Текст книги ""Фантастика 2025-168". Компиляция. Книги 1-34 (СИ)"

Автор книги: Илья Романов

Соавторы: Павел Барчук,Сергей Орлов,Марина Рябченкова,
сообщить о нарушении

Текущая страница: 192 (всего у книги 339 страниц)

– Госпожа Нечаева попросила доставить ее домой – оказалось, что ее папенька хотел с ней встретиться, – с готовностью сообщила Яблокова. – Я подумала, что лекарь пожелал выяснить, зачем ей понадобился Сосновцев. Предложила остаться у нее. Но девочка сказала, что мне не о чем беспокоиться.

– Насколько я знаю, родители души не чают в Арине Родионовне. И отец наверняка просто решил убедиться, все ли с ней хорошо.

– И удостовериться, что она ночует дома, – едва слышно пробормотала Людмила Федоровна, но тотчас приняла совершенно невинный вид.

– Я бы никогда не сделал ничего, что могло бы испортить репутацию Арины Родионовны, – хмуро бросил я.

– После официального знакомства семей станет легче, – невозмутимо продолжила женщина. – К тому же папенька вашей невесты практически незнаком с вами. Будет славно, когда он поймет, что вы человек порядочный и ему не о чем беспокоиться.

– Вы решили объявить о помолвке? – оживился Лаврентий Лавович. – Это ведь замечательно!

– И чем же это нравится именно вам? – подозрительно прищурился Фома.

– У меня будет еще одна пациентка, за здоровьем которой необходимо будет следить!

Невольно я заразился радостью лекаря и улыбнулся ему в ответ.

Глава 18
Вечерние посиделки

Остаток вечера прошел относительно спокойно. Яблокова охотно позволила лекарю проверить свое состояние. Пожаловалась ему на плохой сон и попыталась манипуляциями вынудить Лаврентия дать рекомендацию курить по вечерам. Однако парень оказался верным своим убеждениям и не поддался на уговоры.

– Курение чрезвычайно вредно, – упрямо заявил лекарь. – Особенно опасно для вас наличие угарного газа, который будет влиять на мозг…

– Оставьте свои лекции для других, юноша! – отмахнулась женщина и покосилась на явно довольного результатом этой беседы Фому.

Тот сидел за столиком, усердно делая вид, что читает газету. Но я заметил, что он раз за разом пробегал глазами по одной и той же странице, то и дело косясь на лекаря.

– Я курила большую часть своей жизни! – продолжила возмущаться Людмила Федоровна.

– Поспорил бы с этим утверждением, – подал голос я. – Пусть официально вы и были мертвы все эти годы, однако ваше тело оставалось живым.

– И к чему это ты сказал? – ехидно осведомилась соседка.

– К тому, что ваша зависимость осталась только у вас в голове, – спокойно пояснил я.

Женщина нахмурилась.

– Ты недооцениваешь силу моих страданий! – заявила она. – Бросить курить не так легко, как тебе кажется.

– На самом деле, через полчаса после курения тяга к никотину исчезает, – буднично сообщил Лаврентий Лавович. – И каждое утро человек заново начинает курить.

– Какая глупость! – фыркнула Яблокова.

– Иначе ночью вы бы просыпались каждый час, чтобы закурить, – продолжил лекарь. – К тому же вам стоит вспомнить, какой невкусной вам кажется ваша первая сигарета после пробуждения.

– Я плохо это помню, – проворчала Людмила Федоровна. – И не понимаю, почему должна оправдываться за свою блажь, и уж тем более просить разрешения.

При этом женщина выразительно взглянула на Питерского, который продолжал усердно всматриваться в газетный лист.

– Вы можете делать все, что пожелаете, – вздохнул лекарь. А затем, понизив голос, продолжил: – Но я должен вас предупредить, что никотин ужасно плохо действует на котов.

– Что? – подозрительно нахмурилась бывшая призрачная дама.

– Для кошачьих сигаретный дым вреден, – пояснил Лаврентий Лавович. – Даже если они находятся рядом с курящими, или в комнате, где этим занимались.

– Вы ведь шутите? – нервно уточнила Людмила Федоровна.

