне мы заваривали чай несколько раз.

– Чудеса случаются, – предположил я.

– Ты думаешь? – уточнила Яблокова, но почему-то посмотрела на моего отца. Но тут же смущенно отвела глаза и прошла на кухню.

– Мне пора, – тихо сказал Филипп, посмотрев на часы.

– Уверен? – нахмурился я.

– Дела сами собой не решаться… – усмехнулся князь. – Мы и так тут задержались с Зиминым. Станислав Александрович не смог отказаться от вкусностей, которые ему предложила Людмила Федоровна. Она чудесно готовит.

– Я не об этом, – оглянувшись, я удостоверился, что наш разговор останется приватным. – Ты на самом деле должен уйти, или ищешь повод покинуть этот дом?

– О чем… – отец осекся, заметив мой пристальный взгляд, которым я обычно одаривал вредных призраков. – Мне стоит заняться…

– Мир не рухнет, если ты позволишь себе не торопиться, – возразил я. – Можешь остаться и выпить чаю.

– Хочешь терпеть мои разговоры? – усмехнулся князь, но мне послышалось напряжение в его голосе.

Я покачал головой, понимая, что более упрямого человека найти будет несложно. Достаточно было взглянуть в зеркало.

– Отец, знаю, ты буквально на днях потерял супругу. Но мы оба знаем, что вы с Маргаритой отдалились друг от друга очень давно. Последнее время и вовсе не виделись. А учитывая вскрывшиеся тайны…

– К чему ты клонишь? – нахмурился старший Чехов.

– Ты и сам понимаешь, – криво усмехнулся я. – Недаром ты один из лучших жандармов этого города со времен Смуты.

Мужчина бросил взгляд в сторону кухни и сжал зубы. Желваки на его челюстях дрогнули.

– Мы разные, – просипел он.

– И это важно?

– Ты не понимаешь…

– Неужели? – я скрестил руки на груди за пару секунд до того, как отец сделал то же самое. – Не так давно ты доверился моей мудрости, полученной от мертвых. И я скажу тебе, хотя ты и не спрашивал: сотни усопших жалеют о том, что вовремя не решились изменить свою жизнь. Они были бы рады все исправить, но становилось слишком поздно. Каждый раз, когда я провожу их на ту сторону, они мечтают начать все заново и не бояться жить.