– Зачем бы я стал так поступать⁈ – оскорбленно вскинулся парень. – Вы намекаете, что я лгу?

– Искупитель с вами, Лаврентий Лавович! – тотчас всполошилась Яблокова. – Я просто предположила, что это всего лишь теория.

– В доме курильщиков коты живут на несколько лет меньше, чем у людей, которые этой зависимости не подвержены, – авторитетно заявил лекарь. – И учтите, что это для человека не будет вредно, если комнату проветрят после курения. А коту еще неделю будет дурно от табачного дыма.

В этот момент Питерский слегка кашлянул, словно подавившись. А потом постучал себя по груди кулаком.

– Пойду я, пожалуй, проветрюсь, – негромко объявил он, сложил многострадальную газету и вернул ее на стол. Направился к выходу.

Яблокова проводила парня встревоженным взглядом, а потом подалась к лекарю и цепко ухватила того за ворот.

– Признавайся, негодник, ты все это выдумал⁈ – прошипела она.

И от ее разъяренного вида опешил даже я. Парень попытался вывернуться из рук Яблоковой, но это было не в его власти. Людмила Федоровна цепко держала гостя, не давая ему ни одного шанса вырваться.

– Нет… – прохрипел он после некоторой паузы.

– Небось, вместе с Фомой придумали способ, как меня отучить от курения? – не унималась женщина.

– Надеюсь, меня вы не подозреваете? – осведомился я и тотчас пожалел, что напомнил о себе.

Людмила Федоровна взглянула на меня коршуном. Прищурилась, и мне показалось, что в ее зрачках колыхнулось пламя. Обстановка накалилась в прямом смысле этого слова, даже несмотря на то, что блокирующие браслеты на руках огневички не позволяли ее стихии вырваться наружу.

– Все знают, что котам становится дурно от табака, – проворчал вовремя явившийся на огонек Козырев. – Я когда про то прознал от зверского лекаря, так сразу же курить бросил! Мне Барсик был дороже этого баловства.

– И как же ты бросил? – недоверчиво спросила Яблокова, выпустив из пальцев воротник лекарского пиджака.

Призрак обрадовался, что к нему обратилась хозяйка дома, и сразу приосанился. Я же вызвал тотем и проявил Козырева в нашем мире, чтобы его слова услышал любопытный Лаврентий Лавович.

– Да все проще, чем кажется, – с готовностью затараторил дух, погладив пенек, который устроился рядом с ним. – Я понял, что привычка – вторая натура. Потому я таскал с собой трубку на случай, если мне станет невмоготу. Стоило забыть эту треклятую вещицу, как в меня словно бес вселялся. Я злился, нервничал и доставал всех вокруг…

– То есть, обычно вы были тихим и милым собеседником, и только отсутствие табака делало вас несносным? – иронично уточнил я.

Призрак тотчас поправился:

– Я имел в виду, что я начинал доставать людей намного больше, чем в обычное время. Порой заходил в ближайшую лавку и покупал пачку самых вонючих сигарет, которые, конечно же, никогда не курил. Но от того, что в кармане лежал табак, мне становилось легче. В очередной раз, когда я выбрасывал дома такую вот запечатанную пачку, я наконец смекнул, что мне не хватает не табака, а вот этого ритуала, когда я раскуривал трубку и подолгу сидел у камина, читая книжку. И я попросил одного мастера выточить мне трубку из кварца, в которую вместо табака можно помещать травы и пропитанную маслами щепу. Сверху у трубки имелась крышка, которая не давала ароматам выветриться. Так вот, я завел привычку частенько втягивать в себя целебный воздух, словно куря обычную трубку. И даже выдыхал так, будто выталкивал из себя дым… Лекари признали позднее, что именно эта моя новая привычка помогла мне избавиться от хронического кашля, которым я мучался много лет.

– Травы и смолы? – с сомнением фыркнула Людмила Федоровна.

– Эвкалипт очень хорош, – закивал призрак, а потом тоскливо вздохнул. – Мой кот любил сидеть рядом со мной, когда я дышал через трубку. И оно того стоило…

Яблокова поджала губы и решительно направилась в свою комнату. Как только она скрылась из виду, я взглянул на Лаврентий Лавовича.

– Мне вы можете признаться, что придумали все вместе с Питерским.

Затем я посмотрел на Василия и уточнил:

– Но как они вас-то смогли уговорить подыграть в этом спектакле?

– Даже уговаривать не пришлось, – призрак развел руками. – Лекари настрого запретили мне курить, потому как от этого у меня ужасно страдали легкие. И даже хорошие целители признали, что эта дурная привычка однажды меня убьет. Дошло до того, что я не мог спать без кашля. И задыхался даже во время обычной прогулки. А жить мне все же ужасно хотелось! Вот один из лекарей и придумал для меня эту трубку с травами. И назвал ее «энгалятором». Он велел мне энгалировать по три раза в день, не меньше. Я поначалу не понял, что он имел в виду, и даже собирался его поколотить, но вовремя одумался.

– И вы так сами и бросили курить? – удивился я. – Без помощи душеправа?

– Поверьте, юноша, тяга к табаку изрядно преувеличена, – авторитетно заявил Козырев. – Она всего лишь у нас в голове. Когда я понял, что табак меня на самом деле убивает, то выбросил его в тот же день и больше никогда не прикасался к этому яду. И трубку с ароматным сбором я с собой таскал лишь потому, что меня привыкли видеть с трубкой. А пояснять каждому, что у меня проблемы со здоровьем, мне не хотелось.

– И она вас не успокаивала? – разочарованно уточнил лекарь.

– Ну, уж если откровенно, то трубка и впрямь помогала не думать о табаке, – признался призрак.

– Это очень интересный метод расстаться с дурной привычкой, – воодушевился парень. – Я бы хотел провести исследование на эту тему и все задокументировать тщательнейшим образом. Это может многим оказаться полезным. Ведь принято считать, что избавиться от вредной тяги с табаку крайне сложно.

– И назовите метод «козырным»! – заулыбался Василий. – Я вам расскажу про все травы и смолы, которые добавлял в сборы.

– Там ведь не было ничего дурманящего? – деловито поинтересовался Лаврентий Лавович.

– Молодые сосновые шишки считаются? – без тени улыбки уточнил призрак.

Лекарь покачал головой:

– Нет.

– Значит, ничего дурацкого я не использовал, – заключил мужчина. И добавил: – Я никогда не был дураком, и не стал бы избавляться от одной вредной привычки, чтобы заменить ее на другую.

Лаврентий Лавович вынул из кармана небольшую записную книжку и обломок карандаша, приготовившись записывать.

– Мне хочется составить список ингредиентов, – пробормотал он и лишь потом взглянул на меня. – Вы позволите мне поговорить с вашим миньоном?

– Я не слуга некроманта! – возмутился Козырев и сразу же раздался в плечах.

– Спокойно! – Я слегка повысил голос, добавив в него силу. – Лаврентий Лавович – часть моей семьи.

– Прямо уж и припугнуть нельзя… – проворчал Василий, разом стряхивая с себя жуткую маску.

– Так вы свободный призрак? Такой же, как Виноградова? – восхитился лекарь.

– Она тут? – всполошился старик. Он замерцал и принялся озираться.

– Вы знали эту женщину? – спросил я, жестами давая понять Лаврентию, что говорить лишнего при новом призраке все же не стоит.

Василий пригладил волосы.

– Про нее среди призраков ходят разные слухи, мастер некромант, – начал он. – Она умеет шептать, и даже я сам не раз ее слышал. Неужто она у вас обитает? Вы ее сделали своей прислужницей?

– Любовь Федоровна перебралась в другое место обитания, – уклончиво ответил я. – Здесь ее призрака больше нет.

– Слава Искупителю! – с облегчением пробормотал мужчина. – Я слышал, что при жизни она была на редкость стервозной дамой. Даже боюсь представить, как испортила ее смерть.

– Просто ты боишься, что она могла бы тебя сожрать, – проворчал Фома, который как раз поднялся по ступеням.

– А если и так! – не стал отпираться Козырев. – Меня редко когда бабы пугали, я при жизни и сам мог кого угодно застращать. Но про Виноградову даже мертвые говорят шепотом.

Я покачал головой.

– Вон оно как…

– Так вы не возражаете, если мы с вашим гостем пообщаемся? – вновь задал вопрос лекарь, открыв блокнот на пустой странице.

– Можете воспользоваться приемной, чтобы сделать записи. Я оставлю тотем, пока он вам будет нужен, – позволил я.

– Это не сильно вас затруднит? – лекарь внимательно посмотрел на меня. – Мне бы не хотелось, чтобы вы истощились.

– Если вдруг Василий для вас пропадет, то кликните меня, – предложил Питерский. – Я вам стану переводить его слова, чтобы вы их записали.

– Как славно! – восхитился лекарь. – Не возражаете, если я останусь в гостевой на ночь?

Я не стал отказывать парню, точно понимая, что он не заснет, пока не запишет рецепты сборов. А оставшуюся часть ночи будет придумывать собственные.

Когда лекарь с призраком покинули гостиную, Питерский посмотрел на дверь комнаты Яблоковой и уточнил:

– Полагаете, она бросит эту гадость?

– Мне кажется, что она и сама больше не хочет курить. Я точно помню, что она жгла сигареты, будучи призраком, хотя и не могла чуять дыма. Ей было важно помнить о своем прошлом, чтобы не потерять себя в посмертии. Думаю, сейчас она ищет какой-то якорь, который позволит ей ощутить себя живой.

– А может, ей просто нравится, что мы уговариваем ее не браться за сигареты? – предположил помощник.

– Может, так оно и есть, – кивнул я и усмехнулся. – В любом случае стоит придумать для Людмилы Федоровны занятие, при котором она будет чувствовать свою важность.

– Она и так важная, – вздохнул Фома. – Для меня она стала доброй тетушкой, которой у меня никогда не было. Она научила меня танцевать, кормила блинчиками, заботилась, когда меня шарахнуло взрывом. Иногда бранила, но делала это по-доброму. Никто обо мне не заботился так, как это делала наша женщина.

Мы с ним и не заметили, как дверь комнаты Яблоковой отворилась, и у нашей беседы оказалась свидетельница.

– Спасибо, мой хороший! – сипло сказала она и стремительно подошла к Питерскому, чтобы его обнять. – Спасибо, что ты видишь меня такой!

– Вы для меня очень важная, Людмила Федоровна, – глухо пробормотал парень. – И уж если вам так нужны эти треклятые сигареты…

– Не буду я курить, – всхлипнула женщина. – Не хватало еще из-за них меньше жить. У меня ведь еще столько дел задумано…

С этими словами Яблокова положила на стол портсигар и мундштук.

– Выбрасывать их было бы глупо, – пояснила она смущенно. – Можно отнести антиквару, он заплатит за все большие деньги.

– У нас и без этого хватает денег, – неожиданно выдал Питерский. – Я сам закажу вам трубку для трав. И потрачу на нее сколько понадобиться, чтобы вам было не стыдно вынуть ее в самом высоком обществе!

Мне оставалось лишь диву даваться, глядя на этих двух самых бережливых на моей памяти людей, которые вместе отправились на кухню, чтобы выбросить столь дорогие вещи в мусорное ведро. Затем Яблокова поставила чайник на плиту и предложила напечь нам блинов. Отказываться никто и не подумал. Чуть позже Людмила Федоровна с Фомой отправились в приемную, чтобы узнать, как движется опрос призрака. И заодно выяснить, не пострадал ли там лекарь от вредного Козырева.

Я же отправился в свою комнату, быстро принял душ и лег спать. Уже лежа в постели, я решил наведаться завтра на мануфактуру, где работал парень, который изготавливал игрушки и к которому придирался управляющий.

После этого я провалился в глубокий сон.

Будильник я устанавливать не стал и поэтому проснулся чуть позже обычного. Мануфактура, которую я сегодня собирался посетить, работала до шести часов вечера, так что торопиться было некуда. Поэтому некоторое время я просто лежал в кровати, глядя в потолок и думая ни о чем, а затем с неохотой встал и направился в ванную, где холодная вода быстро согнала с меня остатки сна. Я наскоро привел себя в порядок, взглянул в зеркало и вышел из комнаты.

В гостиной меня встретила Людмила Федоровна, компанию которой составляли Арина Родионовна и мой отец. Они пили чай и о чем-то тихо переговаривались. Из обрывков фраз я понял, что Яблокова и Чехов делились друг с другом байками времен Смуты. Нечаева же с интересом слушала эти истории.

– Доброе утро, – произнёс я, чтобы обозначить свое присутствие в комнате.

Собравшиеся в гостиной тут же прервали разговор и одновременно взглянули на меня.

– Какое утро⁈ – удивленно произнёс отец. – Время близится к полудню, а ты…

Он хотел добавить еще что-то, и я уже был готов выслушать лекцию о том, как полезны ранние подъемы, но Яблокова укоризненно посмотрела на старшего Чехова, и к моему удивлению отец смущенно оборвал речь на полуслове.

– Не знал, что ты приехал, – ответил я, усаживаясь за стол. – Мог бы и предупредить, что заглянешь в гости с утра. Например, позвонил бы.

– Я хотел. Но Людмила Федоровна сказала, что этого делать не стоит…

Яблокова мягко процитировала саму себя:

– «Мальчик и так работает на износ, пусть хотя бы день отдохнет от забот».

Я заметил, что при этих словах Арина Родионовна лукаво улыбнулась, но все-таки промолчала.

– Фото… – начал было я, но Филипп Петрович меня перебил.

– Арина Родионовна уже передала мне их. И… – Отец взял со стоявшего рядом кресла папку и протянул ее мне. – Вот. Все твои подозреваемые.

– Быстро, – оценил я, принимая документы.

– Все они либо неоднократно привлекались, либо в свое время помогали жандармерии, – просто ответил отец. – Тем более, ты сам сказал, что все они мертвы. Даже годы жизни были указаны. Так что задача была несложной.

– Спасибо, – растерянно ответил я и отложил папку, посчитав, что, если начну просматривать бумаги за столом, то проявлю тем самым неуважение к собравшимся.

Вместо этого налил себе чай и сделал глоток.

Филипп Петрович и Яблокова сразу вернулись к своей беседе, которую я слушал вполуха. Но, судя по всему, они нашли общий язык. Мы же с Ариной Родионовной допили чай и, откланявшись, покинули гостиную.

Глава 19
Деловой день

– Простите, что не предупредил вас о том, что сегодня можно взять выходной, – начал я, когда мы спускались по лестнице.

– Я поначалу хотела заняться своими делами, – ответила Нечаева и смущенно улыбнулась. – Даже проснулась пораньше, а потом все же решила заехать в гости. Полагала, что Яблокова будет рада меня видеть. Я захватила для нее дамские журналы.

– Нам стоит оформить подписку на и некоторые издания, – спохватился я.

– Не надо, – успокоила меня девушка. – Я с радостью буду приносить свои журналы для Людмилы Федоровны. А потом она сама решит, какие захочет выписать.

– Я ведь получил от почты грамоту! – вспомнил я. – Полагаю, можно будет попросить у них каталог, чтобы ознакомиться со всем списком изданий.

– Это хорошая мысль, – поддержала меня девушка. – Когда я пришла, то встретила в гостиной князя Чехова. Оказывается, он приехал по вашему приглашению. Мне даже показалось, что я ужасно смутила Филиппа Петровича.

– Вы ему нравитесь, – уверил я Нечаеву, и девушка опустила глаза.

– Надеюсь на это. Я не использую свои способности на тех, кто мне близок. И на их родных тоже. Поймите меня правильно: мне ужасно не хочется, чтобы они относились ко мне хорошо только потому, что я сама так пожелала…

Я поймал девичью ладонь и слегка ее сжал. А потом заговорил со всей уверенностью:

– Мне и в голову не приходило, что вы можете манипулировать кем-то из нас. Ни на секунду.

– Спасибо.

Девушка оглянулась, убеждаясь, что свидетелей нет и привстала на носочки, чтобы коснуться губами моей щеки.

Я на мгновенье зажмурился, ощутив, как во мне кружатся искры белой силы. Каждый волосок на коже приподнялся, а в груди жарко забилось сердце.

– Всегда будет так? – сипло спросил я.

– Не знаю, – рассеянно ответила Арина Родионовна.

Я улыбнулся ей, отчего-то совершенно уверенный, что счастье будет зависеть от нас самих.

– Я помогал вашему батюшке разобраться с фотокарточками, – послышался знакомый голос, и мы обернулись.

Из стены приемной с довольным видом вышел Василий.

– Спасибо, – ответил я, нехотя выпустив пальцы Арины Родионовны.

Затем прошел к столу для посетителей и сел в кресло. Нечаева устроилась рядом, с интересом глядя на папку, которую я держал в руках. Я открыл ее, и вынул несколько листов, к каждому из которых оказалось прикреплено фото.

На бумагах, полученных от отца, была краткая биография по каждому монархисту. Год и место рождения, приводы в жандармерию, аресты, а также даты смерти. К моему удивлению, судимости были не у всех. Многих монархистов отпускали либо сразу после задержания, либо уже из острога. Отец был прав, черносотенцы активно сотрудничали с администрацией, и в благодарность за это их исключали из дела. Сидело по каторгам всего несколько человек. В основном, они были большими людьми в преступном мире и отправлялись в неволю скорее добровольно, чтобы возглавить ячейку монархистов на каторге или в остроге.

Этих людей я вычеркнул из списка сразу. Потому что все идейные черносотенцы умерли на разных каторгах по всей необъятной Империи. Их тела, скорее всего, уже давно кремировал каторжный огневик. А кататься и искать призраков на территории от Петрограда до самой Сибири мне не хотелось. И после того, как я отложил снимки всех таких монархистов в отдельную стопку, у меня осталось восемь человек.

– Какие отвратительные… лица, – пробормотала Нечаева, рассматривая фото из стопки отложенных мною бумаг. – Павел Филиппович, а вы заметили, что все они в чем-то похожи друг на друга?

– Преступный мир меняет человека, – не отрываясь от чтения произнёс я. – Шрамы на лице, чаще всего от поножовщины, одинаковые прически… Тяжелый взгляд, кривая усмешка…

– Поножовщины? – непонимающе переспросила Нечаева.

– В острогах и на каторгах установлены блокираторы силы, – пояснил я. – Так что разборки между бандами, которые часто происходят в тюремных дворах, идут просто при помощи самодельных ножей и других подручных средств.

– Жуткое место… – пробормотала девушка. – И как люди должны перевоспитаться в таких условиях?

– Основная задача заключения на каторге – временная изоляция опасного человека от общества. И с этим система вполне справляется.

– Но почему?

– Потому что общество не терпит каторжников, – спокойно ответил я. – На каторге перед бастардами стоит лишь выбор, к какой из преступных сил придется примкнуть. Все знают, что в одиночку там не выживают. А здесь, на свободе, их ничего не ждет. Люди будут с подозрением на них коситься, работу найти будет трудно. Если что-то случиться в доме, где обитает бывший каторжанин, то его первым обвинят в произошедшем. Даже если все будет указывать на его невиновность.

– Это несправедливо! – нахмурилась девушка, уже иначе глядя на снимки.

– По статистике рано или поздно бывшие каторжники возвращаются к преступному ремеслу. Таков путь.

– Но…

– Избави вас Искупитель пожалеть каторжан, решив, что они несчастные люди, которым просто не повезло в жизни! – предупредил я. – Большинство из них сами выбрали свою судьбу. И они не променяли бы ее на другую. Во многих семьях каторга – что-то вроде наследственного пути. Сыны идут по стопам отцов и делают это с гордостью. Конечно, можно подумать, что у них нет выбора. Однако даже если выбор есть, то довольно часто эти ребята предпочитают привычную дорожку. Даже если дать им работу, то они все равно займутся преступными делами. Они кажутся им привычнее и легче. К тому же честно работать многим не позволяют убеждения.

– Правду говорите, мастер некромант, – подал голос Козырев и забрался на подоконник, чтобы нам было его видно. – Мне приходилось нанимать таких вот бедолаг. Они завсегда просились в охрану. И не потому, что хотели защищать мое имущество. А для того, чтобы стащить что-нибудь темной ночью… Я обещал заплатить пять рублей, чтобы они переместили батареи из одного ангара в другой. Мужики попросились работать вечером, чтобы не светить мордами бандитскими. Ну, платить им наперед я не стал. И деньги оставил в старой тумбочке в ангаре, который им удастся освободить от радиаторов.

– И они отработали эти деньги? – полюбопытствовала Нечаева.

– Еще как! У меня не забалуешь. Все потому, что на других дверях склада были крепкие замки, – фыркнул призрак. – Я ведь не дурак, чтобы таким людям доверять. Это вы – дамочка молодая и наивная. Еще и пожалеть такого надумаете. А ему только того и надо. Начнет вам про жизнь свою тяжелую заливать, про судьбу-злодейку. Будет уверять, что попал в острог без вины. Там каждый душегуб сочиняет, что бабушку через дорогу переводил, а на нее напали душегубы. Наверняка, чтобы отобрать пенсию, которую та получила накануне на почте. Так вот, почти каждый защитил такую вот незнакомую бабушку или девицу, которая потом сбежала, испугавшись последствий. Только никто не скажет, что бабку ту, он сам же и ограбил, а девица бежала не без причины.

– Думаете, что я настолько глупая, чтобы поверить в такие сказки? – насупилась Нечаева.

– Таких сказочников вы еще не встречали, княжна, – покачал головой Козырев. – Да вы не обижайтесь на старика, я же не обидеть вас хочу, а предупредить. Эти каторжане могут так красиво рассказывать о своей нелегкой судьбине, что не каждый писака сможет описать в книжке. Только все, что они говорят, надо умножать на ноль.

– Иногда и невинные попадают в острог, – осторожно вставил я, вспомнив Петра из монастыря.

– Случается и такое, кто ж спорит? – закивал Василий. – Лес рубят – щепки летят. Да только черносотенцев вряд ли можно назвать невиновными. Они совсем не зря рисуют на своей коже знак принадлежности к банде.

– Это все же очень грустно, – вздохнула девушка.

– Преступная среда зреет не на каторгах, – продолжил я, перебирая документы. – А в рабочих районах и приютах. И я уверен, когда-нибудь это все поменяется.

Арина Родионовна отложила бумаги. Я же продолжил перебирать листы с биографиями.

Двое из восьмерых умерли далеко от Петрограда, и поэтому я их убрал в сторону. Осталось шестеро. Трое из них по вполне естественным причинам умерли в городских притонах. Причем, времени с момента их смерти прошло достаточно много. От пары месяцев до полугода. Еще двое погибли в авариях. Последний из списка монархистов трагически скончался несколько дней назад, при разборке на каторжном дворе. И меня терзали смутные сомнения, что это трагическое событие – дело рук Рипера. Я положил нужный лист поверх других и внимательно взглянул на снимок.

Лицо черносотенца показалось мне смутно знакомым. И только несколько минут спустя я вспомнил, кто был на карточке. Тот самый монархист, которого я загнал в долг в больничной палате! Видимо, это событие было сложно скрыть от общественности, и черносотенцам пришлось избавиться от стукача, свалив это на криминальную разборку.

Задача становилась интереснее. Тем более, труп мертвого монархиста до сих пор лежит замороженным в прозекторской острога. А притащить на допрос тело было куда проще, чем искать привязку призрака. Поэтому я решил начать допрос свидетелей в деле против Свиридова именно с него.

Я резонно решил, что души монархистов, умерших от естественных причин и аварий, скорее всего уже давно прибрал ловидух. К тому же соваться в притоны черносотенцев в поисках нужных мне призраков не очень-то хотелось. Даже если самого призрака можно было вызвать для разговора вне здания, то предмет-привязку придется искать в той самой квартире, где умер монархист. А терпение у монархистов не безграничное. А предметы-привязки погибших в авариях скорее всего уже давно пропали.

Убитый же в остроге вполне мог мне подойти. Причем, можно было попытаться забрать на допрос его тело. Даже если мертвяк не дотянет до суда, хотя бы первичные показания жандармам он дать сможет. Тем более, допрос можно будет снять на видео. Думаю, что камеру для этой процедуры несложно будет добыть, так же как и получить от эксперта заключение, что пленка подлинная. А дальше уже можно будет искать предмет, к которому был привязан мертвый черносотенец.

Я довольно улыбнулся, сложил пополам лист с биографией нужного мне свидетеля, и убрал его в карман пиджака.

Но займусь я этим уже после того, как разберусь с делом мастера игрушек – Андрея.

Мои размышления прервал стук в дверь. А через несколько мгновений послышались тяжелые шаги, дверь открылась, и я услышал голос гостя:

– Письмо для Павла Филипповича Чехова!

– Покажи, – грозно потребовал Фома.

– А вы, мастер… – начал было курьер.

Но Питерский его перебил:

– Мастером я был при жизни! Теперича я миньон адвоката-некроманта, который вернул меня с той стороны. Если не покажешь письмо – я тебя съем. А письмо все равно отберу.

В подтверждение своих слов Фома щелкнул зубами, и спорить доставщик не стал. Послышалось его громкое «ик», а потом зашелестели быстро перебираемые в сумке бумаги. На третьем звуке испуганного икания я не выдержал, встал с кресла и подошел к двери. Питерский посторонился, а я принял конверт из рук бледного парнишки. Подписал бумаги, дал посыльному мелкую купюру на чай. Покосился на хмурого Фому и немного подумав, добавил еще одну.

– Спасибо, – поблагодарил я мальчишку. – Ступай.

Дважды гостя просить не пришлось. Он испуганной мышью метнулся с крыльца, подхватил стоявший у дома самокат и бросился к воротам.

– Ну и зачем? – спросил я у Фомы, рассматривая конверт, на котором стоял судебный штамп.

– Дак он из этих… – хмуро ответил слуга. – Опасный для общества человек. Никакой порядочный подданный Империи не станет пользоваться самокатом. Только зловредный. Таких надо воспитывать. Жаль, что император отменил порки розгами на площади. Каждому самодураку всыпать бы пяток розг – враз бы перестали на своих двух колесах кататься.

– Ты слишком строг к людям, – пробормотал я и направился к столу секретаря.

Взял из подставки нож для бумаг, вскрыл конверт. Тяжело вздохнул. Внутри лежала повестка на заседание по делу пропавшего улова, которое должно было состояться послезавтра.

– Что там, Павел Филиппович? – уточнила Нечаева.

– Повестка на заседание, – ответил я. – Придется писать ходатайство о переносе заседания, чтобы успеть ознакомиться с делом.

– Я все устрою как положено, Павел Филиппович, – поспешно заверила меня секретарь и села за свой рабочий стол.

– Спасибо.

В жилом крыле послышались голоса Яблоковой и отца. И только сейчас у меня в голове промелькнула мысль, что забрать из прозекторской труп, дело явно непростое. Вряд ли мне отдадут его по вежливой просьбе. Придется снова просить о помощи. И я положил конверт на стол, а сам быстрым шагом направился к дверям.

– До встречи, Людмила Федоровна! – послышался голос отца.

Я вошел в жилое крыло. Князь уже стоял у дверей, собираясь уходить.

– Отец, у меня к тебе еще одна просьба, – быстро начал я. – Она может показаться немного… необычной. Но тем не менее очень важной.

Филипп Петрович внимательно взглянул на меня.

– Слушаю…

Я достал из кармана лист с информацией об убитом в остроге монархистом и протянул его князю. И произнес, стараясь, чтобы мой голос звучал обыденно:

– Этот человек был убит в Крестовском остроге несколько дней назад. И мне нужно получить его тело. Чтобы оно выступило свидетелем и дало показания против Свиридова.

Чехов застыл на пару мгновений, потом гулко сглотнул, глядя на меня и обдумывая мою просьбу. А затем кивнул:

– Звучит и правда необычно… Видимо, даже будучи частью семьи некромантов, я никогда не привыкну к таким просьбам. Но раз он нужен тебе как свидетель… Что ж, я позвоню кому следует.